Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

In this room of silence

I’m hanging on a string...*

*здесь и далее слова песни Vanilla Ninja «Silence», ставшей мотивом для данной главы

— Хелфер, ты что тут делаешь?

Фей широко и загадочно улыбнулся, приложив палец к губам и подманив к себе Даяну. Она, заинтригованная, подлетела к Хелу и посмотрела в ту же сторону: Мария осторожно и очень как-то нежно завязывала галстук на шее Феликса. Остальные обитатели госпиталя вели себя очень тихо, словно специально сгруппировавшись по углам, и тоже одевались на выпускной.

— Она счастлива, посмотри,— Хелфер смахнул слезу с маленького глаза, его взгляд был полон радости.— Посмотри на нее. Я так мечтал увидеть ее однажды такой.

— Какой?

— Какой она была в пятом классе, влюбленная и счастливая, просто школьница,— они вдвоем наблюдали за Марией и Феликсом: девушка помогла Цюрри надеть свитер на перебинтованную человеческую руку, а потом провела ладонью по черным волосам, которые доктор Павлов вырастил на макушке Феликса накануне: после магического огня парень несколько дней не снимал с головы шапку, скрывая лысую голову.

— Я тоже давно не видела Феликса таким,— кивнула Даяна, найдя руку друга и пожимая ее.— Теперь я могу спокойно отпустить его, попрощаться. Наверное...

— Тебя что-то беспокоит?

— Как они пережили это? Все это: смерть, боль, разочарование?— фея Феликса словно пыталась прочитать ответы на свои вопросы на лицах ребят.— Я вижу, что Яшек переживает, что Франсуаз стала еще более замкнутой, но остальные...? Словно ничего не было...

— Не переживай, все в руках Природы,— загадочно улыбнулся Хел.— Думаю, настойки Павлова не так просты, как кажутся на первый взгляд... К тому же наши Драконы сильные, весь этот год они только становились сильнее, ты же помнишь? Все испытания, что выпали на их долю, словно готовили их к этому последнему сражению, готовили биться, умирать, терпеть боль и предательство... Согласись?

Даяна медленно кивнула, только теперь осознавая, что в чем-то Хелфер прав:

— Феликс учился умирать, не раз вырванный из лап смерти.

— Мария училась терять, идти до конца, несмотря на боль и потери, а Гай — доверять себе и другим.

— Эйидль училась дружить и бороться за друзей, справляться с чувствами и принимать то, что медленно, по чуть-чуть, взваливала судьба на ее плечи,— Даяна грустно улыбнулась.— Все они изменились, и почти все сегодня покинут нас.

Хелфер тоскливо вздохнул: день выпускного для всех фей был очень грустным, ведь они провожали своих воспитанников из школы в большой мир, и почти всегда это была последняя их встреча с ребятами. В сентябре они встретят «Касатки» и новых воспитанников, но это будут другие дети, да и другая школа. Школа без войны.

Тишина госпиталя, наполненная предвкушением и легкой грустью, была нарушена сильным хлопком и вскриком Хелфера.

— Сумасшедшая женщина!— вскрикнул он, зажимая рукой голову, по которой Кляйн только что ударила маленькой скалкой.— Какой подземный тролль тебя ужалил?!

Кляйн ничего не ответила, только запустила в него снова скалкой — и была такова.

— Что опять я сделал?!— Хел вопросительно посмотрел на Марию, потом на Даяну. Все взгляды были обращены к маленькому мужчине.

— Знаешь, Хелфер, если бы я хотел завоевать сердце неприступной женщины,— Айзек в этот момент играл беретом, подбрасывая его под потолок, ничуть не тронутый всеобщими сборами,— то не стал бы держать руку другой, но что «гномы» понимают в подобных вопросах?

В углу громко хмыкнула Франсуаз: ее раны на лице и руках зажили, но доктор Павлов никого не выписал до самого выпускного, решив, что так им зададут меньше вопросов, и ребята с ним согласились. Даже Яшека, с которым никто не разговаривал, кроме эльфа, оставили в изоляции.

— Вы готовы?— в госпиталь вошел уже одетый Лука, с ним были Яков, Сибиль, Брандон, Элен, Юлиана и Джованни. Последний выглядел немного нервно, ему было не по себе, но Элен мягко потрепала его по плечу, подбадривая.

— Эксклюзивное собрание Драконов в одном месте,— Айзек нахлобучил на макушку берет, который смотрелся на нем не лучше, чем на вылезшем после спячки гризли.— Парочка штук на квадратный метр, можно мариновать. Или никуда не идти, а устроить вечеринку тут, а?

— Идите, не стоит отсутствовать всем и сразу,— из своего кабинета тихо появился Павлов, за ним шла Эйидль. В ее руках был длинный плоский сверток, который она осторожно опустила на одну из освободившихся коек.— Вам пора,— доктор настойчиво посмотрел на Луку, и тот понимающе кивнул.

Ребята начали покидать госпиталь: первой, высоко задрав голову, вышла Франсуаз, за ней последовал Роберт — оба были почетными гостями выпускного бала, к тому же на нем должны были вручить восстановленный усилиями взрослых Кубок Трех Волшебников. Айзек тяжело вздохнул: по его лицу было заметно, как он хочет последовать за дё Франко, но не сдвинулся с места. Последним вышел, плотно закрыв за собой двери, Лука Винич, и оставшиеся внутри ребята обратили взоры на доктора Павлова.

— Встаньте в круг и возьмитесь за руки,— тут же приказал он, взмахом руки защелкивая замок на дверях.— Хелфер, Даяна, проследите, чтобы другие феи не проникли сюда,— Павлов начал обходить образовавшийся круг школьников, и там, где он шел, из пола начинал бить хорошо знакомый ребятам голубоватый свет, заполнивший госпиталь сиянием.— Я Анастас, сын Эллайса, перед лицом Природы создаю этот круг посвященных, отныне зовущийся Кольцом Стражей, Орденом Наследия,— он шел вокруг ребят, касаясь плеча каждого горячей ладонью.— Мария, Элен, Феликс, Айзек, Гай, Эйидль. Шесть Верховных Стражей. Отныне на вас лежит ответственность за сохранность Тайны и существование Ордена, вы Стражи Пути. Вы в праве выбирать себе преемников и последователей, передавая Кольцо Стража,— из голубоватого сияния на пальце каждого из ребят словно материализовались кольца из теплого черного камня.— Двое из вас всегда будут находиться в школе, четверо придут на помощь при первом же зове. Вас возглавит Наследник Дурмстранга,— все взгляды обратились к Эйидль, она покраснела,— и только Наследник вправе решать, кто из Стражей должен знать о конце Пути. Одновременно Тайну, для ее сохранности и безопасности, должны знать не менее трех Стражей. И пусть Природа позволит избежать потери Тайны и нового Поиска Драконов. Пусть рядом с вами будут только честные и преданные люди. Если возникнет ситуация, когда в школе не останется Стражей, Совет Шести должен собраться и выбрать новых представителей, передав кольца. Но помните: вы навсегда останетесь Стражами Пути, даже не нося кольца Шести. Война окончена, начинается Эра Стражей.

Свет встал столбом до самого потолка, кольца на руках ребят на миг обожгли их, вспыхнув, — а потом исчезли. Свет растворился в камнях, и тишина оглушила.

— Вы можете видеть только свое кольцо,— заметил Павлов, когда Мария подняла к глазам свою руку.— И, передав кольцо, оно исчезнет для вас, и вы никогда и никому не сможете рассказать, кто стал новым Стражем.

— Очень предусмотрительно для того, кто считает Войну оконченной и не предвидит пыток,— хмыкнул Айзек, явно считавший, что новое украшение его не красит, хоть и никто, кроме него, кольцо не видит.— Но я только «за» окончание боевых действий, к тому же мне не придется становиться Главой уже почившего Ордена, и это самая лучшая новость за год. А теперь мы, может, уже пойдем, пока моя дама не смылась в свою страну жареных лягушек, даже не попрощавшись?

Ребята рассмеялись.

— Я знаю, что последние месяцы были трудными для вас,— эльф положил руки на плечи Марии и Гая,— но я горд тем, какими вы стали и насколько сильна оказалась ваша преданность друг другу, ваша общая сила и вера в справедливость. Я горжусь вами, мои Драконы... Помните о том, что вы совершили в подземельях Дурмстранга, и всегда с честью несите звание «Дракон» через все испытания, что еще готовит вам Природа... А теперь идите и побудьте еще немного школьниками.

— Увидимся,— махнула им вслед Эйидль, и старшие ученики потянулись к дверям. Гай подал руку Элен, Мария сжала пальцы молчаливого Феликса.

— Миссис Цюрри завтра приедет,— тихо проговорил Павлов, когда с ним осталась только Эйидль.— Она очень беспокоится за тебя.

— Она хорошая,— пожала плечами девочка, вспоминая последние ночи, что она провела в слезах, оплакивая родителей и думая о том, кто она теперь,— но я ее плохо знаю... Мне очень ее жаль.

— Она захочет, чтобы ты жила с ней.

— Нет,— сказала Эйидль, твердо веря в свое решение, чувствуя, что по-другому поступить не может,— я останусь в школе, это мой дом... Вам удалось восстановить гробницу?

— Мы работаем над этим, Хранитель проводит в подземельях много часов, чтобы пробудить камни, так давно уснувшие, замолчавшие. А мне пока приходится тратить свободные часы на отлов волков, мы должны хотя бы часть из них перевезти на материк, пока они не начали размножаться бесконтрольно,— Павлов погладил Эйидль по голове.— Не тоскуй, все наладится.

— Всего на миг я поверила в то, что смогу поговорить с мамой, попрощаться, что она осталась с мороками... Мне ее очень не хватает...

— Попрощайся,— мягко сказал эльф,— ведь прощание нужно не мертвым, это, прежде всего, нужно живым, чтобы оставить в прошлом боль и жить дальше, не дать страху заполнить душу, чтобы снова жила в сердце надежда...

— Вы говорите, словно Хранитель из прошлого,— улыбнулась девочка.

— Мы все — эльфы, гномы, феи — создания Природы, и жаль, что вы, люди, так редко нас слышите,— он потрепал девочку по плечу.— А теперь иди и делай то, что хотела сделать.

Она кивнула и взяла с постели сверток. Ее боль всегда будет с ней, но она не станет похожей на Святку, оплакивавшую свои потери веками. Она будет сильнее, ведь она наследница Дурмстранга.

Leave the past behind me

I can fly with broken wings...

Небо было светлое: полярное лето не баловало теплом, зато отпугнуло тьму, отогнало мрак. В стороне все еще возвышалась гора взорванного льда, его иногда освещал луч с «Айсберга». Эйидль быстро пересекла открытое пространство и пошла мимо зверинца и разрушенного замка к темнеющему вдалеке памятнику. Только она одна знала, что скрывается под монументом, и только она одна знала, кто на нем был изображен.

— Привет, Том, Мот и Мешочек,— она остановилась и посмотрела на трех гномов, сжимая в руках сверток.— Я получила ваше письмо и все подарки. Спасибо вам за моего брата и моих друзей, даже за Яшека. И за Святку, хоть вы ее, наверное, не очень-то любили. Я по вам скучаю,— она обошла памятник и присела возле свежей земли: старая плита исчезла. Эйидль улыбнулась: наверное, это сделали Павлов или Гном-Хранитель, знавшие о том, что у девочки на уме.— Я по всем вам скучаю.

Исландка развернула и аккуратно поставила на предназначенное ей место плиту, на которой Учитель Ордена Восточных Драконов помог ей написать на трех языках: гномов, старославянском и английском — простые слова: «Строителям Дурмстранга Тому, Моту и Мешочку-Свиточку от всех поколений: прошлых, настоящих и будущих».

Она вздрогнула, когда сбоку что-то пошевелилось. Резко обернувшись, девочка выхватила палочку, вглядываясь в тени. Из-за памятника показался сначала нос, а потом вся морда волчонка. Глаза его пристально смотрели на Эйидль.

— Ты что тут?— осторожно спросила она, совершенно отвыкнув от того, что волки могут не понимать ее и не говорить на языках человека.— Где твоя стая?

Волчонок, естественно, промолчал, только настороженно следил за ней, а потом тихо заскулил, опустившись на землю и положив голову на лапы.

— И что? Чего ты от меня хочешь?— не поняла исландка, чуть опустив палочку и озираясь, но поблизости никого не было.— Может, ты голоден?— она порылась в карманах мантии и нашла конфету. Под внимательным взглядом зверька Эйидль развернула фантик и кинула лакомство прямо под нос волчонка. Тот настороженно обнюхал леденец, а потом как-то радостно его проглотил, помахивая хвостом.— Ну, вот, теперь ты хочешь сказать, что мы друзья и я должна взять тебя к себе?— недовольно спросила она, глядя, как маленькими осторожными шажками зверек приближается к ней. Кажется, это был тот самый волчонок, что еще недавно носил в себе Дух сына Симарла и Святки, а теперь остался самым обыкновенным зверем, неприспособленным к жизни в дикой природе.— И что мне с тобой делать?— она мягко погладила малыша по спинке и вздохнула.— Я, конечно, потомок Говорящей с Волками, но вот сама о вас ничего не знаю,— пробормотала девочка, взяв волчонка на руки и ощутив тепло маленького тельца.— Будешь у меня Дим, ладно? Мне кажется, это имя тебе очень подойдет.

My heart is suffering

Can’t wait for my rescue

I know that someone out there

Is lonely, too ...

Айзек стоял под дверями Трапезного зала, то и дело подходя и слушая, что происходит за ними. Выпускники зашли туда около двадцати минут назад, и «гном» был уверен, что ждать осталось недолго. Он приоткрыл дверь, но заглядывать не стал, вполне удовлетворенный качеством звука.

— ...непростой год,— уже начала говорить профессор Сцилла, и Айзек кивнул, соглашаясь с новой директрисой Дурмстранга. Непростой, тут уж не поспоришь.— Мы пережили немало событий. Мы встречали гостей и провожали в последний путь, находили новых друзей и теряли близких людей. Мы видели триумф и поражения, пожары и взрывы, боль и слезы. Но еще мы стали свидетелями подвигов и героических поступков,— Айзек представил себе, как все взгляды обратились сейчас на Роберта Конде, ведь Адела рассказала, что тот в ледяном замке спас «Франсуаз». Только странно, что никто не задал вопроса, откуда Адела-то об этом знает.— Мы видели преданность и верность друзей, силу веры и стойкость духа,— вот тут Айзек подозревал, что мало кто понял, о ком Сцилла так красочно заливалась.— И я уверена, что все вы вынесли уроки из произошедшего в этих стенах, что вы научились не только творить заклинания и управлять магией, но и более важному: любви, дружбе, самоотверженности, силе и мудрости. Семь лет, что вы прожили в этих древних стенах, положили основу ваших судеб, но помните, что своей судьбой управляете только вы.

— Но прежде, чем вы получите дипломы об окончании школы, у нас осталось еще одно незаконченное дело: мы должны подвести итог Турниру Трех Волшебников. Несмотря на то, как трагически он завершился: мы всегда будем помнить всех, кто погиб при взрыве ледяного замка,— Айзек хмыкнул, представив, как он кладет к могиле Хейдара или профессора Яновских букетики цветов, кактусов, например,— мы должны подвести итоги, чтобы Турнир был официально закончен, и Кубок Огня смог снова быть зажжен, уже на следующем Турнире. Слово предоставляется мистеру Финнигану, судье Турнира,— Айзек снова ухмыльнулся: почти единственному оставшемуся в живых судье, как ни крути.

— После долгих совещаний и голосований было принято решение, что победителем Турнира Трех Волшебников становится тот Чемпион, кто набрал наибольшее количество баллов за первые два испытания,— зал загудел, а чего они ожидали? Кто из учеников Дурмстранга будет хлопать победителю из другой школы? Айзек бы похлопал, только вот одинокое рукоплескание из-за дверей могло вызвать некоторое непонимание. Хотя, конечно, оно в любом случае потонуло бы в рукоплескании прекрасных ладошек мадам Максим.— Победителем Турнира объявляется Франсуаз дё Франко, чемпион Шармбатона!

Айзек не сдержался и заглянул в зал: Франсуаз взяла Кубок, ни одним мускулом лица не показав своих чувств. Рядом сияла восторгом мадам Максим, кажется, она прощалась с другими педагогами.

— Давайте проводим аплодисментами наших гостей, которые торопятся вернуться в свои школы, чтобы принять участие в выпускных балах!— предложила профессор Сцилла, и тут зал, наконец, заполнили овации.

Айзек отскочил от дверей, и почти сразу они распахнулись, выпуская сначала профессора Фауста и Роберта Конде, а за ними мадам Максим с Кубком в руках и Франсуаз.

— Камины готовы,— как тень, рядом нарисовался Гном-Хранитель, и Айзек даже рассердился: не мог немного подождать! Но он недооценил директрису Шармбатона, та явно была дамой романтичной, как и положено француженке.

— Дадим `ебятам в`емя поп`ощаться,— пропела она, и Айзек был готов расцеловать ей ребра — просто выше он бы не дотянулся без стремянки.

Франсуаз выглядела раздраженной, когда ее оставили наедине с Айзеком, зато «гном» буквально светился. Он бросил взгляд на Конде, рядом с которым как-то совершенно неожиданно появилась Адела Йохансон. Ну, с другой стороны, парень спас ей жизнь, было бы как-то невежливо не поблагодарить перед расставанием. Хотя кто сказал, что они расстаются навсегда? Ведь всегда есть шанс когда-то пересечься в этом не таком уж и большом мире. По крайней мере, Айзек очень надеялся на такое пересечение со стоявшей перед ним девушкой.

— Приедешь ко мне на лето?— тут же решил взять дракона за ноздри Айзек.

— Зачем?

— Ну...— протянул «гном», ни разу не задумавшийся над таким вопросом.— У моего отца шоколадная фабрика, будем с тобой строить шоколадные замки и бросаться шоколадными снежками?

Франсуаз фыркнула и развернулась уходить, только это не входило в планы Айзека. Он схватил ее за руку.

— С кем еще ты сможешь поговорить о размножении драконов?

— Не начинай, ладно? Мне вполне хватило всего, что было в этом году!— она не вырывала руку, но и не уступала ему. И, наверное, впервые Айзек задумался над тем, чего стоило этой сильной девчонке пережить все то, что выпало на их долю там, в подземельях. Ведь она-то не понимала, почему все это случилось.

— Ну, разве тебе не было весело? Есть что вспомнить и рассказать нашим внукам!

— Тебе последние мозги явно выбили,— постучала по голове Франсуаз.— По-твоему, это здорово: быть избитой в подземельях сумасшедшими фанатиками?! Быть беспомощными перед злобой и ненавистью? Быть просто случайно подвернувшейся жертвой?!

— Ты же знаешь, за что мы все там оказались! И что все было не напрасно! И я пытался тебя спасти, правда!

— Ну, конечно, теми конечностями, что у тебя тогда были целы,— огрызнулась девушка, отводя глаза.

— Когда ты научишься говорить то, что думаешь?— спросил Айзек, пытаясь поймать ее взгляд.— Нет ничего такого в том, что ты сильно испугалась и пережитое не входит в список самый прекрасных моментов в твоей жизни, но должен заметить, что этот год точно значительно пополнил этот список, и я там упоминаюсь не раз.

— Очень скромно,— девушка впервые попыталась выдернуть руку из его руки, но Айзек был к этому готов.

— Я буду писать тебе и обязательно приеду, покажешь мне эту вашу башню, а я привезу тебе много шоколада, мы с тобой им обмажемся и...

— Размечтался!— фыркнула Франсуаз.— Отпусти!

— Ты этого хочешь?

— Да!

Айзек разжал руку, и девушка тут же стремительно пошла к горящему камину, возле которого осталась лишь мадам Максим. Видимо, гости из Хогвартса уже отправились восвояси, ведь Роберт вряд ли был таким несговорчивым с Аделой, к тому же вряд ли Адела добивалась чего-то конкретного от Конде.

«Гномы» не сдаются.

— Франсуаз!— окрикнул он ее и кинулся к ней. Она обернулась и сделала шаг навстречу. Айзек сомкнул объятия, прижав девушку к себе и целуя в губы, и она не оттолкнула, впервые не оттолкнула его, обвив руками его шею.

— Спасибо,— прошептала она и отступила, сразу же отворачиваясь и вступая в зеленые языки пламени.

— Я приеду!— крикнул он ей вслед и вздохнул. Что ж, остается надеяться, что в переплетении дорожек и тропинок жизни их тропинки все-таки пересекутся вновь. Главное — идти друг другу навстречу.

I don't wanna be all alone

For love I'll always fight

I don't want to be left alone

I will find the shore, the place, the time

All alone

Help me find a way

I don't want to be left alone...anymore

Все стало иным. Все обрело смысл и конечную точку. Именно ту точку, которую она так долго искала, о которой мечтала долгими бессонными ночами, растянувшимися на века. Она могла бы не спать и не есть, но все равно бы жила, но сон помогал скоротать это время.

Время, за которое ей не дала сойти с ума только надежда. И когда эта надежда, казалось, навсегда оставила ее, став лишь надгробной плитой на могиле ее любимого мужчины, вдруг появилась маленькая девочка — и вернула ее, вернула надежду, смысл всему.

Сцилла сжала в руке две пробирки с сокровищем, с самым ценным, что было в этом мире теперь для Святки, дочери Святовита. Она подняла глаза и в легком полумраке зала, названного в честь ее отца, разглядела своих выпускников. Они выходили из Трапезной и рассредоточивались по величественному помещению, которого нет и никогда не будет создано руками человека в другом месте. Музыка тихо и величественно полилась из-под сводов, где скрылись десятки фей, хранителей школы; именно они сейчас играли эту музыку для своих подопечных, прощаясь с ними, провожая в длинный путь...

Путь.

Сцилла улыбнулась прошедшим рядом профессорам, они спешили открыть небольшой прощальный бал, по традиции пригласив на танец старост. Это было красиво: мелодия, смешавшая в себе гордость и слезы расставания, пламя свечей, тысячи раз отраженное в камнях зала, движущиеся фрески... В который раз профессор Сцилла уже наблюдала за этим, но впервые действо действительно трогало ее, вызывало улыбку и легкую грусть.

Все закончилось — и началось. Для нее действительно все началось. Она уже не могла вспомнить, какой она была в те дни, когда ее жизнь оборвалась, но пыталась запомнить мгновения, когда она возродилась, когда все изменилось.

Для нее бал выпускников стал прощанием с прошлым, с любовью, из-за которой она столько времени страдала, прощанием с самой собой, со Святкой, эгоистично разбившей семью любимого мужчины, жизни его детей и своего ребенка. Только века спустя она начала понимать, что разрушила любовь, за которую боролась. Сама разрушила и винить было некого.

— Профессор, разрешите вас пригласить?

Невинные карие глаза, смотревшие на нее серьезно и строго. Лицо подростка, уже превращающегося в молодого мужчину.

Сцилла вложила руку в его неожиданно большую ладонь, кивнув. По каменному полу тихо и как-то совсем волнующе застучали ее каблуки. И пусть она еще не приняла лекарство, ей казалось, что она уже начала жить. Не сегодня, не неделю назад, — в тот день, когда он, этот мальчик, не сбежал, услышав все то, что она рассказала о себе ему и двум его друзьям.

— Эйидль сказала, что нашла для вас какой-то выход,— спокойно заговорил Лука, бережно ведя ее в танце и глядя прямо в ее холодные темные глаза. Такими они стали за века без жизни.— Но вы по-прежнему не улыбаетесь. Разве не этого вы хотели?

— Этого,— кивнула Святка, видя, как глаза Луки выражают его переживания, его волнение, но он хорошо себя сдерживал.

— Тогда почему вы не счастливы?— недоумевал Винич, а она лишь смотрела в его глаза, похожие на другие, глаза давно потерянного человека, любовью к которому она так долго жила, не заметив, как эта любовь умерла, превратив ее сердце в камень — могильный камень его саркофага.

— Я забыла, как это — быть счастливой,— пожала она плечами,— но у меня есть время все вспомнить.

Он промолчал, словно обдумывая что-то или решаясь сказать, и Сцилла не стала его подгонять, неуверенная, что хочет услышать его слова или выраженные им чувства. Она пока ни в чем не была уверена.

Танец подошел к концу, тихими аккордами приглашая партнеров завершить его. Лука подвел Сциллу к нише со скамьей возле неярко горевшего камина, его пальцы сжимали ее руку. Он словно прощался, стоя перед ней, и не решался что-то сказать, что-то очень для него важное, Сцилла это понимала.

— Лука, тебе восемнадцать, сегодня ты завершаешь часть своей жизни и тут же начинаешь новую, которая будет другой, но неотделимой от сегодняшней. Мне же было двадцать четыре года, когда моя жизнь остановилась, но, к сожалению, я не вернусь к этому моменту, чтобы продолжить мой путь с прерванного места, не открою книгу на той странице, на которой остановилась история моей жизни,— тихо заметила Сцилла.

— Напишите новую историю,— легко ответил парень, улыбаясь,— и будьте непременно счастливы. Я всем сердцем вам этого желаю. Будьте счастливы и не будьте одиноки. Я буду каждый день желать вам этого!— горячо заверил ее хорват, целуя ей руки.— Вы достойны счастья и любви.

— Лука...— она протянула руку и осторожно коснулась кончиками пальцев его волос, не зная, что ответить на эти яркие и такие искренние чувства.

— Если бы только я был хотя бы на несколько лет старше...!— бессильно качнул головой Винич, и Сцилла была ему благодарна за эту формулировку, потому что он мог бы сказать и по-другому: если бы все это произошло на несколько лет позже.

— Дело не в возрасте, Лука,— проговорила она тихо, уверенная, что их разговор никто не услышит из-за вновь зазвучавшей музыки.— Дело во мне. И... я пока не выпила лекарство,— она мягко вытянула из его рук свою и достала из кармана мантии две пробирки, как и прежде, закупоренные.

— Но почему?— не понял он.— Разве не этого ты так хотела?!

— Я хочу снова начать жить, но для этого мне нужна цель, понимаешь? Я устала быть одна,— пошептала она, уверенная, что Лука услышит.

— Подожди немного, хотя бы пару лет,— попросил он, накрывая своими пальцами ее руку с пробирками.— Подожди, дай мне шанс. Обещай, что подождешь! Конечно, если ты встретишь кого-то, кто будет тебе по душе...

— А ты обещай, что сразу же скажешь мне, если ждать уже будет ни к чему...

— Этого не произойдет, но я обещаю,— горячо произнес парень.— Я буду каждый день рядом с тобой, я не позволю тебе быть одной. Только дай мне время, несколько лет!

— Я даю тебе это время,— кивнула она, мягко опуская пробирки обратно в карман. — Два года — это ничто, по сравнению с одинокой вечностью.

— Простите...

Они оба вздрогнули: на них угрюмо смотрел Феликс Цюрри, этот мальчик, уже не раз восстававший из мертвых. Лука тут же выпустил ее руки, и Сцилла была ему благодарна за это.

— Что случилось?— закономерный вопрос директора школы, в которой в течение многих месяцев творится черт знает что: пожары, убийства, самоубийства, отравления, взрывы и остальное по мелочи.

— Мне нужно поговорить с Лукой,— пробормотал Цюрри и тут же отошел в сторону, словно давая им шанс отказаться. Хорват некоторое время пристально смотрел в ее глаза, а потом направился к другу, оставив ей на прощание всего одно слово: «Обещаю», и это слово стало ее Надеждой.

Through the deepest oceans

Let us find a coast to seek

I know that someone out there

Is searching like me

— Юлиана, как себя чувствует Адела?— Гай подал ей и Элен по стакану с тыквенным соком, что радостно разносили по залу феи, иногда осыпая выпускников конфетти.

— Уже намного лучше, ее меньше мучают кошмары,— ответила девушка, следя взглядом за танцующими парами.— Думаю, у нее все будет в порядке.

— Павлов сказал, что ты тоже полностью оправился,— Элен коснулась руки Гая,— но по-прежнему очень худой.

— Мама быстро исправит это,— усмехнулся Ларсен, допивая сок и подкидывая стакан, который тут же подхватили рассердившиеся на такое ребячество фейки.

— Как мы могли не заметить, что это вовсе не ты, а Яшек? И ведь Эйидль видела, как тебя уносили в подземелья,— уже в который раз сокрушалась Элен.— И эти Скрижали, о которых ты бы никогда не рассказал!

— Все, Элен, перестань переживать, все прошло. К тому же я почти все время был без сознания, так что мне намного легче обо всем забыть, чем остальным ребятам,— Ларсен тут же нашел взглядом Марию. Она стояла в окружении своих друзей: Якова, Сибиль и Брандона.— Кто-нибудь говорил с Яшеком?

— Ребята сказали, что он сидит в своей комнате и ни с кем не общается. Мне его жаль,— Юлиана вздохнула.

— Ему сейчас сложно,— согласился Гай,— я поговорю с ним. Не верю, что теперь, когда он узнал правду о тех, на кого мы работали, он не переменился в своих суждениях.

— Ну, если бы я умерла и воскресла, я бы точно пересмотрела свои взгляды на некоторые вопросы,— фыркнула Элен.— Хотя нам для этого и умирать не пришлось,— она указала на Драконов Востока, которые приближались к ним во главе с Марией.— Привет всем.

— Прекрасный вечер, вы не находите?— Стюдгар широко улыбнулся, видимо, решив, что первый контакт должен наладить именно он.— Я, конечно, с нетерпением ждал выпускного, но ничего более скучного не мог себе вообразить. Хотя, с другой стороны, после вполне нескучного года мы можем себе позволить просто расслабиться и потанцевать, неправда ли?— и он тут же протянул руку Элен, подмигнув своей девушке.

— Как вы его выносите?— фыркнул Гай, когда Стю и Элен, а также Яков и Юлиана отправились кружиться по залу.

— Иммунитет,— пожала плечами Мария, улыбаясь.

— Простите, что мешаю,— прямо перед лицами ребят материализовалась Кляйн, крайне недовольная.— Эйидль просила передать тебе,— она ткнула пальчиком в Гая,— и тебе,— указала на Марию,— что ждет вас на улице, так что идите,— и она так же быстро исчезла, видимо, стремясь испортить настроение еще кому-нибудь.

— Ей пора замуж,— рассмеялась Сибиль.— Идите, я послежу, чтобы Драконы не передрались.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?— Гай пропустил Марию вперед, в коридор, что вел от Зала Святовита к главному выходу из школы. Сегодня уже начали грузить «Касатки» у главного причала, и двери не закрывались на ночь. Или же это было сделано специально, чтобы выпускники смогли еще раз прогуляться под полярным небом Острова Драконов.— Она что-то рассказывала вам о своих приключениях?

Мария покачала головой:

— Иногда мне кажется, что лучше о них никому не знать. Чем меньше ты знаешь, тем меньше сможешь рассказать, а также меньше будешь думать о том, чего никогда не увидишь и не испытаешь. Меньше знаешь — крепче спишь, вот это я точно теперь хорошо понимаю.

Ночь стояла тихая и светлая, несколько пар прогуливались в стороне, луч «Айсберга» освещал вершины гор и зверинец.

Эйидль ждала их чуть в стороне от выхода, рядом с ней играл волчонок.

— Интересная компания,— отметил Гай, и девочка скорчила ему рожицу. Видимо, отношения между ними не стали теплее несмотря ни на что. С другой стороны, кто он такой и кто она?

— Идемте, пока сюда не набежали толпы гуляющих,— Эйидль обращалась больше к Марии.— Дим, ты останешься здесь,— кинула она зверю, и тот, кажется, послушался.

Они молча пересекли двор, миновали развалины из льда и достаточно быстро (в отсутствие сугробов и метели) достигли памятника основателям Дурмстранга.

— Почти дежавю,— хмыкнул Гай, а потом поднял руки, сдаваясь, когда Эйидль мрачно на него посмотрела.— Молчу.

— Смотрите внимательно и запоминайте. Von,— проговорила девочка и тут же вскарабкалась на постамент, указав на сдвинувшуюся с места кирку. Мария и Гай, остолбенев, следили за тем, что Эйидль делала. Это было невероятно: все эти века Тайна была так близко, под ногами, ожидая, когда ее откроют.— Повторяйте по одному, жду вас внизу,— и Эйидль, обняв за шею каменного гнома, повернула рычаг, исчезая в основании памятника.

У Марии дрожали руки и голос, когда она повторяла все то, что сделала за минуту до нее исландка, Гай последовал за ней. Их глазам по мере спуска открывалась огромная пещера, освещенная голубоватым сиянием.

— Это невероятно,— прошептала Мария, застыв перед Створками, которые так долго искали поколения Драконов, мечтая хотя бы увидеть их.— Как ты смогла их найти?

— Скрижали,— пожала плечами Эйидль, доставая из кармана деревянную оправу очков.— «Последний шаг — и ты коснешься Створок, последний шаг — и ты в конце Пути, чтоб вход найти, вернись же ты к началу, чтобы войти — все до конца прочти, веками окруженные лишь ложью, они всегда лишь правду говорят, их имена прочесть тебе лишь нужно — и двери тебе к Створкам отворят»,— прочла наизусть девочка и вставила очки в едва заметные отверстия в стене.— Да, кстати...— она посмотрела за спину ребятам, и те оглянулись.

— Святовит меня...!— Гай отскочил в сторону, дернув Марию за собой.— Это кто?— они смотрели на старого гнома, место которого постепенно занимал Святовит.

— Это Инвертус, страж Створок,— улыбнулась Эйидль, глядя на появившегося Симарла, а затем морока.— Он безобиден,— девочка достала палочку и, прежде чем ее успели остановить, сделала на руке надрез.

— Ты так скоро сляжешь из-за потери крови,— заметил Гай, давая ей носовой платок, а затем в очередной раз застывая: Створки пошли в сторону, открывая их взгляду Зал Тайны.

Втроем они вошли в помещение, полное нежного голубоватого света: его испускали прожилки, которыми оказались испещрены каменные стены. Прожилки, словно паутина, окутали зал, даже под ногами сияли тонкие нити, то ли стеклянные, то ли нефритовые. Свет плясал, окутывал, обнимал, но не причинял боли глазам. Причем создавалось ощущение, что сияние распространяется как наружу, так и вовнутрь, внутрь камней.

— Вот откуда берется этот свет,— прошептала Мария, подняв руку: казалось, что кожа тоже начала лучиться.

— Свет знания,— улыбнулась Эйидль,— ведь это та самая Книга, которую держит в своих руках Дракон Дурмстранга. Книга прошлого.

Втроем они застыли перед Тайной, которую хранил Зал, которую так долго искали целые поколения учеников Дурмстранга. В центре огромного сияющего грота из потолка и из пола били вихри Песка, закручиваясь столбом и исчезая в камне.

— Слева — прошлое, справа — будущее, в которое нам никогда не попасть,— улыбнулась Эйидль,— Время движется по часовой стрелке, веками, тысячи веков.

Они стояли и смотрели на движение Песка, не в силах осознать всю невероятность и значимость происходящего.

— У нас есть еще два дела,— нарушила, наконец, тишину Эйидль, доставая из кармана мантии Маховик Времени и вкладывая его в ладонь Марии.— Мы должны вернуть все на свои места, завершить историю Дара Святовита.

Мария кивнула и медленно подошла к Кольцу, едва дыша от волнения. Потом замахнулась — и бросила Маховик в столб песка, глядя, как стекло и золото растворяются, а песчинки смешиваются, уничтожая последнее напоминание о Даре, которым заплатили гномы за свою свободу.

— Это тебе, Гай,— Эйидль передала парню небольшой свиток, перевязанный пурпурной лентой.— Это Свиток Свободы, тот самый, который вы так хотели найти и уберечь. Думаю, это лучшее место для того, чтобы навсегда укрыть его от чужих глаз,— она указала на пространство между двумя столбами Песка: там находился валун, который будто вырастал из земли, сверху достаточно плоский, с небольшой выемкой посередине.

Гай кивнул, глядя на Свиток, не веря, что в руках его — судьба целого народа, целая История. Почему именно им троим выпал шанс прикоснуться к этой Истории?

— Я не уверен, что это должен делать я, ты забыла — я Дракон Запада,— напомнил он, протягивая Свиток Наследнице Дурмстранга.

— Ордена Запада больше нет,— исландка сжала его пальцы вокруг Свитка,— а ты потомок самого верного и самого древнего из Хранителей школы, лучшего друга гномов, так что именно ты и должен это делать,— вздохнула Эйидль.

— Я?

— Спроси однажды у Павлова, возможно, он тебе расскажет о своих прошлых любовных приключениях,— улыбнулась девочка.— Давай, а то вы пропустите весь выпускной.

Гай кивнул, заинтригованный, потом осторожно подошел к Кольцу, стараясь не коснуться Песка, и опустил Свиток на камень, где он будет лежать до скончания веков, пока Песок Времени не поглотит мир и школу вместе с ним.

Let the wind guide us

Until we find tranquillity

Why don't you find me?

Please come and find me

— Привет, ты ждал меня?— Мария подошла к Феликсу, сидевшему на одной из скамей в Зале Святовита. Многие выпускники уже разошлись, чтобы продолжить праздник в общих комнатах. Девушка заметила, как их друзья — бывшие Драконы — все вместе направились в боковой проход, видимо, чтобы по привычке тайно оказаться на улице и продлить последнюю ночь в школе.— Идем, догоним остальных,— она протянула ему руку, и парень взял ее, но уже в этом движении Мария увидела все, что он скажет. Наверное, почувствовала, а скорее — знала, давно знала, что все будет именно так. Она слишком хорошо знала своего Ящера.— Ты уходишь,— выдохнула она, сильно сжимая его пальцы, покрытые темной чешуей.— Ты уходишь.

— Я выполнил свое обещание,— выдавил он, но не опустил глаз, и Мария улыбнулась сквозь слезы, которые скопились в глазах.

— Ты сказал, что всегда будешь рядом, что я не буду одна,— почти упрекнула она его, хотя знала, что отпустит, она всегда была готова к этому моменту, только отдаляя его.

— Ты не одна,— мотнул он головой.— И никогда не будешь одна.

— Прости,— прошептала она, обеими руками сжав его пальцы и пытаясь найти в себе силы отпустить их.— Я столько раз теряла тебя, Феликс, столько раз теряла... Наверное, весь этот год меня готовил к тому, что ты уйдешь... Что я все-таки потеряю тебя, мой Неряха.

— Меня давно так никто не называл,— вздохнул он, несмело протягивая перебинтованную ладонь и не решаясь коснуться лица девушки. Мария грустно улыбнулась и сделала шаг ему навстречу, прикрывая глаза, из которых все-таки полились слезы, но она поспешно их стерла. Он обнял ее, прижав к себе и поглаживая по спине.— Я должен уйти, ты же понимаешь, Мария. Ты одна меня понимаешь...

— Я знаю, Феликс,— прошептала она, обвив его руками и спрятав лицо, вдыхая его запах, ощущая под щекой через одежду твердость чешуи.

— Мне нужно понять себя, нужно понять, кто я, найти свое место,— шептал он, хотя она и так знала все, что ведет его прочь, все причины, почему он не останется с ней.

— Главное живи, Феликс,— в который раз, как заклинание, повторяла она, подняв к нему лицо и глядя в глаза, которых нет ни у одного человека в мире. Самые страшные и самые удивительные глаза.— Ты обязательно найдешь то, что ищешь, найдешь покой, я верю в это... Только пообещай мне...

— Я не знаю, вернусь ли, Мария,— прервал он ее, и ей казалось, что в его глазах отражается ее боль.

— Я не прошу тебя об этом, никогда не просила,— дернула она уголком губ,— ведь странно просить дикого зверя добровольно зайти в клетку. Пообещай мне, что как бы ни было тебе тяжело, ты будешь бороться, будешь жить и помнить, что ты часть чего-то большего, чем твоя жизнь,— она сжала его руку, на которую Павлов надел ему кольцо Стражей.— Помни, что хотя бы один смысл жизни ты уже нашел...

Он повел плечами, отводя взгляд, и Мария снова догадалась еще до того, как он заговорил.

— Ты отдал кольцо!

— Оно у Луки, он достоин этого больше, чем я,— Феликс чуть отстранился.— Но я обещаю, что всегда буду бороться, ты научила меня этому,— он горько усмехнулся, вспоминая все эти месяцы, что она боролась за него. Вспоминая все, что случилось с ними, каждое мгновение близости, гнева, боли, ревности, непонимания, страха. Все это наполнило его внутреннюю пустоту, медленно, капля за каплей изгоняя из сердца неверие и разочарование, гнев и ненависть. Осталась лишь ярость: яростное желание понять и найтись в огромном беспощадном мире, который в очередной раз убил его, но оставил живым.— Знаешь, когда я умер, все словно... Словно утратило смысл, вся моя ярость против людей, гнев, боль... Все это бессмысленно, если ты умер,— он погладил ее по лицу, зная, как ей больно вспоминать те мгновения, когда он погибал на ее руках.— И если я не умер, то нужно жить, а иначе в чем смысл? В чем смысл жизни, если мы все умрем? Перед смертью все бесполезно, все одинаково... Но зачем тогда жить? Ведь что-то должно держать нас здесь? И я хочу найти это, понять, потому что то, что во мне сейчас — это ничто... Но зачем-то же я выжил, выживал весь этот год...

— Феликс,— она обвила его шею руками, нежно ему улыбаясь, не веря во все то, что слышит от него.— Мне кажется невероятным, что в начале года я чуть не сошла с ума, когда ты сбросился с «Айсберга»... И я счастлива, правда счастлива...

— Мария, обещай и ты мне,— он крепко обнял ее, зарывшись лицом в россыпь волос,— обещай, что не будешь ждать меня, будешь жить, будешь счастлива.

Она оттолкнула его, с болью глядя на него, крепко сжав руки, потому что он требовал от нее невозможного. Невозможного сейчас, в этот момент, потому что она была уверена, что время лечит все.

— Я обещаю...— она набрала в грудь больше воздуха,— обещаю, что не буду ждать тебя вечно, Феликс,— это все, что она могла сейчас ему ответить.— Мне нужно будет время, и если за это время ты не вернешься, значит, я ждала напрасно. Но... но еще я обещаю, что ты всегда будешь в моем сердце. Я всегда-всегда буду любить тебя, даже если мы больше никогда не увидимся, даже будучи старушкой, я буду тебя любить, мой Феликс, мой Ящер,— она снова обняла его, покрывая поцелуями его лицо, каждую чешуйку на щеке.— Всегда, слышишь? Возвращайся, я прошу тебя, найди то, что ты ищешь — и вернись! Или же просто будь счастлив, где-нибудь...

Он ответил на ее поцелуй, с силой сжимая ее в объятиях, чуть приподняв над полом, и этот поцелуй словно и был прощанием, которому не нужно было слов, не нужно было клятв и обещаний. Восторг, боль, соленый привкус слез и сладкий аромат мгновенного счастья, ласка и страсть, полет, словно они снова вернулись в Рондо и парят в ощущениях первого настоящего поцелуя... И сердце, которое с каждым ударом все громче молчит, оглушая безмолвным криком «Вернись!».

— Вот видишь, вот это нормальные проявления чувств,— назидательно прошипел на ухо Кляйн Хелфер: феи сидели под потолком и тихо наблюдали за прощанием. Кляйн всхлипнула, утирая слезы передником, даже не в силах снова рассердиться на маленького мужчину.

— Получается, все было напрасно? Все эти ее страдания, муки...?— фея шмыгнула носиком.— Для чего эта ее любовь, если он все равно ее бросает? Все мужчины одинаковые...!

— С чего ты взяла, что он ее бросает?— фыркнул Хелфер, протягивая Кляйн кусочек скатерти.— Ну, считай, что он идет за... ну, за молодильными яблоками или на войну за правое дело...

— Он ее бросает,— не согласилась Кляйн.

— Ну,— Хелфер почесал в затылке и решил зайти с другой стороны,— по крайней мере, ничего не было напрасно. Она не позволила ему убить себя, научила жить, и он уже не прыгает с башен, выходит в люди, человеком, вроде как, немного стал...

— Ей от этого не легче.

— Легче, милая моя, легче. Сколько раз он поддерживал ее, приходил к ней в трудную минуту, к тому же... К тому же она стала сильнее, и даже этот его уход сделает ее сильнее.

— Зачем ей эта сила, если он уходит?— снова всхлипнула Кляйн, уткнувшись в плечо Хелфера.— Я так люблю хеппи-энды...

— Ну... Все ведь хорошо, они победили, никто не умер, почти...

— Почему ты такой черствый?!

— Я? Черствый?— фыркнул Хел, приобняв фею.— Я просто вижу мир ее глазами, это и называется единением.

— Что?!— вскинулась Кляйн, тут же вырываясь из объятий фея и теряя всякое романтическое настроение.— Единение?! Да не слишком ли она для тебя великовата, извращенец? Да ей всего восемнадцать!

Хелфер посмотрел вниз и увидел, что Мария и Феликс подняли глаза, чтобы понять, отчего под потолком стоит такой крик.

— Кляйн, дорогая, опять ты все не так поняла,— постарался урезонить подругу фей.

— То есть я еще и тупая, по-твоему?!— в руках Кляйн мелькнула уже знакомая кухонная утварь.

— Нет-нет, что ты, свет подземелий,— завертел головой Хелфер, чуть отступая.— А как же любовь к хэппи-эндам? Я, ты — жили долго и счастливо? Малыши в глубоких уютных колодцах?

— Ах ты развратник!— тут же вскинулась Кляйн.— Вот значит что ты хотел со мной сделать?! Я тебе такой хэппи-энд покажу!— фея запустила в Хела скалкой, но тот был готов и увернулся.

— Святовит, женщина, давай лучше я тебе покажу, что такое хэппи-энд, а то ты, мне кажется, не те книжки читаешь,— решил взять дело в свои маленькие ручки фей, потом стрелой подлетел к Кляйн и смачно поцеловал в губы, сгребая в объятия.

— Ну, вот, теперь она опять будет вопить, что ее прилюдно изнасиловали и она беременна,— вздохнула шутливо Эйидль, выходя из тени и чуть смущенно глядя на брата и Марию.— Простите, что мешаю, но наверху все наши собрались, разожгли костер, танцуют... Гай и Лука волновались, где вы,— девочка пожала плечами, давая понять, что объяснять дальше бессмысленно.

— Мы нескоро привыкнем жить спокойно и не пугаться любого стука,— хмыкнула Мария, потом перевела взгляд на Феликса.— Я возьму мантию в комнате и вернусь, подождите меня, ладно?

Эйидль кивнула, отводя глаза. Мария бесшумно исчезла в боковом коридоре, оставив брата и сестру наедине.

— Мне жаль... твоего отца,— внезапно заговорил Феликс, и девочка удивленно посмотрела на него.

— Он сам во всем виноват,— выдавила Эйидль: ей все еще было тяжело говорить о родителе.— Он убил тебя.

— Но я жив... благодаря тебе,— казалось, что слова даются парню непросто, но он заставлял себя говорить, и девочка улыбнулась, слушая, как гулко бьется ее сердце от радости.

— На самом деле это не я, но вдаваться в подробности не буду,— пожала она плечами,— я просто рада, что ты жив. Очень больно?— она кивнула на бинты на его руках, и Феликс покачал головой.— Доктор Павлов сказал, что завтра приедет твоя мама, чтобы забрать тело...

— Ты не поедешь с ней?

— Нет, я остаюсь в школе, профессор Сцилла будет моим опекуном,— пожала плечами Эйидль, светясь от радости, ведь это был первый настоящий разговор с братом. Правда, теперь они уже, вроде как, перестают быть даже сводными родственниками.— А ты? Поедешь домой?

Он покачал головой, и девочка вздохнула:

— Ты хотя бы поговори с ней, хотя бы это она заслужила. Она твоя мама. Ей будет тяжело без тебя, особенно теперь...

— Поговорю,— пробормотал Феликс, и Эйидль поверила, что он говорит правду.

— Я была рада быть твоей сестрой, хотя бы недолго,— девочка грустно улыбнулась, чувствуя, что они прощаются. Она оглянулась вокруг, но даже феи уже скрылись, видимо, выяснять свои отношения в подземельях, поэтому Эйидль на мгновение обняла Феликса, не дав ему шанса себя оттолкнуть, быстро отстраняясь.— Будь осторожен, ладно?

Он смутился, отворачиваясь. Они оба с радостью встретили Марию, а с ней пришли Тереза, Адела и Алекс; последнего явно подняли с постели.

— Идем?— Мария протянула Феликсу руку, и они все вместе нырнули в боковой проход, пробираясь на поверхность.

— Они развели костер у «Айсберга»?— удивилась Тереза, недоуменно глядя на старших ребят.

— Айзек,— рассмеялась Эйидль, одним именем объясняя подобное нарушение всяких правил.— Он, едва выйдя из госпиталя, напросился на дежурство, так что...— и девочка побежала вперед, на голоса и движение ребят у костра.

Их встретили приветственными криками и хлопками в ладоши. Мария радостно переглянулась с Гаем: здесь были не только Драконы Востока, но и Запада. Казалось, что эта ночь смела все границы и, наконец, объединила бывших врагов. Юлиана весело болтала с Сибиль, а Стю и Джованни под улюлюканье Айзека и Якова соревновались в ходьбе на руках. Элен и Лука, взявшись за руки, готовились прыгнуть через костер, а Марианна и Йозеф стояли за ними, смеясь.

— Все это очень странно,— пробормотал Алекс скептически, подавая руку Терезе.— Покажем им, как нужно прыгать?

— Алекс, с твоим везением я бы не стала...— осторожно предупредила друга Эйидль, но тот, как обычно, не послушался.— Кто-нибудь держит наготове заклинание водопада?— улыбнулась она.

— Нет, но если мы не дадим ему прыгнуть...?— Гай протянул ладонь Эйидль, и та с подозрением посмотрела на нее.— Давай, дальняя родственница, я не собираюсь тебя кидать в костер.

— Попробовал бы ты,— фыркнула исландка, беря его руку и смеясь.

— Ну, я прихожусь внучатым племянником самому Симарлу, по словам прадедушки,— тоже рассмеялся Ларсен.

— Хорошо, что Симарл до этой новости не дожил,— усмехнулась Эйидль.

— Тише!— вдруг крикнул Айзек, и все замерли, испуганные его окриком.— Слушайте...

Когда все замолчали, ребята сразу же поняли, о чем говорит «гном»: со стороны зверинца доносилась тихая нежная мелодия. Словно кто-то звенел колокольчиками, тут же играл на тамтамах и тут же подпевал им.

— Это борамцы поют,— прошептал Феликс, подняв глаза к небу, в котором сияла полная луна.

— Не знала, что они умеют,— Тереза подошла ближе, чтобы лучше слышать мелодию.

— Они поют, когда чувствуют покой,— Цюрри сжал крепче руку Марии.

— Тогда я тоже хочу петь,— рассмеялся Айзек, подтанцовывая в такт тамтамам,— или плясать, как медведь на ярмарке. Кто со мной?

... Leave the past behind me

I can fly with broken wings...

В свете полной луны на вершине одной из гор Острова Драконов появилась тень. Ее отбрасывал Волк, готовившийся к дальнему путешествию в родные края, в снега, которых он не видел больше тысячелетия, домой. Он смотрел сверху на голову Большого Дракона, словно вынырнувшего из-под земли, на маяк, освещающий ночь, остатки ледяного замка и костер, вокруг которого в хороводе кружились дети, замкнув кольцо рук в едином порыве. Каждый из них что-то потерял и что-то нашел на этом Острове, каждый стал сильнее, закаленный натиском камня и бурей воды. Вода и камень, время и пространство.

Волк наблюдал за детьми. Среди них были те, кого он еще встретит, и те, чьи пути навсегда разойдутся, опоясав планету и расчертив яркими дорогами судеб. Но начало всех этих нитей будет здесь, на Острове Драконов, в самом средоточии мироздания, сердце которого скрыто в недрах Школы Дурмстранг.

Война Драконов закончилась, наступала Эра Стражей.