Таёжный роман (гет)

Домовой Кикимон вновь возник перед гостями. На этот раз вокруг его тела была намотана длинная белая простыня, что делало существо хоть немного более похожим на своих британских собратьев. Во всём остальном, кроме низкого роста, он кардинально отличался от домовых эльфов, к которым привыкли Гермиона и Северус.

Кикимон имел длинную и густую нечесаную шевелюру, крупный нос с красными прожилками и маленькие хитрые карие глазки, которые пронзительно смотрели из-под седых кустистых бровей. Ни в этих глазах, ни в повадках или манерах домового не было и грамма подобострастия и желания угодить, так присущего домовикам Британии.

Снейп, как ни старался, не мог представить себе этого обстоятельного мужичка бьющимся головой об стену из-за неудачно выполненного поручения. В костистой жилистой ладони домового был зажата охапка берёзовых веток с засохшими листьями. Северус с сомнением смотрел на этот «букет», недоумевая, зачем он понадобится в процессе мытья.

— Пойдемте, барин! Я славно баньку нынче истопил! Пар добрый, целебный! Всю худобу из вас выгонит! — с улыбкой сообщил Кикимон, тесня Снейпа к стене.

— А куда нужно идти? — нахмурившись, спросил Северус.

— Да вон она, наша банька! В окно посмотрите, — пояснила Василиса Никитична, указывая куда-то на улицу. Гермиона и Снейп одновременно приникли к оконному стеклу. Во дворе, в паре метров от избушки, стоял деревянный домик ещё меньшего размера, с очень маленькими оконцами и огромной трубой, из которой валил дым.

— И там нужно мыться? — почти возмущённо спросил Снейп.

— А ты не шуми, милок. Сначала сходи и посмотри, что да как, а потом уже шуметь будешь! — похлопала его по плечу хозяйка дома.

— Пойдёмте, барин, пойдёмте! — резво подскочил к Северусу неугомонный Кикимон, тряся своим веником.

— Да я и сам могу вымыться, без тебя, — отпрянул от него Снейп.

— Так он тебя парить будет! Это всё равно, что лечить! Клянусь своей магией, ты ещё ему спасибо скажешь, — подталкивала Северуса в спину Василиса Никитична.

— Ну, если вы клянётесь… — сдался усталый зельевар.

Кикимон, не теряя времени, схватил Снейпа за руку, и они оба исчезли.

— А куда он его? — вскинулась Гермиона.

— Да в баню они аппарировали, не суетись, — успокоила девушку Василиса Никитична. — Ничего с любезным твоим не случится.

— Он мне не любезный! Он мой бывший преподаватель зельеварения, и всё. Мы случайно вместе оказались, — запротестовала Гермиона.

— Ну-ну, ты ещё что придумай, а то я по глазам не вижу, — рассмеялась пожилая ведьма. — Я милая, столько уже живу на этом свете, что любовь-злодейку быстро определю. Нравится он тебе, хоть ты и не признаёшь этого. И ты ему нравишься. Вон он как на тебя зыркает! Да только вы упрямы оба, как две бодливых козы. Если вам не помочь, так и будете ходить около друг дружки, как кот вокруг кринки со сметаной.

— Не надо мне помогать! — разозлилась Гермиона, густо покраснев. — Я совсем ничего не испытываю к профессору Снейпу, ничего, кроме уважения! А он вообще меня терпеть не может!

— Ну, как знаешь. Ты пока тут посиди, а я в свою зельеваренку схожу. Она у меня на улице, в пристройке находится. Сделаю заживляющий отвар из трав местных. Все ваши царапины мигом зарастут. Посиди тут немного, — ласково промолвила Василиса Никитична и, поманив с собой ворона, вышла за дверь, оставив Гермиону одну и в растрёпанных чувствах. Девушка села у окна, стараясь отогнать тревожные мысли о профессоре Снейпе, которые одолевали её после слов хозяйки дома.

— Я же никогда не мечтала о профессоре! Это же абсурд! — прошептала Гермиона, зная, что твердит заведомую ложь. Мечтала! Ещё как мечтала! Да все девчонки о нём вздыхали!

Высокий, бледный и таинственный преподаватель зелий, способный одной фразой вызвать у студенток ужас, дрожь и мурашки по всему телу, не мог не стать мишенью для девичьих сплетен и тайных грёз. Она помнила, как бесстыжая пятикурсница Джинни Уизли с мечтательной улыбкой рассуждала на тему величины профессорского мужского достоинства, которое непременно должно быть такого же впечатляющего размера, как и его нос.

А Лаванда Браун?! Эта ещё на четвёртом курсе всем говорила, что у профессора Снейпа какая-то любовная драма, а она, Лаванда, будет той, кто спасёт сердце зельевара своей неземной красотой. Да и разговор между Панси Паркинсон и Дафной Гринграсс, подслушанный Гермионой в женском туалете Хогвартса, свидетельствовал о том, что слизеринки тоже не прочь оказаться в объятиях своего декана.

Только ведь это всего лишь девичий трёп. Суровый профессор никогда не обратит внимания на каких-то соплячек, тем более, что, по рассказам Гарри, драма всё же была. Северус Снейп до сих пор, вероятно, любит только мать Гарри Поттера.

Гермиона тяжело вздохнула, в очередной раз мысленно надавав оплеух Сириусу Блэку. После того, как Гарри показал ей те воспоминания Снейпа, которые смог увидеть на уроке окклюменции на пятом курсе, Гермиона была просто в ярости. Она мечтала оживить погибших мародёров — мучителей Снейпа, чтобы надавать им увесистых пинков за их отвратительное поведение.

С тех пор мисс Грейнджер старалась держаться подальше от Римуса Люпина, одного из оставшихся в живых школьных недругов профессора.

Мисс Грейнджер в отчаянии запустила ладони в свои спутанные волосы. Что же она сама испытывает к зельевару?! Из неприятных раздумий её вывел крик, раздавшийся за окном. Кричали, скорее всего, из домика-бани. Гермиона открыла окно и прислушалась. Вопли отчётливо неслись именно с той стороны, голос профессора Снейпа она ни с чьим другим спутать не могла.

— Оставь меня, недоделок мелкий! Не тронь! Фу! Дракклов домовик! Я тебе голову оторву! А-А-А! Горячо-о-о! Воздуха мне, воздуха! Решили меня сварить с вашей хозяйкой-ведьмой?! Не выйдет! Грейндже-е-ер, беги-и-и! Они нас извести хотят! Вот тебе, гадская тварь! Ай! Ой! Только попробуй ещё ударить меня веником, извращенец! Знаю я эти игры! Люциус мне показывал! Я не мазохист! Изверги!

В бане что-то громко звякнуло, ухнуло, а затем послышался голос Кикимона:

— Ох, неладно-то как! Барин-то совсем в уме повредился! Небось головушкой где шмякнулся в лесу! Ох, горе-горе. Такой молодой, а уже идиот!

Мисс Грейнджер вскочила, готовая ринуться на помощь, но кто-то аккуратно придержал её за плечо.

— Успокойся, девочка, успокойся. Это он с непривычки. Сначала все так на баню и веники реагируют, а потом только благодарят за целебный пар, — промолвила хозяйка дома, которая уже вернулась из своей зельеварни.

Гермиона нерешительно опустилась на стул. Криков Снейпа больше слышно не было, но она никак не могла понять, хорошо это или плохо.

Василиса Никитична указала на глиняный горшок, который стоял на столе:

— Вот, это я отвар специальный приготовила. Твой милый из бани вернётся, пусть свои раны смажет. К утру будет, как огурец!

— Да не милый он мне! Хватит вам! — недовольно ответила Гермиона, исподлобья глядя на хозяйку.

— Ну, хорошо, хорошо. Давай, лучше чайку ещё выпьем, пока время есть, — миролюбиво предложила Василиса Никитична, направив свою волшебную палочку на самовар.

Усевшись за стол, Гермиона придвинула к себе чашку ароматного чая и решилась задать вопрос:

— Василиса Никитична, а не тесно вам в этом домике? Даже для того, чтобы помыться, нужно в отдельное помещение выходить. У волшебников ведь даже палатки просторнее. Ну, по крайней мере, у нас, — тут она смутилась, спохватившись, что могла этой фразой обидеть хозяйку.

Та усмехнулась:

— А мне разве много нужно? Тут у меня всё есть для жизни, а роскошь… было и такое когда-то. Я же родилась не просто в чистокровной семье. Мой отец был дворянином, правда не слишком родовитым и богатым, но нужды ни в чём не знали. Таких, как мы, называли мелкопоместное дворянство. Жили мы в Твери, горя не ведали. Отец, хоть знатностью и не отличался, но уважением большим среди местных волшебников пользовался. Артефактором был от Бога!

Колечко-переводчик на твоём пальце — тоже его изобретение. Это Антоша родовой секрет возродил, да хорошее применение ему нашел. Особо демонстрировать свои таланты не хотел, но когда дружок его затеял экскурсионную фирму, в стороне не стал оставаться, артефактами этими товарища снабдил. А тот в ответ Антошку-то в долю и взял, теперь мы с внуком на всю жизнь обеспечены.

Гермиона с новым интересом покосилась на невзрачное колечко. А ведь и правда! Если бы у них на четвертом курсе были такие помощники, насколько легче бы было общаться с иностранными участниками турнира!

Василиса же тем временем вела дальше неспешный рассказ:

— В одиннадцать лет меня отправили в Дурмстранг. Это было мечтой отца, чтобы я там училась. Непривычно оказалось после уюта родительского дома, но интересно и весело. А потом и взрослые развлечения подоспели. Маскарады, гуляния, ассамблеи… Я помню, на балу дебютанток имела грандиозный успех!

Женщина прикрыла глаза, отдаваясь во власть воспоминаний. Гермиона напряжённо молчала, боясь прервать собеседницу. Хозяйка дома, помолчав немного, продолжила, слегка нахмурившись:

— Октябрьская революция разбила нашу беспечную жизнь вдребезги. Ведь не только магглы в ней участвовали! Гражданская война на то так и называется, что брат идет на брата, кровь на кровь.

Сперва магглорожденные в бойню ввязались — у них было за кого переживать и сражаться на любой из сторон. А потом и чистокровных коснулось ближе некуда: это как щепки, которые сначала относит на край водоворота, а потом затягивает в воронку… Никому в стороне отсидеться не получилось. Вы там у себя, в Британии, думаете, что страшнее ваших заварушек с Волдемортом и не было ничего. Для вас, наверное, так и есть. Но поверь мне, деточка, когда всего две стороны — светлая и темная, а по сути, у вас Альбус с Риддлом этим, который Волдеморт, авторитетами мерялись, так вот, когда два полюса — выбрать легче. А когда не знаешь и не понимаешь, кто прав, кто виноват, а тебя в жернова захватывает и перемалывает — вот это страшно.

Ни я, ни моя семья политикой никогда не интересовались, но горя и невзгод из-за чужих амбиций полной ложкой хлебнули. Я уже замужем была. Сынок мой ещё в школе учился. Помню, как незнакомые возбуждённые люди ворвались в наш дом, паля из оружия, куда ни попадя. Это только кажется, что простецы перед волшебниками беззащитны. Перед боевыми магам — возможно. Но мы-то были простыми обывателями! Даже палочек поднять не успели, да и попытались бы — мало их в руках держать, надо еще суметь применить правильно. Отца убили, мужа ранили, а мы с мамой и сыном умудрились сбежать и захватить с собой Колю. На Запад попасть уже нельзя было: кругом антиаппарационные барьеры, постоянные конвои, гражданская война в разгаре. Бежали на восток, аж в Китай. Осели в Харбине, там в то время многие русские приют нашли.

Муж мой был ранен очень тяжело, сильно болел. Помощи мы ниоткуда получить не могли — в чем были, в том и спасались, мама только и успела Кикимона в старый башмак посадить. Да Гринька своим ходом за нами летел. Ни денег, ни жилья… Хочешь — не хочешь, старые привычки пришлось забыть и жить по-новому. Муж пытался, следуя урокам моего отца, производство артефактов наладить, но местные не позволили — мастерскую несколько раз жгли, семье угрожали. Им лишние конкуренты ни к чему были, у самих ртов голодных за спиной хватало. Так и пришлось мужу с сыном на работу к простецам идти, тогда на железной дороге постоянно руки требовались. Так и жили, гордость подальше спрятали, да зубы сжали. Там родился и умер мой второй сын…

Пожилая женщина замолчала на несколько секунд, а потом решила продолжить:

— Так и существовали почти десяток лет. Магией могли пользоваться с оглядкой, слишком вокруг обычных людей жило много. Сыну в Дурмстранг уже вернуться не удалось, слишком опасно в те времена это было, да и денег постоянно не хватало. Дома учили, как могли. Там же, в Харбине, сын мой, Миша, и женился. В двадцать шестом родился Антоша. А в двадцать девятом начались набеги бандитов, и опять мы попали между молотом и наковальней. Много русских душ, и магов и магглов, тогда погибло. И Миша с Аленой мои. А нам с Антошей уцелеть довелось — гулять я его повела, на природу. Вот и погуляли… Вернулись — а вместо дома пепелище, и никого живого вокруг, один Кикимон горько воет, да Гриня вокруг него круги наворачивает.

Антошка-то, когда подрос, поклялся, что никогда его врасплох враги не застанут, родовой дар свой — артефакторику — не стал развивать, а ударился в изучение боевой магии, чтобы уметь за себя постоять. История нашей семьи для этого хорошим стимулом была!

Власти Советского Союза тогда разрешили мне и внуку на родину вернуться — как членам семьи погибших железнодорожных служащих. Только дальше Сибири мы не поехали. А куда возвращаться? В Твери к тому времени и следа от прежней жизни и знакомых не осталось, даже город по-другому именовали, а тут, у Байкала, как-то привычней. И Грине есть, где крылья размять. Да и трав намного больше растет. Я к тому времени уже хорошим зельеварам слыла, в Дурмстранге эту дисциплину отлично преподавали, да и за жизнь в Китае смогла кое-чему научиться. Нам с Антошей на жизнь хватало. И в Дурмстранг дорогу опять открыли, поняли, что необученные волшебники — опасность ещё большая, чем целая армия.

А дальше ты знаешь…

Гермиона протянула руку и накрыла своей рукой ладонь пожилой волшебницы, прошептав:

— Простите, если я разбередила ваши раны. Я вам очень сочувствую.

Василиса Никитична тряхнула головой, отгоняя виденья:

— Ох, что было, то прошло! Не будем о грустном, а то я, дура старая, тебя совсем расстроила! Теперь-то всё у меня нормально. Когда Антошку в тюрьму посадили, вот тогда я чуть себя жизни не лишила, а теперь всё ладно у меня.

Антошка хоть и попал в банду этого лысого, точно лампочка Ильича, паразита, хороший внук! Он обо мне очень заботится. Как из тюрьмы сбежал, сразу весточку подал о себе.

Всё предлагает мне терем красивый поставить и магглоотталкивающие чары навести, или куда-нибудь в город перебраться, да не хочу я этого. От людей я быстро устаю, тем более — от нынешних. Все бегут куда-то, а я покоя хочу.

А то, что домик маленький, так это хорошо! Мне, грибу старому, одинокому, в большом доме что делать? Аукаться с Кикимоном, что ли? В Британию вашу я никогда не поеду, раз там козла Альбуса до сих пор почитают, да и прочая заграница не привлекает. Хорошо мне здесь.

Скучновато порой, так мы с Кикимошей себе развлечение придумали: заблудившихся в лесу, что магглов, что магов, разыгрываем. Я Бабой Ягой прикидываюсь, так забавно иной раз получается. Главное, нужно мага испуганного обезвредить успеть! Не поверишь, сколько народу порой получается одурачить!

— А, поняла теперь! Поэтому вы вначале так странно говорили! — встрепенулась Гермиона.

— Ну да… А раз выяснилось, что профессор твой Антоше совсем не чужой, так что же вас в заблуждение вводить, — Василиса Никитична ласково улыбнулась ей, подливая чай:

— А ты, моя милая, всё-таки подумай о своём спутнике. Мужик-то видный, и к тебе неровно дышит.

Гермиона открыла было рот, чтобы отрицать всякую связь между собой и саркастичным зельеваром, да случайно посмотрела в окно и застыла в изумлении.

Дверь бани открылась, и оттуда величаво вышел, почти выплыл, Северус Снейп, закутанный в длинный, доходящий ему до пяток, шелковый халат.

Торжественность шествия нарушила банная дверь, коварно прихватившая край шикарного одеяния. В попытке освободиться носитель шлафрока дернулся, полы распахнулись, и миру предстали черные семейные трусы с зевающим зелёным крокодильчиком на самом интересном месте.

Не сдержавшись, Гермиона нервно хихикнула, в памяти тут же всплыли незабвенные лимончики. «А наш бука-профессор скрывает под своим сюртуком-панцирем оч-чень даже интригующее содержание!» — появилась в голове непрошенная мысль.