Breaking the ice. Хроники (джен)

Максиму «враг моего врага — мой друг» Тувок всегда находил более чем сомнительной. Если противоречия столь серьезны, что не позволяют объединиться ради достижения любой другой общей цели, то чем так принципиально отличается эта конкретная? Но за время службы в Звездном флоте он уже успел убедиться в том, что подобный подход — очень вулканское восприятие действительности. И что для «эмоциональных видов» это правило и в самом деле работает в девяносто девяти процентах случаев. Джонатан Арчер, говоря о первой миссии первого из «Энтерпрайзов», упоминал, что как только «на нас начали нападать плохие ребята, сразу стало не до ерунды». Курс истории Звездного флота в Академии содержал запись десятка речей легендарного капитана, которые кадеты учили чуть ли не наизусть — бессмысленная, по мнению Тувока, трата времени. Но нельзя не признать, что многие наблюдения Арчера были на удивление — почти по-вулкански — точными.

Вот и теперь, в дельта-квадранте, перспектива предательства на борту «Вояджера» сделала то, что оказалось не под силу самой миссии по возвращению домой: быстро и жестко перестроила приоритеты в логически верную линию. Как сказала капитан Джейнвей: «Зачем кому-то на борту предавать нас? Мы все здесь на одной стороне». Тувок видел как минимум одну логичную причину для предательства — несогласие с политикой Федерации и, как следствие, с теми методами, которые выбирала капитан Джейнвей для обеспечения возвращения в альфа-квадрант, — и с десяток причин нелогичных, то есть эмоциональных, идентифицировать которые даже не пытался — просто знал, что они есть всегда. Но, вопреки обыкновению, оставил эти соображения при себе. Логичная причина слишком явно выводила вверх листа подозреваемых бывших маки — ведь те уже давно заявили действием о своем неприятии политики Федерации. Однако сам себе Тувок сказал, что промолчал, разумеется, по иной причине — просто он не верил в психологическую школу следствия и предпочитал опираться на улики и доказательства, благо их еще можно было добыть на поврежденном кейзонском корабле. Однако в первые же минуты посоветовал Чакотаю быть осторожнее с тем маки, которого обнаружили недалеко от лагеря кейзонов на планете, то есть с Сеской. Что-то — хотя у вулканцев и не бывает предчувствий — подсказывало: в этой ситуации бывший командир маки логическую причину разглядит не раньше, чем ту сунут непосредственно ему под нос. Потому что сам, как бы сильно ни был с чем-то не согласен, никогда не сделал бы ничего подобного. Кажется, земляне называют это «проекцией»? Тувок думал об этом во время проверки систем связи и неожиданно вспомнил, что уже давно не возвращался к тактическому учебному сценарию на случай мятежа маки. Искоса взглянул на копающегося в системных отчетах Чакотая и вдруг решил: и не нужно. Никто, кроме Чакотая, не сможет подбить полкоманды на мятеж — что было очевидно практически с самого начала, — а тот может нарушить приказ, но не станет бить в спину — какими бы ни были причины. Конечно, это соображение было из разряда «психологических», доверять которым на сто процентов нельзя ни при каких условиях, и все же… Чакотай ведь и к маки присоединился только после того, как официально ушел из Звездного флота. Хотя логически было выгоднее хотя бы на какое-то время сохранить должность, а вместе с ней и доступ к тактической информации.

— Что-то нашли, лейтенант? — поинтересовался Чакотай.

Тувок отметил спокойный тон голоса. Обычно Чакотай хватался за протокол как за стабилизатор, но сейчас ему, кажется, действительно стало все равно, какие формулировки использовать и с кем разговаривать: с хорошо знающим его коллегой, с которым когда-то в перерывах между вылетами с базы в Пустошах обсуждали всякую ерунду, и теперь просто глупо делать вид, что этого не было, — или с главой тактической службы «Вояджера».

— Нет.

— Лаконично, — усмехнулся Чакотай. — Что ж, уверенность в том, что кто-то на «Вояджере» действительно связывался с кейзонами, и в самом деле сложно счесть достойным уловом.

— Это мы выяснили еще час назад, — удивленно приподнял бровь Тувок. — Я полагал, коммандер, что вас интересует наличие новой информации.

Тот рассмеялся:

— Это ирония, Тувок. Не обращай внимания, — он поднял глаза от консоли и посмотрел на собеседника с каким-то странным выражением лица.

Тувоку не составило труда догадаться, о чем тот думает: это было первое ироничное замечание, которое с начала полета Чакотай позволил себе в его присутствии.

Когда Сеска самовольно отправилась на поврежденный кейзонский корабль, чтобы доставить на «Вояджер» предположительно федеральное оборудование, послужившее причиной несчастного случая (мой план позволит сделать это быстрее — так она объяснила свое решение), Тувок все-таки счел возможным и разумным указать на то обстоятельство, что истинной целью ее действий может быть попытка уничтожить улики.

— Она пытается доказать нам, что не имеет к этому отношения! Неужели вы не видите?! — немедленно возразил Чакотай.

Тувок возражению не удивился — тем более что такая вероятность действительно была, — но отметил эмоциональную форму высказывания: в конце концов, опровергнуть его версию можно было и другими словами. Однако вскоре события приняли абсолютно неожиданный оборот.

— То есть вы пытаетесь убедить меня, что Сеска — кардассианский агент, проникший в ряды маки? — переспросил Чакотай, когда капитан поделилась с ним сообщением Доктора. — Бред. Это невозможно.

— Звездный флот задокументировал несколько случаев, когда кардассианские агенты проводили косметические изменения, чтобы проникнуть в ряды врага, — напомнил Тувок. — Доктор уверен, что другого объяснения для аномалий клеток ее крови нет.

— Я бы хотел услышать ее объяснение, прежде чем делать выводы, — жестко отрезал Чакотай.

Данному — на этот раз уже не слишком логичному — возражению Тувок тоже не удивился. Типичная эмоциональная реакция.

— Я предлагаю подождать с этим, пока мы не заберем с кейзонского корабля оборудование, — неожиданно мягко ответила Джейнвей.

В первый момент Тувок ничего не понял, и только потом сообразил: в самом деле, кардассианка Сеска или нет, для текущей ситуации на «Вояджере» это мало что меняло и ничего не доказывало. Это все в прошлом, история, семейный анекдот — по выражению землян. Так почему же он сам мысленно придал вопросу видовой принадлежности Сески такое большое значение? Можно было бы сказать: потому что она солгала экипажу «Вояджера», но этот резон даже землянину не показался бы убедительным. В конце концов, Тувок вернулся к своему капитану, а Сеска — если она и вправду кардассианский агент — по-прежнему со всех сторон была окружена противниками. То, что она не захотела в той ситуации терять доверие маки, казалось разумным даже вулканцу.

На выходе из офиса, пропустив капитана вперед, Чакотай повернулся к Тувоку и скороговоркой выпалил:

— Ты работал на нее, Сеска работала на них, хоть кто-то на борту того корабля работал на меня?

Вопрос ответа не требовал, но Тувок всерьез задумался. Не над ответом, разумеется, а над прихотью земного сознания, в одну минуту игнорирующего всякую логику в угоду своим желаниям, а в другую — отвергающего вероятность ошибки и возводящего в ранг доказанного факта то, с чем очевидно все еще не готово смириться. Или это очередная «ирония»?

После исследования оборудования — кто-то передал кейзонам пищевой репликатор, причем явно именно с «Вояджера», а не с другого звезднофлотского корабля, — появились новые зацепки, и Чакотай с Тувоком снова засели за системные проверки.

— Коммандер, вы уже говорили с энсином Сеской?

— Нет, — отрезал тот. А минуту спустя зачем-то добавил: — Но собираюсь.

— Доктор составил список возможных объяснений для аномалий клеток крови, которые мог бы предложить кардассианский агент, — Тувок вытащил из кармана падд и положил на стол.

— Твоя… гм, уверенность, конечно, впечатляет, но у меня уже выработался к ней иммунитет, — фыркнул Чакотай.

Тувок прищурился. Во-первых, он отчетливо услышал опущенное дополнение «само» в слове «уверенность» — и не сомневался, что именно такого эффекта собеседник и добивался, — а во-вторых и в-главных, не мог не отметить непринужденность, с которой Чакотай косвенно упомянул факт их очень давнего и довольно близкого знакомства. Как будто все его противоречивые эмоции, которые Тувок не мог идентифицировать, но наличия которых только слепой бы не заметил, сейчас сосредоточились на другом человеке, и мозг оказался настолько занят попыткой встроить новый смальт в мозаику картины мира, что на прочие «семейные анекдоты» уже просто не осталось ресурсов.

— Напротив, коммандер. Я не исключаю никакую возможность. Доктор — по сути, компьютерная база данных, и то, что способно обмануть человека, не способно обмануть его. С другой стороны, даже база данных может быть неполной. Энсин Сеска может привести объяснение, которого в нашей базе данных нет.

— Спасибо. — Чакотай взял падд и положил его рядом с собой. — Но все по порядку. Сначала разберемся с текущими странностями, а загадки прошлого могут и подождать. Даже если Сеска — кардассианский агент, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд, — это не означает, что именно она предала «Вояджер».

— Она солгала нам, — зачем-то напомнил Тувок, хотя несколько часов назад пришел к точно такому же выводу. — Что подозрительно.

— У тебя не было такой возможности, — парировал Чакотай. — Что очевидно. Окажись мы на кардассианском корабле… Впрочем, мое воображение не в состоянии представить в подробностях такое развитие событий.

— Я понял твою мысль. И не стану оспаривать твое предположение.

— Потому что я прав.

— Потому что это бессмысленно.

— Что ж, — улыбнулся Чакотай, — в любом случае приятно осознать, что могло быть и хуже, верно?

— Коммандер, — Тувок все-таки решил высказать вслух то, о чем не упомянул даже капитану Джейнвей, — окажись тогда у станции Опекуна кардассианский корабль, мы либо погибли бы, либо, если бы нам все-таки удалось с ними договориться, уже вернулись бы в альфа-квадрант. Кардассианцы не уничтожили бы станцию. А если бы все-таки были вынуждены остаться в дельта-квадранте, строили бы отношения с кейзонами совсем иначе.

Чакотай намек не понял:

— Не слишком логично тратить время на рассуждения о том, что могло бы быть.

— Не слишком, — подтвердил Тувок. — Однако…

— Лейтенант, — вдруг перебил его Чакотай и кивнул на свою консоль, — вы видите то же, что и я?

Тувок всмотрелся в список файлов.

— Да. Я запущу проверку.

— Бесполезно, — отмахнулся Чакотай. — Мы уже убедились, что наш противник умеет прятать следы. Впрочем, запусти для порядка, а пока я предлагаю пойти другим путем.

Тувок усмехнулся. Он сразу понял, куда тот клонит, и хотя операцию предстояло построить на «психологической школе», не мог не признать, что это мог оказаться весьма эффективный способ поиска доказательств.

— Ты предпочтешь поговорить с Кэри? — Только задав вопрос, он понял, что механически опустил обсуждение деталей плана, уверенный в том, что ход их мыслей в этот момент идентичен. Самое занятное, что это предположение вполне соответствовало действительности.

Чакотай на мгновение задумался, но потом сжал руку в кулак и тряхнул головой — словно прыгая с обрыва:

— Нет. С Сеской. Как только ознакомлюсь с отчетом Доктора.

— Я проинформирую лейтенанта Торрес. Нам понадобится ее помощь.

— А я одолжу у Бакстера карты, — сказал Чакотай. И снова ответил на вопросительный взгляд: — Придется какое-то время просидеть в засаде. Ты играешь в джин?

Тувок молча кивнул и с трудом сдержал ухмылку, вызванную странной, почти парадоксальной мыслью: в Пустошах всякое бывало, но вот сидеть вместе в засаде им пока не доводилось.

Правила джина он помнил, хотя играл в него лишь однажды: командующий офицер как-то раз решил приобщить Тувока к социальной жизни экипажа, а игнорировать подобные «предложения», сделанные в приказной форме, тот не любил. Чакотай наверняка сказал бы, что из вредности, но это чушь, разумеется: вулканцам подобные побудительные мотивы незнакомы. На каждом корабле Федерации непременно играли то в покер, то в джин, то в бридж, и теперь Тувок не мог не увидеть в этом поветрии определенный резон: когда надо «убить время» в ожидании какого-то события — земляне же не могут просто ждать, — кал’то или другая нормальная игра не подойдет, потому что требует полного внимания, а карты всяко предпочтительнее светской беседы.

Предатель попался в заготовленную ловушку довольно быстро, но действия, которые он предпринимал, были не совсем ожидаемы. Кто-то — следящий протокол Чакотай подключать запретил, опасаясь спугнуть дичь, — пытался не уничтожить улики, а подложить их, видимо, в надежде подставить кого-то другого.

— Кто-нибудь знает, чей это код безопасности? — спросила Торрес.

— Я, — задумчиво ответил Чакотай: его мысли явно были где-то далеко. — Это код Сески.

— Значит, это Кэри. — Торрес говорила довольно ровно, что было странно, учитывая ее дружбу с Сеской. Видимо, просто думала вслух. — Кэри пытается подставить Сеску.

— Тувок, следящий протокол! — рявкнул Чакотай.

Тот ничего не понял, но подчинился. Впрочем, нет, это не совсем верное слово: Тувок и не вспомнил о том, что получил приказ от вышестоящего офицера. Просто среагировал на уверенный голос человека, про которого знал, что тот доверяет своей интуиции, и хотя такое доверие казалось сомнительным с точки зрения логики, Тувок уже имел возможность убедиться — да, снова напомнили о себе Пустоши, — что оно довольно часто оказывается оправданным.

— Придется повозиться: снова довольно хитрые блокировки.

— Чакотай? — спустя несколько минут невнятно спросила Торрес.

— Ввести свой собственный код. Сеска знает, что никто не поверит в подобную беспечность, — безжизненным голосом пояснил тот.

И одновременно с его словами Тувок добрался до конечной точки — консоли в медицинском отсеке, где сейчас находилась Сеска. И тогда же вспомнил, почему всегда с интересом прислушивался к суждениям и наблюдениям Чакотая.

— Почти что операция в стиле маки, верно? — все тем же тоном заметил Чакотай. Он догадался — еще до того, как Тувок нашел ответ, — но по-прежнему не хотел верить.

Этот человек всегда каким-то непостижимым образом умудрялся следовать логике даже тогда, когда она шла в разрез с тем, что говорили ему громко звучащие — не подавленные — эмоциональные порывы.

После бегства Сески Чакотай подошел к Тувоку в столовой и очень официально спросил:

— Могу я попросить вас быть честным со мной, лейтенант?

— Я вулканец, и всегда честен, — не удержался Тувок. Он прекрасно понимал, что последует за этими словами. Как только неизбежный обмен колкостями закончился, Чакотай вернулся к теме разговора:

— Я хочу спросить вас, человека, который тоже пускал пыль мне в глаза. Я что, был таким наивным? Не обращал внимания на детали? Какого черта все вы, шпионы, собрались вокруг меня?

Тувок на мгновение задумался:

— Вы — землянин, а значит, следуете эмоциям и инстинктам. И они часто, — он позволил себе небольшое преувеличение, чисто в профилактических целях, — вас подводят. Но наивным? Нет, коммандер. Я всегда считал вашу бдительность удовлетворительной.

— Вы замечали в Сеске что-то подозрительное?

— Нет, — признал Тувок. Раз уж вопрос задан — на него надо ответить честно. — Она весьма умело пускала пыль и мне в глаза.

— Что ж, — Чакотай кивнул, — мне уже легче. Спасибо.

— Любопытно. — Тувок не столько спрашивал, сколько думал вслух. — Почему моя неудача, прибавленная к вашей, улучшает ваше самочувствие?

Чакотай замер. На какой-то короткий миг вся его фигура выражала знакомое по первым дням в дельта-квадранте почти осязаемое напряжение — как будто его снова раздирают на части противоречивые эмоции. Эмоции, что логика и целесообразность велят отбросить, похоронить в прошлом, которое больше не должно иметь значения. Но потом широкие плечи расправились, словно с них свалилась хотя бы часть огромного груза, Чакотай полуобернулся, улыбнулся и пояснил:

— На миру и смерть красна, Тувок.

Ему уже случалось объяснять Тувоку тонкости взаимоотношений и мышления тех рас, которые лишены возможности безэмоционально относиться к происходящему. Тогда, в прошлом — которое все-таки имело значение. Или?..

Тувок посмотрел Чакотаю в глаза и опять непостижимым образом понял, что они снова думают об одном и том же: такое уже случалось — в прошлом, восприятие которого медленно, постепенно, но все же подстраивается под новый угол зрения.