Потерянная — незнакомая себе (гет)

— Осторожнее! — чьи-то крепкие руки подхватили её в последний момент. Сердце Евы колотилось с такой силой, будто стучало в ушах.

— Ты в порядке? — спросил голос. Он звучал приглушённо, будто сквозь вату. Ева с трудом открыла глаза и увидела перед собой размытые чёрно-жёлтые полосы. Глаза щипало, разум плыло, как в тумане.

Наверное… всё навалилось разом.

— Эй! Может, тебя отнести в больничное крыло? — голос снова прозвучал, на этот раз мягче, с осторожной тревогой. — Да… именно туда я и направлялась… — выдохнула Ева, едва узнавая собственный голос. Холод пополз по позвоночнику, кожу будто окатили ледяной водой. Перед глазами всё плыло, как будто кто-то наложил на мир белую вуаль.

Мальчик (она поняла это по голосу) аккуратно придержал её за плечи и помог присесть на ступеньку. Рядом, кажется, никого не было — завтрак ещё не закончился, коридоры были пусты. — Можешь идти… я в порядке, — слабо прошептала Ева, но ответа не последовало.

В следующее мгновение она почувствовала, как чья-то рука осторожно, но твёрдо поддерживает её под локоть, помогая двигаться вперёд. Кто-то повёл её в сторону больничного крыла.

Ева подняла руку и дотронулась ко лбу — это был пот. Холодный. Липкий. Она вся дрожала. Паника поднималась изнутри, будто живая.

С трудом добравшись до двери больничного крыла, она увидела перед собой знакомый белый силуэт — мадам Помфри. — Боже мой… — выдохнула та, увидев Еву.

Ева осознала, как, должно быть, выглядит — бледная, потная, с дрожащими руками и тяжёлым дыханием.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила мадам Помфри. — Я… нашёл её на лестнице. Её затянула исчезающая ступенька, — объяснил мальчик, голос которого

еве не казался знакомым, но Ева не могла сосредоточиться, чтобы узнать его.

— Я… у меня… эм… — мысли распадались, как осколки. Когда её уложили на кровать, она увидела перед глазами какие-то тени, неясные образы, будто чёрные пятна плавали в воздухе. Она даже не поняла, что не спит, пока не почувствовала на лбу прохладное полотенце.

— Они… закончились… лекарства… Я пропустила несколько приёмов… — прошептала она, борясь с паникой и туманом в голове.

— Сколько именно «несколько»? — голос мадам Помфри был строгим, но за ним слышалась тревога. Очень сильная. — Я… не помню точно, — пробормотала Ева, хотя помнила. Просто не могла заставить себя сказать это вслух.

Сначала она пропустила пару приёмов — просто из-за домашних заданий и каникул. Потом — из-за заботы о Гермионе, которая почти не спала. Затем — чтобы помочь Невиллу с домашкой. А потом пришло волнение перед матчем… И всё закружилось, всё смешалось. Прошло уже примерно недели.

А может, и больше.

Слишком долго. Слишком.

— Мисс Браун. По диагностике могу сказать, что это длится уже давно… Но сейчас — сначала выпейте это. — Голос мадам Помфри звучал мягко, но в нём чувствовалась настойчивая строгость.

Ева почувствовала на губах нечто вязкое и мерзковатое, с горьковатым привкусом, будто пыль с аптекарских полок прилипла к языку. Скривилась. Потом холодная волна прокатилась по горлу, опускаясь вглубь, оставляя за собой странное, почти морозное ощущение.

Почему полезные зелья никогда не бывают со вкусом клубники? Или хотя бы малины? — устало подумала Ева, морщась. Но она послушно проглотила спасительное снадобье, чувствуя, как тело, до этого будто обёрнутое ватой, начинает оттаивать.

Надо отдать должное мадам Помфри — прошло всего четыре или пять минут, не больше, но в теле уже наступало облегчение. Будто кто-то потушил пожар, бушующий внутри. Давящая тень ушла из-за глаз, дыхание стало глубже, мышцы отпустило, и даже туман в голове немного рассеялся.

Ева лежала с закрытыми глазами, стараясь сохранить этот момент тишины. Но когда она открыла их — прямо перед ней стоял юноша.

Высокий, с немного растрёпанными каштановыми кудрями, чуть приподнятыми надо лбом, с тёплыми серыми глазами. Его лицо было удивительно спокойным, даже задумчивым, словно он всматривался не в неё, а куда-то сквозь, в глубже, чем позволяла кожа и черты. Его взгляд был удивительно… тёплым.

— …Красивый… — сорвалось с губ Евы, едва слышно, почти как вздох. И тут же она поняла, что сказала это вслух.

Ох… Её щёки вспыхнули жаром, будто зелье, которое остудило тело, решило отыграться именно в этот момент. Хорошо, что температура у неё и так была высокой — может, он не заметил…

Но парень всё ещё стоял, глядя на неё. Задумчиво.

— Вы… кто? — быстро спросила Ева, надеясь, что тон её прозвучал равнодушно. И, главное, что он не услышал ту случайную глупость, что сорвалась раньше.

— Седрик. Седрик Диггори. Староста Пуффендуя, — представился он с вежливой и открытой улыбкой.

Ева почувствовала, как сердце предательски ускоряет ритм. Вот только этого сейчас не хватало…

Она поспешно прокашлялась, отвела взгляд и тихо пробормотала:

— Спасибо. Я… уже в порядке. Можете идти.

Но это была ложь. Не в том смысле, что ей было плохо. Просто — она вдруг не хотела, чтобы он уходил. Хотелось, чтобы он остался ещё хоть немного.

Но мадам Помфри, увы, решила иначе.

— Да, мистер Диггори, вы можете быть свободны. А мне с мисс Браун нужно будет серьёзно поговорить… о дисциплине приёма лекарств, — произнесла она с явным нажимом на последние слова.

О, только не сейчас… Ева почувствовала, как по телу прошёл холодок. Только не перед ним. Пусть уйдёт до того, как начнётся…

— Д-да… конечно, — поспешно пробормотал Седрик, словно тоже почувствовал напряжение. И почти сразу, не оглядываясь, вышел из больничного крыла.

Дверь за ним мягко закрылась.

И с его уходом наступила звенящая тишина. Ева долго смотрела в сторону, куда исчез Седрик.

Почему я раньше не замечала, какой он… красивый?

Конечно, в книгах писали, что он миловидный. Но на страницах всё это казалось неважным, второстепенным, почти фоном. Ева не придавала этому значения. Для неё Седрик был просто… персонажем. Лицом без черт, фигурой в мантию. А в жизни… Ева не сталкивалась с ним почти никогда. Пуффендуй сидел далеко в Большом зале. Она не смотрела в ту сторону. Она ни разу не говорила с ним. Не обращала внимания на пуффендуйский стол. Даже на матчах — когда Пуффендуй играл — она всё равно смотрела только на Гриффиндор. На Гарри. На результат.

А сейчас…Она закрыла глаза и попробовала представить

момент когда он стоял совсем близко. Смотрел. Держал её. Она вспомнила что его голос был тёплый. Его руки — надёжные.

А глаза…

И теперь всё это — и голос, и руки, и глаза — почему-то осело внутри неё тяжёлым, но приятным комом.

Он ведь не должен был там быть. Но оказался. И помог. И остался.

И почему-то, подумав это, Ева почувствовала, как укололо в груди. Тоненько. Незаметно. Словно из-за чего-то упущенного.

А я даже не знаю, что он любит. Какие зелья у него получаются. Кто его друзья. Чем он живёт. Почему он вообще подошёл ко мне…

И — больше всего — мучительно:

Почему раньше я не смотрела в его сторону?

Будто её глаза до этого были чем-то занавешены — и только теперь приоткрылись. И там — он.

Сердце снова стукнуло слишком сильно.

Глупо. Очень глупо. Я же просто больна. Уставшая. Простая реакция организма. В голове туман — вот и показалось. Наверняка.

Мадам Помфри громко покашляла, да так, что у Евы вздрогнули плечи. Она даже немного подпрыгнула, вернувшись из своих рассеянных мыслей обратно в холодную, пахнущую зельями реальность.

— Мисс Браун, — голос мадам был строг, почти ледяной. — Я, мягко говоря, вами разочарована.

Ева тут же опустила глаза, как будто нашкодивший первокурсник. Мечтательный туман, вызванный воспоминаниями о Седрике, рассеялся без следа, словно его сдул внезапный порыв ветра.

— От кого-кого, но от вас я такого безразличия к собственному здоровью не ожидала, — продолжила мадам, поджав губы. — Вы же ясно понимаете, что все ваши травмы — это не просто ушибы и ссадины. Это психосоматические осложнения. Магические. И они куда глубже, чем вам кажется.

Ева попыталась что-то сказать, но слова будто застряли в горле. Мадам Помфри резко подняла руку:

— Не перебивайте. Слушайте. Вы же знаете, что у вас особая форма энергетической нестабильности. Проще говоря — индивидуальное проклятие, которое вы сами активировали, возможно, даже не осознавая этого. И вместо того, чтобы поддерживать стабильность, вы бросили приём зелий! Упустили целых две недели! Или больше?

Ева судорожно кивнула, потом быстро замотала головой, но мадам уже не ждала ответа:

— Вам нельзя это забывать, мисс Браун. Эти зелья принимаются не по настроению. Не по удобству. А строго — дважды в неделю. Минимум. Вам же говорили, что всё это — не игрушки. Что ваш случай — особенный.

Вы не можете так безответственно относиться к себе. Если вы продолжите в том же духе, — её голос на мгновение дрогнул, — через два или три месяца вы можете начать терять зрение.

Ева резко вскинула голову.

— Зрение? — прошептала она, будто не веря своим ушам. — Но… у меня же не было никаких травм головы… и…

— Всё ваше тело — это одна сплошная недолеченная травма, — перебила мадам жёстко. — Понимаете? Вся магическая система организма нарушена. Когда подобные повреждения накапливаются — они сливаются. Усиливаются. И начинают разрушать изнутри. А зрение — первое, что может пострадать при энергетических сбоях вашего типа.

— Но я ведь чувствую себя… почти нормально… — неуверенно пробормотала Ева.

— Почти, — повторила мадам с горькой усмешкой. — А это «почти» — и есть начало конца. Вы же уже заметили: зелья начали хуже усваиваться? Побочные ощущения? Паника? Дрожь? Мутные пятна перед глазами?

Ева вжалась в подушку. От этих слов стало страшно по-настоящему. Как будто ей вдруг открыли занавес — и за ним оказался не свет, а беспросветная чернота.

Мадам немного смягчила голос, вздохнула:

— Послушайте, моя дорогая… Когда вы пришли ко мне в начале года, я уже тогда заметила, что ваше состояние нестабильное. Постепенно всё начало ухудшаться. Каждая перенесённая вами травма — даже небольшая — оставляла отпечаток. Они копились. Сплетались. И теперь… ваше тело, ваша магия — словно

постоянно борются друг с другом. Лекарства сдерживают это. Они не лечат до конца — но удерживают от катастрофы.

Ева молчала. Каждое слово мадам было как тяжёлый камень. Один за другим они падали в душу, тонко и глухо, не давая воздуха.

— Мы с профессором Снейпом составили для вас уникальный курс зелий. — Мадам Помфри сложила руки на груди. — Северус… он редкий мастер. Вы не найдёте нигде в Британии лучшего специалиста. Он работал над этим не одну ночь. Я вас прошу — относитесь к ним как к спасению. Вы пока ещё ребёнок, Ева. Да, с большим магическим потенциалом. Но этот дар может сжечь вас изнутри. И вы уже сами начали чувствовать, как он вас точит. Вам нужен контроль. Порядок. И дисциплина.

— Я… — голос Евы прозвучал почти беззвучно. — Я не хотела…

— Я знаю, — перебила её мягко мадам. — Ты просто не поняла до конца. Ты пыталась справиться с этим по-своему.

— от вас требуется только всоевременное приём лекарств. сейчас вам намного лучше можете иди.

В палате повисла тишина. Тяжёлая. Глухая.

Ева отвела взгляд, глядя в пустой потолок.

* * *

После визита к мадам Помфри Ева медленно направилась к Большому залу. В голове продолжал звучать голос целительницы: «Ты можешь потерять зрение…». Эти слова не отпускали, будто вязкое заклинание, оставившее осадок в груди. Она чувствовала себя чуть лучше физически — но внутри стало тяжело, тревожно.

Подойдя к входу в зал, она почти врезалась в кого-то.

— Ой, прости… — Ева вскинула голову и замерла. Перед ней стоял Джордж Уизли, с каким-то аккуратно завернутым свёртком в руках. Волосы у него были чуть растрёпаны, будто он только что пробежал половину Хогвартса.

— Привет, Джордж. — Ева натянуто улыбнулась. — Удачи вам сегодня на матче.

Он взглянул на неё внимательно. В его глазах было серьёзное выражение.

— Ты не позавтракала. — сказал он тихо, без упрёка, но с уколом заботы в голосе. — Когда мы вошли в зал, ты куда-то сразу вышла и больше не вернулась. С тобой всё в порядке?

Ева почувствовала, как неприятный ком подкатывает к горлу. Нет, она сейчас не могла это обсуждать. Особенно с ним.

— Это не твоё дело, — сказала она резко, сбросив с лица улыбку. — Лучше сосредоточься на матче. Вам нужно победить.

Она попыталась обойти его, но Джордж шагнул вперёд и снова преградил ей путь. Его лицо было всё тем же — спокойным, но внимательным. Слишком внимательным.

Ева ощутила раздражение. Она уже собиралась отрезать что-то едкое, но вдруг он протянул к ней свёрток. От него шёл тонкий, тёплый запах.

Она моргнула, удивлённо уставившись то на его лицо, то на свёрток.

— Это тебе, — сказал Джордж. — Поешь. Не ходи голодной. Я бы отдал раньше, но… — он усмехнулся, пожав плечами. — Вуд, как всегда перед матчем, в состоянии полной истерии.

Он снова протянул ей свёрток. Но Ева упёрлась.

— Я не хочу, — сжала она губы. — Спасибо.

Но в ту же секунду её живот предательски заурчал. Громко. Джордж усмехнулся, но промолчал, будто сделал вид, что ничего не услышал.

— Даже если не хочешь — заставь себя, — сказал он мягко. — Ну ладно. Мне правда пора, Вуд сейчас взорвётся. — И, не давая ей шанса на дальнейшие отказы, аккуратно вложил свёрток ей в руки и быстро пошёл прочь, скрывшись за поворотом.

Ева осталась стоять на месте.. Она смотрела на тёплый, ещё слегка горячий свёрток

Но она сдалась — желудок снова подал сигнал, и она аккуратно развернула бумагу.

Там лежали её любимые тосты с индейкой и ломтик яблочного пирога. Всё тёплое, свежее.

Ева села на ближайшую скамью у стены. Съела кусочек. Горячий, вкусный. И только тогда поняла, насколько она была голодна.

А за углом, в тени каменной колонны, Джордж задержался ещё на пару секунд. Он наблюдал — не навязчиво, не назойливо. Просто убедился, что она ест. Увидел, как напряжение на её лице чуть растаяло. Лишь после этого развернулся и побежал к раздевалке, где уже наверняка бушевал капитан.