Он демонстративно принимается возиться с костром, игнорируя «пляски» Данилы вокруг пострадавшего. И умом понимает, что надо бы помочь. Не элементалю, а младшему напарнику, который сейчас вообще сам на себя не похож.
Впрочем, Данила и так сам на себя непохож в последнее время. Все изменилось после той вылазки за Смирновым, когда они с Рин буквально отправились «в самоволку». А потом вернулись уже… Нет, не друзьями. Даже кем-то большим. Как будто семьей. И сразу же Данила вписался в компанию альтернаторов, без проблем сдружившись с Хомячком. Как будто его место занял какой-то другой человек. Как будто на той вылазке что-то произошло такое, что у парня мозги перевернулись и мировоззрение поменялось кардинально.
Сталкер нахмурился. Данилу он знал уже достаточно много лет. Три года — именно столько времени он сам командует группой, в которую попал и Данила. И если до этих лет Ульман хоть и пересекался с Данилой, но знакомства не водил, то после включения парня в состав отряда пришлось хоть как-то, но налаживать отношения. Что было очень сложно. Нет, вроде как и подчинялся он приказам, и проблем не доставлял, но держался как-то… Вне компании все время. Только сейчас Эд понимал, почему именно. Знать, кто и когда умрет, но быть неспособным что-то сделать с этим… Врагу не пожелаешь, не то что напарнику. И вся эта колючка, дистанцирование, отказ от совместных посиделок и задушевных разговоров… Все это было не потому что парень был сам по себе паскудным, как считали некоторые товарищи по ордену. И даже не потому, что в детстве ему досталось от других людей, как считал Ульман, частично знакомый с биографией подчиненного. А просто потому, что больше всего на свете парень боялся привязываться к кому-то.
Все этого боялись, конечно, но у них не было знания правды. Они могли считать, что смогут спастись сами, спасти кого-то близкого. А Данила знал правду. И рассказать никому не мог, и предотвратить как-то. А в силу орденского воспитания еще и наверняка считал это чем-то вроде предательства. Когда знаешь, что человек умрет и не говоришь ему… А смысл говорить?
И потом вдруг на Данилу свалился человек, которому только Данилы и не хватало для полного счастья. А парень внезапно узнал, что его эти «все вижу, все знаю, рассказать кому — не поверят» — не бесполезная хрень для уничтожения его же собственной психики, а весьма полезный инструмент в умелых альтернаторских лапках. Он… Нашел свое место? Там, среди этой камуфляжной братии. И заодно — в Ордене. Ведь больше не нужно было чувствовать себя предателем. И не нужно было бояться ни своих способностей, ни проблем с их практическим применением.
— Я ведь не просил его… — хрипло произносит элементаль.
— Пить хочешь?
— Я не просил… — снова бормочет Эйн. Только тогда до Ульмана доходит, что парень явно не в себе. Судя по всему, понимает это и Данила.
— Не просил. Почему ты так этого боишься?
— Когда просишь… Тот… Власть над тобой получает. Это ведь в обе стороны… — Эйну не хватает сил договорить. Закрыв глаза, парень переводит дыхание. И пытается правой рукой ощупать повязки на левой.
— Лучше не трогай, — Данила перехватывает его руку. Парень не пытается вырваться, только кивает чуть заметно. — И спи. Ты тоже, — последнее явно адресовано Ульману. Боец лишь хмыкает. И от костра не отходит. Спать не хотелось. Даниле, судя по всему, тоже, поэтому вскоре между сталкерами завязался новый разговор.
— О чем это он говорил? И ты тоже. Что за «поводки», «привязки» и прочая хрень?
Это было не очень интересно. И явно не особо-то нужно рядовому бойцу. Но надо было о чем-то говорить и суета вокруг элементаля — лучшая тема, чем попытки гадать, где сейчас полковник с остальными.
— Черт, вот сейчас жалею, что не могу телепатически это показывать. Знаешь, у органиков и сущностей в энергополях есть такая штука… Она их соединяет друг с другом, понимаешь? Рин и Теф мне даже показывали такое в своей памяти. Вот берет она, растворяется в Ринкином энергополе и получается так, что у них на двоих — одно тело. И управлять им они могут по очереди, совместно, либо перебрасывая контроль друг на друга. Ну, примерно так же работает, как одержимость, только последняя по части всяких там низших и не особо умных сущностей при взаимодействии с обычными людьми. Так вот, если у сущности есть привязка к какому-то органику, ее не получится против ее воли затащить на другую привязку или в какую-нибудь ловушку по части захвата и последующего подчинения. Ну, как вот та руна, которую ты разнес. А если привязки нет, то получаем то, что случилось с Эйном. У Теф, кстати, вообще привязка странная — она идет к человеку за пределами этого мира, который эту привязку ни разу не использовал.
— Что ты хочешь сказать? — они думали, что Эйн спит, но он подал голос.
— Смотри, сначала у нее была привязка к другому человеку. Та линия вообще исчезла, остался только слабый энергетический след. Мне кажется, что тот человек вообще умер. Потом она «привязалась» к Рин и там одновременно работало две привязки. Одна — как сущностно-органическая, так ее назовем, а вторая — как у Рин с остальными вокруг. А потом одним днем убрали эту привязку и привязали к Рин кого-то другого, а Теф — к другому человеку. И Рин с новым элементалем работала, там энергополя перемешаны так, что даже в этой жизни след остался, хотя и прошло хрен знает сколько времени. А вот с Теф…
— Перемешаны? — Эйн чуть не подскочил. Но явно вовремя вспомнил, что его «запаковали» в спальник Данилы, да и покалеченная рука неприятных ощущений добавит. — Ты… Ничего не путаешь?
— Сложно спутать учитывая, что органики и сущности выглядят абсолютно по-разному. А чего так переполошился-то? — Данила усмехается. Ульман снова понимает, что парень в последнее время сам на себя непохож.
— В Храме органики никогда не помогали сущностям. По сути, для них народ вроде меня и Теф — живые батарейки. Использовал — выбросил. А к энергополям собственным у них отношение… Считается, что слияние с кем-либо его портит. Особенно если с сущностью.
— Бред. Насколько я видел, все немного наоборот — с Рин сдирается энергия той частоты, которую она не используют, она отдается Теф, а с самой Теф уже снимается то, что ее энергополе за мусор считает и перерабатывать не может. Это же взаимовыгодный симбиоз, нет?
— Это что-то непонятное, — Эйн снова вздохнул и принялся устраиваться поудобней. И в итоге оказался под шумок головой на коленях у Данилы. Младший сталкер лишь привалился спиной к стене и осторожно погладил сразу заснувшего элементаля по голове.
— Сочувствие дьяволу? — хмыкнул Ульман. На самом деле, конечно, Эйна он дьяволом не считал. Так, идиотом разве что. Но с другой стороны… В жизни нет врага страшнее, чем союзник-долбоеб, верно? С этой точки зрения для всего их отряда Эйн — самая большая проблема, большая подляна и основной враг.
— Да нет, знаешь… Я вот просто на него посмотрел и подумал… Если мне его убить хочется только за манеру общения и то, что сегодня было, то сколько же терпения было у Рин, что она мне только врезала однажды? Ну и Артем еще за нее вступился разок в храме. В смысле, этот же просто на всех агрится, а у меня и до адресных высказываний дело доходило и в библиотеке, и уже на Смоленской…
— Ну, она от тебя не шибко-то отставала, девочка подкованная. Прополоскать-то тоже может по-всякому и за языком не следит.
— Так-то оно так, но… Почему она после этого меня спасала? И в библиотеке из-под демона выдернула, и когда Смирнова вытаскивали… Она ведь могла за мной не вернуться. Не спасать — и все на том. Никто бы даже не узнал ничего…
— Ну, знаешь… Мы этого вот тоже могли не спасать. И полковник мог меня… — Ульман осекся понимая, что сказал лишнего. О своем детстве и истории своего появления на Смоленской он почему-то предпочитал не распространяться. Не хотелось ему, чтобы кто-то думал, будто у Мельника к нему какое-то особое отношение. Он ведь ко всем к ним относился, как к семье. Эдика просто опекал больше остальных в детстве, но сейчас все они были на равных. Аня, Эдик, Пашка, весь остальной «младший» состав Ордена… А ведь Мельнику тогда хватило терпения завоевать доверие колючего, как дикобраз, ребенка, который когда-то до конца света сам себе поклялся, что больше никогда и никому не поверит.
— Чего смеешься? — как спектрал определил, что Ульман улыбнулся — вообще непонятно. Хотя, за все время жизни в респираторах они неплохо научились эмоции друг друга различать.
— Да так, подумал тут… Помнишь, какая Ринка к нам пришла? Тоже ведь и огрызалась, и не доверяла поначалу, ну да с ее биографией неудивительно. Мол, раз одни военные чуть на опыты не пустили, так и другие подобными могут оказаться. И ничего, не прибили в итоге ни мы ее, ни она нас. Но ты вот что учти, Данил… Рин-то, хоть и не доверяла, но поставлялась в комплекте со своими моральными принципами и базовыми понятиями о взаимовыручке и командной работе. А если вот этот вот тип всю жизнь просуществовал в этом их Храме, где все жили по принципу «подлижи высшему, пырни ножом нижнего», то он ведь мог это все перенять, принять и с собой в новый мир притащить.
— Ну, если его Рин оставить решила, значит — небезнадежен в плане воспитания?
— Небезнадежен. Возможно. Но, друг мой энергетический, если ты нас подставишь или нож в спину воткнешь, тебе сегодняшняя руна праздником покажется — я в блокноте успел запомнить парочку куда более паскудных штук, — последнее Ульман произнес демонстаративно в сторону элементаля. Давая понять, что в курсе: тот их слышит.
— Мне Теф подсказала вообще около пары десятков, — пожал плечами Данила. — И Эйн об этом знает. Как и знает о том, что Теф его размажет, если он вдруг решит что-то с нами сотворить. Заметил, как он от ее вида дергается?
— Такое сложно не заметить.
— Ну вот… Ладно, ты как — дежурить с Хомяком в паре, или спать?
— Смена вроде моя, так что… — Ульман приготовился было встать, но Данила мотнул головой.
— Смена твоя, а не спится мне. Махнемся?
— Да хоть два раза, — согласно зевнул боец. Спать хотелось. Может, из-за респиратора. Все-таки, по несколько дней в них ходить было сложновато даже обученным бойцам Ордена. А может просто надо было прошлой ночью спать, а не думать о чем попало.
Спальник он расстилает рядом с Данилиным. Перед этим уточнив у спектрала, точно ли с ним ничего не будет от воздействия Эйна. Поскольку опасности ничего не предвещало, а чем ближе друг к другу и к костру — тем теплей, решено было завалиться, как запланировано.
Чужую руку на плече он почувствовал уже сквозь сон. Рефлекс на удар удалось задавить, а дернуться помешало понимание, что Эйн забросил на него раненую руку. Вот черт. Ну да, не помешало бы вспомнить, что сущности могут «подвампирить» под шумок окружающих органиков. Возможно, именно поэтому Даниле спать не хотелось — он-то с Эйном где-то час просидел.
Дергаться лишний раз не хотелось, поэтому отодвигаться или хотя бы убирать руку элементаля со своего плеча он не стал. Лежит там себе за спиной, сопит в шею — и хуй бы с ним. Пофигизмом Ульман обзавелся, когда впервые ночевал под девчонкой, которая вроде бы как способна угробить его случайным телекинетическим импульсом. Страшно не было, совсем. Плюс Рин оказалась вообще приятным соседом — во сне особо не ворочалась и не вставала среди ночи покурить, обсыпая Ульмана трухой с верхней полки. Падала с кровати пару раз, было дело, но потом все-таки присобачила себе бортик и тогда уже жила без проблем. Прямо почти жалко, что в новой казарме они будут жить по два человека в каюте. Все-таки, компанией веселей, да и места больше все равно не будет. Хоть бери и уговаривай полковника не расселять привыкшую за несколько лет друг к другу компанию. А, да, если все делать по уму, то надо будет найти койку для Эйна. Или все-таки его оставят на «альтернаторской» стороне бункера в компании с «детишками»?
Мысли о предстоящей перепланировке бойца в итоге и вырубили. И он готов был поклясться, что перед сном почувствовал, как по телу побежало странное тепло. Словно распространявшееся от того места, где к его плечу прикасалась рука элементаля.
* * *
Открыть глаза было невыносимо трудно. Пришлось напрячь неслабую силу воли, чтобы все-таки сделать это. Ведь продолжи он лежать с закрытыми глазами — точно не узнает, что случилось с остальными. Аня, Хантер, Рин, Артем…
Встать помешала странная прозрачная преграда над постелью, где он лежал. Ее наличие он для верности проверил рукой, потому что стекло было настолько чистым и прозрачным, что «на глазок» его наличие не определялось. А стекло ли это было?
Решить эту задачу он не успевает — глаза вдруг закрываются сами собой и он снова проваливается в вязкую черноту. Вытаскивает из нее чей-то голос. Открыв глаза первое, что видит полковник над собой — лицо… человека? Да, человека. С глазами, как у Арэйн. И с волосами пусть и не настолько светлыми, но все же какими-то ненормально белыми. Да еще и прическа странная. Хвост, челка… С девкой спутать можно издалека. Да и вблизи тоже, больно смазливый…
Заметив, что Мельник смотрит на него, незнакомец чуть улыбается и прижимает ладонь к поверхности «стекла». Можно сказать, что этот жест — дружеский. С трудом, но полковник поднимает руку и отвечает таким же жестом со своей стороны.
— Где я? — собственный голос кажется неслышным. Возможно, он и вовсе слов произнести не может, просто человек читает все по губам.
— База Кардванов. Вы добрались, поздравляю. И даже выжили все после всего, что устроили на подлете. Я Райс.
— Мельник, — машинально представляется он своим прозвищем. Тут же понимает, что надо бы по форме и званию, хотя… Какая, к черту, форма… — Можно это убрать?
— Если пообещаешь не драться, не кусаться и не царапаться — уберу, — Райс складывает руки на груди и едва заметно улыбается.
— Что?
— То. Знаешь, какой порой неадекват лечить приходится? А ведь некоторые из других миров, а это вообще неизвестно что, ходячее биологическое оружие…
— Так я в карантине? — почему-то ему почти весело. Очень спокойно. Лекарства или телепатия?
— Уже нет. Ладно, поверим в твою вменяемость. Фау, снимай блокировку.
— Уверен? — голос разносится из ниоткуда, источник расположения динамика Мельник определить не может.
— Уверен.
Шипение на грани слышимости — и стекло вокруг кровати исчезает. А Мельник получает возможность… Нет, не встать. Просто вытянуть руку вперед и вверх, чтобы ощутить отсутствие преграды. И почувствовать себя еще спокойней.
— Что с остальными?
— Ну, Аню могу хоть сейчас сюда пустить, она раньше всех в себя пришла, теперь бегает где-то по базе… Набрать?
— Если можно.
— Фай, отмаякуй Ане, как обещались. Что же насчет остальных… — мужчина замялся.
— Говори уже, не тяни, — Мельник потер переносицу. Голова еще гудела. Но перед глазами ничего не расплывалось. По крайней мере, если лежать и не двигаться. Слабость страшная и тело будто чужое, правда… Но это поправимо. Оклемается.
— Ну, с Рин и Артемом вопрос времени. Как система сама себя починит — очухаются. С бывшим дознавателем все сложней. Протоколы считают единственным доступным вариантом перезапись, но перезаписать всегда успеем. А вот с вашей помощью может и получится его в чувство привести.
— С моей помощью? Я не телепат и даже не…
— Дело не в наличии либо отсутствии телепатии. Вы для него самый близкий человек. И он все еще уверен, что убил вас. Да и даже если не убил… Если бы тебя заставили выстрелить в Хантера или в Аню — неужели спокойно бы это все пережил? Такой, разрядил обойму в дочку либо человека, которого братом считаешь, а потом — ну ок, все нормально, нового друга найду, нового ребенка заведу, а сейчас пойду пока что кофе выпью.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Райс продолжил.
— И нет, твоя ситуация с Рин оба раза не имеет ничего общего с той ситуацией с Хантером. В первом случае ты ничего не помнишь, знаешь только о произошедшем с ее слов. И отлично понимаешь, что если бы она хотела — могла убить тебя еще тогда. Во втором… Вообще ее инициатива, плюс ты отлично знал, что ее оружие ей самой вреда не нанесет. С Хантером… Все по-другому. То, что ты видел, черно-красное… Это похоже на систему самоуничтожения. Учитывая, в каком состоянии он оказался после этого… — Райс не договорил. Подтянул ногой поближе к себе стул и сел на него, положив руки на спинку. — Ты можешь ничего не делать. Никто не осудит. Можешь попытаться поговорить и найти нужные слова. Даже если не добьешься успеха — хуже, чем есть, уже не сделаешь.
Хуже уже быть не может. Мельник сжал руку. Он помнил, что Хантер «перезаписи», как выразился Райс, не боялся. Но и не считал верным выбором еще до того, как собрал новую психоматрицу тогда, в гостевой палатке ВДНХ. Трясло его знатно тогда. Да и понятно — личность свою потерять никому не хочется. Если сейчас ничего не сделать — Хантер, фактически, умрет. Да, можно сколько угодно говорить о том, что эти существа бессмертны, что он просто получит новое тело и отправиться работать «по профилю», но все те двадцать лет в метро он не вспомнит. Его, Аню, все то, что пришлось вместе пройти…
— Когда я могу поговорить с ним? — что сказать, он не знал. Психолог из него всегда был «так себе», что бы там другие не говорили по этому поводу. Оставалось только надеяться, что подскажет что-нибудь внутреннее чутье.
— Ну явно не сегодня. Тем более, с тобой еще наш главный пообщаться хотел.
— Я в этом и не сомневался, — под нос себе хмыкнул Мельник. Конечно, местные ребята явно обо всем знают (из памяти пациентов считали? Да запросто, с этих станется, если хоть один завалящий телепат на всю базу у них есть). Но одно дело — в памяти что-то изучать, второе — диалог наладить. Вряд ли неизвестный «главный» в восторге от свалившегося на его базу транспортника с хрен пойми кем на борту.
— Пап! — молчание надолго не затянулось, поскольку в палату забежала Аня. Правда, узнал в этой девушке свою дочь Мельник только по голосу. Потом, правда, разглядел-таки знакомое лицо под такой же челкой, как у Райса. — Как ты тут? Я уже беспокоиться начала, все говорят, что, мол, в порядке все, а сами не пускают даже…
— Не пускаем, потому что ему в его состоянии и без психокина рядом было не очень. Общайтесь, но постарайся пока что его не сильно грузить.
— Не буду, — пообещала Аня.
— И не придется, я уже и так загруженный, — себе под нос произнес Мельник.
— Чего так? — дочь примостилась на краю кровати, сжав его руку. И явно инстинктивно стараясь смотреть в сторону.
— Не… — привычка не делиться своими проблемами с человеком, который и так все обо всех знал, сейчас почему-то показалась смешной. Поэтому он глубоко вздохнул и решил, что в правилах что-то пора менять. — Из-за Хантера. Не знаю, в курсе ли ты, но…
— В курсе, можешь не договаривать, — Аня тоже вздохнула. — Пап, а ведь ты прав был. Не надо было мне идти с вами. Тогда бы с Артемом все в порядке было, а на корабле бы с вами вместо меня кто-то из научгруппы оказался. А они там все транспортником управлять умеют, не то что…
— Вместо тебя в группе был бы либо Данила, либо Ульман. Первый тоже ничем бы с транспортником не помог, а второй мог бы и не пережить встречу с сениорскими. И вообще, Анют, завязывай с этим. Что бы там было, еще вопрос. И не факт, что было бы лучше. Реальные проблемы надо решать, а не сидеть и рассусоливать. Нахватались все рефлексии, непонятно теперь, как с вами работать.
— Никак. Ну, по крайней мере, в ближайшие несколько дней. Я так поняла, что в ближайшее время нас отсюда никто не выпустит.
— Насколько я понял, мы без Рин в принципе обратно вернуться не можем.
— Можем, если нам кто-то даст пилота и транспортник взамен того, что мы раздолбали. А еще — навигационную карту соответствующего участка пути. И не факт, кстати, что у нас получится пройти. Я так и не поняла, как это работает, но у сениорских есть какой-то обход сетки.
— Он много у кого есть. Как обычно, если нельзя, но очень хочется, то пробраться куда угодно можно. Чего хоть ты их главному рассказать успела?
Это волновало его больше всего. Несмотря на заверения Рин в дружелюбии Кардванов, полностью доверять им полковник не мог. На примере той же Рин он мог уже с уверенностью утверждать, что альтруисты, желающие помочь всем и каждому, на свете существуют. Но целая раса таких вот альтруистов...
— Термин «раса» в отношении клана является не совсем точным, кстати говоря. Как правило, внутри клана есть несколько рас, просто на контакт с внешними мирами выходит только одна. Ну, как у нас в метро: с одной станции в гости на соседнюю уйти можно, но делают это единицы. Видишь ты максимум соседей, когда в гости приходят, а о политике Полиса до тебя только слухи долетают.
— Ань, я вообще-то и без твоих аллегорий понял.
— Без аллегорий я не понимаю, — огрызается дочь. — Мозги еще туговато соображают, так что иногда приходится объяснять, как на пальцах. Но народ сказал, что это временное. В смысле, все эти покоцанные нейроны должны восстановиться за пару недель — и тогда снова можно пятизначку в уме перемножать.
— А ты, значит, у нас пятизначку перемножать умеешь, да? Я, значит, сижу с калькулятором, если вдруг что понадобится, а можно было просто тебя к делу припахать.
— Вот поэтому я в этой своей способности и не сознавалась, — фыркает Аня.
Теплая атмосфера взаимных подколок заставляет расслабиться. И пусть на несколько минут, но забыть об их плачевном положении. Сам себе Мельник дал слово не задумываться о том, что будет дальше. Потому что стоило только об этом подумать, как начинал работать постулат «готовься к худшему». И начиналась в мозгах накрутка обо всяком… Что они могут никогда не вернуться в родной мир. Что Рин и Артем могут и не очнуться. Что он не сможет найти нужные слова, чтобы достучаться до съехавшего куда-то не туда не опять, а снова, Хантера. Что если Рин очнется, ее схватят под белы рученьки сениорские и провалится вся Мишкина затея с восстановлением их мира. Что…
— Еще могут просто взять — и сузить наш мир до размеров точки. Уничтожить его. Они могут так сделать, и делают. Если мир не представляет стратегической ценности, то… Даже если представляет — мне Рин рассказывала, что База собиралась уничтожить таким образом Д-Цельсий 506. Рин и Электра не дали тогда. Они остались и успели все исправить до обратного отсчета. Но тогда все просто было — просто пошли стенка на стенку альтернаторы против «Демиурга», и… И все закончилось. А у нас все не так, — Аня шмыгнула носом и рефлекторно обхватила себя руками.
— Ну вот этого они сделать не могут. Не их тема — взять и уничтожить мир, в котором целая научная группа торчит. Ринкины бойцы упертые, уходить откажутся, вот и придется Базе с уничтожением мира, мягко скажем, повременить, — на голубом глазу врет Ане он, обнимая девушку. Молодец, полковник, и отеческую заботу проявил, и глаза спрятал, чтобы не заглянула в них Анютка и не увидела его истинные мысли по этому поводу.
Потому что могут. Могут и мир уничтожить, и научгруппу вместе с ним. Потому что не справься Рин и эта ее Электра с делом в Д-Цельсий 506 — и их бы уничтожили вместе с тем миром. Потому что в начальстве у этой их Базы не Ринки заседают, а существа, которые руководствуются одной лишь логикой и статистикой. И если логика и статистика им говорят, что мир будет опасен для соседних реальностей — выпилят этот мир вместе с находящимися в нем альтернаторами просто потому, что вероятность спасения этого самого мира руками той же Рин — один к нескольким тысячам. Он сам, случись ему выбирать, выбрал бы не «эмоциональный» путь, а «логический». Исключение — ситуации, когда он рисковал только своей жизнью.
«И когда дело касалось близких тебе людей», — иронично заметил внутренний голос. Почему-то голосом Хантера. От неожиданности он едва не вздрогнул, но вовремя понял, что не было характерного для телепатической связи щелчка.
— Так, Аня, давай выметайся, пациенту пора спать, — доносится с потолка голос Райса.
— Это обязательно? — уточняет Мельник. Спать почему-то не хочется. Но внутренний голос подсказывает, что делать это заставят.
— Давай-давай, укладывайся, — командует врач. — Выгружайся, будем тебе дальше мозги рихтовать. Нет, если в твои планы входит эпилепсия, потеря кратковременной памяти, нарушения мелкой моторики и прочие прелести — то можешь и дальше общаться, пялиться на стенки да заниматься рефлексией.
— Я пойду, — Аня разжала объятия и, не посмотрев ему в глаза напоследок, направилась к выходу из палаты. Только когда за ней закрылась дверь, Мельник рискнул спросить у потолка.
— И что мне еще светит, кроме перечисленного тобой?
— Удивительно, но больше ничего. Хотя на самом деле тебе очень повезло, что мозги отличаются от среднестатических представителей твоего мира. Мало кто, словив такой поток данных, сможет не только адаптировать его и использовать для посадки транспортника, но еще и не сдохнуть после этого. Впрочем, ты свято чтишь важнейший альтернаторский девиз.
— Это какой же?
— Слабоумие и отвага, — Райс издал издевательский смешок.
— Ну вот про слабоумие не надо, на мозги я никогда не жаловался, — хмыкает Мельник.
— Вот чтобы и дальше продолжать не жаловаться, давай укладывайся и спи. Крышку закрывать не буду, надеюсь на твою сознательность.
— Можешь и закрыть, мне плевать как-то, — зевок вырвался сам собой. Странно, минуту назад он спать не хотел. Хотя… Если что-то в кровь впрыснули со снотворным эффектом, то могло и «развести». Рин рассказывала, что более современное оборудование вводит в ткани человека всякие вещества без проколов и порезов. А оборудования за изголовьем кровати-капсулы полно. И оно не шумит и не мигает, то есть даже нельзя понять, стоит на всякий случай или работает…
Мигнул фонарь откуда-то впереди. Крик. Не собственный — чужой. Будто кто-то зовет его? Да, точно, зовет. Кто-то знакомый… Воды уже по грудь, голос не слушается. Руки тоже. Сил едва хватает поднять из воды свой фонарь. Который тут же выскользнул из руки куда-то на дно. Но свет от него разглядеть успели. Уже проваливаясь куда-то в тепло он чувствует, как рядом из воды вырастает чья-то фигура. Как его пытаются вытащить и…
— Стоп, это еще что за… — над ним раздается голос Фау. Он знает, что это Фау. Помнит, откуда известно ее имя. Но почему-то кажется странной та информация сейчас, когда он…
— Оставь. В худшем случае это будет очередной кошмар.
Он вспомнил, где видел этот кошмар. Строго говоря, это был даже не его страшный сон. Потому что этот кошмар, который не раз снился ему впоследствии, они тогда разделили на двоих с Хантером. И долго еще Мельник боялся, что один его неверный шаг — и этот кошмар снова станет реальностью, отправив их с Хантером назад в пережитое. А ведь так и случилось в итоге. Одна ошибка, одно необдуманное решение — и он подставил Охотника под удар. Снова.