Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

3 октября, четверг, 10:34

Франкенштейн наверняка уже на острове, готовится к ответственным экспериментам. Поэтому я не нахожу себе места от волнения, понимая, что начиная с сегодняшнего дня ребята будут рисковать собой в поиске расширения способностей. Школьные уроки тянутся медленнее, чем обычно, отчасти потому, что в моём теле поселился этот беспокойный зуд, который меня гонит-гонит скорее бежать куда-то и что-то делать — и всё это в ложной надежде тоже как-то влиять на ситуацию. Отчасти — потому что Франкенштейн мне объяснил темы по самым сложным предметам наперёд, и сейчас мне просто скучно. Сижу вот, жду вечера…

Немного непривычно, что Сейра тут, а Региса нет. Все привыкли, что они везде появляются парой, как птички-неразлучники. Только не жёлто-зелёные, а серебристые. А теперь Сейра выглядит немного одиноко даже в нашей немаленькой компании… Только ленивый не спросил сегодня, куда девался Регис и не заболел ли он. Но вряд ли большинство за него переживают: просто это повод наконец-то заговорить с Сейрой…

Она отвечает уклончиво, но я-то знаю: Регис всеми правдами и неправдами настоял, что должен поехать с Франкенштейном. Уж в каком качестве, я без понятия: то ли как ассистент, то ли как моральная поддержка или даже наблюдатель от «независимой» стороны — Лукедонии. Не представляю, какие аргументы он привёл Франкенштейну и в какие из них чистосердечно поверил сам. А факт налицо: он так переживает, что не смог бы сидеть дома, не зная, что происходит. Как и я, в общем… Только у него вот были способы убедить директора взять его с собой, а у меня — нет…

Сейра тоже хотела бы поехать. Но Франкенштейн велел ей остаться: ради Мастера. И она согласилась, ведь слова директора Ли почти никогда не ставит под сомнения — вот что значит непререкаемый авторитет. А что? Он ведь почти всегда прав. Как можно сомневаться в его решениях? Рейзела Франкенштейн оставил в Сеуле скрепя сердце; но тащить его в утомительную поездку, где он тоже будет каждый день наблюдать мучения своих друзей… Нет и ещё раз нет. Мастеру нужно спокойствие и та самая повседневность, которую он так полюбил в Корее. Обо всём остальном он узнает по мысленной связи или по телефону. Но сам присутствовать ни в коем случае не должен.

Итак, Рейзела пришлось оставить в Сеуле под присмотром Сейры, и она с трепетом приняла эту миссию: ведь это и есть долг настоящего благородного, и хорошо, что Франкенштейн об этом не забыл… И что доверяет лично Сейре тоже. Ведь она, хоть и глава клана, всего лишь юная девушка… Ей свойственно иногда колебаться из-за неопытности или противоречивости чувств, которые она не имеет права показать… И сил её может для серьёзного поединка не хватить… Но Франкенштейн всё равно ей доверяет: и её суждениям, и способностям. Это… приятно, хотя и кажется слишком ответственным поручением. Когда та же самая Лорд отдавала ей свои приказы, Сейра не чувствовала и десятой доли того благоговения и рвения всё сделать, как надо, которые она ощущает теперь…

Рейзел, возможно, догадывается, почему Сейра осталась здесь, но противоречить Франкенштейну не стал. Может быть, это своеобразная забота о Сейре: ведь если Франкенштейн пытается уберечь от тяжёлых сцен Рейзела, то он — может то же самое сделать по отношению к Сейре… А может, всё проще, и Рей всего лишь не хочет без серьёзного повода оспаривать решения Франкенштейна. Всё равно тот в итоге настоит на своём, умело обойдя даже повеления Ноблесс. Всегда же так было.

К тому же, Рей не сомневается в том, что Сейра исполняет свой долг умело и достойно, а если произойдёт что-то чрезвычайное, то её способности не будут лишними, хотя полагаться мы можем не только на них: ведь в доме директора по-прежнему гостят двое Кертье. Короче, у Рея не было никаких нареканий к стратегическому распределению благородных и модифицированных в Сеуле и на острове, а значит — к чему лишние дебаты?

Ещё год назад я бы не подумала, что в том, чтобы просто уехать из города, может быть столько подводных камней. А ведь и правда: что я вообще знала и понимала год назад? Вот разве что периметры, площади и объёмы считать и умела… Никакого чтения мыслей, никакого переживания за жизнь друзей. Интересно, была ли я счастливее год назад?

Мне кажется, я просто была абсолютно другим человеком. Действительно же в октябре прошлого года всё началось. Теперь я уже с трудом представляю себе, какой могла бы быть моя жизнь без этого проникновения в чужие сознания. Никакой осмысленности, никакого умения ценить жизнь здесь и сейчас… Может, я за год стала философом? Или просто повзрослела?

Рей тихо вздохнул, и по ощутимому взгляду на моей спине я догадалась, что это из-за меня. «Тебе грустно, что я стала на год старше?» — шутливо спросила я, не зная наверняка, дойдёт ли до него эта мысль. Рей ничего мне мысленно не ответил — либо это я не смогла поймать его «волну». Поэтому я улучила момент и обернулась к нему. И верно, его глаза всё так же были прикованы ко мне.

«Мне жаль, что моё появление лишило тебя шанса прожить беззаботную юность», — всё-таки ответил он, и я даже невольно отшатнулась назад, почувствовав, каким концентрированным было это сожаление. Ну правда, Рей… Зачем из-за меня так огорчаться? Ради я этого стою? И вообще, почему он себя винит? Он был началом цепочки всех этих событий, это верно. Но можно и с другой стороны посмотреть: если бы М-24, скажем, не обладал способностью благородных или просто не захотел бы передать её мне, то я сейчас и не стала бы такой, какая я есть? То есть, Рей и не виноват, выходит…

«Ты совсем как Регис изъясняешься, — отметила я и подмигнула. — С кем поведёшься — от того и наберёшься?»

«Ты права, мы все влияем друг на друга».

«Например, вот твоё умение любоваться жизнью меня очень вдохновляет. А ты говоришь, жизнь мне испортил… Наоборот — ценить её научил!»

— Ну всё, сил моих нет терпеть эти переглядки на галёрке! — внезапно вклинился в наш милый диалог суровый голос господина Пака. — Су Юна, к доске!

Как хорошо, что Франкенштейн мне накануне так доходчиво объяснил, что усечённая пирамида и наклонная призма — это всё-таки разные вещи.

16:32

После школы мы решили пойти к Рею; пусть дом сейчас и опустел наполовину, у нас всё равно достаточно человек, чтобы играть в настолки. А ещё, пока директора нет дома, можно петь караоке. Правда, никто толком не знает, как его включать, но Икхан разберётся. Интересно, а откуда у Франкенштейна вообще взялось это самое караоке? Может, ему какие-то предыдущие выпускники подарили? Не думаю, что он сам таким развлекается на досуге. И друзей шумных у него вроде нет… Вообще не представляю, есть ли у него друзья. Потому что вся его нынешняя компания — это какой-то сложных микс из семьи и подопечных. А вот просто знакомые, с которыми можно потусить вволю… При всей доброжелательности директора Ли мне не верится, что он подпускает к себе обычных людей настолько, чтобы те стали его друзьями…

Ну так вот, пусть и непонятно, откуда и для кого у Франкенштейна стоит караоке, мы хотим его опробовать. Потом ещё, возможно, успеем вместе с Сейрой опробовать новый рецепт. Опять же, пока Франкенштейна нет дома, мы устроим революцию и накормим Рейзела не рамёном, а чем-нибудь новеньким…

PS. Поняла, что нам сначала надо приготовить еду, а потом уже петь. Иначе наше угощение поспеет только к ночи, и мы не узнаем, хорошо ли получилось.

PS2. Но петь после еды тоже как-то тяжко. Голос хриплый и диапазон никакой. Да как же нам разрулить эту неразрешимую ситуацию?

20:12

М-21 так и не звонит, и я уже устала проверять интернет и перезагружать телефон: вдруг у меня сообщения и звонки просто не отображаются. Но нет же, тишина. Вернее, вокруг меня грохочет музыка, потому что парни всё-таки придумали, как подключить караоке, но вот я — задыхаюсь в информационном вакууме.

У него там точно всё в порядке? Почему мне так тревожно на душе? Как бы я хотела уметь мгновенно перемещаться в пространстве! Что бы там ни происходило, я должна быть рядом с ним! Теперь-то я поняла, что он имел в виду, бесконечно повторяя это «я должен» и «это мой долг». Не только обещания, не только его собственные и чужие ожидания. Это внутренняя горячая потребность в чём-то. Мы просто не можем жить иначе, только так, как нам велит сердце.

4 октября, пятница

Сказочный золотой закат снова расстелился по всему небу, знаменуя собой окончание школьного дня. Полностью поглощённый созерцанием и своими мыслями Рей глубоко вздохнул, не отдавая себе в этом отчёта.

— Видели? Рей только что вздохнул, — сказала Суйи, которая и затеяла всё это наблюдение. — Значит, нам не показалось.

— Да, он уже несколько дней ходит как в воду опущенный, — подтвердил Икхан.

Мы все выстроились на некотором отдалении от последней парты и во все глаза наблюдали за Реем, который потерял счёт времени и не собирался уходить, хотя уроки уже завершились. Почти все наши одноклассники уже разбежались по своим делам, а мы вот никак не могли уйти, пока Рей не оторвётся от своих тяжких дум.

— Но что его может так беспокоить? С Реем что-то случилось? — Суйи повернулась к Сейре, каким-то шестым чувством угадав, что уж ей-то должно быть известно побольше нашего. — Сейра, ты не знаешь, почему он такой?

Если Сейра что-то и знает, она промолчала — как делает это в большинстве случаев. Впрочем, может быть, это Шинву не дал ей достаточно времени, чтобы решиться ответить. Рыжик громко хлопнул в ладоши (Рейзел ухитрился не заметить даже это) и объявил: «Понял!» Мог бы с тем же успехом крикнуть «эврика», но он таких слов обычно не помнит. Мы только досадливо фыркнули: ещё бы, если Шинву триумфально заявляет, что что-то понял, то потом несёт фирменную ахинею с таким видом, что даже неловко ему об этом намекать.

— И как вы только не заметили? — поразился Шинву. Даже Сейра обернулась к нему с удивлением на лице, против воли заинтересованная его догадкой. — Задумайтесь, когда именно Рей впал в депрессию, — учительским тоном дал нам подсказку Шинву и, подняв палец, начал ходить туда-сюда по классу и рассуждать: — Это произошло как раз после того, как уехала Раскрея. Инфа 100% — я сам пристально за ним наблюдал. А какой вывод из всего этого следует, а, коллеги?

— Божечки! Так он скучает по Раскрее? — дошли мы до нужного вывода уже самостоятельно. Очевидно, он совпал с тем, что и ожидал услышать Шинву.

— А что, это звучит правдоподобно… — протянула Суйи. Шинву пусть её и не убедил окончательно, но эти события и правда шли одно за другим: сначала такой кратковременный визит Раскреи, потом растянувшаяся на несколько дней меланхолия Рейзела… Раньше-то мы не замечали, чтобы его эмоции проявлялись вот так открыто.

У парней от жалости к страдающему от неразделённой любви Рейзелу даже слёзы на глаза навернулись. Они начали так громко шмыгать носом и объяснять, что не грех и расчувствоваться, когда твой друг грустит, что тут уж Рей всё-таки их услышал и повернулся в нашу сторону. Его взору открылась странная картина: мы с Суйи перешёптываемся, не сводя с него глаз, Сейра застыла, как громом поражённая, а парни — те просто утрированно утирают слёзки, глядя на него с бесконечной преданностью.

— Крепись, Рей! — выкрикнул Шинву на весь класс — благо кроме нас там только Джи Хун и остался.

— Да, мы с тобой, — поддержал Икхан.

Рею эти слова вроде как и были приятны, но вне контекста звучали очень странно, поэтому он просто сделал большие удивлённые глаза и промолчал. Сейра вторила его примеру.

23:13

— Ну, как там твоя командировка? — наконец-то дождавшись звонка М-21, бодро спросила я. Даже не пыталась особо маскироваться от родителей. Достаточно и того, что вышла на балкон, а если мой голос звучит оживлённо — меньше соблазна вызывает вслушаться и разгадать, с кем я там секретничаю. Потому что кто будет важные дела обсуждать так, как будто с обычными приятелями из школы болтает, да?

— Да ничего, идёт потихоньку, — сказал М-21, которого моё бойкое приветствие, кажется, удивило и порадовало. А то в первую секунду, когда изображение только возникло, мне показалось, что М-21 ужасно измождён или же расстроен чем-то. — А ты что какая взбудораженная?

— Самая обычная! — развела руками я. — Просто рада тебя видеть, ты так давно не звонил…

Нет-нет, я не жалуюсь, понимаю, что М-21 может быть вообще не до меня. А что у меня голос так дрогнул — это просто эмоции, я ведь по нему истосковалась. Когда он уже вернётся, и мы будем каждый день вместе? На лицо М-21 словно набежало облако, но тут же вновь улетело. Наверное, мой чуть капризный тон ему всё-таки не понравился.

— Прости, вчера ну совсем никак не получилось позвонить, — сказал он с такой серьёзностью, как будто признавался в госизмене. — Я не хотел, чтобы ты волновалась, но вот не вышло…

— Конечно, волновалась! — сказала я. — Но ведь мы с тобой договаривались, что ты можешь позвонить, а можешь — не позвонить… Не переживай, пожалуйста. Делай так, как тебе удобнее.

М-21 долгим взглядом уставился на цифровое пространство, но оно не дало ему никаких объяснений. Я чувствовала, что в М-21 борется две эмоции: непонимание и облегчение. Он что, так боялся не сдержать слово и получить от меня нагоняй за то, что не звонит? Но он взрослый человек и сам оценивает своё время. Разве я могу его винить за то, что он занят?

— Спасибо, что ты такая… понимающая, — наконец выразил своё не совсем поддающееся объяснению чувство он. — Раз ты так позитивно настроена, мне и самому как-то легче… пережить эту командировку.

— Переживёшь, ещё как! — заверила я. — Жду тебя домой, очень-очень скоро!

М-21 озорно усмехнулся на это, и я залюбовалась этой улыбкой. Она была похожа на проблеск солнца в грозовых тучах. Его лицо в целом почему-то мне напоминает что-то такое сродни затишью перед бурей. Обманчивое спокойствие… И волосы эти серые, иногда торчащие так, как будто наэлектризовались. А уж если сердитый ходит или обиженный — вообще жди громов и молний. Он своими комментариями язвительными бьётся не хуже. Поэтому безусловно приятно, что ради меня он всё-таки и лучики солнца выпускает немного погулять…

— Франкенштейн там всё переживает, всё ли нормально дома, — полувопросительно сказал М-21, а я вспомнила наш вчерашний мощный караоке марафон и замялась. Ой… неужели у директора интуиция настолько хорошая? Но мы ничего не сломали, да и соседи не приходили на нас жаловаться (вот они, преимущества частного дома!), так что я рассудила, что у нас «всё нормально».

— Всё в порядке, — отчиталась я. — Школа и посиделки, ничего нового. Ждём вас то ли в кино, то ли в боулинг, Шинву ещё подумает, куда лучше… Кстати, а как там Тао и Такео?

Может, стоило про них сразу поинтересоваться? На лице М-21 нарисовалась такая эмоция, словно он подумал: «И года не прошло, наконец-то она про них вспомнила!» Но в первую очередь меня интересует, как там мой любимый, логично же… Сам бы ведь обиделся, если бы я сразу о других расспрашивать начала! Он же перед отъездом мне так и говорил вроде: на остальных особо не заглядываться, не названивать… Было же такое?

— Неплохо, — кивнул он так, что можно было интерпретировать как «всё путём, не жалуемся», а можно и как «всё непросто, но прорвёмся». Весьма неоднозначно. — Босс им увеличил нагрузку сегодня, но они молодцы, держатся. Вчера они ко мне приходили, а сегодня я к ним… Вот так вот мы… меняемся…

Он словно бы тщательно подбирал слова, хотя я не очень-то понимала, зачем. Вроде бы он не объяснял ничего сложного. Никаких терминов или вещей, которые мне не положено знать. Может быть, у меня такое впечатление возникло как раз потому, что он хорошо справился с этим самым подбором слов? Одновременно с этим я видела, что он словно бы ждёт чего-то от меня, но сам не просит. И что бы это такое могло быть?

— Когда вернёшься, давай на свидание сходим? — предложила я, гадая, чего же он от меня хочет.

М-21 аж глаза вытаращил. (Ну да, он мне про Тао и Такео, а я ему про свидания. Всё супер логично.) Но моё предложение хоть и встретил с преувеличенным изумлением, а всё-таки обрадовался. Улыбнулся ласково (почему-то в сочетании с его усталым выражением лица это получилось не уютно-нежно, а прямо-таки пронзительно трогательно), покрутил телефон и вздохнул.

— Что вздыхаем? — шутливо поддела его я. Это сегодня очень популярный вопрос, которым мы вдруг озаботились. Или люди начали вздыхать чаще, чем обычно?

— Не знаю, как тебя поцеловать через экран, — с умильным нахальством пожаловался М-21.

— Всему-то тебя научи! — Я сложила пальцы сердечком, поцеловала их и прижала к экрану. — Вот как надо!

Он посмеялся моей изобретательности и повторил за мной. Когда он приблизил к экрану пальцы, я заметила, что возле ногтей у него появились покрасневшие или потемневшие отметины, но не успела спросить, что это с ними случилось. М-21 дёрнулся, услышав какой-то голос на фоне, а потом сказал, что Тао и Такео на сегодня закончили, и ему нужно к ним.

— Не упирайтесь там слишком сильно, — попросила я. — Отдыхать не забывайте!

— Отвечу тебе тем же советом, — кивнул он. — Ложись давай, совсем уже поздно. И не пиши дневник полночи, поняла? Выходные — чтобы спать.

Я с видом «ладно-ладно» чуть надула щёки и покивала, а потом отпустила М-21 отдыхать. Немного странное ощущение осталось после звонка, как будто мы не договорили. Но с чего бы ему взяться, если у меня новостей решительно не было, а М-21, кажется, слишком устал для того, чтобы в подробностях мне всё рассказывать?..

5 октября, суббота

Кажется, ночь была втрое длиннее, чем обычно. Но я совсем не выспалась, наоборот. Мне снились какие-то бесконечные кошмары о цифрах и формах. Как будто я застряла в вычислениях, и они кружились в моём мозгу, порождая всё новые и новые закономерности. Злая сила кошмара пыталась переписать законы вселенной и подчинить мой мозг этим новым правилам. А я не соглашалась, упрямо держась за старые координаты. Только вот они рассыпались у меня в пальцах, как сухие комья земли.

Кроме цифр там были и другие какие-то данные. Чувства. Ситуации. Мне снилось, что та злая сила переманивает меня на тёмную сторону, суля все земные богатства. Её голос был вкрадчивым и почти нежным, но я знала, что это всё обман. Зря я вообще допустила эти переговоры. Можно же просто зажать уши руками и не слушать, не думать… А-а, так это всё происходит у меня в голове? Тогда не думать не получится. Ну тогда отбиваться будем теми же средствами: разговорами! Ты ни за что не одолеешь меня на моём собственном поле битвы, злобный кошмар! Уж что-что, а приводить доводы я умею лучше всего — даже во сне…

Но как же метко этот лютый кошмар бьёт по моим уязвимостям, кто бы мог подумать! Словно сон обладает своим сознанием или его направляет кто-то… Ну нет, сколько бы вы мне ни предлагали, а недостаточно будет! Что, съело, странное наваждение? Я за деньги не продаюсь, на пустые посулы не покупаюсь! И без твоих обещаний на вершину пробьюсь, сам, только сам…

Проснулась я со странным ощущением, что упустила многомиллиардное состояние, но зато осталась человеком. Было ли в этом больше горечи или гордости, сказать не берусь, но мозг мой был выжат так, словно я и правда целую ночь что-то считала. Но это так нетипично! Я максимум во сне считаю деньги на обед или на новое платье, и мне постоянно где-то тысячи вон недостаёт… Наверное, на фоне этих обычных подсчётов миллиарды казались мне ещё более заманчивыми, оттого и такое чувство разочарованности, что их не получила. Но это не такой уж большой повод для огорчений, да? Это же всё равно сон.

* * *

Субботний денёк мы провели в доме директора. Чувство такое, что вломились на частную территорию, но на самом-то деле нам открыла Сейра. Мы ничего не нарушили. А что директор в командировке беспокоится, не сожжём ли мы его дом, это чисто его заморочки. Мы-то недозволенного ничего не делаем… Ну подумаешь, ели мороженое и уронили на диван нечаянно? Мы же всё оттёрли…

Время пролетело быстро, и мы начали собираться обратно. Хотя, казалось бы, толком ничего и не успели. Наверное, Шинву слишком долго пересказывал нам свой сон, больше похожий на прохождение бесконечной компьютерной игры. Вот если бы я кому свои сны пересказала — точно никто не поверил бы!

— Ты правда грустишь, потому что скучаешь по Раскрее? — спросила я, когда мы с Реем складывали настолку. Так как нас сейчас в доме немного, Шинву и Икхан пошли помогать Сейре с мытьём посуды (в отсутствие Региса она позволила им такое участие), а Суйи сегодня с нами не было, потому что она записывала песню для альбома.

Рей поднял на меня взгляд, в котором кроме удивления сияли насмешливые искорки. Вот это странная реакция… Так это «да» или «нет»? Он торжествует, что я не докопаюсь до правды, как бы ни старалась, или просто забавляется над моими догадками? Так они вообще не мои изначально, а Шинву…

— Нет, — ответил он, опуская голову так, словно чтобы спрятать улыбку.

«Какое нелепое предположение…» Устрашающая и властная Раскрея, унаследовавшая упрямство отца, но не его гибкость. Чем дальше она от Кореи, тем спокойнее… Приятно было бы… и впрямь не иметь с Лукедонией ничего общего, как она ему и попыталась приказать. Ладно, Раскрею отметаем. Рей её отсутствию скорее радуется, а не печалится.

— Тогда почему ты грустишь? — спросила я совершенно запросто, и Рей на меня странно посмотрел.

— А ты не знаешь?

Я помотала головой, и Рей напрягся. Не понимая, в чём дело, я требовательно уставилась ему в лицо, как будто так могла найти какую-то разгадку. Рей отложил игровые карточки, которые стягивал резинками, и медленно прикрыл и вновь открыл глаза — для него это равносильно вздоху. И правда, что-то он часто в последнее время вздыхает. Что у него случилось-то?

Судя по его реакции, случилось что-то не с ним, а со мной. На обычно бесстрастном лице Рея проступило лёгкое беспокойство. (А зная его уравновешенность и самоконтроль, умножаем эту эмоцию на десять). Он словно бы хотел проникнуть в моё сознание, чтобы считать ответ, но сдержал себя и решил всё обсудить.

— Это из-за Музаки, — сказал он.

Опять этот Музака! Сколько можно изводить себя мыслями о нём? Мне теперь кажется, что Рей постоянно сравнивает нас с ним, как будто этот дяденька — какой-то особый стандарт дружбы, до которого ещё надо постараться дорасти. А что в нём хорошего? Втянул Рея в опасную историю, да ещё и угрызениями совести мучиться заставил…

— Не думай ты о нём, — горячо попросила я. — Я же тебе уже сказала, что он на тебя не сердится, и вы можете дружить, как раньше!

Рей покачал головой, как бы говоря: «Как раньше уже ничего не будет». Потом снова остановил свой взгляд на мне.

Сначала я не поняла, к чему он вообще упомянул Музаку, но потом до меня дошло: ну точно, это он про то, как они с этим Музакой сидели и болтали, любуясь закатом. Вот почему Рей на самом деле вздыхал — просто закат был такой же и напомнил ему тот непростой разговор…

— Полагаешь, меня в первую очередь прочность нашей дружбы беспокоит? — спросил Рей так, будто я сдавала ему экзамен. И слова «Ну конечно!» застряли у меня в горле. Я что, неверно что-то понимаю? — Не отрицаю, мне было бы больно лишиться друга, но… Его угроза избавиться от людей куда страшнее. Это не пустые разговоры, он всегда верен слову.

— Избавиться от людей?! — воскликнула я в чистейшем ужасе. Ничего себе у Реюшки друзья.

Тогда Рей посмотрел на меня уже совершенно так же, как учитель, который услышал неверный ответ. Но ничего не сказал. И я поняла, что теперь-то он грустит не из-за Раскреи или Музаки, а из-за меня, а вот почему — не знаю.

* * *

— Ох, Юна, ну какая же ты всё-таки рассеянная! — посетовал Икхан, когда мы расходились по домам. — Мы же уже договорились, что пойдём во вторник. Почему ты опять начинаешь про завтра?

Это я спросила его, пойдём ли завтра в боулинг играть. Но внезапно выяснилось, что этот вопрос мы уже прояснили ещё в четверг. А я почему-то всё к ним цепляюсь с предложениями поиграть завтра. У Суйи же запись альбома…

— Ах да, — хлопнула себя по лбу я. — Забыла, бывает…

— С тобой уж больно часто так бывает, — подтвердил Шинву. — Такое чувство, только на уроках и слушаешь, а наши разговоры — все мимо ушей. Не хочешь наоборот попробовать?

— Да ну тебя, она наконец-то немного оценки подтянула, — махнул рукой Икхан. — Не требуй от неё многозадачности.

— Это директор на тебя так повлиял, что ли? — покачал головой Шинву. — Только-только поняла, чего тебе от жизни хочется, а тебя обратно на проторённую колею вернули… И чего ты только с этой учёбой так упираешься?

— Между прочим, тебе тоже иногда не мешало бы, — проворчал Икхан. — Вот реально достало уже контрольные за тебя решать!

— Главное, что ты успеваешь, — хитро ухмыльнулся Шинву и увернулся от подзатыльника. — Ну вот правда, Юн! Чем он тебе мозги промыл? Даже пока он в отъезде, тебя учёба как будто не отпускает. Только в задания и закапываешься…

На самом деле, я не закапывалась ни в какие задания, а до этого мы так упирались потому, что Франкенштейн знал, что скоро уедет. Вот и торопились… Даже если я что-то упустила в планах друзей, это ещё не повод на меня наезжать! Можно подумать, сам Шинву всё время наши обсуждения внимательно слушает… Да то дрыхнет на парте, то тарахтит про прокачку персонажей и игрового оружия, совсем не обращая внимания на то, что происходит в обычном мире…

— Знаете, а Рей всё-таки не из-за Раскреи расстроился, — совсем невпопад сказала я. Просто мне кажется, в последнее время мои мысли были забиты именно проблемами Рея, вот я и отвлекаюсь от всего прочего. Учёба тут — дело десятое.

— Фигня! — тут же оспорил это упёртый и уверенный в своей правоте Шинву. — Вы же видели, как те двое переглядывались, когда мы вместе тусили. Рей с приездом Раскреи как будто здоровье на несколько тысяч НР прокачал! Весь чуть ли не светиться начал… Что это, если не любовь?

— Так он и сейчас светиться продолжает, — пожал плечами Икхан.

— Да, но ты подумай, НР-то при нём остались, хоть она и уехала. Вот и стал он сильнее, но несчастнее… Бедный Рей, тоже всё в облаках витает и о любви своей переживает, совсем как ты, Юн! В смысле, такой же рассеянный…

И так уверенно Шинву это сказал, что пусть у меня и была информация из первых рук, а я почему-то спорить не стала. Во мне словно разлилось ленивое желание оставить всё как есть и не переубеждать его. Чувство было такое, будто я очень-очень устала, и любое волевое усилие или противостояние кому-то или чему-то меня просто-напросто сломают.

* * *

Не доходя до дома, проверила телефон и обнаружила пару пропущенных звонков от М-21. Но не успела я ему перезвонить, как сотовый зазвонил прямо у меня в руках, и я ответила.

Это оказался Тао. Он звонил без видеосвязи, но я совсем не удивилась, ведь в поездках интернет часто хуже. Может слишком зависать. Или Тао просто позвонил на пару слов, не рассчитывая на долгие разговоры?

— Я же говорил, что всё с ней нормально, просто занята, — сказал он явно не мне, а потом вернулся к разговору со мной: — Просто М-21 немного удивился, что ты трубку не берёшь. Занята была?

Я рассказала, что мы сегодня весь день провели у Рея. Тао слушал не перебивая, но и без комментариев. Как будто краем уха. Потом я хотела было поговорить одновременно со всеми, но Тао сказал, что остальные пока заняты и он им всё передаст.

— Неужели вас и в выходные чем-то заняли? — удивилась я, и Тао усмехнулся в трубку:

— А то, пашем день и ночь, в будни и в выходные…

— Франкенштейн мог бы с вами быть и помягче, — сказала я с неодобрением, но Тао за него вступился, мол, они же сами его об этом и просили.

— Хотя да-а, мы вот вообще не могли представить, на что губу раскатали, — прибавил он. — Эта силища просто рвёт и мечет, ни с чем не сравнимое чувство. — Вот лично у меня возникло ощущение, что Тао наконец нашёл, кому можно пожаловаться. — Обычный враг тебя или побьёт, или ранит, или морально приложит так, что мама не горюй, но не всё одновременно, а Копьё такое изнутри… И душу наизнанку вывернет, и по мозгам потопчется, и телом твоим управляет… Ох, я вот не понимаю, как шеф сам-то его терпит? Насколько же сильнее его модификация, что он выдерживает своё оружие целиком и остаётся… хм, относительно… в адеквате?

— Копьё? — переспросила я так, что даже в не сильно хорошем качестве связи Тао расслышал мою растерянность. И правда, что это за «копьё» такое? Это они свой проект условно так обозначили или что? — Это же какое-то кодовое название, да?

— Ну… просто оно внешне и по использованию в бою больше всего на копьё смахивает, — пояснил Тао так, как будто оправдывался. — Как-то же надо его назвать… Это не я придумал, если что! Шеф сам его так называет… Постой, а тебе М-21 не говорил разве? Я думал, он тебе объяснил, в чём суть эксперимента будет…

— Я… в деталях не знаю, — пробормотала я неуверенно с таким дурацким ощущением, будто блефую в какой-нибудь игре. Обсуждаю какие-то вещи, которые должна бы знать, а на самом деле — нет.

— Ну и ладно, тебе же лучше, — устало выдохнул Тао. — Встречи с такой штукой никому не пожелаешь, хотя мы её всё равно уже скоро себе покорим, это как пить дать!

«Почему я думала, что у них рабочая поездка, а они говорят об эксперименте и сражениях?» — закралась ко мне непрошеная мысль, пока Тао договаривал фразы для самомотивации. Мне сразу стало ясно, что мысль эта была опасной, потому что она не вязалась с общей картиной, а значит, она будет настойчиво ввинчиваться мне в мозг, пока что-нибудь там не сломает.

— А ты всё-таки постарайся не пропускать звонков М-21, — посоветовал мне Тао каким-то совсем другим тоном. Он обычно так не разговаривает. А тут мне вдруг послышались и лёгкий упрёк, и усталость, и какое-то смутное беспокойство. — Я — совсем другое дело, мне и так есть, чем голову занять, если что… И от мысли, как бы там у вас чего не стряслось, я тоже не вскакиваю каждые пять минут… — Врёт он всё, охранники в равной степени за нас переживают.

— Ладно, — сказала я.

— Постарайся, — припечатал он. — Он ведь замахнулся на куда большее, чем мы с Такео. И если у него что-то и получилось — не надо это принимать как должное. Ты, наверное, не хочешь с ним это обсуждать, чтобы не грузить его — и это правильно. Но хоть похвали. Он через такое прошёл… Наверное, обижается, что ты это даже не упомянула.

О чём это он вообще? Я же спрашивала, как дела в командировке. А он сказал, что справляется. Не думает же Тао, что я правда пойму какие-то нюансы их работы? Или…

Или я чего-то не знаю, а Тао отчего-то решил, что мне известно больше? Почему он говорит так, будто я ещё и виновата в невнимании к М-21? Да я тут больше всех жду, когда он вернётся обратно… И так ему и говорила. Я ведь так не хотела разлучаться.

Так не хотела, что до последнего думала, не отговорить ли его ехать. Чего я так опасалась в обычной командировке? Думала, что ему будет слишком тяжело? Но это ещё не повод с таким отчаянием хвататься за его руку и бояться разъединить пальцы… «Пообещай мне… беречь себя». — «Ради тебя я должен вернуться».

А мог не вернуться? Это же не какое-то опасное задание, не миссия…

— Так через что же конкретно он прошёл? — спросила я, уже боясь услышать ответ. Это как стоять перед закрытой дверью, за которой притаилось неведомое чудовище, но у тебя нет выбора, кроме как всё-таки войти.

— Это разве что он сам может рассказать… если вообще вспомнит детали, — сказал Тао серьёзно. — Но он смог, Юна! Он таки трансформировался полностью!

Несколькими днями ранее

Ослепляющая боль приглушилась, а темнота — сделалась чуть более светлой. Среди плавающих перед глазами пятен было несколько белых, и он не сразу и понял, откуда они взялись. Но потом услышал звуки голосов, которые ещё спустя несколько секунд выстроились в осмысленную речь. А-а, так это его товарищи. Они пришли проверить, как он? Хорошо, что они сами в сознании и могут ходить, но… что они рассчитывали здесь увидеть?

— Господин Кэриас, что здесь происходит? — Это Регис. Возмущается. — Вам не кажется, что для тренировки это чересчур?

Ничего ты не понимаешь, мелкий. Это не тренировка, а настоящая битва. Где надо когтями и зубами вырвать себе право жить дальше. Жаль, нет сил тебе это объяснить. Но вроде этот Блостер что-то говорит о том же самом… «Довести до предела… Заставить раскрыться…» Да, правильно говорит. Радует, что хоть кто-то из благородных понимает и принимает его стремление. Без их помощи он ничего бы не смог. И с ней тоже не может, правда… Едкое чувство разочарования прилило к голове, клеточку за клеточкой наполняя всё существо М-21 и уничтожая эту полусонную апатию, с которой он прислушивался к происходящему вокруг. Боль, страхи, раны и крошащиеся в руках надежды последних дней — всё это впустую?

Он резко сел, почти ничего не видя перед собой, но каким-то образом всё равно знал, что Тао и Такео тут же оказались рядом с ним, пытаясь поддержать. Но почему же всё-таки… почему же у него совсем ничего не получается? Он тренировался на износ несколько дней, он довёл своё тело до отчаянного состояния, когда оно должно бы уже понимать: пора подключать дополнительные резервы. Это глупое, бесполезное тело… Когда же оно выпустит этого дурного зверя на свободу? Мало того, что совершенно ненормальный, да ещё и упрямится? Это чувство бессилия было ему хорошо знакомо: в организации он шёл с этим отчаянием бок о бок много лет. И всё-таки упрямо добивался своего. От мысли, что теперь тоже может понадобиться много лет, ему сделалось так паршиво, что и его тело, и его душа словно бы окаменели. Силой воли он попытался заставить этот камень треснуть: если сдаться сейчас, это точно конец.

— Давай отдохнём, — вздохнул Кэриас. — К тебе тут друзья пришли…

— Нет, — надрывно выдохнул он. От мысли о том, что Кэриас сейчас прекратит его контролировать, к горлу подступил ком — М-21 уже плохо понимал, это был воздух или кровь. Или просто отчаяние. — Я могу продолжать!

— Ты пытаешься трансформироваться в таком состоянии уже несколько дней, — прохладно проговорил Кэриас, этот не разделяющий его тревог посторонний надзиратель, которому просто не терпится расслабиться после трудного дня тренировок, и М-21 захотелось его поколотить. Если бы только он мог хоть одним когтем до него дотянуться… — Видишь же, что это не работает. Ты смерти своей ищешь?

— Но… у меня нет выбора, — сквозь сжатые зубы прорычал он. Как Кэриас не понимает! Время поджимает, способности — не подчиняются… Важна каждая секунда, каждое усилие — это оправданная жертва. Стоит отступить — придётся в следующий раз начинать с нуля. А у него нет этих лет на долгий-долгий путь! Противостояние трёх сторон (четырёх, если считать их собственную) накаляется, и скоро у них не будет возможности месяцами держать дистанцию. Но он же чувствует, что почти понял, как надо действовать… Только никак не может дотянуться до этой издевательски маячащей перед ним волчьей трансформации…

Его друзья вскрикнули, хотя М-21 даже не успел осознать, что произошло.

— Господин Кэриас, что вы делаете?

— М-21 и так едва живой…

Кэриас стоял перед ним, и прямо в лицо М-21 глядел наконечник чёрной как ночь стрелы. Оружие духа клана Блостер. Ужасающая энергия, которую не сковывали никакие запреты — под стать его хозяину. Так вот, чего им недоставало… Реальной смертельной угрозы.

М-21 кивнул и поднялся. Это друзья могут спорить. А он понимает, что это их последний шанс чего-то добиться. Если Кэриас попадёт в него, то не спасёт уже никакая регенерация… На том уровне, что доступна М-21 как человеку.

Но есть же ещё тот безумный волк.

* * *

Я снова увидела эту сцену — на этот раз словно бы со стороны. Или половина моих эмоций была заблокирована. Похоже на чёрно-белые иллюстрации в старой книге или на выцветшие под многолетними лучами картины. Это было, но словно бы не было. С нами и не с нами.

М-21 в проломленной ничем иным, как его собственным телом, выбоине в земле, весь в крови и в пыли. На теле следы многодневных атак — подзажившие шрамы, свежие раны, синяки… Если даже синяки не сходят мгновенно, значит, от его регенерации уже ничего не осталось. Суровый Кэриас с огромным натянутым луком. Бледные и едва держащиеся на ногах от слабости Тао и Такео. Маленький и хрупкий на фоне окружающей его темноты Регис, который чувствует себя беспомощным малышом, будучи не в силах переспорить взрослых.

Кажется, всё это было очень давно. Изображение застыло — монументальное, неподъёмное. Словно у него стоит в настройках запрет на любое движение. От этого оно кажется не таким пугающим, ведь успеть сделать что-то неподвижным на краю пропасти — всё равно что не дать ему упасть, да? Остановить падение на предпоследнем кадре…

Но мне-то доступна перемотка, которая включается вовсе не по моему желанию. Я же видела, что там дальше. Я уже жила в тот момент — и жила не своей жизнью, а внутри него, М-21. Срывала голос, умоляя не делать этого последнего шага. Не рисковать собой даже ради великих целей. Просто остаться со мной, остаться с нами… Не быть таким отчаянно глупым…

Я этого не помню. Но чувствую, различаю словно бы чёрный силуэт — на фоне космического пространства. Это слишком страшное знание, чтобы позволить ему быть неизменённым… И слишком важное, чтобы оставить его в стороне насовсем.

Оно ещё вернётся ко мне, неотвратимое и пронзительное, разрывающее полотно моего сознания в клочки, ранящее сердце тысячей порезов… То, что прошёл М-21, прошла и я. Только моё существо оказалось слабее и попыталось закрыться от тех боли и страха.

Но память насовсем не стирается.