Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— Ты должен пойти со мной! — объявил Гарри, пока мы, зябко ёжились на ветру, ждали начала урока астрономии.

— Куда?

— К Локхарту. Под мантией.

— Эм… — начал я, но Гарри меня перебил. Его глаза лихорадочно поблёскивали, и я видел, что друг уже крепко ухватился за свою идею — не оторвать.

— Вы все говорите, что он просто придурок. Но я клянусь, он меня нарочно выводит. Зачем? Что будет, когда я потеряю контроль? Может, меня отчислят? Может, Волдеморт не хочет, чтобы я учился в Хогвартсе, и для этого…

— Риддл, Гарри! — поправил его я. — И какое ему дело до твоего образования?

— Не знаю. Но Локхарт явно делает это неспроста. Ты должен пойти со мной и всё услышать сам!

— Почему не я? — спросил Блейз.

— Потому что, — отрезал Гарри, — Берти послушает и сделает выводы, а что ты выкинешь — я понятия не имею.

Блейз слегка побледнел и отвернулся, но Гарри даже не заметил, насколько сильно задел его, и продолжил описывать свой план.

— Извини, — прервал я его, — я пойду, хорошо, только скажи, когда. А сейчас… — обойдя его, я подошёл к Блейзу и положил руку ему на плечо. Тот слегка дёрнулся, словно хотел скинуть мою ладонь, но передумал. Хмыкнул и спросил:

— Чего тебе, Мышонок?

— Перестань меня так называть! Я уже даже не пищу!

Блейз наморщил нос и повторил мерзким тоном:

— Мышо-онок! Я буду так тебя называть вечность.

— Гарри иногда просто ляпает чушь, — заметил я.

— Ага, я в курсе, — равнодушно ответил Блейз. — Но, кстати об этом, он прав. Вот думаю… я и сам справлюсь, но кто знает, что я выкину? Поможешь?

— Помогу.

— И не спросишь, с чем?

Я пожал плечами, пряча мёрзнущие руки в карманы.

— Расскажешь потом.

— Ну, и дурак, — сказал Блейз, но вышло у него совершенно не обидно. Я опять пожал плечами. Может, и дурак. Но надо было показать ему, что Гарри действительно ляпнул чушь. Я знаю, на что способен Блейз — и я ему доверяю, вот и всё.

После этого на астрономии я был довольно рассеян и даже получил от профессора Синистры мягкий выговор. Впрочем, это не помешало мне сносно разметить положение небесных тел на карте.

Итак, меня ждало два довольно загадочных дела. Первое — пойти с Блейзом туда, не знаю куда. И второе — отправиться с Гарри к Локхарту. И, честное слово, если бы моя способность к прорицанию хоть раз сработала нормально, я бы просто на весь следующий день притворился больным! Но, увы: именно тогда, когда было надо, будущее я не видел.

* * *

Блейз позвал меня за собой сразу после зельеварения. Конечно, сначала он как следует вывел из себя декана. Кажется, класс уже понемногу привык к их перепалкам, потому что количество шепотков и любопытных взглядов уменьшилось. Всякий раз их скандал развивался по одной схеме: Блейз что-то творил, декан делал замечание, Блейз улыбался и сообщал, что, если кого-то не устраивает его поведение, этот кто-то может написать его матери — она непременно разберётся. Снейп отступал, но ненадолго, и начинался второй раунд попыток заставить Блейза вести себя подобающе. Иногда на нём всё и заканчивалось, но, например, на прошлом занятии дело едва не дошло до скандала. Снейп запустил в Блейза чернильницей, а Блейз в ответ опрокинул котёл, по счастью, наполненный только водой. В этот день обошлось полегче: они просто поругались, но Блейз всё равно выглядел довольным.

— Зачем тебе это? — тихо спросил я, когда мы, помахав друзьям, пошли в западное крыло.

— «Это»?

— Зачем ты доводишь декана? Я понимаю, он не лучший человек в мире, но…

— А, — Блейз осклабился, — ему не стоило жениться на моей матери, вот и всё. К Мордреду Снейпа! Забудь, Мышонок. Разберёмся. Вот, здесь давай подождём, — и он прислонился к стене метрах в ста от класса трансфигурации.

— Расскажешь, чего мы ждём?

— Нарглов.

— Кого?!

— Нарглов, нарглов, — с неожиданно доброй улыбкой повторил Блейз. — Надо предупредить их об опасности. О, вот и они!

Двери кабинета распахнулись, и оттуда высыпали наши однокурсники с Хаффлпаффа и Рейвенкло. Я кивнул Джастину и ещё некоторым, с кем был лучше знаком, а Блейз, дождавшись, пока основная масса пройдёт, крикнул:

— Голдштейн! На два слова.

Энтони Голдштейн — староста Рейвенкло — производил впечатление человека спокойного, сдержанного и занятого своими делами. Довольно высокий и крупный, он совершенно не походил на, скажем, троллеобразного Винсента. За все четыре с лишним года знакомства мы с Энтони обменялись, может, десятком слов, так что я понятия не имел, что именно Блейзу от него понадобилось.

— Добрый день, — солидно ответил он, подходя ближе, — я слушаю.

— Вон туда, — Блейз кивнул за рыцарские доспехи. Голдштейн не возражал, мы отошли в сторону, подальше от любопытных взглядов, и Блейз заговорил резко, отрывисто, широко раздувая ноздри:

— Слушай, я знаю, что загадочные нарглы на вашем факультете повадились воровать у Лавгуд вещи. Ты староста, объясни сам, что нарглы — уязвимые. Кто знает, что у них может случайно сломаться в следующий раз? Рука, там, нога...

Я с трудом переваривал услышанное, а Голдштейн, нахмурившись, заявил:

— Проблемы Лавгуд тебя не касаются. Это дело нашего факультета.

— Девчонка ходит босиком! Потому что ваши придурки стащили у неё обувь! И неделю не могла колдовать, потому что они отобрали палочку.

— Забини! — резко прервал его Голдштейн, и по его лицу я понял — он однозначно был в курсе этих проблем. — Это неожиданно, что слизеринцы проявляют такое, кхм, участие и такую заботу. Но, повторюсь, это дело нашего факультета. Рейвенкло уже тысячу лет выпускает выдающихся учёных, исследователей и целителей, а Лавгуд своими бреднями позорит имя Ровены. И она прекрасно знает, что ей нужно сделать, чтобы не было проблем.

— И что именно? — Блейз скрестил руки на груди. — Просвети, будь любезен.

— Ей надо выбросить эти дурацкие журналы, написать на доске, что нарглов и мозгошмыгов не существует, и начать вести себя нормально. Как подобает студентке Рейвенкло.

Тут я понял, зачем Блейз позвал меня. Его лицо сделалось страшным, по-настоящему страшным, и я подумал: «Не успею!» Только и сумел, что пискнуть подскочившим на октаву голосом:

— Но это же жестоко!

Блейз выдохнул, и то страшное пропало из его глаз. Голдштейн посмотрел на меня, пожал плечами и сказал:

— Это дела нашего факультета.

— Мне плевать, — проговорил Блейз неторопливо и опустил руки, — в следующий раз, когда я увижу Лавгуд босой, у нарглов начнутся проблемы.

— Угрожаешь?

— Круто, что студенту славного факультета Рейвенкло хватило мозгов, чтобы это понять. Объясни своим придуркам, или я объясню сам.

На этом мы с Голдштейном и разошлись. Едва мы остались вдвоём, я спросил:

— Как ты узнал, что у Лавгуд крадут вещи?

— О, это несложное логическое рассуждение, — хмыкнул Блейз, нервно сжимая и разжимая пальцы на левой руке. — Я не верю в нарглов. И я видел, как Терри Бут закидывает чьи-то кроссовки в рыцарские доспехи.

— Это… — я покачал головой. — Лавгуд, конечно, странненькая, но она же милая и безобидная! Нельзя так.

Блейз посмотрел на меня непонятно и ничего не сказал. А я, чтобы заполнить неуютную тишину, пустился в рассуждения о том, как всё же различаются порядки на факультетах. К примеру, я едва ли мог себе представить, что кто-то из слизеринцев станет воровать чьи-то вещи. Могут окатить презрением, могут заколдовать, но вот такие мелкие пакости делать — нет, не в нашем стиле. Да и если декан узнает, сломанная рука покажется благом.

— Знаешь, — добавил я, немного подумав, — давай я сам ещё поговорю с ребятами?

Блейз пожал плечами и сообщил невпопад, что уже можно идти в класс — МакГонагалл опозданий не любит. Но я решил, что постараюсь один на один поболтать с тем же Терри Бутом на маггловедении. Он всегда казался мне вменяемым парнем, даже удивительно было слышать, что его застали за чем-то вроде закидывания чужой обуви в рыцарские латы. Только садясь за парту и доставая домашнее задание, я вдруг задумался: а с чего бы Блейзу вообще вступаться за Луну Лавгуд? Они и знакомы-то толком не были, виделись один раз. И тогда он назвал её чокнутой, хотя и наложил заклинание, чтобы не мёрзли босые ноги. Загадочно.

Впрочем, эту загадку пришлось немедленно выкинуть из головы, потому что профессор МакГонагалл загрузила нас заклятием исчезновения. Свой рассказ она щедро приправила обещаниями, что заклятие непременно встретится нам на СОВ и, если мы не хотим завалить экзамен, стоит поработать как следует. При этом она посмотрела на меня довольно строго, и я покраснел. Ну, не давалась мне трансфигурация — хоть как её учи! Особенно трансфигурация на живых существах. Вот смотрел я на улитку, лежавшую передо мной, и думал, что мне её жалко. Ей, может, исчезать больно и страшно! А если она не вернётся? Или если я её убью в процессе?

— Советую сосредоточиться, мистер Маунтбеттен-Виндзор! — строго велела МакГонагалл, и я, снова направив палочку на несчастную подопытную улитку, произнёс заклинание. Интересно, что будет, если я завалю трансфигурацию?

* * *

Остаток дня прошёл довольно спокойно. За обедом Гарри отдал мне мантию-невидимку, чтобы я мог сразу пойти с ним на отработку. Гермиона предложила завтра ещё посидеть в библиотеке, поискать что-нибудь о бессмертии. Кажется, больше ничего и не произошло. После последнего урока я присоединился к Гарри, накинул мантию, и мы вдвоём зашли в кабинет профессора Локхарта. Я осторожно присел на парту в стороне, Гарри поздоровался. Локхарт раскинул руки, словно всерьёз собирался обнять его, но в последний момент передумал и только воскликнул:

— Мой мальчик, вот и ты! Садись, садись. Сегодня у нас с тобой столько дел. Вот, возьми эти…

Гарри сел за первую парту, а Локхарт поставил перед ним чернильницу, перо и аккуратно положил стопку писем.

— Я специально отобрал тебе те, где люди благодарят меня за помощь, — сообщил Локхарт, возвращаясь за преподавательский стол. — Обрати внимание — они сами отмечают мои заслуги, мне нет нужды бегать по миру и кричать о том, что я сделал. О! — он хитро улыбнулся и подкрутил локон. — Конечно, ты можешь сказать о моих книгах. Но, мой дорогой мальчик, я начал писать, уже став известным! Люди просили меня рассказать больше о моих подвигах, и тогда, что ж, — он скромно улыбнулся, — я подчинился их желаниям. Не наоборот! Пожалуйста, прочитай каждое из писем и напиши… вот, слева стопка открыток, да, напиши на каждой имя отправительницы и слова: «Я всего лишь делаю то, что считаю своим долгом. Спасибо за ваше письмо». Обрати внимание, Гарри, я совершил множество подвигов, но если завтра люди забудут о них — я с этим смирюсь. Значит, они не были так уж важны. То, что ты всюду рассказываешь эти нелепые истории про Сам-Знаешь-Кого, только вредит тебе. Ох, я понимаю, это он прославил тебя в детстве, и сейчас тебе кажется логичным поддерживать эту славу, возвращаясь к старому злодею. Но разве глупые выдумки — это всё, на что ты способен? Нет-нет, я уверен, ты ещё совершишь свои подвиги! Настоящие, понимаешь? И тогда не придётся никого убеждать в своей правоте, потому что правда лежит на поверхности. Ты пиши, пиши. Я уверен, пройдут годы, и ты будешь вспоминать эти вечера, проведённые в моём кабинете, с благодарностью. Лет через десять ты придёшь ко мне и скажешь: «Вы были правы, профессор Локхарт». Да, так и и будет…

Ненадолго в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая только скрипом двух перьев и тяжёлым дыханием Гарри. Потом Локхарт заговорил снова:

— Вообще, как тебе только пришло в голову такое выдумать? Возрождение Тёмного лорда! Да ещё и эти описания, котёл, змея… Брр, — он передёрнул плечами. — У тебя богатое воображение, Гарри. Может, подвиги — это не твоё? Может, ты станешь писать романы о вымышленных событиях?

— Как вы? — вдруг зло спросил Гарри. Локхарт побледнел, охнул, вскочил с места.

— Как ты смеешь, мальчишка! — рявкнул он. — Я — кавалер Ордена Мерлина, спаситель тысяч людей, а ты обвиняешь меня в том, что я… — он выдохнул. — Я разочарован, мистер Поттер. Я надеялся, что помогу вам, и чем вы мне отплатили? Назвали меня лжецом?!

Локхарт выглядел так, словно не мог поверить своим ушам. Гарри заметил, подняв глаза от писем:

— Любой, кто встречал оборотня, понимает, что ваши книги — чушь.

— О, может, вы и оборотня встречали? — едко спросил Локхарт. — Пишите, мистер Поттер, ваше наказание продлено ещё на неделю. Каждый вечер с пяти до восьми.

Локкарт откинулся на спинку стула, а Гарри, скрипнув зубами, вернулся к работе. Больше он ничего не говорил, хотя Локхарт несколько раз возвращался к теме своих реальных подвигов и выдумок Гарри.

Заговорили мы, только отойдя от кабинета достаточно далеко и завернув за угол. Я снял мантию, а Гарри воскликнул:

— Ты слышал это?! Ещё неделя! Анджелина меня убьёт, если я снова пропущу тренировку!

— Гарри…

— Он издевается надо мной. Но я не пойму, чего ему надо…— Гарри стиснул руки в кулаки. — Вывести меня? Или, может, заставить признать, что я лжец? Как думаешь, это «Империус», или всё же…

— Гарри!

— Что? — он остановился и посмотрел на меня сверху вниз, морща лоб. Зелёные глаза за стёклами очков блестели.

— Слушай… — начал я аккуратно, как если бы говорил со взбесившимся Блейзом, — это было очень неприятно, правда. Вся эта отработка, его болтовня… Но ты не думал о том, чтобы просто игнорировать её? Он ведь нарочно тебя спровоцировал, чтобы ещё наказать.

— А что мне было делать?! Молчать?

Я выдохнул и кивнул.

— Молчать, когда он называет меня лжецом?!

— Ты его не переубедишь! Да и зачем? Ну, не верит тебе Локхарт, подумаешь…

— Ты не понимаешь, что это значит! — повысил голос Гарри. — Когда все газеты пишут, что я лжец, когда этот… индюк надутый требует признаться, что я всё выдумал. Ты понятия не имеешь, каково это!

— Серьёзно? — уточнил я, наверное, впервые ощущая такую смесь изумления и раздражения. — Ты хоть раз открывал The Sun? — Гарри посмотрел недоумённо, а я продолжил:

— Да о моей семье всё время пишут какую-то чушь, даже…

— Это не то! — оборвал меня Гарри и повторил: — Не то. Это про твою семью, и это просто сплетни и скандалы вроде прошлогодних, кого-то там сфотографировали, кого-то подслушали. А я видел, как вернулся Волдеморт! И теперь все делают вид, что ничего не произошло, все просто…

— Но это не так! — возразил я. — Ты же помнишь рассказ Хагрида про великанов. Я уверен, что те магглы — это люди Дженкинса. Они заняты делом. И Дамблдор, вот, тоже… — я покачал головой, пытаясь найти правильные слова. — Все заняты делом, все пытаются его остановить, но это не наша задача. Нам нужно просто учиться и делать то, что сказали.

— Например, отмазываться этим твоим: «Без комментариев»? — спросил Гарри прохладным тоном.

— Например. Мы же не политики, мы не знаем, как там у них всё устроено. Мистер Дженкинс сказал не лезть и спокойно учиться. Им нужно время, чтобы собраться с силами, и мы не поможем делу, если будем кричать про Риддла на каждом углу. Правда, я понимаю, — я постарался сложить в эти слова всё сочувствие, которое испытывал в тот момент, — что слушать Локхарта противно. Даже мне было противно. Но, может, тебе нужно просто его игнорировать? Пускай болтает. Потом всё равно все узнают правду.

— Отличный совет, — сказал Гарри, дёрнув подбородком, отобрал мантию, которую я всё ещё держал под мышкой, развернулся и пошёл прочь.

— Гарри! — позвал я. Он оглянулся и бросил через плечо:

— Пойду потренируюсь в игнорировании.

Я остался один с ощущением, что допустил какую-то ошибку. Но что я сделал не так? Разве я был не прав? Совершенно растерянный, мучаясь сомнениями (может, стоило всё-таки догнать Гарри?), я поплёлся в подземелья. Но до гостиной не дошёл — меня перехватил Драко и прошептал, оглядываясь:

— Блейз в Больничном крыле.