Временная петля, затянутая на шее (джен)

Спустя неполных три месяца Бретоник-сити вернул себе прежний облик, причем произошло это так удачно, что о недавнем вторжении свидетельствовало одно лишь присутствие наемников.

Как и раньше, над островом парили два дирижабля Даггета. Куда подевался крейсер, никто не знал, но с тех пор ни одного военного гостя в акватории не видели. Впрочем, обещанное представительство с «Протокола А» также не спешило появляться. Очень многие, в том числе и сама Джейн, считали, что так лучше — и небезосновательно.

Резиденция подверглась серьезной перестройке, ибо пиротехнические забавы наемников даром не прошли, уничтожив добрую половину здания. Если не считать значительного расширения площади, Резиденция оставалась прежней, но только более плотно окруженной прожекторами и разного рода фонарями. И, конечно же, никаких Оборотней и Теней в помине не было — существовала уважаемая личность Министра Санады, оставшегося самым осведомленным инфоброкером Бретоник-сити. Финт утверждал, что гордиться тому не стоит, потому что у него нет конкурентов, да и Леди Джейн наверняка приложила руку к его делам. С каких-то пор Финт затаил на Министра обиду, природу которой и не подумал никому раскрывать.

— Сползаются, гады, — сказала Юки, прячась у тонированного окошка холла.

Финт расселся в кресле всего в трех шагах от нее и нагло закинул ноги на дубовый столик. Галстук-бабочку он носил исключительно на резинке, поскольку не понимал секрет замысловатых узлов классической бабочки и совершенно не горел желанием понимать. Но что ему стоило? Проще вещи не найти. Починенная трость набалдашником упиралась ему в ребра, а в нагрудном кармашке ухмылялся огненный чертик. Все было, как раньше: полный парад даже во время перерывов. А ноги…

К протезам он еще не привык. Эрин вообще сомневалась, что он сможет привыкнуть. С ними в какой-то степени было и лучше, он не чувствовал практически ничего, а порой и самих этих ног, и когда повздорил с дежурным второго уровня и врезал ему в бедро, обнаружил, что обзавелся неплохим оружием. В целом Финт ощущал себя таким же живым, как до падения Бретоник-сити. Его ведь учили относиться к бедам проще — кто же знает, что последует за ними и чем вообще кончится путь? Но своим убийственным спокойствием он, ко всему прочему, раздражал более эмоциональных и порой даже саму Джейн.

Глядя на заполоненные перед началом представления улицы, Юки непроизвольно хмурилась сильнее. Возвращение Театра Иллюзий и Дома Голографий было событием среди оставшихся «коренных» бретонийцев, но не у наемников — те просто проявляли жутчайший интерес, который в любой другой ситуации польстил бы артистам. Первое представление в Резиденции обещало собрать чуть ли не всех, не считая, конечно, подавляющего большинства Бретоник-сити-второго. Расширение зала и сцены и впрямь пошло на пользу. Пока же Юки и Финт наблюдали за тянущейся публикой, наемников им повстречалось больше, чем знакомых лиц.

— Американцы, протоколисты… — протянула Юки. — Ты заметил между ними разницу?

— Настоящих американцев я не встречал, это надо было уродиться на лет так сорок раньше, знаешь ли.

— Зачем? — Юки презрительно фыркнула. — Их обширный кинематограф за себя говорит.

— Я недоверчивый, — уголки губ Финта опустились. — Но если так прикинуть… как были свиньями, так и остались.

Ухода протоколистов ждали все, в том числе те, кому было безразлично их присутствие. Наркоманы, убийцы и насильники? В Бретоник-сити они составляли основной костяк миниатюрного общества. Но свои маргиналы и уголовники на то и свои, что знают, кого можно грабить, а кого нельзя, на чью женщину и посмотреть опасно для жизни, а чья отдастся без последствий. Если Юки не преувеличивала — а ей это было несвойственно — то в списке ее жертв значилось не меньше тридцати двух наемников. Праздники праздниками, а война на улицах не заканчивалась.

Прознав о кровавых разборках — никак от Министра — Леди Джейн под угрозой расправы запретила всем, кто был подконтролен Санаде, доставать оружие.

— Мы от «Протокола» никогда не отделаемся, если вы будете продолжать в том же духе! — предупредила она накануне. — Когда начнут убивать они, вы пожалеете, что с ними связались. Я вас умоляю, Финт!

— Этого не повторится, — заверил тот и ни разу не соврал. Всем в городе было прекрасно известно, какая экипировка у наемников. Никакие подпольные оружейники не сумели бы переплюнуть их, если, разумеется, Даггет со своей чертовой промышленностью второго уровня не помог бы. А судя по настрою Джейн, которая вертела им как хотела, такого счастья подпольщикам не светило. Возможно, пока маргиналы и наемники вспарывали потихоньку, в темных переулках, на пляже, в барах, друг другу животы, протоколисты готовили Бретоник-сити что-то совсем неприятное.

— Что у нас в программе? — послышался голос Эрин.

Поймать ее взглядом у стойки администратора Финту не удалось. Шелестя синтетическим батистом платья, она подобралась к нему со спины: тонкие руки, очень бледные, несмотря на такое располагающее к загару солнце, легли ему на плечи, Эрин чмокнула его в макушку и принялась массировать затылок, разок-другой между делом дергая за ухо.

— Ну и манеры у тебя, Финт, — добавила она, очевидно имея ввиду его ноги на столе. Финт мигом убрал их, не зная, пробудет ли ее настроение таким хорошим до конца вечера, или испортится спустя час.

— Юки — королева бала сегодня, — ответил он.

Юки развела руками, как бы извиняясь, что забрала все потенциальное внимание себе.

Вначале по традиции шли так называемые облегченные номера: никаких потаенных, сакральных, глубинных смыслов, эстетики, сценического пафоса, грандиозности. Танцы — все, от первого до последнего — с голографиями, юмористические сцены, карнавальная часть. Последнее было особенной фишкой упрощенной половины шоу: поскольку номер готовила японская труппа, то и сценические наряды с масками принадлежали их культуре. Как выражался Министр, их выступление походило на гастрольную программу театров Но и Кабуки, только что было витринной выставкой, нежели полноценными спектаклями. Разумеется, ему это не нравилось. Но толку от того, чтобы показывать сложные для чересчур прямолинейного мышления маргиналов сцены, не было, как и надеяться, что наемники окажутся умнее.

Вторая половина шоу доставалась лучшим из лучших. К тому же, сегодняшний вечер, как и многие до этого, по традиции кому-то негласно посвящался. Юки и ее великолепная труппа «метателей ножей», как прозвали их завсегдатаи, особенно хищно воспринимали чей-то знаменательный приход в зал. К Даггету они привыкли, ибо он был постоянным гостем. Леди Джейн вызвала яростное желание показать себя, но с намеком на правду, без сценической шелухи. Заявившиеся без спроса протоколистские выродки заставили ощетиниться и впасть в полнейшее бешенство. Юки клятвенно пообещала Финту такой номер, что он сам получит инфаркт прежде, а потом и наемники повалятся кучами.

Финт же напротив — поубавил пыл, ведь толком не соображал, что же это за фрукты посыпались на бретонийскую землю и следует ли надкусывать их гнилую кожуру. У него была масса идей, что выдать на этот раз. В результате мозгового штурма с Эрин и Юки — или уж скорее мозгового испепеления — он остановился на варианте «зеркало». Что ж такое он задумал, сообразили даже тугодумы, потому что он испробовал свою смелость на Леди Джейн в день ее приезда. Но как Финт предполагал это осуществить…

— А так — все по старому сценарию, — заключил Финт.

Юки беззвучно передразнила его, корча физиономии, словно дитя малое. Немного погодя рядом со столиком образовался Донни Хадсон, плотно упакованный в смокинг, который явно сшили на заказ — Финт не видел еще, чтобы одежда так идеально сидела на ком-то. Сразу в голову пришла мысль о Леди Джейн, и злорадство само собой полезло изо всех щелей неспокойной души. За хорошую работу она, судя по всему, любила раздавать подачки.

Донни Хадсон оказался не таким уж и худым, как привиделось Финту в первый день их знакомства. Ростом он был едва выше Эрин — а Финт был ей чуть ли не по плечо, хотя по мужским меркам отнюдь не низок. Хадсон казался ему совершенно невзрачной чисто внешне личностью, не менее туманной и изрядно скучной. Пожалуй, он ничем особенным не отличался от того же самого консьержа, который прилип к кучке приодевшихся приличнее наемников у самого входа. Русый и выгоревший, наверное, на солнце, усыпанное бледными родинками лицо, острые, довольно мужественные черты и спокойные глаза, смотрящие подолгу в одну точку. Финт давал ему навскидку лет за тридцать, а может, и больше. В самом деле прозаичная личность, которая и ведет-то себя обыкновенно.

Но Эрин он нравился. При всем при этом она всячески пресекала попытки Финта рассуждать на эту тему с привычной ему иронией, которая в данном случае грозила незаметно перетечь в сарказм, а то и в неприкрытую издевательскую насмешку. Юки тоже была не в восторге от этого типа. Оба они не спорили лишь об одном: Донни Майор Хадсон — последний мастер-программист в Бретоник-сити, что мог обмануть локальный конструкт. Он продемонстрировал блестящие умения, потратив на выполнение задачи меньше полусуток, когда специалисты Даггета сконструировали для него один «тестовый» конструкт. Но с временным кибер-пристанищем Марли и Риделя он не спешил и делал правильно.

— Толстая шкура у герра Риделя, а? — Финт подмигнул Майору. — Ты уже закончил? Или Джейн позволила тебя выгулять? Что-то поводка с ошейником не вижу...

— Как вы вульгарны, господин! — воскликнула Юки, чуть не испортив «серьезную» иронию смешком.

— Рори, ты помнишь, что я тебя очень люблю? — коготки Эрин больно впились ему в плечо сквозь мягкую ткань пиджака, так что он ахнул. — Так вот, не забывай также, что от любви до ненависти — один шаг.

— Пусти! — вскричал Финт, когда она нажала еще больше.

Эрин сиюминутно убрала руки и, поравнявшись со столиком, пустила Финту в лицо густые клубы дыма. Сильно ароматизированный табак невыносимым першением отдался в горле, а слезы скопились в уголках глаз.

— Скоро не останется никого, над кем бы я мог поиздеваться, — просипел он. — Что я, один здесь страдать должен?

— Мы не дадим тебя в обиду, — заверила Эрин.

Сидя до этого развалившись, Финт теперь устроился в кресле с прямой спиной и откашлялся. Эрин примирительно погладила его по волосам и, обменявшись с Юки усмешкой, встала с Хадсоном. На фоне черно-белой классики его костюма ее в меру открытое фиолетовое платье выгодно выделялось. Естественную красоту и истинную утонченность британки Эрин подчеркнула неярким макияжем и парой маленьких серег. Она не выносила массивные украшения, да и мелкие тоже, если было их много. Впрочем, никто в здравом уме не вешал их на себя гроздьями — все-таки Бретоник-сити был пристанищем маргиналов. Эрин уверенно взяла Хадсона за руку, и тот посмотрел на нее, как смотрят преданные питомцы на хозяев, принесших наконец-то лакомство.

Финта что-то укололо в груди. Ревность?

— Леди заставила всех на втором уровне притормозить на сегодняшний вечер, — проговорил вполне приятным голосом Майор, обращаясь к Финту. — Завтра, я думаю, червь вскроет конструкт.

— А я-то надеялся, что Ридель вернулся в наш бренный мир, — с подлинной досадой ответил Финт. — И приглашен в ложу монарших особ Бретоник-сити.

— Я бы на его месте сюда не приходил. Леди говорит, что он здорово подпортил дела протоколистам.

Финт рассеянно пожал плечами. Даггета Ридель тоже подставил, но все же появился в зале в тот вечер — и не один, а с Марли. Нет, как ни крути, а Финт все-таки симпатизировал Хельмуту Риделю, вернее, его поразительной наглости и прямо-таки фантастичной ловкости. Рори это было близко, ведь он ценил прежде всего эти качества истинного иллюзиониста, а Ридель имел право назваться таковым. И то, что такого фокусника Джейн в конечном итоге загнала в угол, верилось с трудом. Где-то был подвох, где-то он был…

— Знаете, а ведь Джейн доверилась моим словам, — вдруг сказал Финт. — Я сказал ей, что Марли не автор конструкта.

— Так оно и есть, — заметила Эрин.

— Но именно эту «Временную петлю» построила она. Я это знаю.

— Даже спрашивать не стану, откуда! — фыркнула та. — Мы на балконе, если что.

Эрин с Хадсоном удалились как настоящие кавалер и его дама как раз в тот момент, когда в холл, вслед за остальными, решились пробираться наемники. Безусловно, не всем им пришло в голову, что «театр» — это не улица и не полигон. Их форму язык не поворачивался назвать парадной или хотя бы строгой, но все заново набранные служащие Резиденции отнеслись к этому с должными снисходительностью и вежливостью. Финт нырнул в густую растительность насаждений в кадках, прихватив с собой Юки, стоило сразу по меньшей мере десяти парам глаз уставиться на него.

— Ну и что с того, Рори? — спросила Юки, беспрестанно заглядывая через его плечо на стойку администратора, где протоколистские гости пытались добиться точного пути в театр. — Какая теперь уж разница, создала Марли «Петлю» сама или нет?

— О, большая! — с жаром заявил тот. — Понимаешь, я долго размышлял над этим, пока лежал в операционной. Этот конструкт понадобился Марли, когда она еще работала у Даггета — за ним она пришла ко мне, а я позвал знакомых японских мастеров. Они показали ей, как пишется конструкт. Марли схватила быстро, всегда схватывала.

— Так-так, а зачем же ей вообще понадобилась «Петля»?

— В яблочко! С помощью нее она погостила у Риделя, как узнала, что он пробивается на сервера империи Даггета.

— Ага, посмотрела и подумала переметнуться.

— А ты не смейся, это реально так. Но подумала она уже после того, как он сам на нее вышел.

— С чего это вдруг он на нее стал выходить? — и не дожидаясь ответа, сама высказала предположение: — А, вот в чем загвоздка! Я поняла. Он же сам герр Ридель! Как ни старалась, а Марли все равно засветилась, и он ее поймал, да?

— Ну, да, да, пусть так. Поймал.

— Давай без загадок, а?

— Ну, ты же и сказала: он — герр Ридель. Если бы все так просто заглядывали к нему на чай, был бы он тем, кто есть сейчас? А если есть кто-то, кто в силах заставить тебя нервничать, лучше подружиться с ним.

— Он мог и промахнуться.

— Уверен, он все просчитал. Когда ты промахиваешься в попытке, не так обидно. Знаешь, что пробовал, а не упустил шанс.

Юки подняла брови.

— Ладно, звучит умно, — сдалась она. — Но я все равно не поняла, что из этого следует.

— Э-э-э, ну… — замялся Финт. — Не знаю… но что-то должно!

— Ага, вот когда найдешь это что-то, тогда рассуждать будем.

Холл стремительно наполнялся людьми. Идея Финта почерпнуть что-то интересное из наблюдений за загадочными наемниками потерпела неудачу. Они вели себя в точности как местные маргиналы, с тем лишь дополнением, что носили форму и оружие, которое никто не сумел заставить их снять. Финт страшно боялся ненужной сейчас пальбы. Среди беспорядочных кучек выделялись главные — высший офицерский состав, наверное, да только как их было отличить, если все одинаковы вплоть до поведения? Намечался длинный и неприятный разговор со служащими Резиденции, и Юки потянула Финта за лацкан. Они договорились, что отдадут все свое внимание залу, особенно во время номеров. Зрелище обещало быть захватывающим, но не менее тревожным.

Зал, несмотря на расширение, уже был битком набит. Ажиотаж, конечно, творился на задних рядах и балконах, где неожиданно массово собрались коренные бретонийцы. Не так уж и много, выходит, сбежало в ту ночь. Не обошлось без трений с наемниками: «общение» начиналось с задиристых выкриков, а порой и ругани, пока кто-то не пускался махать кулаками. Тем не менее, разнимали что одних, что других товарищи, и несчастным служащим не приходилось вмешиваться.

Финт и Юки не без определенных препятствий взобрались на технические мостики, которые были подвешены под внушительной высоты потолком, и имели возможность рассмотреть весь зал, в том числе зону для почетных гостей. По сравнению с днем приезда Джейн гостей было в разы меньше — вот кто в первую очередь бежал с Бретоник-сити. А поскольку пустующих столов было предостаточно, да Леди Джейн стала фактической главой города-государства, на привилегированные места покушался кое-кто из маргиналов. Майор с Эрин под руку сел по соседству с Джейн — видимо, по непременному желанию последней. И это-то называется у Эрин «Мы будем на балконе, если что». Там же притулились торговцы Лорика и его же программисты.

— Скука, — демонстративно зевнула Юки.

— Вот ты нам и покажешь феерию, — шутливо ткнул ее в бок Финт.

Через несколько минут в гостевой зоне показался Министр… держа за руку Мако. Юки это показалось отчего-то забавным, но традиционных шуточек не последовало, словно она подозревала, что Санада услышит ее, будь она хоть под землей. Несмотря на то, что Мако, твердо встав на ноги, помогала в Резиденции, пока Финт не отрывался от коляски, он не доверял ей ни в какую, а то и раздражался в ее обществе. Он считал себя редкостным счастливцем, едва избавившись от надоевшей опеки. Вырвался из Бретоник-сити-второго. Стал снова следить и убивать, когда представлялся удобный случай. Пока Леди Джейн чуть ли не за шкирку не закинула его обратно в Театр Иллюзий.

— Не на что здесь смотреть, — Юки устала от статичности и потрясла Финта за плечо. — Пойдем в гримерки.

В гримерках артисты шевелились так же активно, как зрители на задних рядах в желании рассесться и пнуть заодно кого-нибудь по дороге. Юки и Финт своим появлением в коридорчике, где двери были распахнуты, потому что все безостановочно носились туда-обратно, переворачивали все с ног на голову. То шумная карнавальная труппа замолкнет все как один, то танцоры не скроют любопытных взглядов, то китайцы, готовящие какой-то особенно выдающийся номер с зонтиками, попытаются завести разговор. Слухи, что Санада — и его артисты, что закономерно, — обзавелся покровительством Леди Джейн, расползлись в заново собранном Театре со скоростью, которой и свет бы позавидовал, умей он что-либо чувствовать. Нравилось ли это бедным подмастерьям? Вот бы у кого-то нашелся ответ…

— Как тебе это пришлось по вкусу?

— Мы не звали таких зрителей!

— Знакомые просто теряются среди них!

— А это точно наемники? Они какие-то странные…

— Спасибо, Леди Джейн здесь.

— Я не понимаю, почему мы им коврик под ножки стлать должны?

— Финт-сан наверняка им что-то подготовил, правда ведь?

Танцовщицы Юки обступили их двоих со всех сторон, заключив в тугое кольцо и не давая вздохнуть спокойно. Возмущение градом сыпалось на головы и железными шариками отскакивало от барабанных перепонок. Даже когда девушки были одеты в сценические наряды и прятали кинжалы в кожаных ножнах, изготовленных здесь же, в Бретоник-сити, Финт, обступленный ими вот так, испытывал подлинный страх. Юки еле-еле удалось успокоить их и упросить выпустить. Это музыканты — и барабанщики в частности — сурово оглядывали этот кавардак, а кто-то медленно наигрывал какой-то ритм на тайко от безделья, будучи не захваченные всеобщим возбуждением.

— Помните, как мы встречали Леди Джейн? — воодушевленно спросила Юки и тут же была поддержана дружным гвалтом голосов. — Наемники, или кто они там, пришли, потому что для них Театр Иллюзий — веселое шоу. Нам только-то и нужно, что доказать им обратное.

Волна веселых криков, больше походивших на боевой клич амазонок, смела бы все четыре стены гримерки, но вместо этого лишь заставила снующих по коридору артистов проскакивать мимо их дверей в опаске быть придавленными таким оживлением. Финта пробрала дрожь, и он бессильно рухнул прямо на пол, прислонившись к шершавой сине-вишневой стене под кристально чистыми зеркалами. Сразу несколько девушек кинулись к нему, но он яростно замахал на них руками, чтобы и не приближались. Юки не стоит труда осуществить задуманное, а вот он будет на сцене один, и музыкантов, которые останутся там же, скроет темнота. Смелость, с которой он вышел на Леди Джейн, куда-то испарялась по капельке.

— Идите четко по сценарию, — сказал он наконец, — но не упускайте протоколистов из виду.

Ему не очень уж хотелось видеть их лица.

К концу «легкой» половины вечера зрители — главным образом, маргиналы и наемники — разогрелись и друг друга перестали пинать. Похоже, мало кто жалел, что потратил время и сущие гроши на Театр. Понимал ли кто-то суть той или иной маски театра Но , значение иероглифов на зонтиках, смысл костюмов и сложной хореографии, почерпнутых не то с шоу «Цирка Дю Солей», не то с венецианского карнавала, не то с того и другого разом? По крайней мере, Джейн и ее пестрая свита, заполонившая всю ложу перед сценой, были довольны увиденным.

Чтобы лицезреть полную панораму, когда настал черед Юки, Финт опять поднялся на мостики. Багрянец прожекторных лучей объял сцену. Столб раскаленного добела света посреди кроваво-черного зала заключил в острый конус музыканта, бравшего низкие ноты на сямисэне. Позже появились барабанщики с тайко, а за ними, как порыв ветра в бамбуковых зарослях, вступили три хотику .

Открывали номер голографии, а не артисты. Полукругом выстроились ритуальные барабаны, их мембраны упруго пружинили в такт ударам бати . Сцена превратилась в мини-арену, и Финт готов был поклясться, что в момент, когда все тайко одновременно ударили, а в воздухе появился страшный оскал маски демона О́ни, его прошибло током по всему телу. Барабанщики, босые, одетые в черные укороченные юката , двигались с грациозностью тигра, притаившегося в засаде, и их искусная игра рождала глухие раскаты грома. Сквозь ритмичное биение сердец инструментов невидимый хлыст хотику рассекал пространство, и одновременно с тем, как звук этот врывался в зал, голографии рисовали линии ураганного ветра, точно перенесенные из традиционной японской живописи.

По мере того, как центр сцены начинал подсвечиваться, там угадывалась хрупкая женская фигура. Переливающаяся перламутром ткань ее кимоно разметалась по лакированному дереву. В руке же сверкало лезвие кинжала, казалось, наточенное до идеальной остроты. Она неторопливо поднялась сначала на колени, потом и на ноги — движения ее были намеренно нетверды. Спутанные, вьющиеся волосы до талии мокро прилипали к лицу, но Финт давно узнал в ней Юки. Лицо это, малопривлекательное и грубоватое в обрамлении принципиально новых проекций, было умиротворенным как никогда.

Из черноты по краям круглой арены вылезали столь же темные убийцы, своей одеждой напомнившие Финту ныне канувших в небытие Теней. Их глаза, явно дополненные неоновыми линзами, были тоже красные, в угоду общей композиции. Убийцы подбирались к Юки синхронно, волоча за собой, как неимоверно тяжелый груз, катаны. Окружив ее, безо всякого шанса на побег, они замахнулись, выгнули спины в запредельную дугу и застыли. Тайко на мгновение смолкли и перешли на мелкую глухую дробь, постепенно становясь громче. Юки поначалу скрыла голову руками, и в этом по-детски наивном жесте виделась беззащитность, но недолгая. Когда она сделала резкий выпад, сломав клинок одного из убийц, а другому вспоров глотку, в воздухе, словно в невесомости, застыли кровавые капли, и поверженный противник развеялся сверкающим серебристым пеплом.

Мостик угрожающе покачнулся.

Финт мертвой хваткой вцепился в ледяные шершавые перила, осознавая, что слишком сильно перегнулся через них. Пока Юки и голографии принялись танцевать, походя на ломаные куклы, Финт обернулся на зал. Все, даже неугомонные маргиналы и наемники, замерли в трансе. Точки лазеров бегали по стенам, потолку, столам и напряженным лицам. Кто-то хищно скалился, будучи чересчур захвачен действом. Быть может, так Юки удовлетворит их жажду крови, да и свою заодно. Хоть ненадолго.

Темп все ускорялся, пока не раздался удар гонга, и барабанщики стали отбивать особый такт с непродолжительными паузами. Финт весь поджался и хмурился до мышечных судорог. Сейчас что-то произойдет. Вот сейчас.

На смену проекциям пришли живые люди — вся труппа Юки. Полупрозрачная ткань их одежды рваными, словно по линейке, лоскутами трепетала на прерывистом дыхании вентиляторов, спрятанных под пол. К ударам в тайко добавились агрессивные возгласы. Следуя заданному ритму, девушки клонились то в одну, то в другую сторону, то делали шаг, то отступали. У Юки была своя партия: она металась, загнанная в какой-то колдовской круг, не осмеливаясь заступить за его незримую черту. Она рассекала воздух перед собой кинжалом, и проекции ядовито-красными линиями повторяли путь клинка. Она все время повторяла по-японски: «Прочь!»

Финт еще раз оглянулся на зрителей, и увидел, как кое-кто даже повставал с мест. О, Финт знал, что это за трюк. Страшный трюк, весьма опасный, потому что танто в руках танцовщиц наточен как для жертвенного ритуала. Когда совершилось первое нападение, Юки без труда отбила его, и танцовщица упала лицом вниз, выронив танто. Но она не отразила последовавший сразу за тем выпад, и ее кинжал был выбит из руки. Лезвия тэссена сверкнули перед ее дикими глазами, и литой веер — очень тяжелый, Финт это знал — спас Юки от очередного взмаха клинка.

Но биться долго ей не пришлось. Оставили ее в скором времени и силы, оружие против стольких противников никуда не годилось. Едва она упала посреди сцены, как десять кинжалов стали пронзать ее плоть, и во все стороны полетели голографические брызги крови под аккомпанемент неистовой игры тайко.

Очень многие вскочили со своих мест, но поскольку музыка еще не смолкла, а только постепенно утихала, и движения барабанщиков становились более спокойны, никто не раскрыл рта. Но Юки не было на сцене. Она оказалась под полом, еще когда упала, лишенная оружия. Номер был во власти голографий.

Артисты Театра Иллюзий не выходили на поклон. Но завелась бы когда-нибудь такая традиция? Пожалуй, если все устраивали бы такие номера, как этот. Когда Юки, живая и невредимая, появилась вновь на сцене, зал взорвался. Финт, уже в который раз за день чувствуя, будто у него ведет голову от всего этого, был уверен, что мостик задрожал и продолжал трястись. Аплодисменты долго не утихали, и хоть в привилегированной ложе реагировали сдержанно, от него не укрылось искреннее ликование Леди Джейн. Выкрики, свист, гомон, возня. Финт непроизвольно затыкал уши, чтобы не рехнуться от звукового давления, сравнимого с давлением многотонного пресса.

И после такого он еще должен выступать?

Но время неумолимо. Три выхода — и его черед.

— Ты что, отравился чем-то? — Юки влепила ему оплеуху в попытке привести в чувство.

Гримерка, в которую он прямо-таки ворвался вихрем, когда глотки маргиналов и наемников наконец-то заткнулись, плыла перед глазами. Финта мутило невыносимо. Облегчения — хоть какого-то — не дождешься. Он собрался с силами и как можно более сосредоточенно обыскал все ящики своего столика, пока не нашел контейнер с ампулами.

«Вводишь пять кубиков, не перебери. Это не совсем наркота, тебя не вырубит в самый неподходящий момент, не бойся. Главное — руками меньше маши».

Знали пираты-медики в препаратах толк. Финт заперся в ванной и до упора отвинтил краны. Скорость оптимальная — и антракт пройти не успеет. Вода, когда он плюхнулся в нее, оказалась слегка холодноватой против того, что чувствовали скованные нервным льдом руки. У него висело еще три смокинга для выступлений, ничего, что этот промок. Полежав немного, Финт сделал несколько коротких погружений, будто крестился по собственному обряду, и решился на укол, в точности, как ему говорили.

Юки, не терпевшая закрытых дверей, особенно если закрывались они от нее, быстро взломала магнитный замок, и створка отъехала внутрь. В ту минуту Финт уже расслабленно валялся на декоративном кафеле, прикрыв лоб ладонью и закинув ногу на ногу.

— Ты конченный придурок! — яростно прошипела Юки, хватая его за руку. Рывок получился такой силы, что его захлестнула волна боли, вызвавшая еще и спазм в горле. — Поехавший!

— Это не совсем наркота, — повторил он слова доктора, ставившего ему протезы.

— Знаю я! За дуру совсем считаешь. Но у тебя меньше чем через час выступление, поднимай свою вонючую задницу, живо!

Расслабленное состояние, размягчившее мышцы, вскоре отступило. Юки как раз закончила стягивать с него мокрую одежду.

— Очнулся? — осведомилась она. — Трусы уж сам поменяешь, мне твои анатомические детали ни к чему.

За десять минут до конца выступления своего предшественника Финт стоял в полной готовности. Он сказал себе: «Хватит». Настолько твердо, насколько было возможно. Юки сжала его руки выше локтей в знак поддержки и постояла с ним до самого сигнала.

«Я ставлю перед ними зеркало. Разбираться предоставлю им самим».

Над сценой парили перчатки. Зал разразился дружными аплодисментами, хотя он еще не начинал.

«Это убийство высшего разряда. Убийство души».

Непрошенная улыбка растянула губы. Винторогий черт в кармашке ворочался, как будто ему не терпелось наградить кого-нибудь тычком треугольного хвоста в мягкое место. Это не была проекция. Многие здесь просто назвали бы его игрушкой, но если следовать их логике, то и Лорик — игрушка, очень, невероятно, катастрофически дорогая. И в воду чертик вместе с хозяином не полез, а дожидался его возвращения в нормальное состояние, утонув в поролоновом сидении кресла. Послать своровать, взломать, подслушать — при видимой ограниченности умений, заложенных программами, он мог это все. Но сегодня стояла другая задача.

Финт перевел взгляд на Джейн, сгоравшую от нетерпения, потом на угрюмого Санаду, потрясенную Мако и, наконец, на Эрин. Эрин, которая видела его в любой непроглядной темноте, потому что чувствовала его присутствие. Марли тоже так могла. Донни Хадсон, несмотря на убийственное хладнокровие Эрин, беспрестанно ерзал, исподтишка поглядывая на балконы. Да и многие в ложе вели себя очень неспокойно. Лишь одна весьма монументальная фигура, которую Финт заметил с запозданием, сидела неподвижно, положив кулачищи на кажущийся рядом с ним хрупким столик.

Гоббс?

Вступивший на большой октаве синтезатор дал знать Финту, что номер начался. Соединив, как обычно, вместе пальцы, он растянул голографические линии в прозрачный куб, ребра которого светились голубой пульсацией. Указательный палец открыл одну из граней как дверцу, и в ту же секунду где-то из глубины зала донесся свист певчей птицы. Невесть откуда взявшийся рисовый амадин всполошил публику на задних рядах, пронесся над их головами и уселся на жердочку, которую Финт успел ему сотворить. Положив куб себе под ноги и увеличив его до размеров средней клетки, он сложил руки перед собой и исчез весь. Теперь, кроме амадина, куба и пронзительного соло континуума , на сцене не осталось никого.

Любопытный амадин, как и предполагалось, не мог быть равнодушен к диковинной голографии и вскоре влетел в приготовленный ему капкан. Музыка оборвалась на визжащей ноте.

— Бретоник-сити был построен в две тысячи шестьдесят восьмом году, — произнес Финт, явив обществу в зале белые перчатки. — Как и всякий заново созданный город, к тому же бывший целым государством, он столкнулся с определенными трудностями. Слышали о десяти египетских казнях? — он сделал паузу, но вовсе не ждал ответа. — Напасти в Бретоник-сити напомнили мне эту притчу. Но что может быть для человека по-настоящему ужасной казнью, когда любую проблему он способен прихлопнуть как назойливое насекомое?

Грани куба, сомкнувшиеся вокруг птицы, потемнели и стали вдавливаться.

— Есть в Бретоник-сити было нечего для таких крох, как этот амадин. Однако вскоре после постройки мы пережили нашествие птиц, которые явно не намеревались затевать дружбу. От них избавились очень скоро.

Кто-то наверняка решил, что амадина — пусть он и не настоящий — безжалостно расплющит. Но трансформации клетки прекратились, куб принял первоначальную форму, а из неопределимого угла зала вылетела другая птица, затем еще и еще. Они вели себя не так, как можно было ожидать, зная их подлинный характер. Они все втиснулись в куб и драли друг друга коготками и клювами, а грани тем временем опять пришли в движение. В конечном итоге, амадинов просто-напросто раздавило: они как миниатюрные мешочки с кровью, лопнули и заляпали пол, усыпали его перьями.

Это были не настоящие амадины. Это были голографические самозванцы. Как наемники, прикинувшиеся новой властью, на деле оказались подлыми ворами и убийцами.

Им надо было это осознать. Поглядеть в зеркало.

Но смерть птиц, такая живописная и натуральная, не всех взяла за душу. Да и Финт, к собственному изумлению, не испытывал к ним жалости, а ведь обычно верил своим же иллюзиям, как если бы все происходило взаправду. Однако номер далеко не закончился, и когда на месте куба-ловушки остались блестеть только лужицы крови, по всему периметру полукруглой сцены вспыхнул адский пламень. Континуум продолжил свое потустороннее соло. К великому сожалению, запахи использовать категорически запрещалось, чтобы не сливать выступления с реальностью и не сеять панику в самые нервные моменты. У Финта, тем не менее, фантазия разыгралась не на шутку — быть может, виной тому были пять кубиков успокоительного. Крепкий запах гари, точь-в-точь как в день пожара из его детства, обволакивал его мозг.

— Мы достигли той точки невозврата, которую не избежать любому плотно заселенному, но крайне маленькому городу, — сказал он. — Наше сознание сделало Бретоник-сити таким, каким он стал спустя годы после рождения.

Грязь, смешанная с соленой водой Адриатики, песком и итальянским солнцем. Кровь, текущая в самых замшелых кварталах вместо водопроводной воды. Разврат, соседствующий с наркотиками. Ложь, плавно переходящая в искусное мошенничество. И попытка привнести в маргинальный сумбур улиц толику подлинного искусства.

Это горели руины. Резиденция-номер-один. Управление Надзора. Причал проката катеров. Эти точки могли вспомнить те, кто пристально наблюдал за полыхающим на останках зданий костром. Наемники едва запоминали этажи, пока те были живы.

— И даже в таком бездонно-черном уголке мира нашлось место самым отвратительным преступлениям, на которые способны исключительно люди.

Голографические лучи наносили полноцветную гравировку на воздух, смешанный с легким, но все же заметным дымом. Грустными, как все ее существо, глазами оглядывала огненный горизонт собака. Бездомная, с побитыми, тощими боками. В Бретоник-сити их было не столь много, но никто за ними не следил. Она металась, как металась Юки перед убийцами, совала нос в огонь, пока не вернулась обратно и не завалилась на бок. В зале зашевелились. Щенки несчастной матери разыскивали ее везде, куда пускало их пламя, пока не нашли ее бездыханное тело, прилегли рядом и ждали. Ждали до тех пор, пока самые базовые, а оттого сильнейшие инстинкты не взяли верх. Когда они принялись ее есть, Финт поднял глаза на публику. Дрожь, крупная и лихорадочная, била одних, других передернуло от зрелища, третьи пытались скрыть чувства, но не слишком удачно.

Но отвергнутые чуждым их преданной натуре миром, щенки глодали собственную мать до позвоночника, с которого свисали безобразные ошметки гниющего мяса и плешивая рыжеватая шкура. Пока один щенок не отказался от мерзкой трапезы. Самый худой. Самый слабый. Тот, который не осмелился продолжать, как только плоть впервые не застыла у него на зубах.

Финт, пропав на время действия, стоял в отдалении и пытался сглотнуть комок в горле. Следующим «знаменательным» событием стало появление шагающих самих по себе ботинок. Мягкие, коричневые, из оленевой кожи. Явно на детскую ногу — уж очень миниатюрны. С каждым новым неуверенным шажком проекция обзаводилась остальными частями тела: худенькими ножками, ручками, туловищем, спрятанными под ультрамариновый костюмчик; головой с торчащими ушами и копной соломенных волос; пухлым детским личиком, курносым и веснушчатым. Точно ли Финт скопировал Гири Лорика шести лет от роду, или где-то наврал, он не мог сказать. Но кто-то должен был узнать в заплаканном, неряшливом, несмотря на костюм, мальчишке ныне почившего торговца Гири Лорика.

Проекция уселась на пол и душила в слезливых объятиях щенка, что пересилил свою природу и воспротивился ее воле. Теперь, кроме этих двоих, на сцене была одна фигура Финта, белыми перчатками сжимавшая рукоять катаны. Когда он приблизился к жалким призрачным тельцам, не источавшим тепла, зал зашумел. Он живо представил себя самого в шесть лет на месте проекции Лорика, и что-то больно защемило за ребрами, когда он взмахнул сверкающим клинком. Вместе с мальчиком и щенком катана пронзила всю публику, и завершающие аккорды континуума потонули в реве зрителей.

Занавес избавил Финта от необходимости поклонов.

— Они вроде бы в восторге, — неуверенно произнесла Юки, встречая Финта за кулисами.

— Да? — саркастично переспросил он. — Если они не разнесут Театр тут же, после реконструкции, будет великолепно!

Давняя спутница Финта — тахикардия — елозила по ребрам, как испорченный наждак по металлу. В этом зрительском ликовании определенно было что-то отталкивающее. Радость наемников хорошего не сулила. Он отчего-то был полон уверенности, что их причастность к открытию нового Театра Иллюзий — ширма, за которой скрывались мысли, просящиеся быть претворенными в жизнь. Что Джейн просчиталась или, напротив, рассчитала все под себя.

Финт нехотя согласился в третий подняться на мостики, чтобы видеть расходящихся зрителей лично. После такой напряженной программы второй половины шоу кто-то не вышел из транса, но большинство вели себя раскованно и подняли такой шум, что перепонки колебались как мембраны тайко. В этой акустической каше не вычленить было ни единого слова. Но всеобщая поразительная энергетика ощущалась столь же замечательно, как удары молний в опасной близости от твоего укрытия. Ложа Леди Джейн по-прежнему не отвечала на губительные сигналы извне и не расходилась, как будто Джейн наняла всех и каждого своим телохранителем.

— А потом мы недосчитаемся палаток Чена или всего Опиумного Квартала, — буркнула Юки уже в гримерной.

Насмотревшись вдоволь на разбредающиеся толпы гостей Резиденции, Финт развалился в кресле и дымил на всю комнату. Покончившие с водными процедурами девушки из труппы Юки крутились вокруг него, но не удостаивали вниманием после того, как он отказался от их помощи несколько часов назад. Он уже почти крепко заснул, когда в коридоре послышались перебивающие друг друга голоса. Они стремительно приближались к гримерной, и пару мгновений спустя перед самым носом Финта выросла Леди Джейн в роскошном вечернем платье из струящейся синей ткани.

— Не знаю, кто из них двоих гениален больше, — начала она без предисловий, — но вирус мистера Хадсона выловил нам только одного.

— Марли? — с надеждой спросил Финт.

— Риделя, — хмыкнула Джейн. — Вам стоит взглянуть на результаты и подумать, что можно сделать, если судьба Марли вам до сих пор интересна. Немедленно, мистер Финт!

— И не скажете даже, как ваш иллюзионист был великолепен?

Джейн была уже на пороге и резко развернулась в его сторону.

— Мы решим, были ли вы великолепны или нет, когда наступит утро. Тогда мы будем знать, спалили второй раз город или нет. Быстрее, мистер Финт! Мы получили результаты еще до вашего выступления.

И Финт подчинился, как после пяти ударов плетью по костлявой спине.

Обстоятельства всегда были выше него.