Колдовстворские байки (джен)

Солнце стояло почти в зените, но Иваныч — пожилой забулдыга из села Владимирского — скорее бы отрезал себе руку, чем окунулся в прохладную спасительную гладь Ведьминского озера. Немало баек о русалках и утопленниках слышал он ещё в те далёкие времена, когда ходил пешком под стол. Будучи подростком, он впервые увидел на озере загадочную пустую лодку, исчезающую на самой серёдке. Некоторые из местных верили, что на ней переправляются прямиком в ад души тех, кто решил в воде свести счёты с жизнью, и предпочитали обходить загадочное озеро, прозванное Ведьминским, стороной. И всё бы ничего, но в то лето окрестности поразила новая напасть. На поле, совсем неподалёку от озера, средь бела дня стали убивать людей. И не просто убивать — туловища несчастных находили в высоких колосьях пшеницы отдельно от их голов.

Бродить в одиночку стало опасно, а потому Иваныч чуть не наделал в штаны, когда заметил среди зарослей невысокую фигуру. Присмотрелся — девка. Вполне обычная, в летних шортах, сланцах и просторной клетчатой рубахе. На носу — солнечные очки, длинные светлые волосы собраны в небрежную гульку. Одним словом, ничего особенного, если бы не одно «но». На плечо барышни был закинут здоровенный поблёскивающий на солнце средневековый меч. Такие Иваныч видел много лет назад в музее и был уверен, что им вполне можно перерубить на две части даже целого поросёнка, а уж тем более тонкую человеческую шею. Решение «валить отсюда подальше» созрело в долю секунды, и Иваныч торопливо приспустил к своему дому.

— Неволшебник, — фыркнула Лара ему вслед. — Вызовет участкового, как пить дать. Ходят здесь, работать мешают…

Ульяна Серебрякова, сидя по-турецки на небольшом покрывале, продолжала бормотать заклинание. Уже год после окончания Колдовстворца она работала в музее волшебного города Китеж, расположенного прямо под озером Светлояром, которое, несмотря на регулярно проводимые вокруг него крестные ходы, местные неволшебники упорно называли Ведьмовским. Из однокурсников в одном городе с ней оказалась только Лара Литвинова с факультета боевой магии. Неуёмный тяжёлый характер Лары был хорошо известен всей школе, а когда подошло время занятий по анимагии, выяснилось, что её животным был писец. Кличка приклеилась к ней намертво сама собой. Стоило Ларе набрать пару лишних килограмм — сразу появлялся новый повод для шуток. Впрочем, девушка из-за этого не расстраивалась и предпочитала игнорировать любые выпады в свой адрес.

На работе Лара Писец первым же делом сыскала неодобрение начальства. Аврор, курировавший Китеж, невзлюбил молодую помощницу, и это чувство было взаимным. Лара не уставала поносить начальника, припоминая ему и интрижку с городской прорицательницей за спиной у жены, и игнорирование волшебной природы череды убийств, что происходили на поле неподалёку от города.

— Говорит: «нет никаких доказательств, что головы немагам отрубают волшебники! А значит это дело не в нашей компетенции. Займитесь лучше отчётом за прошлый квартал, Лариса Дмитриевна». Да плевала я на его отчёты!

— Ты не думала, что это действительно какой-то сумасшедший магл, а волшебство здесь не при чём? — Ульяна потянулась, направляя на себя из волшебной палочки поток свежего воздуха. — Зачем кому-то из наших убивать неволшебников, тем более, таким способом?

— Думала. Как и о том, что это может быть вообще не человеческих рук дело.

Ульяна покачала головой. Сидеть в свой выходной на поле ей, мягко говоря, совсем не хотелось. Но спорить с Ларой было себе дороже. Особенно, если в руках у той был здоровенный волшебный меч.

— Да и какая разница, если речь идёт о жестоком убийстве?

Ульяна только пожала плечами, зная, что такая мелочь как Статут секретности точно не помешает Ларе установить вселенскую справедливость, наказать невиновных и восславить непричастных.

— Ловушка реагирует на любое проявление магии и действует на амулет, — Ульяна покрутила похожим на часы на цепочке артефактом у Лары перед глазами. — Видишь стрелку? Сейчас она почти не движется и показывает на четверть часа. Это говорит о том, что на поле присутствуют носители волшебства в виде нас с тобой, но колдовства как такового не совершается. Мы уйдём — и стрелка поднимется вверх, к единичке.

— А если здесь будет вершиться магия?

— Стрелка поползёт к полудню. Если объявятся волшебные существа — перейдёт на другую половинку окружности.

— Значит пока по домам. Трансгрессирую сюда, когда твой амулет покажет что-то интересное, — Лара перехватила цепочку. — Солнце так и жа…

Договорить она не успела. Стрелка на циферблате поползла по кругу — шесть часов, семь, восемь, девять…

— Если я правильно поняла принцип, то это явно не лукутрус…

— Магическое существо, сильное, возможно, опасное, — Ульяна нервно оглянулась. Вступать в бой с неизвестной волшебной тварью не входило в её планы. — Что делаем?

— Подождём… — Лара хищно улыбнулась. — Пока оно само нас найдёт.

Но колосья пшеницы тревожил разве что еле заметный летний тёплый ветерок.

— Умная тварь, — пробормотала Лара. — Понимает, что мы на неё охотимся, вот и не показывается.

— Или охотится на нас, — опасливо ответила Ульяна.

— Зато теперь я точно знаю, что это дело нашей компетенции, — отмахнулась от неё Лара. — Ох, и хотела бы я видеть лицо своего начальника, когда я предъявлю ему шкуру…

Однако существо упорно не желало идти на контакт. Несколько долгих минут ожидания — и стрелка медленно уползла к привычной отметке. Лара разочарованно вздохнула.

— Ну ладно, зато теперь оно знает, что я за ним слежу.

Ульяна её оптимизма не разделяла. Существо (если это было оно!) могло затаиться, уйти в другие места или наоборот — продолжить убивать с ещё большей жестокостью и яростью, давая понять, с какой высокой колокольни ему чихать на слабых людишек. Но спорить с Ларой Ульяна не стала. Солнце нещадно пекло, несмотря на панаму, и больше всего на свете Уле хотелось убраться с палящего зноя, чтобы мирно прикорнуть где-нибудь в тени и прохладе.

— Ты же не откажешься оказать помощь сотруднице аврората?

Ульяна вздохнула. Откажешь тут…

— Финальную схватку с монстром я беру на себя.

Некстати вспомнились бородатые школьные шутки про «полный писец». Студенткой Лариса Литвинова была талантливой, но немного невезучей, принадлежа к той категории людей, с которыми всё, что априори не могло произойти, обязательно происходит по закону подлости. Связываться с такой напарницей было себе дороже, но и оставаться в стороне от истории с отрубленными головами совесть не позволяла.

— Помогу, чем смогу. Ты же знаешь… существа — это не мой профиль.

— А кому сейчас легко? — философски произнесла Лара. — Ладно, пойдём отсюда. Я вечерком литературу специализированную полистаю — авось, что-нибудь похожее найдётся. Может, пока по мороженому?

Что-то похожее нашлось быстро. Уже на следующий день во время обеда, усевшись напротив Ульяны за столиком в кафе «Скатерть-самобранка», Лара выгрузила из рюкзака толстенный талмуд, в котором Уля узнала обычный справочник магических существ Центральной полосы России, штудируемый студентами факультета практической магии Колдовстворца от мала до велика.

— Вот оно, — объявила вместо приветствия Лара. — Мы с тобой две дурынды: преступление произошло средь бела дня — это раз. Орудием убийства было что-то острое — это два. Способ убийства — отсечение головы. Это три. У одного из убитых на повторе в телефоне играла какая-то весёлая песня, благодаря шуму, его, собственно, и нашли — это четыре. Думаю, мы имеем дело с полудницей.

— Они разве не вымерли более двухсот лет назад? — осведомилась Ульяна, пододвигая к себе ближе тарелку с супом. Лара по-собачьи дёрнула носом, принюхиваясь к аромату бульона, оттолкнула локтем справочник и стала внимательно разглядывать вышитое на скатерти меню.

— Вымерли. Но хотя бы одна-то могла остаться? Чисто теоретически?

Ульяна неопределённо покачала головой. Чисто теоретически — возможно многое. Но представить себе в двадцать первом веке полевую русалку с серпом, разгоняющую трактористов, как-то затруднительно. Лару, впрочем, такое противоречие ничуть не смущало.

— Ты никогда не задумывалась, откуда они берутся? — деловито осведомилась она, похлопывая по скатерти волшебной палочкой. Тотчас перед ней прямо из воздуха нарисовалась тарелка с борщом. Лара повозила по нему ложкой, что-то одобрительно буркнув, и вонзила острые зубки в румяную пампушку.

— Кто? Сковородницы?⁽¹⁾ — улыбнулась Ульяна, глядя, как торопливо Лара уминает обед.

— И не только. Какая такая эволюционная потребность есть в том, чтобы по полю ходила женщина с серпом или сковородкой и приставала с вопросами к простым работягам? Или чтобы в озёрах плавали люди с рыбьими хвостами? Как так получилось, что кто-то после смерти лежит себе спокойно в могилке, а кто-то восстаёт и лакомится кладбищенским сторожем?

— Мне казалось, вам должны были это объяснять на уроках по нежитиеведению, — пожала плечами Ульяна.

— Нет, — отрезала Лара, отправляя в рот последнюю ложку. Она удовлетворённо вздохнула и вытерла салфеткой губы. — Нам больше объясняли основные правила поведения, если да кабы… Но мне всегда было интересно… Кто появился раньше: мы или они? И почему есть чародеи, а есть обычные люди, в глазах которых ты или я ничуть не лучше той же полудницы? Да большинство неволшебников свято верит в то, что русалками становятся покойные ведьмы да утопленницы…

Если Ульяна и задумывалась о конечности своей жизни и о том, что ждёт её после, то уж точно не предполагала, что ей предстоит отрастить жабры и рыбий хвост.

— Ну и к каким выводам пришла ты? — осведомилась она.

Теперь пришла очередь Лары пожимать плечами.

— Ни к каким. Доподлинно неизвестно, как именно нечисть стала нечистью и чем именно она была изначально. Существует много версий, теорий, но правды никто ведь не знает, верно? А значит, глупо было бы утверждать, что возле Китежа не завелась полудница только на основании того, что таких, как она давно никто не видел. Интересно, а бывают полудницы мужского пола и могут ли они размножаться?

Ответа на этот вопрос Ульяна не знала, а потому следующие пару минут они молча изучали меню, выбирая второе.

— Может быть, нежить гораздо ближе к нам, к людям, чем к животным, — задумчиво произнесла Лара, остановившись на тарелке с пловом.

— Что?

— Полудницы. Зачем они убивают? Почему так опасны для рожениц и маленьких детей? Ни одно животные не убивает просто так, за исключением человека. Животное либо защищает себя, либо ищет пропитание…

Ульяна покачала головой. Полевые русалки казались ей не животными и не людьми, скорее частью природной стихии, а значит воевать с ними — всё равно, что бросать вызов солнечному удару, разгуливая в полдень без панамки. Полудниц не выслеживали и не ловили, их обходили стороной, прячась в тени в жаркий летний день и не отпуская детей бродить одних на солнцепёке. В конце концов, индустриализация и урбанизация сделали то, что не под силу было волшебным палочкам и острым мечам. Человеческую силу заменяли огромные механические машины; исчезали, уходили в прошлое древние обычаи, связанные с заботой об урожае, и вместе с ними растворялись в пучине истории полуденки и серповицы, ржаницы и сковородницы⁽²⁾, словно их никогда и не было.

* * *

То, что убивало людей в окрестностях Китежа, несомненно, было существом разумным, ибо, почуяв, что на него ведётся охота, хищник затаился. Лару такое положение дел не устраивало.

— Разве ты не рада, что никого не убили за прошедшую неделю? — попыталась вразумить её Ульяна.

— Не убили, потому что мы рядом, — отрезала Лара, нетерпеливо постукивая по витрине со щучьим скелетом — одному из ценнейших экспонатов Китежского музея. И хотя по щучьему велению уже давно ничего не происходило, острые зубы мёртвой волшебной рыбины от такого обращения угрожающе скрипнули.

— Разве это не долг аврората — всегда быть рядом? — напомнила Ульяна.

Лара фыркнула, ясно давая понять, что преступник должен сидеть в тюрьме — и плевать она хотела на то, что этот преступник — существо древнее, как сама природа. Когда человек гибнет от наводнения или урагана, никому и в голову не придёт назвать это убийством. Несчастный случай, роковое стечение обстоятельств.

На одном из стендов музея красовался портрет полудницы, созданный художником Яром Гордецким, жившим в восемнадцатом веке. Женщина на нём постоянно меняла свой облик — была то прекрасной девой с белыми льняными волосами и яркими васильками больших глаз, то уродливой старухой с железными зубами в чёрном платке поверх грязных, похожих на сено волос. Иногда от нечего делать она плясала в полнейшей тишине, и было в этом явлении нечто жуткое и гипнотическое, иногда замирала, сжимая в пальцах длинную палку или серп, иногда вовсе исчезала с картины или дремала, удобно устроившись среди колосьев ржи.

— А она разговаривает? — осведомилась Лара, подойдя к портрету. Полудница, решившая на этот раз принять образ почтенной дородной матроны, демонстративно зажмурила глаза. — Ээээ… простите, пожалуйста.

— Ни один портрет в музее не разговаривает, — прервала её Ульяна. — Ты бы знала это, если бы заходила сюда на экскурсию.

— Почему это? — осведомилась Лара, не отрывая взгляд от портрета. Ржаница определённо их слышала, хотя настойчиво притворялась, что спит.

— Потому что на них наложено заклятие немоты. Портреты могут быть не менее опасны, чем те, с кого они срисованы. Было бы неловко, если бы полудница заговорила кого-нибудь до смерти. Да и вообще — хватит Китежу и ворот с птичками…

На воротах Китежского кремля с давних пор были изображены птица грусти Сирин, чей печальный напев то и дело разносился по городу до полудня, и птица веселья Алконост, чьи радостные песни можно было услышать после. Коренные китежцы к вечному музыкальному сопровождению давно привыкли, а вот гости города, после пары дней туризма, нередко испытывали головные боли. Впрочем, справится с ними, а также со многими другими болезнями, помогал редкий сорт целебных яблок, ради которых на весёлый праздник Яблочного Спаса в Китеж-град съезжались волшебники со всей России.

— Значит, не менее опасны… — Лара опасно прищурилась.

— Живые существа могут становится портретами, — напомнила Ульяна, вспоминая жуткие истории о голландском художнике Яне Ван Дер Палене⁽³⁾. — Но я никогда не слышала историй о том, чтобы человек выходил из своего портрета, разгуливал по полям и отрезал кому-то серпом головы.

— Она и не человек, — покачала головой Лара.

— Как бы то ни было, ты не можешь арестовать картину, — Ульяна всплеснула руками, понимая, что спорить бесполезно. — Во всяком случае, пока не будет доказана её виновность, — добавила она чуть менее уверенно.

Уголок губ полудницы подозрительно дёрнулся.

— Нет, но я могу вызвать её на допрос, — парировала Лара, упрямая как несущийся к своей цели танк. — Ещё увидимся, сударыня, — поклонилась она своей подозреваемой.

Васильковые глаза распахнулись, холодные, колючие, словно острие серпа. Беззвучно залаял чёрный пёс, лежавший на портрете у её ног, когда тело хозяйки превратилось в высокий столб пыли.

— А какие ещё опасные экспонаты есть в вашем музее? — деловито осведомилась Лара. — Пожалуй, мне стоит поговорить с вашим директором насчёт условий их хранения…

* * *

Достать гербовый бланк и печать аврората Ларе не составило бы труда. А вот добиться подписи идиота начальника на официальном запросе в музей было труднее. Конечно, теоретически она могла подделать его маленькую ничем не примечательную закорючку, но в волшебном мире на подобное не было смысла тратить время и силы — официальные бланки имели свойство мигом самоуничтожаться, если личность держащего перо не соответствовала личности, чья фамилия указана рядом с подписью. Как она и предполагала, Сычук и слышать не захотел ни о какой полуднице, об убитых неволшебниках и о немом портрете.

— Лариса Дмитриевна, вы бы ещё деревянную тумбочку допросили, — проворчал он. — С чего вы вообще взяли, что портрет может считаться свидетелем?

Лара была готова к этому вопросу.

— Тысяча восемьсот семьдесят четвёртый год, убийство чародея Скрипникова в его собственном имении. Подозревали горничную, но портрет покойной жены в конце концов сознался, что яд в чай подмешал приятель убитого, задолжавший Скрипникову внушительную сумму. Тысяча девятьсот четвёртый год — загадочная гибель студентки Колдовстворца Ольги Воронцовой. Подозревали отвергнутого поклонника, но виновницей трагедии оказалась злая мачеха. Единственный свидетель — портрет бабушки жертвы в девятом колене. Тысяча девятьсот двадцать третий год…

— Хватит! — как и большинство начальников Ярослав Григорьевич терпеть не мог, когда его подчинённые разбирались в чём-то лучше него самого. — Я уже говорил, что это дело не в нашей компетенции, — зарычал он. — Вы уже подготовили план работы на следующий месяц?

Лара хотела было возразить, что грабежи, скандалы и убийства если и происходят по плану, то точно не по тому, который утверждается в аврорате и скрепляется официальной печатью. Но вовремя прикусила язык.

— Значит, будем действовать неофициально, — объявила она Ульяне в тот же вечер. — Ты пустишь меня в музей ночью, снимешь заклинание немоты с портрета и дашь мне задать ей пару вопросов…

— Что? Я? — Ульяна задохнулась от возмущения. — Да меня выгонят после этого с работы, и все мои мечты о Санкт-Петербургском университете… Послушай, если портрет действительно опасен… Ты вообще уверена, что это именно ты будешь задавать вопросы? Полудница ведь не только серпом умеет махать, она и заговорить до смерти может!

— Поэтому ты будешь меня страховать…

— Ну нет, я на это не подписывалась. И… и… и я должна рассказать обо всём директору.

— Пффф… Ну давай, препятствуй следствию аврората, — рассердилась Лара, вдруг став похожей на взбесившегося песца. — Это, между прочим, преступление…

— Нет никакого следствия, — напомнила ей Ульяна, тоже выходя из себя. — Мне жаль, но ты только помощник главного аврора и не имеешь права вести расследование у него за спиной. И раз он сказал, что дело не в вашей компетенции…

— Не бросать же мне дело, которое мне нравится, только потому, что мой начальник — дурак! — выкрикнула Лара, тут же осознав, что сболтнула лишнего. Да, она всегда мечтала быть следователем. Найти преступника, призвать его к ответу — это казалось ей таким волнующим, таким захватывающим. А потом она сможет понежиться в лучах своей славы, принимая поздравления и благодарности от спасённого города.

— Вот, что тобой движет, — безжалостно воспользовалась Ульяна её ошибкой. — Твоё честолюбие. Тебе нравится думать, что ты умнее других, что ты сможешь раскрыть это дело, поймать существо, которое просто невозможно поймать…

— Да, мне нравится моя работа… То, какой должна быть моя работа, — поправилась Лара, вспомнив длинные свитки каждодневных планов по составлению плана и отчёты работе, в которых воды было больше, чем во всём Китежском озере. — Не пойму, что в этом плохого!

— То, что эмоции в тебе затмевают разум. Мы выставили ловушки, и жертв больше не было. Порадуйся же этому!

— Когда-нибудь судьба столкнёт тебя с обрыва за то, что ты такая трусиха, Серебрякова, — жёстко отчеканила Лара. — Не хочешь помогать — и не надо. Справлюсь и без тебя.

Светлые волосы её взметнулись, словно пушистый хвост мелкого зверька. Ульяна сжала кулаки, глядя на её удаляющуюся спину в клетчатой рубашке.

— Ну и отлично, — пробурчала себе под нос она. — Как будто мне делать больше было нечего.

А на следующий день полудница снова дала о себе знать. Убитым на сей раз стал магловский участковый, тоже не оставлявший попыток распутать это дело. Парню было меньше тридцати лет…

Амулет сработал ровно в полдень, но к тому моменту, когда Лара добралась до поля, ни спасать, ни арестовывать было некого. Если бы не открестившийся от этого дела начальник, можно было бы вызвать парочку авроров для подкрепления и устроить засаду. Участковый остался бы жив, а полудница, возможно, поймана... Но такая роскошь Ларе была не доступна — в этом городе был другой шериф.

«Зато чёрта с два Серебрякова мне теперь откажет», — стиснув зубы от бессильной ярости, подумала Лара.

Отказать в ночном проникновении в городской музей Ульяна действительно не смогла.

Если при свете дня музей Китежа казался вполне себе симпатичным местечком, то, когда над гладью озера, в котором прятался город, взошла луна, очертания скелетов щук и ухалиц⁽⁴⁾ приобрели жутковатый вид. Словно мыши в кладовке, негромко шуршали бахромой ковры-самолёты, мелодично вздрагивали от сквозняков гусли-самогуды, а огромные железные цепи, которыми много веков назад Марья Моревна сковала костлявые запястья Кощея Бессмертного, от нечего делать пытались тяпнуть мирно цокающие на соседней витрине подковы Конька-Горбунка.

Портреты на стенах дружно и не очень правдоподобно делали вид, что спят. На большинстве из них были изображены исторические личности, вроде княжича Всеволода и его жены Февронии⁽⁵⁾, но видно было, что художник Гордецкий, живший в Китеже два века назад, в качестве натурщиков больше, чем людей, предпочитал разумных волшебных существ, в том числе опасных. На его картинах выныривали на белый свет из проруби шуликуны, кокетливо обмахивалась крапивным веником уродливая обдериха, плутали среди деревьев, что-то беззвучно крича, призрачные пересмешники филипики ⁽⁶⁾. Полудница была одной из его последних картин и, по-видимому, одной из любимых.

— Там есть надпись на обороте, — сообщила Ульяна, воровато оглядываясь. Защитные заклинания, которыми опечатывался музей на ночь и на выходные, она сняла без труда, и всё же острый коготок тревоги щекотал её нервы. — «В жаркий полдень в летний зной, спляшем мы ещё с тобой».

— Так он был ещё и поэтом… этот художник? — осведомилась Лара. К искусству её, в отличие от Ульяны, никогда не тянуло, но вот стихи — простые, ритмичные, не утяжелённые излишними «красивостями» — она любила.

— Нет, — Серебрякова пожала плечами. — Во всяком случае, в его архиве ничего подобного не нашлось. Эта картина у него единственная, где вообще есть какая-либо надпись, кроме подписи.

— Интересно… Он сам-то её видел или писал по чьим-то рассказам?

— Понятия не имею, — признала Ульяна, начиная уже заметно нервничать. — У нас есть его дневники и письма, копию с них тебе с радостью предоставят за умеренную плату. Ты, кажется, хотела допросить картину?

— Я передумала, — заявила внезапно Лара. Ульяна чуть было не поперхнулась от возмущения.

— Ты… ну знаешь! — прошипела она.

— Подожди, — Лара примиряюще выставил вперёд ладонь. — У вас есть портреты этого художника? Если он, правда, не просто нарисовал картину, а заключил в неё полуденного беса как в клетку, значит, они должны узнать друг друга, верно? Назовём это очной ставкой. И чтобы увидеть её реакцию вовсе необязательно снимать заклинание немоты.

Ульяна, которую перспектива дать полуднице, а заодно и всем остальным обитателям деревянных рамок, голос пугала чуть меньше, чем возможность вылететь с работы без положительной характеристики, согласилась. Портретов Гордецкого в музее нашлось несколько — его жизни и работе был посвящён отдельный зал. Выбрав один из них, самый поздний, она поднесла его к картине.

Какое-то время Гордецкий продолжал невозмутимо притворяться спящим, в то время как полудница, приняв образ уже не юной, но всё ещё молодой и красивой женщины, с невообразимой нежностью во взоре протянула вперёд руку. Художник напрягся, чуть подался вперёд, навстречу своей музе, и раскрыл глаза. С безмолвной грустью смотрели они друг на друга, пока Лара осторожно не накинула на портрет Гордецкого тёмное покрывало.

— Что скажешь? — вполголоса осведомилась она. — Выглядят они так, словно не равнодушны друг к другу, а не к искусству… Может, у него был с ней роман? Как вообще такое возможно?

— Ну… некоторые мужчины влюбляются в русалок и мечтают с ними… — Ульяна покраснела, и заканчивать не стала.

— Идиоты, — фыркнула Лара. — Я бы на них посмотрела, что бы они делали, окажись холодная рыбина в их объятиях. Никогда не понимала этого… Но у этих двух, кажется, всё взаимно.

Полудница в ответ уставилась на неё с плохо скрываемым презрением.

— Значит так, красавица, я снова дам вам увидеться, если ты ответишь на несколько моих вопросов… И не сделаешь мне или моей подруге ничего дурного при этом, — Лара покосилась на Ульяну, скривившуюся так, словно она за раз проглотила целый лимон. Женщина на картине лишь покачала головой и исчезла в песочном вихре.

— Браво, — закатила глаза Ульяна. — Мне кажется, тебе следует пересмотреть свои методы допроса.

— Ты что-то говорила про его дневники и письма, — пропустив замечание мимо ушей, осведомилась Лара. — Они расскажут больше, чем баба с серпом.

— Всё это очень интересно, но Гордецкий жил два века назад, а убийства в поле происходят сейчас…

— Поэтому нам и надо разобраться, как и почему он заключил свою подружку в картину. А также как и почему она именно сейчас смогла оттуда выбраться. Я бы всё равно её не расколола, — с сожалением добавила Литвинова, грустно проведя пальцем по пустому холсту. Так что, прежде чем рисковать, попробуем найти её болевые точки. А я их найду, обязательно найду, — пригрозила она картине. — Так что спрячь свою сковородку подальше!

* * *

Если в жизни Яра Гордецкого и бывали романы с нечеловеческими и человеческими существами, то поверять о них дневникам художник не спешил. Гораздо больше его интересовала собственная родословная да несчастное детство. В приют Яр попал ещё ребёнком и толком не знал, кто его родители, а рано открывшиеся магические способности провели черту между ним и другими приютскими детьми. Мальчик рос довольно заносчивым одиночкой и гордецом, за что и получил кличку «Гордецкий», ставшую впоследствии его фамилией. Только в Колдовстворце Яр почувствовал себя своим, тогда же он и начал долгие трудные поиски своей семьи. Тонкие ниточки вели к Китежу, и именно сюда художник и отправился жить и творить после окончания школы.

— Родителей найти так и не удалось, — как и другие работники музея, Ульяна была хорошо знакома с биографией живописца. — Во всяком случае, в какой-то момент он перестал наводить справки…

— Вот я одного не могу понять, — Лара нетерпеливо листала дневники, предпочитая читать их по диагонали, — он ведь с факультета теоретической магии, так? А столько существ, разумных, но довольно опасных сумел нарисовать! А те ещё, вместо того, чтобы съесть его, смотри — позировали!

— Может он по чужим рассказам рисовал? Или чужие рисунки видел, а потом додумывал?

— Ага, только его иллюстрации до сих пор в наших учебниках по защите от волшебных существ используются! Я-то думала, почему стиль рисовки такой знакомый… Нет, не мог он с чужих рассказов портреты писать — они позировали ему, причём, судя по довольным мордам на картинах, вполне добровольно.

— И как это относится к полуднице?

— А так, что художник наш сам не совсем человек. Полукровка. Поэтому и существа его принимают за своего. А полудница… Тут особый случай… Если она вовсе не возлюбленная его, а… мама?

Ульяна изумлённо уставилась на Лару, которую охватил прилив вдохновения.

— Ты в самом деле думаешь, что кто-то мог… кхм… сделать ребёнка полуднице?

— Ну, перетанцевать-то её можно. На всякую нечистую силу в любой сказке свой везучий Иван-дурак найдётся. А она хоть и существо магическое, а всё же девушка. Может, ей тоже любви хотелось…

— Допустим. А почему сейчас убивать стала?

— Ради выживания? Защиты? Из вредности?

— И причём тут может быть Гордецкий?

— А у художника дети были?

Ульяна пожала плечами. Теория причастности Гордецкого и его потомков к злодеяниям полудницы была интересной, но слабенькой, как колосс на глиняных ногах.

— Вроде бы да… Но в отличие от своего гениального отца они не особо известны широкой публике…

— Вот и славненько! — Лара хлопнула в ладоши. — Сможешь составить родовое древо, начиная с Гордецкого и заканчивая его ныне живущими потомками? А там посмотрим, может быть, кто-то из них сейчас находится в Китеже и смог установить контакт со своей бабушкой…

— Всё равно мотив не ясен… — скептически отозвалась Ульяна. — Ладно, попробую отправить запрос во Всероссийский магический архив. Напишу им, что якобы мы уже готовимся к масштабному празднованию юбилея Гордецкого… Хотя он и состоится только через два года.

— Искать надо не того, у кого есть мотив, а у кого есть возможность, — назидательно сообщила Лара. — Прочитала это в одном английском детективе. А ты молодец, так, глядишь, и врать научишься!

— Да иди ты! — отмахнулась от неё Ульяна. — Всё равно же по добру от меня не отстанешь!

В музее к официальным бланкам относились менее строго, чем в аврорате. Так что Ульяне ничего не стоило сделать от своего имени запрос по потомкам Гордецкого в архив. Более того, идея устроить к юбилею художника городской праздник пришлась директрисе музея по вкусу, так что вместо нагоняя за свою инициативу Ульяна получила от начальства благодарность и около десятка новых задач. Ответ на запрос пришёл довольно быстро. Бегло проглядев имена и фамилии, Ульяна на секунду задержала дыхание. Ведёт ли это ниточка к разгадке или же в тупик — неизвестно. Но Лара определённо будет в восторге.

* * *

— Ты знаешь, что настоящий следователь должен быть беспристрастным и не позволять личным симпатиям и антипатиям влиять на ход дела, — начала разговор Ульяна. Они вновь сидели в «Скатерти-самобранке», лакомясь домашними варениками.

— А как прикажешь быть с интуицией? — парировала Лара. — Её тоже посадить под замок?

— Нет. Просто… — Ульяна смутилась. — Просто пообещай мне, что, узнав о потомках Гордецкого, останешься беспристрастной… И не посадишь человека в тюрьму только на основании того, что он тебе не нравится!

Лара невинно захлопала глазами, но на лице её ясно читалось предвкушение.

— Итак, у Гордецкого была одна дочь — Христина. Вышла замуж за некого Фёдора Евсеева, из Китежа уехала. Родила восьмерых детей, выжило только трое. Старший сын погиб достаточно молодым, детей не оставив, средний сын умер от старости, но детей не имел, младший сын…

— А как-нибудь покороче, перескочив пару поколений, можно? Ой, извини, — Лара слишком энергично макнула вареник в сметану, так что одна из белых капелек попала на рукав Ульяниного платья.

— Покороче? — резким движением волшебной палочки Ульяна устранила следы Лариной оплошности. — У Гордецкого осталась два потомка. Один — молодой лаборант Санкт-Петербургской Академии магических искусств, Артём Соротокин. Он знакомый одного моего знакомого… Короче, в Китеже он никогда не был, но очень хочет в ближайшем времени посетить…

— А второй? — Ульяна замялась.

— В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году некая Кристина Евсеева, прапраправнучка Христины Евсеевой вышла замуж за Николая Сычука. Родила Григория Сычука, а тот в свою очередь…

— Так это мой начальник потомок художника! — громким шёпотом воскликнула Лара, опрокинув пиалочку со сметаной. — Вот уж где природа отдохнула!

— Он самый. Но… Прежде чем ты обвинишь его во всех смертных грехах, напомню тебе, что быть невоспитанным идиотом, имеющим своеобразную бабушку — ещё не преступление…

— Может быть, его стоит пожалеть, — неожиданно выдала Лара. — Может быть, в нём дремлет наследственный талант художника, а он вынужден быть аврором. Не потому ли его так корёжит, когда в отчёте я делаю отступ не три сантиметра, а два и девять десятых…

— Возможно. Но как всё это связано с убийствами? — скрытые таланты Лариного начальника интересовали Ульяну меньше всего. — Допустим, Гордецкий заключил свою мать в портрет, чтобы она больше никого не убивала. Годы спустя потомок Гордецкого выпускает полудницу на волю, чтобы… что? Самому раскрыть это дело и получить повышение по службе? Тогда почему полудница убивает немагов, логично было бы натравить её на кого-то из волшебников? Может, он выпустил её случайно, по дурости? Тогда почему не предпринимает попыток заточить её обратно? Или всё-таки не случайно? Но какой в этом прок?

— Фрейд говорил, что в основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение, — задумчиво произнесла Лара. — Так что, если Сычук — злодей в этой истории, то либо его возбуждают отрубленные головы, либо какую-то пользу он из всего этого извлекает…

Вся эта история вызывала у неё иррациональное чувство неловкости. Да, она прекрасно знала, что её начальник неприятный, злой и глупый человек. Но вообразить себе его хладнокровным убийцей? Это было слишком. Предвкушать разоблачение больше не хотелось. Скорее наоборот, спрятать грязную историю, порочащую российский аврорат, под сукно и забыть, как о страшном сне. Почему он мог сделать это? Сычук не тянул на злодея. Конечно, спеси и самолюбования ему было не занимать, да и амбиции он вполне мог иметь гриндевальдовские, вот только волшебник из него получился средненький.

Что получится, если человеку средних способностей, небольшого ума, но чрезмерного честолюбия дать толику власти и исключительности?

— Полный писец, — вздохнула Лара, вновь принимаясь за вареники.

* * *

Несколько дней она собиралась с духом. Твёрдых доказательств у неё не было, одни лишь домыслы и предположения. Значит, необходимо выудить у Сычука признание. Ошибётся — пиши пропало. В его власти добиться для Лары перевода в какую-нибудь глухомань с упырями и оборотнями по соседству, а то и вовсе уволить.

«Погибли люди, а тебя волнует увольнение?» — обругала себя Лара. День был жаркий, и своя рубаха противно липла к телу. А может, они с Ульяной ошиблись, всё перепутали, и ей на самом деле стоит продолжать упражняться в составлении отчётов? Голова кружилась от роя мыслей и, пытаясь уложить их все в стройную логичную теорию, Лара зашагала туда-сюда по кабинету, пока не остановилась у окна.

Китежский аврорат выходил окнами на городскую площадь. Повсюду красовались, издавая умопомрачительный запах шашлыков, палатки с едой и напитками, старый гусляр, поставив перед собой панамку для денег, наигрывал ненавязчивую мелодию, в фонтане с громким смехом плескались дети. Засмотревшись на идиллическую картину, Лариса и не заметила, как начальник оказался на пороге её кабинета.

— На обед не идёте, Лариса Дмитриевна? — необычно вежливо спросил он. Лара вздрогнула. Несмотря на жару, у неё похолодели пальцы. — Пойдёмте на площадь, вместе перекусим. Что-то Вы притихли в последнее время. Что-то замышляете?

Лара пролепетала в ответ что-то нечленораздельное. Кажется, сейчас всё и решится. В её воображении финальная битва с монстром проходила посреди поля, и в руках у неё был меч. На городской площади из холодного оружия можно было раздобыть разве что столовый нож, шампур и вилку. Впрочем, не исключено, что они действительно просто пообедают.

— Погода-то какая хорошая, солнечная…

Несмотря на жару, внутри и Лары всё похолодело. Время близилось к полудню.

Ярослав Сычук всегда был середнячком — что в школе, что в аврорской академии. Неплохим, но ничем не выдающимся. А выдаваться хотелось, особенно, когда доходили слухи о чужих подвигах, званиях и наградах.

— Конечно, у него же троюродный дядя — большая шишка в аврорате, — сказал он, узнав, что его однокурсник награждён Орденом за Отвагу третьей степени. О том, что однокурсник потерял половину туловища в схватке с напавшим на мирный посёлок обезумевшим яг-мортом⁽⁷⁾, Сычук естественно и не вспомнил. Ведь это означало признать, что жизнь может быть жестока и несправедлива не только к нему.

При этом связываться с глухими отдалёнными регионами России, где было полно бесконтрольно слоняющейся по лесам нечисти и, соответственно, гораздо больше места для подвига, ему не хотелось. Китеж — городок туристический, маленький, из преступников — разве что мелкие воришки, которых было легко взять под своё крыло. Идеальное теплое местечко, на котором можно спокойно и без нервов досидеть до пенсии. Жена, правда, мечтающая о жизни в богатой на развлечения столице, постоянно пилила Сычука за излишнюю безынициативность, зато городская пифия — женщина красивая и во всех смыслах прозорливая — радушно принимала его таким, какой он есть.

И тут — бах! Письмо из Санкт-Петербургской Академии магических искусств. Оказалось, что у Сычука имеется троюродный брат-художник, который, как и сам Ярослав Григорьевич — потомок известного на всю магическую Россию Яра Гордецкого. Артём (так звали нового родственничка), несмотря на юный возраст, подавал большие надежды в области магического искусствоведения. Этим летом он намеревался приехать к Ярославу в Китеж, чтобы поближе ознакомиться с творчеством их знаменитого предка. «Если я прав, — писал Артём. — Одна из картин в Китежском музее скрывает на обороте заклинание, высвобождающее содержащееся в нём существо, являющееся нашим общим предком. Какая будет сенсация в научном мире, если это окажется правдой!»

Чужие успехи действовали на Сычука как красная тряпка на быка. Конечно, Артёму это открытие сулит большие плюшки, а что получит Ярослав? А ведь он тоже потомок Гордецкого! И чёртов музей с картиной находится в его зоне ответственности! И какой прок ему от всего этого? Вот если бы существо с портрета оказалось опасным, а Сычук смог его приручить…

Не дожидаясь братца, Ярослав напросился к директрисе музея на индивидуальную экскурсию в выходной день и под предлогом любви к искусству внимательно осмотрел каждое полотно. Ничего не подозревавшая директриса рассказала ему о стихах на обороте портрета полудницы. От Артёма Сычук знал, что стихи Гордецкого станут заклинанием в устах его потомков. Остальное — дело техники.

А потом начали погибать люди. Пользуясь тем, что убийства совершались не на территории города, а почерк был похож на обычного магловского маньяка, Сычук не спешил предпринимать каких-либо действий. Вообще-то он собирался ограничиться одним трупом, но каждое новое убийство вызывало у него всплеск магической силы и эйфорию, схожую с употреблением сильнодействующего наркотика. Нечто могущественное, нечеловеческое, неукротимое пробуждалось в нём в разгар летней жары…

Как он мог от этого отказаться?

— Не хотите ли потанцевать, Лариса Дмитриевна? — громко произнёс Сычук, когда они поравнялись с гусляром. Тот, быстро поняв, что есть возможность подзаработать, начал наигрывать бодрее и громче.

— Не знала, что Вы танцуете, — замялась Лара, но начальник уже крепко обхватил её за талию. Танцевал он, на удивление, хорошо. Музыка, изначально медленная, плавная, всё набирала темп, и поспевать за ней стало сложнее.

— Как продвигается ваше расследование? — ничуть не запыхавшись, спросил Сычук, кружа её в танце. — Уже нашли свою полудницу?

— Да… — говорить, танцевать и одновременно думать становилось труднее. Солнце неприятно слепило глаза, жар пёк неприкрытую голову, змейка пота стекала по щеке к подбородку. — Много чего нашли… И о Вашем дедушке…

— О, вы о Гордецком? — ничуть не смутившись, отозвавшись Сычук. — Да, Лариса Дмитриевна, Вы правы. Вот ведь как необычно получается, я — потомок знаменитого художника… И не только художника…

— У нас… меня… возникла мысль, что Гордецкий… сын полудницы… И что её портрет в музее… не просто портрет…

— Какая Вы молодец, Лариса Дмитриевна! — смеющееся лицо Сычука расплывалось у Лары перед глазами. Тело продолжало танцевать на автомате, музыка грохотала в ушах, отдаваясь в бешеных ударах готового выскочить из груди сердца. — Именно так всё и было! Вы, конечно же, хотите знать, почему я её освободил? О, не отвечайте, поберегите силы. Видите ли, магия полудницы передалась и нам, её потомкам. Вот только с годами она ослабла, истощилась, ведь что питает любую магическую силу? Вера в неё! Исчезли полудницы, исчез страх перед ними, старые обряды и забобоны… И вот на мой век магии полудницы совсем не осталось, увы! Но, позволив своей бабушке вновь вкусить могущества, я повысил и собственный магический баланс. Разве вы этого не чувствуете?

Лара чувствовала. Чувствовала запах ржи и обжигающую мощь полуденного солнца. Чувствовала, что кружится уже не в танце, а в вихре, что измучит её, сломает, истощит её жизненные силы… Вряд ли Сычук отрежет ей голову прямо на городской площади, но это и не нужно. Сердце её остановится, и на последнем аккорде Лара просто упадёт замертво, унеся с собой в могилу тайну портрета, художника и его жестокого потомка. Но есть ведь ещё Ульяна… Неужели Сычук знает, что она помогала Ларе с этим делом? Конечно же, знает. Значит и Серебрякова в опасности…

То ли это был полуденный мираж, то ли Ульяна действительно появилась на городской площади, но боковым зрением Лара заметила бледное лицо подруги. Мир ещё продолжал кружиться, расплываясь в беспощадных солнечных лучах, как вдруг сверху на танцующую пару обрушилась спасительная прохлада. Холодная вода потекла по лицу, шее, груди Лары, коротко выругался Сычук, разжимая свою железную хватку. Последнее, что Лара увидела, прежде чем в изнеможении упасть на асфальт, это решительное лицо Серебряковой, заносящей над Сычуком руку с чугунной сковородкой…

* * *

Я горячим солнцем полный -

Разморил лукавый полдень...

Надо мне поспать немного...

Мам, пусти ты, ради Бога,

Прогуляться до тенька.

Ох, не держит серп рука!⁽⁸⁾

Светловолосый малыш топает по ржаному полю. Солнце стоит в зените, но Яру этот жар нипочём. Летний зной ничуть не утомляет его, наоборот — питает его силы, отчего в голубых глазах вспыхивает золотистый огонёк.

Вдалеке Яр видит стройную фигуру матери, что держит за руку ещё одного мальчика, примерно того же возраста, что и он сам. Мальчик бредёт, уставший, разморенный, с подбородка на белую рубаху катится струйка пота.

Мама, все исчезли тени!

Стану я хоть на колени.

Уморился — не могу

Я на поле на лугу.

Нет, сыночек, потерпи,

Нет, сыночек, ты не спи!

Солнце ровно в вышине -

То как раз подходит мне...

Яр ревнует. Он знает, что мама любит только его, и всё же от вида чужого мальчика, наивно протягивающего к Полуднице ручонки, в груди появляется неприятное чувство обиды. Ну, ничего! Скоро этот дурачок пойдёт, как сильно он ошибается! Мама принадлежит только Яру. Дело будет сделано, и они вдвоём пустятся в неистовый пляс, и музыкой им будет служить шум самого ветра…

Мама, что ты говоришь?

Отчего сама не спишь?

И куда же ты меня

Полем повела средь дня?

Ты, сыночек, потерпи.

Ты, сыночек, все ж не спи.

Жарко солнцу в вышине...

Это то, что нужно мне!

Чужой мальчик падает в изнеможении, и мама нежно, заботливо опускает ему веки. В её собственных глазах вспыхивают золотые огни…

Мама, что ты так бледна?...

Мама... Ты не ты.... Она!

Ты не мама, ты — блудница!

Ты старуха-полудница!

Не сбежать тебе, малыш!

Ты давно уж крепко спишь...

В белый полдень тай, как дым -

Будешь ты навек моим!...

— Стой! — откуда-то появляется женщина, полная, растрёпанная, босоногая… Серп в её руках опасно блестит на солнце. Яр не успевает ничего сообразить, как холодное лезвие оказывается у его горла. — Оставь моего сына или я убью твоего выродка!

Мама поднимает голову, в одно мгновение превратившись из молодой женщины в бледную старуху. Глаза её горят золотым огнём. Чужой мальчик делает последний вдох, но душа его уже тает в полуденном мареве. Женщина кричит, жутко, надрывно, серп дрожит в её руке, и Яру удаётся вырваться из её хватки. Откуда-то на крик сбегаются люди, и общая паника захлёстывает мальчика с головой. Он бежит, бежит быстро, словно сам солнечный свет, а крики женщины, потерявшей своего ребёнка, стоят у него в ушах.

Позже его найдут спящим на берегу Китежского озера, достаточно далеко от места происшествия, и, не добившись от него ни словечка о родителях, отдадут в приют. Лишь много лет спустя в поле, в жаркий полдень Яр вновь встретится с матерью. Нерадостная это будет встреча. Невесту Яра — красавицу Василису — полудница заберёт с собой.

Оплакав невесту, Яр задумается, можно ли остановить существо, силы которому даёт сама природа? И если крестьянский серп и богатырский меч против полудницы бессильны, то, может быть, на помощь придёт кисть художника?

Первое, что осознала Лара после пробуждения это то, что она ослепла. Часто-часто моргая, она безуспешно силилась вновь вернуться в мир цветов и образов, но тщётно — на сетчатке глаза отпечаталось размытое пятно солнца, затмевавшее собой всё остальное.

— Тише, тише, — Ульянин голос прозвучал совсем рядом. Чья-то рука осторожно взяла Ларино запястье, но Литвинова, не видя ни друга, ни врага, испуганно дёрнулась. — Это я, я, Ульяна. Ты в целительской, всё хорошо…

— Я ничего не вижу, — впервые за всё время знакомство с Ларой, Ульяна слышала в её голосе страх. Нет, не страх — ужас. Лара говорила тихо, почти шёпотом, но это было ещё более жутко, нежели самый пронзительный крик.

— Это временно, — поспешила заверить её Ульяна. — Целитель сказал, что пару месяцев, максимум полгода. Зрение восстановится… Вот увиди… Ой!

— Ничего не вижу, — повторила Лара. — Не вижу, не вижу, не вижу…

— Ты ещё легко отделалась — глаза ослепли, а могли быть и вовсе выколоты, — продолжала уговаривать Ульяна. Или кто-то её голосом — поди разбери, что происходит, если вокруг непроглядная тьма. — Ларочка! Главное, что у нас получилось. Сычук уже в Каменном мешке, полудница вновь заточена в портрете, портрет забрали в Москву для изучения. Убийств больше не будет, всё хорошо… А зрение… Восстановиться, обязательно восстановиться! Я так испугалась, когда ты упала! Думала, убью этого гада сковородкой прямо там, у всех на глазах!

— Где ты взяла её, кстати? — машинально спросила Лара.

— Кого?

— Сковородку?

— В палатке «К тёще на блины». Ух, и горячая она была, с остатками теста!

Лара хмыкнула, представив Сычука с тестом на голове. Злорадствовать по поводу отставки нелюбимого начальника не хотелось, как и радоваться долгожданной победе. Она сделала всё правильно — раскрыла дело, наказала преступника — так почему же внутри одно лишь опустошение?

— Я отстранена от работы?

— Скорее, отправлена во временный отпуск по болезни, — почему-то виновато ответила Ульяна. — С полным соцпакетом. Еще и почётной грамотой обещали наградить.

— Могут не торопиться, я пока всё равно не смогу её прочитать, — хмыкнула Лара. — Уля?

— А?

— Всё, правда, закончилось?

Ульяна вздохнула. Целитель действительно обещал, что зрение восстановится. Вот только сопровождать этот процесс будут сильные головные боли. Не исключено развитие на этой почве депрессии и появление галлюцинаций. Заключение Сычука в тюрьму на долгий срок было под угрозой — он уже нанял себе хорошего адвоката. Формально он никого не убивал, а освободить полудницу с портрета, зачитав вслух заклинание на его обороте, мог и по незнанию. Ну а то, что чуть не убил свою коллегу… Это ведь был просто танец. Показания Лары могли бы помочь прижучить негодяя, но, если целитель прав, суд просто не примет их в расчёт, посчитав, что свидетель не находится в здравом уме и твёрдой памяти. Кто знает, что там привиделось девушке в знойный день под действием солнечного удара? К моменту, пока Лара окончательно оправится, суд уже состоится — по крайней мере, адвокат делает всё возможное, чтобы ускорить это дело — и Сычук окажется на свободе. Со службы его, скорее всего, попросят по собственному желанию, и он навсегда затеряется на обширной карте магического мира.

Правда, впереди был ещё допрос Артёма Соротокина, молодого искусствоведа и троюродного брата Ярослава Сычука. Возможно, как раз-таки они и докажут, что аврор сознательно освободил полудницу…

Лара смотрела сквозь Ульяну невидящими глазами, испуганная и беззащитная. Хватит ли её врождённого упрямства, чтобы не сломаться под гнётом обрушившегося на неё недуга? Ульяна слышала, что некоторые боевые маги нарочно учатся сражаться с завязанными глазами, развивая тем самым, другие органы чувств. Либо Лара сможет стать сильнее, преодолев случившееся, либо…

— Чего молчишь? — проворчала Лара, по привычке чуть-чуть сощурившись, словно давая понять собеседнику «Не вздумай хитрить, уж я-то тебя насквозь вижу».

«Нет, не будет никаких «либо». Она справится», — подумала Ульяна, а вслух сказала:

— Всё, правда, закончилось.

И крепко обняла подругу.

1) Одно из названий полудниц, распространённое в Архангельской губернии. Сковородка — один из атрибутов этого мифологического существа, просто менее популярный, нежели серп.

Вернуться к тексту

2) Опять же варианты названия полудниц.

Вернуться к тексту

3) Хэдканон о живых картинах и художнике-маньяке можно прочитать в моей группе https://vk.com/quietsloughfanfics?w=wall-174384802_754

Вернуться к тексту

4) Ухалица — в русском фольклоре чудесное существо, похожее на птицу, живущее в воде

Вернуться к тексту

5) Хэд про Китеж https://vk.com/quietsloughfanfics?w=wall-174384802_1923 Писался давно, ещё в 2020-м году. С тех пор Гордецкий из Константина превратился в Яра и был отброшен во времени на пару веков.

Вернуться к тексту

6) Шуликуны — мелкие демоны, на Святки выходящие из проруби на свет. Обдериха — зловредный дух бани. Филипики — лесные духи, эхом отзывающиеся на человеческий голос.

Вернуться к тексту

7) Яг-морт — в мифологии северных коми-зырян лесное чудище, великан, ростом с сосну, похожий на дикого зверя.

Вернуться к тексту

8) Здесь и далее стихотворение Николая Нестерова «Полудница» https://poembook.ru/poem/482496-poludnitsa

Вернуться к тексту