Потерянная — незнакомая себе (гет)

Несмотря на то что Гарри начал заниматься патронусом у профессора Люпина почти на четыре месяца позже, чем Ева, он уже за несколько недель добрался до того же уровня. Конечно, у него пока ещё не получался настоящий, полноценный Патронус — только серебристая дымка. Но прогресс был заметен. И это, хоть Ева и радовалась за него, немного кололо.

Нет, она не завидовала. Не по-настоящему. Просто в её голове иногда всплывал вопрос: «Почему у меня не выходит лучше? Почему я не сильнее?» Хоть её патронус тоже был не полностью оформлен, он держался чуть устойчивее, чем у Гарри. Но всё равно — не такой, каким она хотела его видеть. Не таким, каким видел его Люпин в своих ожиданиях. Или, может, ей это только казалось.

Профессор Люпин был добр и терпелив, и никогда не делал сравнений. Он всегда подбадривал её, искренне. И всё же Ева чувствовала внутренний зуд: хотелось добиться большего. Хотелось… справляться так же легко, как, казалось, справлялся Гарри.

Кошмары, конечно, не давали ей покоя. Не каждую ночь — один или два раза в неделю, не чаще. Но каждый из них будто бы высасывал из неё больше, чем обычная бессонница. Иногда просыпалась среди ночи, крепко сжимая палочку в руке — как будто даже во сне готовилась защищаться. Это было утомительно, но не невыносимо. Она держалась. Ева умела держаться.

С остальной учёбой у неё всё шло хорошо — особенно по тем предметам, где нужна была логика, концентрация и наблюдательность. Это радовало и помогало не зацикливаться на патронусе.

В последнее время Ева часто была рядом с Гермионой. Девочка явно переживала: и из-за Клювокрыла, и из-за того, что Рон и Гарри начали на неё дуться. Один из поводов — история с метлой, о которой Гермиона рассказала профессору МакГонагл. Второй — Короста. Рыжий кот гонялся за крысой Рона, и тот был уверен, что Глотик её "съест с концами".

Мальчики были упрямы. Гермиона тоже не отступала. И в этот сложный момент Ева не могла оставить подругу одну. Она помогала Гермионе, искала с ней материалы и правовые лазейки, чтобы защитить Клювокрыла. И ей даже нравилось чувствовать себя полезной.

Хотя всё внутри было чуть сложнее, чем на поверхности.

* * *

Матч с Когтевраном стремительно приближался, и гриффиндорцы с нетерпением ждали возвращения метлы Гарри. Даже Ева, обычно спокойная и уравновешенная, не могла скрыть интереса. Её тоже терзало любопытство — какова она, легендарная "Молния"? Она столько слышала о ней, а увидеть воочию было почти мечтой.

В один из вечеров, когда Ева сидела с Гермионой в гостиной Гриффиндора и ждала Невилла, дверь распахнулась, и в комнату вошли Гарри, Рон — и сам Невилл. Но взгляд Евы сразу остановился не на них. В руках Гарри блестела… она.

— "Молния…" — прошептала Ева, едва ли осознавая, что говорит вслух.

Она встала с места и пошла к ним почти машинально. Невилл, едва заметив её взгляд, радостно улыбнулся… но улыбка быстро угасла, когда он понял, на что устремлены глаза Евы. Не на него.

Гарри стоял, держа метлу, как рыцарь, вернувшийся с победой. Вся гостиная зашумела: одни восхищались, другие ахали, третьи даже завидовали — но никто не мог отвести глаз.

Ева приблизилась и с затаённым трепетом протянула руку. Кончики пальцев коснулись гладкой поверхности — и по телу тут же пробежали мурашки. Метла была лёгкой, почти невесомой, но излучала мощь, как будто хранила в себе ветер.

— Хочешь подержать? — вдруг спросил Гарри.

Она даже не сразу поняла, что это обращение было к ней.

— Ева! — позвал он чуть громче, и только тогда она подняла на него взгляд.

Гарри улыбнулся и протянул ей метлу.

Она кивнула, слегка смутившись. Неужели она выглядела такой глупой? Такой… впечатлённой?

Когда "Молния" оказалась у неё в руках, это было почти волшебством. Сердце застучало быстрее. Она не летала на ней — но уже ощущала силу. Метла звенела в ладонях, будто живое существо, жаждущее полёта.

Вся гостиная смотрела на неё. В их взглядах читались зависть, восхищение, удивление. И Еве это льстило. Пусть чуть-чуть.

Невилл, стоявший чуть поодаль, наблюдал молча. Он знал: для Евы, которую редко можно было застать в таком восторге, этот миг — особенный. И был счастлив за неё.

А Гарри, разглядывая Еву, вдруг подумал: какой ребёнком может быть эта серьёзная, сдержанная девушка при виде настоящей мечты. И ему стало немного грустно — ведь Ева никогда не сыграет в Квиддич. А ведь потенциал у неё был — он это знал.

Невдалеке Джордж Уизли тоже наблюдал за Евой. Он задумался. Подарить ей метлу он, конечно, не мог… но устроить ей сюрприз — вполне. Что-то, что вернёт на её лицо такую же улыбку, как сейчас. Что-то особенное, что увидит только он.

Он отыскал глазами своего брата и многозначительно посмотрел на него. Фред заметил взгляд, но не понял, что задумал Джордж. Впрочем, скоро узнает.

Позже Ева с осторожностью вернула "Молнию" Гарри, почти с неохотой. Тот, улыбаясь, передал её Рону, чтобы тот отнёс метлу в спальню. Рон, к слову, был взволнован не меньше Евы — но старался этого не показывать.

В стороне, чуть поодаль от всей сцены, наблюдала Гермиона. Она, конечно, не разделяла общего восторга, охватившего гостей гостиной, когда все с восхищением окружили Гарри и его новенькую «Молнию». Но её действительно удивило, как Ева — обычно спокойная и сдержанная — так искренне, почти по-детски, обрадовалась метле. Это было необычно. Гермиона прищурилась, всматриваясь в лицо подруги. Поняв, что та просто ужасно скучает по полётам и по квиддичу, Гермиона почувствовала жалость. Искренняя радость Евы в этот момент — и её печаль за ней — были почти осязаемыми.

Через пару минут Гарри вместе с Евой направился к ней. Гермиона слегка выпрямилась, убирая со стула целую кипу пергаментных свитков.

— Можно, я здесь сяду? — осторожно спросил Гарри, остановившись рядом. В голосе слышалась неуверенность. Это был явный первый шаг к примирению.

— Разумеется, — отозвалась Гермиона мягко, слегка улыбнувшись. Она смахнула с сиденья ещё пару книжек и раздвинула руны, над которыми трудилась уже час.

Ева села рядом, чуть поодаль. Она достала пергамент и свиток, над которым работала с Гермионой: вместе они собирали доказательства и выстраивали аргументы для защиты Клювокрыла на грядущем слушании. Девочка углубилась в текст, иногда украдкой поглядывая на друзей. Гарри бросил быстрый взгляд на руны Гермионы, морщась.

— Как ты всё это успеваешь? — спросил он с искренним удивлением.

— Просто я знаю цену времени, — не отрываясь от текста, ответила Гермиона и листнула толстую книгу.

— А может, ты всё-таки сократишь количество предметов? — предложил Гарри, наблюдая, как Гермиона одной рукой подтаскивает словарь, а другой сдвигает в сторону четыре раскрытых тома. — Ты же и так на шаг впереди всей школы.

— Конечно нет! — покачала она головой. — Мне всё это интересно. Я хочу знать больше, хочу понять, как всё устроено. Разве это плохо?

— По-моему, нет ничего страшнее цифр, — вздохнул Гарри и взял ближайшую таблицу с расчётами арканов рун.

— А по-моему, нет ничего интереснее, — сказала Гермиона с сияющими глазами. — Это мой любимый предмет. Всё логично, всё можно объяснить. Это... как волшебная математика.

Ева, не вмешиваясь, чуть улыбнулась, продолжая делать пометки на пергаменте Гермионы. Она нежно поправила край свитка, аккуратно выровняла строки. Где-то в глубине души ей было тепло от того, что друзья, наконец, начали снова разговаривать.

Но в этот момент...

С лестницы, ведущей в спальни мальчиков, вдруг раздался оглушительный вопль.

— АААААААААААА!!!

Гостиная мгновенно притихла, все взгляды поднялись вверх. Послышались быстрые шаги — топот, стук, сдавленные крики — и в следующее мгновение вниз стремительно вбежал Рон, раскрасневшийся, в одной руке скомканная простыня, другой он жестикулировал, как сумасшедший.

— ГЛЯДИ! — закричал он, подбегая к Гермионе. — Ты только гляди!!!

— Рон, успокойся, — быстро поднялась с места Ева и встала рядом с Гермионой, которая замерла, прижав к себе рукописи.

— Рон… что случилось? — прошептала Гермиона, побледнев. Её голос дрожал, и Ева почувствовала, как плечо подруги затряслось.

— КОРОСТА! — кричал Рон, — Её больше НЕТ! Бедная Короста! Съели!

Гермиона, сбитая с толку, инстинктивно отступила назад. Рон развернул простыню, и Ева с Гермионой увидели на ней пятна… кроваво-красные пятна. Ева всмотрелась и почувствовала, как всё сжалось внутри.

— Это кровь, — прошипел Рон, размахивая простыней. — Она исчезла! А знаешь, что я нашёл на полу?

Он резко бросил что-то на открытый перевод рун Гермионы. Вдоль строк, между латинскими именами и магическими формулами, лежали... рыжие шерстинки.

Живоглот.

Ублюдок Питер, — пронеслось в голове Евы. — Жалкий трус... И ещё и кота подставляет, тварь.

Гермиона замерла, её губы дрожали. Она ничего не могла сказать, только смотрела на шерсть, на простыню, на Рона. Ева шагнула вперёд, прикрывая подругу.

— И что ты хочешь этим сказать, Рон? — спокойно, но с холодной ноткой спросила она.

— Что хочу сказать?! — взорвался Рон. — Этот рыжий гадский кот её — он СЪЕЛ МОЮ КОРОСТУ!

Ева глубоко вдохнула, сдерживая злость, и потом, с максимально спокойным голосом произнесла:

— Это не доказывает, что Живоглот съел Коросту. Он весь день сидит в моей комнате. Заперт. С самого утра. И сам себя обратно точно не запирал.

— Да кто ещё мог это сделать?! — взорвался Рон. — В Гриффиндоре только один кот! И он оставил шерсть! Всё — простыня в крови, крысы нет, шерсть есть! ЧТО ЕЩЁ ТЕБЕ НАДО?!

— Мне надо, чтобы ты думал, прежде чем обвиняешь. — Ева смотрела ему прямо в глаза. — Живоглот не выходил из моей комнаты. Это ты сам запретил Гермионе с Рождества приносить его в общие помещения. Так что объясни мне, как он телепортировался к тебе, сожрал крысу и вернулся обратно?

Гермиона наконец обрела голос.

— Ева права, — твёрдо сказала она, выпрямляясь. — Живоглот с утра у Евы. А шерсть могла остаться ещё с Рождества. Она… она просто… ты не можешь обвинять кота без доказательств, Рон.

Рон вспыхнул. Глаза метали молнии. Но слов не нашлось. Он схватил простыню и, не сказав ни слова, пошёл обратно в спальню. Гарри, помедлив, встал и пошёл следом.

Гостиная снова зашумела, кто-то тихо переговаривался, кто-то бросал взгляды на Гермиону. Но та молча села, тяжело вздохнув.

Ева медленно села рядом и взяла её за руку.

— Не переживай. Мы разберёмся. Глотик не виноват.

Гермиона слабо кивнула, всё ещё борясь с тем, чтобы не разрыдаться.

* * *

С того самого дня Рон перестал разговаривать — с Гермионой и с Евой. Он упрямо избегал даже случайных взглядов, словно боялся, что из глаз одной из них вылетит заклятие. Девочки, впрочем, не собирались навязываться. Ева и Гермиона тоже не искали общения. Если честно, они не то чтобы страдали. По крайней мере, Ева — точно нет. На её взгляд, Рон вёл себя, как упрямая свинья. Мало того — он ещё и наслаждался своей обидой.

А вот Гарри... Гарри разрывался. Между другом и подругами. Он пытался быть справедливым, но становился всё более растерянным, словно лавировал между двумя пропастями, боясь оступиться. Ева это замечала. И даже сочувствовала. Но только до тех пор, пока Гарри не ляпнул глупость, которая моментально стерла всё сочувствие с её лица.

Это случилось в Большом зале, за завтраком в выходной. Они сидели вполголоса, Гермиона что-то невнятно рассказывала о планах на уроки, когда Гарри вдруг, почти шёпотом, пробормотал:

— Ну, может… всё-таки… твой кот… правда… съел Коросту Рона?

Словно удар в грудь. В одну секунду Ева и Гермиона уставились на него. Их взгляды были ледяные, яростные. Такой взгляд обычно предвещал грозу. Или взрыв. Или оба варианта.

Гарри тут же осознал, что сморозил, и, слегка побледнев, отвёл взгляд, уткнувшись в чашку с тыквенным соком.

Рон, сидевший неподалёку, услышал. Конечно услышал. И, конечно же, довольно ухмыльнулся, как будто получил официальное подтверждение своей правоты.

Гермиона медленно отложила ложку. Её руки дрожали. В уголках глаз сверкнули слёзы.

— Я так и знала, Гарри, — прошептала она, но в её голосе было больше боли, чем злости. — Я знала, что ты встанешь на его сторону. Сначала «Молния», теперь Короста. И снова виновата я.

Гарри в панике посмотрел на Еву — ища поддержки, защиты, одобрения. Но не нашёл. Ева смотрела на него, будто он сказал нечто столь же глупое, как и обвинил Глотика в том, что он съел профессора Трелони.

Она очень хотела — очень! — швырнуть в него стаканом, тарелкой, заклинанием… чем угодно. Но сдержалась. Только глубоко вдохнула, тихо покачав головой.

Поняв, что спасения ждать неоткуда, Гарри вскочил и молча направился к Рону.

Гермиона уткнулась в ладони, а Ева придвинулась ближе и, не говоря ни слова, обняла её за плечи. Она чувствовала, как подруга напряжена до предела. Как тяжело дышит. Как собирается, чтобы не расплакаться.

В этот момент, словно по волшебству, вмешались Джордж и Фред. Они давно наблюдали за этим театром и, видимо, решили, что пора ставить точку. Или хотя бы запятую.

— Хватит тебе, Рон, — произнёс Джордж с лёгкой насмешкой. — Ты ведь сам говорил, что Короста — это уже просто… древность. Пушистый музейный экспонат. Она же буквально на глазах таяла. Ей, может, даже повезло.

— Джордж! — вскрикнула Джинни, возмущённо округляя глаза. — Ты отвратителен.

— Что? — пожал плечами Фред, — Сам же говорил, что она только жрёт и дрыхнет. Может, ей наконец стало... спокойно.

Джордж посмотрел на Еву. Та сжимала кулаки под столом, делая вид, что втыкается взглядом в пустую тарелку. Она дышала тяжело, но пока держалась. Её гнев был не из тех, что выходит наружу быстро — он зревал глубоко и долго. Особенно когда дело касалось несправедливости к близким.

— А помнишь, как она укусила Гойла? — с хрипотцой в голосе прошептал Рон. В его глазах сверкнули слёзы. — Хотела нам приятное сделать…

— Было такое, — кивнул Гарри, стоявший рядом.

— Звёздный час Коросты, — с притворной серьёзностью добавил Фред. — Пусть укушенный палец Гойла станет вечным памятником благородной крысе. С бронзовой табличкой. «Погибла за друзей».

— Фред! — не выдержала Джинни, но смех уже прорывался у всех. Даже у Гермионы уголки губ дрогнули.

— Ну правда, Рон, — продолжил Джордж. — Будешь в Хогсмиде — купи новую. Было бы из-за чего так рыдать. Или хочешь мы тебе из куска сыра сделаем чучело Коросты?

Рон фыркнул и, кажется, впервые за последние дни усмехнулся. Пусть еле заметно, но это уже был прогресс.

Гарри, поймав момент, приобнял Рона за плечо.

— Пошли на тренировку? После обеда. Завтра матч с Когтевраном. Обещаю — дам тебе полетать на «Молнии».

Это подействовало. Рон оживился, как будто ему вручили награду за стойкость.

— Конечно, пойду! Потренируюсь… Может, даже заброшу пару мячей. Погнали!

Они вдвоём выскочили из-за стола и отправились, судя по лицам, либо в раздевалку, либо на площадку — любоваться на «Молнию» и представлять победу.

Ева проводила их взглядом, и её чуть кольнула зависть, за метлу ей тоже хотелась полетат. Но она быстро отогнала это чувство. Слишком многое сейчас было важнее.

Она повернулась к Гермионе. Та молчала, крепко сжав пальцы, будто цепляясь за реальность.

— Ты молодец, — тихо сказала Ева. — Правда. И я с тобой.

Гермиона только кивнула. Этого было достаточно.