В разгаре лета (гет)

Ранние летние утра на Севере прохладные, в комнату задувал свежий ветер, и небо ещё только-только светлело. Вставать, босыми ногами шлёпать по полу не прельщало. Санса заботливо поправила шерстяное одеяло, укрывая Джона, и сама закуталась до подбородка. Проснись она чуть раньше, захлопнула бы приоткрытое окно, избежала бы неприятного ощущения «гусиной кожи», но теперь холодок уже успел скользнуть по обнажённому телу.

Джон спал на животе, засунув руки под подушку. Он вовсе не походил на строгого, вечно серьёзного короля — сейчас перед ней почти мальчишка, расслабленный, безмятежный, взъерошенный и умилительно помятый. Сансе хотелось его поцеловать, но она не решалась тревожить его сон.

Вчера они укладывали Рейегара спать. Потом-то всё и началось: они долго гуляли по окрестностям замка (ещё только разговаривая), шагали по коридорам спящего Винтерфелла (уже целуясь), почему-то оказались в комнате Джона (уже неприлично целуясь). А закончили в его кровати.

Всё, что Санса ранее познала в близости между мужчиной и женщиной, было уродливой ложью. Это не боль, не унижение, не стыд, не ощущение, будто вываляли в помоях. Этой ночью всё случилось правильно. Она, наконец, поняла, о чём в её детстве шептались между собой, краснея до корней волос, взрослые девчонки. Поняла, почему это называли «занятие любовью». Она отдала всю себя, без остатка; она хотела вновь и вновь целовать его; слышать, как он рвано выдыхал её имя; хотела чувствовать его в себе; снова испытывать счастье от осознания, что доставила ему удовольствие.

Санса откуда-то точно знала: может быть ещё лучше. Если только она окончательно справится со стеснением, зажатостью, соберёт то, что сломано внутри, и полностью доверится Джону. Впрочем, даже сейчас всё получилось волшебно. Он терпелив, нежен и внимателен, его поцелуи по её телу, касания пальцев, языка вызывали приятную дрожь, срывали с её губ судорожные выдохи и стоны, в которых она едва себя узнавала. А когда он вошёл в неё… Это было подобно полёту.

Санса с усилием отвела взгляд от его лица и всё же вынырнула из-под одеяла. Села на краю постели, потянувшись руками вверх и коснувшись ногами холодного пола. Сколько она спала, час, может, чуть больше? Но бодрость переполняла. Казалось, она могла бы пешком добежать в соседний замок.

Она все-таки закрыла окно, петли чуть скрипнули, заставив тревожно обернуться на кровать. Двигаясь тихо, всеми силами стараясь не тревожить покой и не скрипеть половицами, она принялась одеваться. Её сорочка и платье валялись подле кровати в одной куче с рубахой и штанами Джона. Санса аккуратно свернула его одежду и повесила на спинку стула. Нашла на столе расчёску, конечно, и близко не привычные гребешки, но худо-бедно расчесалась.

— Уходишь? — спросонья его голос звучал сипло, и взгляд растерянный, почти щенячий, такой родной.

Санса кивнула.

— Нужно переодеться. И не хочу, чтобы кто-то увидел, слуги начали шептаться, слухи… Ты сам знаешь.

Она, конечно же, не могла бороться со своими желаниями, когда Джон смотрел на неё. Санса вновь присела рядом с ним, и их поцелуй перерастал в глубокий, требовательный, заставлявший пожалеть, что она уже оделась. Она бы хотела спуститься поцелуями по его шее, по груди между шрамами, ладонью скользнуть под одеяло…

— Так, ты либо прямо сейчас уходишь, либо уже остаёшься, — хрипло прошептал Джон на ухо.

«Главная сплетня: хранительница Севера спит со своим королем, спит вне брака, несколько раз до рассвета — и всем хорошего начала дня, милорды и миледи».

Санса с усилием отодвинулась от него. Внизу живота зрел тугой узел неудовлетворения — но следующей ночью она всё восполнит сполна.

— Ухожу, — на прощание она коротко чмокнула Джона в губы.

Она выскользнула из комнаты в тёмный коридор, направилась к своей спальне, и счастливая улыбка, цветущая на губах, могла бы выдать так тщательно хранимый секрет любому встречному. Но по пути ей никто не попался.

Она закрыла за собой дверь спальни, сбросила платье, оставшись в сорочке. Хотелось непременно чем-нибудь заняться, она расставила на комоде глиняные фигурки, поправила шторы, наконец уселась перед зеркалом и принялась расчёсывать волосы гребнями (бессмысленное дело, она же собиралась мыться). Вскоре в комнату заглянули служанки, и Санса с мастерством бывалой актрисы из бродячего театра делала вид, будто ничего не произошло, прося наполнить купальню горячей водой.

Она смывала с себя запах Джона, его поцелуи, и не могла поверить, что всё взаправду. Её, Сансу Старк, действительно любили, любили взаимно, возвращали в ответ столько же, сколько отдавала она сама? Неужели такое возможно?..

Санса наряжалась перед зеркалом в тёмно-серое платье, заплела две косы, соединённые в шишку на затылке, и на этот раз в голове не было сомнений, для кого она хотела быть красивой.

— Вы прямо светитесь, леди Санса, — отметила служанка Мэйви, помогавшая завязать шнуровку на спине.

— Наверное, наконец-то выспалась, — она пожала плечами.

Винтерфелл пробуждался ото сна. По коридорам уже сновали слуги, а спустившись в коридор, ведущий к Великому Чертогу, она увидела Рейегара, шагавшего рядом с воспитательницей Алиной.

— Мы идём завтракать! — воскликнул малыш, помахав ладошкой. Санса улыбнулась и взмахнула рукой в ответ. Алина что-то строго шикнула принцу, наверное, что воспитанный юный мужчина не должен кричать на весь коридор, и он только печально вздохнул.

Внутренний двор тоже потихоньку наполняла жизнь. Уже привычно стучал о наковальню молот кузнеца Тоббота, не иначе считавшего, что работа — лучшее физическое упражнение с раннего утра; конюшонок Кай важно катил перед собой тачку с сеном; за серьёзным разговором прохаживались, заложив руки за спину, глава стражи Винтерфелла Томас Овертон и королевский гвардеец Джейсон Раттигер.

Гаррольд стоял посреди двора рядом со своим конём, тщательно расчёсывая его гриву специальной щёткой — не прошло и нескольких недель как он понял, что лучше сделать всё самому, чем бесконечно корчить недовольные мины. Санса не знала, что собиралась сказать, уж точно не влепить пощёчину, бросаться обвинениями или ругаться, но ноги сами понесли её вперёд.

— Доброе утро, Санса, — Гаррольд замер на несколько мгновений, разглядывая её, слегка прищурившись. — Ого, да ты сегодня… Сияешь.

«О боги, да неужели это так заметно?!»

— Приятно слышать, Гаррольд.

Он вновь провёл щёткой по чёрной гриве, пропуская между пальцами жёсткие пряди.

— Должно быть, у меня изначально было мало шансов в сражении против короля Эйегона… Так что…

Санса сглотнула и улыбнулась той тонкой улыбкой, которая могла означать что угодно, не подтверждение, не отрицание. «Как будто сражение вообще было…» Она гордо приподняла подбородок и в тон ему произнесла:

— Как и у меня против Шафран.

Хардинг вновь замер, его губы дёрнулись. Он молча убрал щётку в мешок, висящий на крупе коня, тщательно завязал верёвки. Санса ждала.

— Шафран… — наконец выдал он так, будто это имя оставляло на языке вкус горечи. — Я рассказывал тебе о ней, да?

— Однажды. Ещё на войне. Мы грелись у костра, и ты говорил, что хочешь вернуться к ней больше всего на свете.

Он смотрел на неё своими чистыми, темнее глади озера, голубыми глазами, и она поймала в них какую-то… Беззащитность?.. Будто давила на невыносимо болящую рану. Это заставило насторожиться, но она не дожимала, лишь продолжала ждать, что будет дальше.

Гаррольд подошёл к ней на расстояние вытянутой руки. Он посмотрел вдаль, на небо, оглянулся вокруг себя, будто всё пытался подобрать нужные слова. Запустил пятерню в пшеничные волосы. Глубоко вдохнул, словно готовясь к затяжному прыжку, и наконец проговорил:

— Ты же не думаешь, что я собирался оставить её любовницей, если бы ты вышла за меня?

— Не думаю, — соврала Санса.

— У нас было будущее до того, как я стал лордом Долины, но теперь… Не знаю. Слишком много произошло, — его молчание длилось несколько ударов сердца, она видела, не хочет он больше говорить ничего вслух. Но всё-таки слова вырвались: — Если бы человек, которого ты любишь больше всего на свете, сделал ради тебя что-то действительно ужасное, идущее поперёк всего, во что ты веришь, неправильное… Что бы сделала ты?

Она больше не собиралась делать никаких выводов, но эта откровенность не фальшива, это настоящий Гаррольд Хардинг, и под его безупречным лоском, панцирем галантности и очарования, таился глубокий шрам.

— Я не знаю, — честно призналась она. Смогла бы она простить, если бы ради неё убили кого-то невинного? Смогла бы смириться? По крайней мере она знала одно, Джон никогда не заставил бы её испытать подобное. И потому она продолжила: — Думаю, я бы не оказалась в такой ситуации, Гаррольд.

Он печально улыбнулся. И это мгновение, когда он предстал перед ней таким, какой он есть, ушло. В его глаза вновь вернулась привычная смешинка, и губы тронула лукавая улыбка. Он взял Сансу за руку, наклонился и поцеловал внешнюю сторону ладони.

— Тогда ты счастливая девушка, леди Санса Старк.

Гаррольд оседлал коня и помчался прочь, он не сегодня покидал Винтерфелл, но окончательно уходил из её сердца и мыслей. Возможно, когда-нибудь он обретёт покой и сможет победить в борьбе, что шла внутри него каждый день.

— Всё нормально? — Джон остановился рядом, встревоженный и напряжённый. Он хмуро поглядел вслед Гаррольду.

— Похоже, мы узнали не всю правду.

Он вопросительно изогнул брови.

— Мы не выбираем, кого любить. Мужчины не в ответе за своих женщин, — туманно объяснила она, но на его лице отразилось понимание. Джон только кивнул в ответ.

Они стояли плечом к плечу, глядя друг на друга, и, наверное, даже подслеповатой, старой кухарке стало бы ясно, что между ними происходило. Это была такая смешная надежда, что они смогут скрыть хотя бы толику своих чувств.

— Когда ты уезжаешь?

Он помрачнел.

— Через пару недель. Нас не было в столице уже несколько месяцев. Не то чтобы Тирион страдает без моего бурчания, но его письма уже… Слишком саркастичные.

— Это намёк, — Санса засмеялась. Она смотрела в него, будто лучше пытаясь запомнить. Всего пару недель, и Джон уедет, и она вновь останется здесь, одна, и в этот раз разлука будет несоизмеримо больнее. Он поправил загнувшееся кружево на её платье и задумчиво, будто между прочим сказал:

— Мы бы могли пожениться.

Слова Джона — всё равно что волна горячей воды, и нутро Сансы будто упало, упало в бесконечные глубины, чтобы подпрыгнуть до самых высот. Они обсуждали этот шаг сегодня ночью, в перерывах между поцелуями и стонами, но сейчас, в свете восходящего солнца, это звучало совсем по-другому.

— Джон, — он взял её ладонь в свою, переплетая пальцы, но она всё равно упрямо продолжила: — В Винтерфелле всегда должен сидеть Старк. Если Арья выйдет замуж за Джендри, я не смогу передать ей правление. Тебе удобнее будет жениться на какой-нибудь дорнийке, потому что это выгоднее для твоих королевских позиций, и она всегда будет в Красном Замке, что это за брак, когда мужа и жену разделяют многие сотни лиг, и…

Джон коснулся её щеки, нежно провёл большим пальцем по скуле.

— На какой-нибудь дорнийке, — протянул он. — Всё верно, но тебя в твоих словах ничего не смущает?

Санса молчала, хлопая ресницами. Конечно смущало, её вообще много что смущало и беспокоило, но разве…

— Ты, кажется, вообще ничего не поняла. Я тебя люблю, тебя, а не какую-то дорнийку, понимаешь?

— О, — только и смогла выдавить она, и Джон обнял её, поцеловал в висок и щекой прижался к волосам. Нежность, любовь переполняли их, и это настолько ошеломляющие в своей чистоте, кристальные чувства, что она готова была закричать или расплакаться.

— Что же нам теперь делать? — прошептала Санса.

— Мы разберёмся.

Его голос звучал уверенно, твёрдо, стирая любые ростки сомнений, проклюнувшиеся в её душе. Она принимала его решение, готова следовать за ним и на этот раз не хотела спорить. Если Джон так говорил, они непременно что-нибудь придумают.

Над Винтерфеллом всё выше поднималось яркое, летнее солнце и занимался новый день, без войны, наполненный суетой, звонкими голосами и теплом. День, в который Санса Старк рука об руку вошла с Джоном Сноу.