Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Никогда ещё за всё время учёбы в Хогвартсе я не чувствовал себя таким одиноким! Гарри по-прежнему не разговаривал со мной. Теперь и Блейз тоже. Драко избегал нас всех, хотя мы время от времени вставали в пару на занятиях. Гермиона считала, что мы все — придурки, которые занимаются ерундой в то время, когда есть действительно важные дела. А Рон… Что ж, я понимал его позицию: он не считал меня неправым, но поддерживал Гарри, так что мы тоже почти не общались. И это длилось уже третий день.

Мне всегда казалось — если ты не прав, нужно просто попросить прощения. Объяснить, почему допустил ошибку, выслушать обиженного, и всё будет хорошо. Именно так в нашей семье решали все конфликты. Но это не работало! Гарри делал вид, что оглох, а Блейз процедил сквозь зубы: «Обойдусь без дурацких извинений». Я долго думал и наконец понял: Блейз вбил себе в голову, что этой идиотской шуткой я пытался защитить его обидчиков от действительно неприятных последствий. И, честное слово, я так и не смог понять, каким образом он умудрился это так вывернуть!

— Привет, Берти! — раздалось за спиной. Я стоял у окна, пытаясь взять себя в руки после очередной попытки извиниться перед Блейзом. И, честное слово, прямо сейчас я предпочёл бы обойтись без людей, которые говорят мне «привет»!

— Как поживаешь, Джастин? — ответил я, с большим трудом натягивая на лицо вежливую улыбку. Он остановился рядом, потёр щёку, на которой ещё виднелись бледнеющие следы от подростковых прыщей, и спросил:

— Хочешь выпить с нами чаю?

— С вами — это?..

— МакМиллан, Боунс, Аббот. Никого раздражающего.

Я чувствовал себя так, словно меня раздражали вообще все вокруг, причём одним фактом своего существования. Но в голосе Джастина сквозило вежливое дружелюбие, и отказаться было бы грубо. Поэтому я уточнил:

— Где будет чаепитие?

— У нас в гостиной.

— А разве мне туда можно?

— Ну, — Джастин пожал плечами, — вот теперь, когда ты спросил, стало можно. Это идея Хельги Хаффлпафф: у нас любой может получить приют, если попросит о нём. Твой вопрос вполне тянет на просьбу, так что… Пойдём? Ребята наверняка уже принесли булочек.

И я согласился. Гостиная Хаффлпаффа оказалась удивительно светлой. Чтобы попасть в неё, Джастин простучал по крышке одной из многочисленных бочек, вмурованных в стену, сложный ритм. Крышка отъехала в сторону, и мы оказались — да простит мне читатель это сравнение — в хоббичей норе. Той самой, которая начиналется тоннелем, обшитым панелями, обустроенной и уютной. Через круглые окошки были немного видны луга и холмы. На многочисленных полках стояли горшки с растениями. И, честное слово, один из кактусов нам помахал! Над большим камином висел портрет пухлощёкой улыбчивой женщины лет пятидесяти в раннесредневековом скромном наряде. В руках она держала маленькую золотую чашу с двумя ручками и выгравированным барсуком спереди.

Гостиную наполняло приятное гудение спокойных голосов. Кто-то из учеников занимался, другие играли в карты по углам. В центре на большом ковре первокурсники увлечённо строили замок из деревянных блоков, и это зрелище меня поразило — едва ли у нас в гостиной кто-то позволил бы себе такое ребяческое занятие. Засмеют! А тут, приглядевшись, я понял, что в стройке принимают участие и старшие, и даже одна девочка с Рейвенкло.

На нас почти не обратили внимания — так, покивали и вернулись к своим делам. Обойдя строителей, мы прошли налево и там, в закутке за горшком с огромной пальмой, обнаружился небольшой круглый столик, уже накрытый к чаю. Сидящие за ним о чём-то спорили, но тут же затихли.

Конечно, мы все встречались на уроках, но Джастин всё же церемонно представил нас друг другу, особенно выделяя имена, и я поочерёдно пожал руки не просто МакМиллану, а Эрни, не Боунс, а Сьюзен, и не Аббот, а Ханне. Эрни был светловолосым парнем, немного пухлым, с маленькими аккуратными руками и приметным курносым носом. Держался важно. Сьюзен отличалась щербинкой между передними зубами и медово-золотистыми кудряшками. Ханна показалась мне скорее обычной — такое незапоминающееся типично английское лицо, русые волосы, несколько водянистые глаза. Зато улыбка у неё была добрая. И именно Ханна в этой компании разливала чай, а это кое о чём говорит.

Садясь на пуфик возле стола, я побоялся, что придётся судорожно изобретать темы для общей беседы. Но, на удивление, ошибся в своих опасениях. Джастин немедленно заговорил о том, что в такой дождь квиддичный матч будет катастрофой.

— Он в любом случае будет катастрофой без Диггори, — вздохнув, заметила Ханна, и её поддержали. Сьюзен вежливо спросила, как поживает команда Слизерина, Эрни сделал предположение об исходе матча. В конце концов, все знали, что Гарри Поттер — лучший ловец в школе, и метла у него профессионального класса, а не любительского. С другой стороны, Анджелина Джонсон пока не производит впечатление сильного капитана. И у Гриффиндора до сих пор нет вратаря. Так что, возможно, мы увидим повторение расклада с прошлого Чемпионата мира.

Тема квиддича исчерпала себя на шестой реплике, и Сьюзен аккуратно перевела её на обсуждение выпечки. Потом я упомянул новую публикацию Батильды Бэгшот. Эрни сказал про хит «Ведуний». Удивительным образом эта пустая болтовня помогала мне расслабиться. Я словно оказался в своей родной среде обитания, разговор не требовал ни эмоционального напряжения, ни истинной включённости. Так посмотреть — просто эталон светской беседы, в которую мы, вчерашние дети, играли, как другие дети играли в строительство замка.

Чай был крепким, молоко — свежим и достаточно жирным, чтобы смягчить горечь, булочки — свежими. Говоря что-то не слишком глубокомысленное на тему благотворительного приёма в министерстве магии, я отпускал все проблемы и заботы. При этом я видел отчётливо — это всё специально для меня. Будь ребята только в своём кругу, они говорили бы совсем о другом, как полагается друзьям. Но, впустив чужака, они давали ему необходимое пространство, чтобы освоиться, не выпячивали свою близость. Кажется, совсем просто. На деле — невероятно сложно. Нужно, чтобы каждый участник разговора не просто заучил правила этикета, а тонко чувствовал их и принимал близко к сердцу.

Пожалуй, никому из моих друзей это бы не удалось. Нет, я не разочаровался в них, не испытал даже капли сожаления, что выбрал их! Возможно, в тот момент, отщипывая по кусочку от булочки, я, напротив, осознал, как ценю и люблю своих друзей. И в то же время я испытывал огромную благодарность к Джастину, который пригласил меня на это чаепитие. Едва ли он подозревал, как сильно я нуждался в чём-то подобном.

— Приходи снова, если захочешь, — с улыбкой предложила Сьюзен, явно выражая общее мнение.

— С удовольствием, — ответил я, и Эрни тут же спросил:

— Как насчёт среды?

Так и договорились. Впервые за последние дни моё настроение поднялось немного выше отметки «отвратительно». А потом мне приснился кошмар.

* * *

Я подскочил на кровати, хватая ртом воздух, потому что его категорически не хватало. Меня колотило, я пытался удержать в груди рвущееся наружу сердце. Полог резко раздвинулся, и я вскрикнул, когда в глаза ударил свет волшебной палочки.

— Т-ш-ш, — прошипел Блейз, а потом негромко бросил в сторону: — Спите! Нечего тут.

Он помог мне встать и повёл в ванную, едва ли не силой заставил умыться, наколдовал стакан воды. Только осушив половину (а половину пролив на себя), я сумел более или менее успокоиться и выдохнуть.

— П-п-прости, — немного заикаясь, сказал я. — Что ра-разбудил.

— Херня. Что случилось?

Я вздрогнул, услышав этот вопрос. Обхватил себя за плечи, борясь с ознобом, и быстро заговорил, понимая, что не имею права молчать.

— Сон. Видение. Что-то в этом роде. Длинный тёмный коридор, чёрная обшивка на стенах, полированная, отражения видны. Очень много крови, тело. Кто-то рыжий. Это не имеет смысла, но там во сне я был уверен, что это папа Рона, и что он мёртв. Его… Ерунда какая-то… Его убили. Не помню, как…

Я видел разорванное горло и помнил блеск клыков в тусклом свете факелов. Больше ничего.

— Тихо, — пробормотал Блейз, — тихо. Это потом. Ты же будущее видишь, а не настоящее.

— Скорое будущее. Надо предупредить…

— Предупредим. Обязательно предупредим.

— Надо сказать… — я случайно увидел разводы от зубной пасты на краю раковины, они приковали мой взгляд, и мысль оформилась сама по себе: — Он не должен ходить на эти дежурства, там его ждёт смерть.

Удержать слова я не сумел, только прикрыл рот рукой, осознав, что именно сказал.

— Ладно, — мрачно заметил Блейз, — пошли к Снейпу. Вот он счастлив будет. А я-то как мечтаю его рожу видеть... Пошли уже!

Накинув халаты, мы вышли из спальни и вскоре уже стучались в личные комнаты к декану. Кошмар отпускал меня, и теперь я уже сомневался, что стоило куда-то идти среди ночи. Мало ли, что мне приснится! И в то же время я осознавал — это не просто сон, поэтому и продолжал стучать до тех пор, пока дверь не распахнулась. Снейп в длинной ночной рубахе и в чёрном халате поверх оглядел нас с таким видом, словно готов был убивать. Но всё же посторонился и рявкнул:

— Забини, говорите!

Блейз скривился, как будто очень хотел поспорить, но потом глянул на меня и ответил:

— Мистер Артур Уизли ходит на какие-то дежурства. Ему нельзя на них ходить, потому что там его поджидает смерть. Его убьют в каком-то тёмном длинном коридоре с полированными чёрными панелями на стенах, будет много крови, разорванное горло. Берти только что всё это увидел. Конец истории.

— Есть что-то, чего мистер Забини не упомянул? — тихим угрожающим тоном спросил декан, глядя на меня пристально.

— Нет, сэр. Это всё, что я помню.

— Ненавижу пророчества, — неожиданно процедил Снейп. — Свободны, я с этим разберусь. Забини…

— Сэр?

После паузы с заметным трудом Снейп сказал:

— Я знаю, что прийти ко мне вам было непросто, — и после ещё более долгой паузы: — Ты правильно поступил.

— Мне плевать на твоё мнение, — ответил Блейз резко.

— Я тебе не враг.

— Свали из моего дома, и мы сразу станем лучшими друзьями.

Снейп побледнел, его чёрные, и без того глубоко посаженные глаза как будто провалились ещё глубже в глазницы, на скулах обозначились желваки, и я понял — это надо немедленно прекращать. Слегка пошатнулся, прижал руку ко рту и застонал, настойчиво думая о том, что меня вот-вот вырвет.

Напряжение, повисшее в комнате, лопнуло. Снейп кинулся вглубь безликого кабинета, загремел склянками и велел мне выпить что-то, по вкусу напоминающее грязные носки с клубничным сиропом. Блейз обхватил меня за талию, придавая устойчивости.

— Если что, я отведу его в Больничное крыло, — пообещал Блейз.

— Хорошо. А пока проследите, чтобы он уснул.

Мы в молчании добрели до гостиной, зашли внутрь, и тут я понял — надо сказать сейчас, иначе потом уже не будет возможности. Быстро схватив Блейза за рукав, я попросил:

— Пожалуйста, прости меня! Прости, я идиот, я не думал отвлекать тебя от этих придурков, я хотел немного поднять тебе настроение, поэтому договорился с близнецами Уизли, чтобы они над ними подшутили. Я не знал, что…

— Заткнись, а? — устало попросил Блейз, приваливаясь спиной к двери и протирая глаза. — Если бы ты знал, Альберт… — я не мог вспомнить, когда в последний раз он называл меня полным именем, — как сильно я тебя временами ненавижу. Так сильно, что хочу тебе шею свернуть. Какого Мордреда ты такой хороший, а?! Какого… — он выбрал слово куда грубее, — ты вообще извиняешься? Я виноват, я, понятно?! Я психанул, потому что я грёбаный псих!

— Блейз…

— Я лежал в Больничном крыле и фантазировал, какими заклятиями угощу своих новых знакомых. И, поверь, там не было ничего из школьной программы! Меня надо было остановить! А когда ты это сделал, я так разозлился, что…

— Ты не псих, — сказал я, поняв, что Блейз не готов заканчивать мысль. — И ты меня не ненавидишь.

— Ещё как ненавижу. Вас двоих, тебя и Лавгуд, больше всего на свете. Раньше думал, что тебя никто не переплюнет, но, смотри-ка, нашёлся ещё уникум.

Удивительным образом из его интонаций пропала злоба, теперь он говорил мягко, только очень устало.

— Мир? — спросил я, потому что обсуждать эту нелепую тему с ненавистью не видел никакого смысла. В конце концов, мы были достаточно знакомы, чтобы я без труда расшифровал вполне ёмкое выражение искренней симпатии.

— Мир, Мышонок, мир… — фыркнул Блейз, на мгновение сграбастал меня в объятия, но тут же выпустил и грубовато велел: — Спать иди! Снейп, вон, покой прописал, а ты тут развёл болтовню. Да иди уже, Мерлина ради!

* * *

Нашу ссору Блейз больше не упоминал, и я тоже решил выкинуть её из головы. Главное — помирились. Тем более, что куда больше меня занимал кошмар. Я не сомневался, декан сделает всё, что возможно, чтобы предупредить мистера Уизли. Но как поступить лично мне? Должен ли я сказать Рону, что его отцу грозит смертельная опасность?

Я не знал. С одной стороны, это было бы честно. С другой — какой в этом смысл? Рон просто будет сходить с ума от волнения, а сделать ничего не сможет. В конце концов, я договорился сам с собой на компромисс и написал письмо лично мистеру Уизли. Напомнил, кто я такой, извинился за беспокойство и описал видение. Забегая вперёд, скажу, что мистер Уизли ответил запиской в духе «спасибо за беспокойство», а директор вежливо попросил не тревожиться и пожелал удачи в подготовке к экзаменам.

Заодно я пересказал сон и в письме Паркеру. Вряд ли это кому-то понадобится, но меня ведь просили писать обо всём, что происходит.

В это письмо заодно попала и следующая инспекция профессора Амбридж, которая в понедельник заявилась на трансфигурацию. Она не ходила за МакГонагалл по пятам, как за Трелони, но зато постоянно перебивала. Ей было интересно всё: как давно МакГонагалл преподаёт, как успеваемость класса, не считает ли она, что исчезновение трудновато для пятого курса. Декан Гриффиндора отвечала сухо, поджав губы, но чётко, и голос её не дрожал, и с мысли она не сбилась. Только наконец заметила тоном, которым обычно обращалась к нерадивым студентам:

— Обычно я не позволяю говорить в классе одновременно со мной. Если вы желаете ознакомиться с моим методом преподавания, возможно, вы не будете меня перебивать?

Амбридж поджала губы и что-то яростно застрочила в блокноте. Но я подумал, что МакГонагалл вряд ли что-то угрожает — она прекрасный преподаватель.

— Профессор МакГоанаглл — прекрасный преподаватель, — сказал я, когда после занятия мадам Амбридж, сладко улыбнувшись, задала мне вопрос.

— Но я видела, что вы не очень хорошо справились с исчезновением мыши, — проворковала она. — Неужели профессор МакГонагалл не замечает этого?

— Боюсь, — я вежливо улыбнулся, глядя на Амбридж даже не прямо, а немного сверху вниз, — у меня отсутствует талант к трансфигурации. И всё же я понимаю, что благодаря профессору смогу сдать СОВ на проходную оценку.

Амбридж поблагодарила меня и что-то записала в блокноте, а я подумал: до чего же неприятное лицо!

Но потом забыл об этих распросах, потому что произошло нечто куда более важно и значительное. Гарри со мной заговорил. Он подошёл после трансфигурации, кивнул Блейзу, посмотрел на меня исподлобья и спросил:

— Можно тебя на минуту?

Конечно, я согласился, но сразу понял — минутой дело не ограничится. Гарри устремился к нашей с ним нише за рыцарскими доспехами. И только когда мы влезли на подоконник, соприкасаясь ногами и ворча, что здесь стало очень тесно, сказал:

— Я теперь нормально сплю. И, ну, лучше реагирую на всё.

— Расскажешь?

— Покажу, — и он вытащил из-под воротничка рубашки тонкую серебряную цепочку с небольшим кулоном — изумрудом в простой оправе. — Сириус прислал. Я перестал видеть во сне эту чёртову дверь, вообще перестал сны видеть, и, знаешь, как в голове прочистилось. Короче… — он посмотрел, хмуря густые брови, — я всё ещё тебя не понимаю. Но до меня вроде как дошло, что ты не хотел меня обидеть и вообще, пытался сделать как лучше.

— Это слова Гермионы? — с улыбкой уточнил я.

— Драко, — отмахнулся Гарри. — Умные все такие, ага. Я один дурак.

— Ты не дурак! — возразил я быстро. — Я правда понимаю всё про Риддла и остальное. Точнее, — я задумался, подбирая слова, — на самом деле, я до конца не понимаю. Просто не могу. Для меня Риддл — это такое абстрактное далёкое зло. Он не убил никого, кто был бы мне дорог, я ни разу в жизни его не видел. Для меня это не то, что для тебя. Но… — Гарри молчал, поэтому я продолжил говорить, пытаясь объяснить всё то, о чём думал после нашей размолвки, — но ты тоже не понимаешь, каково мне! Когда ты говоришь что-то, не важно, что, на публику, это просто твоё мнение. Вот лично ты, Гарри Джеймс Поттер, так считаешь. А я…

— А ты говоришь не от своего имени. Да знаю я, — проворчал Гарри, морщась. — Просто…

— Я говорю от имени Короны! А Корона — это вся страна. Я не могу так всех подвести! И если Паркер и Дженкинс велели мне молчать, я обязан…

— А знаешь, ни за что не хотел бы быть принцем.

— Я тоже, — после очень долгих раздумий признался я. — Только это не выбирают. Впрочем, — ещё подумав, добавил я, — я бы не хотел быть и Гарри Поттером.

— А кто бы хотел?! — рассмеялся Гарри, а потом прибавил грустно: — Это тоже не выбирают. Почему нам не позволяют действовать?

— Потому что мы дети. Мы с тобой, вон, мышь не можем как следует исчезнуть, а там с другой стороны опытные волшебники. Прикинь, что тебе надо было бы драться, не знаю, с Грюмом! Или с кем-то его уровня.

— Да понятно. Но сидеть здесь… — он стиснул зубы. — Невыносимо. Совершенно невыносимо! Он там собирает армию, и…

— Ему мешают. Он уже не получит великанов. И, я уверен, Дженкинс не остановится на этом. Остальные тоже. Нам надо немного подождать и не влезать в неприятности.

После паузы Гарри спросил:

— Как думаешь, что нужно Локхарту?

— Слава, наверное. И ты его бесишь.

— Я промолчал на последней отработке, и он не назначил мне новую. Анджелина меня не убьёт. Я успею подготовиться к матчу. В общем…

— Ты молодец, — сказал я искренне. — Пошли к Бинсу?

— К чёрту Бинса. Пойдём в Хогсмид на выходных? Сириус приглашал зайти… всех. Пойдёшь?

— Конечно, — пообещал я и откинулся назад, прижимаясь к оконному косяку спиной. Гарри сделал так же. За окном пошёл дождь. Сначала мелкий, потом всё более плотный и частый. Окрестности замка потонули в сером осеннем мареве. Гарри, поёрзав, вытащил из сумки «Дюну» и углубился в чтение. Я, подумав, достал «Историю магии», последний из существующих томов, который был посвящён событиям конца XIX века, и продолжил с того места, где остановился — то есть с описания антимаггловских протестов в Штатах.

* * *

В среду я, как и договаривались, отправился на чаепитие к хаффлпаффцам. Было бы некрасиво отказаться. Всё начиналось как в прошлый раз — маленький столик, чай с булочками, спокойная светская беседа. И тут я подумал: а ведь они все слишком хорошо воспитаны, чтобы расслабиться в моём присутствии или заговорить о чём-то кроме спорта, погоды и искусства. То есть, очевидно, первый шаг придётся делать мне. И, по удивительному стечению обстоятельств, у меня была наготове тема, с одной стороны, явно ломающая установленные границы, а с другой — не слишком личная или неприятная. Глотнув чая, я сказал, обращаясь по большей части к Сьюзен и Ханне:

— Возможно, вы могли бы дать мне совет… По правде говоря, я совершенно не знаю, как сделать лучше.

Ребята посмотрели заинтересованно. Эрни высказался в том духе, что советы довольно опасно давать, вдруг допустишь ошибку. Но, конечно, они попытаются мне помочь.

— Есть одна девочка с другого факультета, — сказал я, — и её обижают. Сильно обижают однокурсники и старшие.

— Девочка с факультета Рейвенкло или с Гриффиндора? — спросила Ханна, чуть прищурившись.

— С Рейвенкло, — за меня ответила Сьюзен.

— Как ты узнала? — удивился я. Сьюзен пожала плечами:

— Гриффиндорка уже затеяла бы драку. А у них в последнее время всё довольно спокойно. Кроме того, у них староста — Грейнджер. Она ненавидит любую несправедливость.

— Великолепная работа маленьких серых клеточек, — сообщил Джастин, и все рассмеялись. Я тоже улыбнулся, и Джастин пояснил:

— Хотя, честно говоря, я проклял тот день, когда познакомил этих троих с маггловскими детективами. Так что, вывод верный?

— Совершенно верный, — подтвердил я. — Серые клеточки не подвели.

— Мой совет, — повернув чашку поровнее, сказала Сьюзен, — отвести девочку в какой-нибудь кружок.

— Можно к нам в газету, — предложил Джастин.

— Если это та девочка, о которой я думаю, — возразила Сьюзен, — то, поверь, ты не хочешь её к вам в газету. Ханна, может, к вам в клуб?

— У вас есть свой клуб? — удивился я.

— Любителей волшебных животных, — пояснила Ханна. — Можно. Мы всем рады, если только человек незлой и не обижает животных.

— Уверен, она никого не обижает. Но как это поможет?

Сьюзен посмотрела на меня удивлённо, словно, по её мнению, вывод лежал на поверхности. Джастин, добродушно улыбнувшись, заметил:

— Это нормально, Берти. Мы все тут время от времени выполняем роль не то Гастингса, не то Ватсона при блестящем Пуаро-Холмсе.

— Глупости! — возмутилась Сьюзен и слегка покраснела. — Но, вообще-то, это действительно очевидно. Клуб — это собственная компания, это сообщество людей, которые тебя поддерживают и понимают. Когда человек принадлежит к какому-то клубу, он… немного больше, чем просто он сам. У нас в клубе ребята со всех факультетов. У девочки появятся если не друзья, то хотя бы единомышленники. А единомышленников не обижают, их защищают.

Немного подумав, я осознал, что Сьюзен совершенно права. И, едва я кивнул, как она сказала Ханне:

— Позовёшь к вам Луну Лавгуд, да?

— Я не называл имени…

— Но у меня есть глаза, — легко заметила Сьюзен. И, как я и думал, атмосфера стала более свободной, менее формальной. На один маленький шаг, но меня пустили внутрь, поделились общими шутками, стали вести себя немного расслабленнее. Теперь мы обсуждали детективы. Я признался, что совсем не знаток жанра, да и не любитель — прочитал несколько самых знаковых, тем дело и кончилось.

— А что ты читаешь? — спросила Сьюзен, пока Ханна подливала всем ещё чаю.

— Историю. В основном. То есть, конечно, я люблю романы, но они все выдуманные. А хроники ничуть не менее увлекательные, только настоящие.

— Хоть кто-то считает так же! — обрадовался Эрни. — А то я был один среди этих любителей сказок.

— Ничего плохого в сказках нет! — возразила Ханна. — Наоборот, это собрание народной мудрости!

Судя по всему, спор этот длился довольно давно и был привычным. Я занял позицию посередине, и поэтому меня тут же попытались перетянуть на одну из сторон. Логически скорее мне был ближе Эрни с его научным подходом, но эмоционально, кажется, остальные побеждали. Впрочем, я сбежал раньше, чем в игре «перетягивание принца» определился победитель. И, прощаясь, с удовольствием пообещал зайти в гости через неделю. Жизнь, кажется, налаживалась.