Я тебя вижу (джен)

Удивительная вещь — время. Оно тянется, когда на него обращаешь внимания и бежит, когда про него забываешь. А иногда его просто нет. Как ни засиживайся допоздна, сколько снеговиков ни лепи, — его больше нет.

В ту ночь, когда пришел Дамблдор, Минерва пыталась закрыть собой кроватку со спящим Гарри, лишь бы у них еще было время. Но от проницательных глаз директора было невозможно ничего утаить, тем более целого ребенка. Наконец-то ставшего видимым ребенка.

«Можешь сама наложить на него заклинание», — прошептал тогда Альбус, грустно улыбнувшись. Она поблагодарила. Ей казалось, это подарок, что она сама, что не кто-то другой. Казалось весь следующий день, пока он не закончился, пока Гарри не засопел тихонечко в своей кроватке. Тогда пришла боль. Такая знакомая ей, потерявшей всех близких, глухая, тянущая боль. И как ни металась она по комнате, как ни рыдала в ночи на плече у Флитвика, как ни требовала, чтобы он нашел другое заклинание — другого выхода не было.

Вот Гарри, маленький и доверчивый, спит и держит ее за руку. Вот кончик ее палочки безжалостно приближается к вихрастому виску. «Обливиэйт», — кажется, даже невербально. Чтобы не разбудить, не потревожить.

Три года она видит только этот сон и просыпается в холодном поту, с трясущимися руками и неконтролируемым градом слез. За каждым завтраком она говорит, что это самое страшное предательство, а Снейп неизменно отвечает грустной ухмылкой. Он, конечно, знает все о предательствах, этот грустный взрослый ребенок. Такой же одинокий и такой же преданный, как Гарри.

Минерва ждала появления Гарри в Хогвартсе. Ждала и боялась. Конечно, он обычный мальчик, теперь более доверчивый, чем был бы, не случись с ним того всплеска магии. Он, разумеется, не помнит того, что она сделала. И вообще ее не помнит.

Сердце больно сжалось. Профессор МакГонагалл порывисто вздохнула и оглянулась в поисках списка первокурсников. «Шляпа, табуретка, список...» — она проводила церемонию распределения каждый год и каждый год волновалась. Дети знакомых, друзей, недругов, что с ними будет? Какой им уготован путь, и какую дорогу они выберут сами?

Минерва ухмыльнулась. Конечно, сами. Она-то знала, что именно разглядывает в головах учеников шляпа.

За высокими дубовыми дверями слышится привычный взволнованный гомон будущих первокурсников. Все как всегда, только сердце бьется особенно часто, только руки сжимают скрученный пергамент так неистово, что костяшки белеют.

Глубокий вдох — и в пропасть. Она выходит к ним, стараясь смотреть поверх голов.

— Добро пожаловать в школу чародейства и волшебства Хогвартс...

Каждый год одна и та же речь, только сейчас впору зажмуриться. Не смотреть. У него все будет хорошо. Все как у всех. И она будет ему учителем. И деканом, если прогноз Дамблдора окажется верным. Если окажется, то Снейп проиграет ему десять галеонов. Воспоминания об утреннем споре вызывают улыбку и унимают разошедшееся сердце. Ведь ничего не случится, если просто посмотреть. Ей ведь придется смотреть на него еще не один раз. Вот только зеленые глаза неотрывно смотрят в ответ. Так пронзительно, что речь, не меняющаяся годами, вдруг прерывается. Время звенит в ушах, она слышит свое дыхание.

«Неужели... Мерлин, пожалуйста... Неужели он помнит?..»

На таком знакомом детском лице светится улыбка.

Обычная, отстраненная, приветливая улыбка. Он видит ее впервые.

ПОСЛЕ ТИТРОВ

Обливиэйт Минерва МакГонагалл наложила качественно, но она не учла одного: Северус Снейп, один из немногих магов, владеющих легилименцией, за день до роковой ночи проник в сознание Гарри Поттера и заблокировал основную часть воспоминаний о последних неделях. Он сделал это не из альтруизма, а из собственного эгоистичного расчета, — Северус надеялся, что со временем мальчишка вспомнит о своем умении и сможет применить его в борьбе с Темным Лордом, убавив таким образом проблемы у самого Северуса.

По крайней мере, именно так Северус оправдывал свой поступок перед самим собой.

Гарри же вернулся на Тисовую улицу. Он не помнил, но знал, что в последнее время все шло, как обычно: утром он уходил в школу, а вечером помогал тете. Его родственникам скорректировали память соответствующим образом. Следующие три с половиной года Гарри не исчезал ни разу, хотя мысль, что это было бы неплохо, неоднократно приходила ему в голову. За это время его незаметно навещали Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор и Северус Снейп, — последний, впрочем, делал это втайне от первых двух.

Только на шестом курсе Гарри стал вспоминать о неделях в Хогвартсе. Гарри начали сниться странные сны о том, как он жил в апартаментах профессора МакГонагалл и гулял с ней за ручку вокруг Черного озера. Сперва он не придавал снам большого значения, однако сны упорно повторялись. К разгадыванию этой снов Гарри привлек Гермиону Грейнджер и Рона Уизли.

В то же время сама Минерва МакГонагалл замечала, как странно посматривает на нее Гарри, и в душе, втайне от самой себя, надеялась, что он вспоминает их общее прошлое. Альбус Дамблдор поблескивал очками, а Северус Снейп, глядя на Золотое Трио, корил себя за то, что не смог тогда удержать в себе свой роковой гриффиндорский порыв.

В середине второго семестра шестого курса Гарри, по наущению Рона, проник в апартаменты профессора МакГонагалл. После этого он до конца уверился, что странные сны были воспоминаниями, но к Профссору подходить не спешил, раздумывая над причинами событий того далекого года.

Профессор же, пока Гарри рыскал по ее гостиной в мантии-невидимке, сидела в одном из кресел той же самой гостиной, — она вовремя успела наложить на себя дезиллюминационные чары, — зажав рукой рот. Ее одновременно мучила вина за собственное, как она считала, предательство и страх из-за того, что открытие Гарри может повлечь для них обоих.

Впрочем, она отказалась от повторного Обливиэйта, хотя профессор Снейп любезно предлагал наложить его собственной палочкой. Ее поддержал Альбус Дамблдор. Он знал о том, что Северус помешал Минерве лишить Гарри памяти окончательно и бесповоротно, и так же, как и сам Северус, рассчитывал, что блокировка спадет лишь к концу обучения. Однако он решил не травмировать память Гарри еще больше.

Гарри окончательно все вспомнил к началу седьмого курса. Сначала Гарри терзала обида, однако вскоре он выкинул все мысли о том эпизоде из головы: в то время были дела намного важнее.

Гарри Поттер и Минерва МакГонагалл впервые побеседовали о событиях почти одиннадцатилетней давности третьего июля 1998 года. Оба были крайне сдержаны, однако, расставаясь, договорились писать друг другу письма. Спустя какое-то время Гарри признался, что всегда испытывал к ней необъяснимую симпатию, а Минерва, в свою очередь, созналась, что все это время винила себя за то, что не придумала, чем можно эффективно заменить защиту на крови матери. В тот вечер Гарри долго сидел перед креслом Минервы, положив голову ей на колени, пока та перебирала его пряди и мысленно благодарила Северуса Снейпа