Наше лето у моря (гет)

Они сидели на веранде все вместе, было очень холодно, но

предчувствие скорого расставания, скорых перемен удерживало их,

не давало расходиться.

Т. Янссон, «В конце ноября»

— Когда?

— Какое это имеет значение?

— Нет, скажи, когда это случилось.

— Ну хорошо... В тот день, когда надо было объявлять результаты конкурса. Я сказал: "Эмбер, встань, пожалуйста. Ты проиграла. Ты уволена". И ты стояла, не веря своим ушам, такая возбуждённая, возмущённая... Как сейчас помню... На тебе была ярко-синяя кофточка, две верхние пуговицы расстегнуты — обычный прием, чтобы зрительно увеличить небольшую грудь...

Она хлещет его с размаху газетой по лицу и по шее. Хаус прикрывает глаза и в этот момент чувствует внезапное необъяснимое облегчение. И солнце светит, проникая под веки, криками чаек отдаваясь в ушах, и день сверкает морем, — и они оба знают, как он будет извиняться нынче ночью.

…Она ложится рядом на простыню, обхватывает его рукой.

— А ты когда?

— Зачем тебе это?

— Ну, я же рассказал тебе…

— Помнишь первый день соревнования?..

— Скажи мне что-нибудь красивое.

Хаус напрягает всю свою память, пытаясь понять, что он помнит красивого.

— Даже если твои глаза потускнеют до рыбьей близорукости, я все равно буду любить тебя.

Эмбер внимательно смотрит на него.

— Я не знаю, из какой это книги. Но это определенно из какой-то книги.

— Да ну?

Хаус берет её руку и целует — запястье, сгиб локтя, предплечье...

* * *

...А теперь все это закончилось, время отпуска ушло. Сезон у моря подошел к концу, и пора уезжать. В воздухе витает легкая грусть, и даже море кажется холоднее, серее, пасмурнее.

Чайки кружат над молом и кричат, кажется, отчуждённее и резче. Лодки спусти-ли паруса, и даже прибой толкается холодно, сердито и сурово. Всё как будто увяло, посерело, поблекло.

Все собрались, все посидели вместе, отметив последний ужин вместе у моря, бы-ли сказаны все необходимые к случаю, ничего не значащие слова.

Завтра уезжать; сложены вещи в чемоданы, раньше надо ложиться спать. Убраны все сувениры. Слышно, как прибой, толкаясь, шумит свою нескончаемую песню.

Этажом ниже в своем номере, спит, нервно вскидываясь во сне, Тринадцатая. На столике у кровати лежит изящная серебристо-серая раковина. Легкая грусть от прощания витает в воздухе. И, наверное, поэтому она, проводя рукой по его колючей щеке, отворачивается.

— Ты все равно любишь только свою жену, — говорит она с легким вздохом. — Где бы ты ни был, с кем бы ты ни был, — ты помнишь и любишь только её.

— Кто знает, дорогая, — отвечает он, чмокнув её под лопатку. — Кто знает, может быть, и ты никогда не сможешь забыть того, кто сделал тебе больнее всех, кто в первый раз сделал тебе больно.

И слышно, как морской прибой вдали с шумом толкается о берег.