Любовь и прочие неприятности (гет)

Никакой секретности. Весь корабль гудит о том, что Джон Харрисон оказался фальшивкой, зовут его Хан, и что во вскрытой торпеде находится замороженный человек. Информация обрастала различными предположениями и нелепыми слухами. На мостике вместе с инженерной службой наблюдали за деактивацией торпеды на каком-то близлежащем планетоиде. И Амар, не вылезающий от техников, с энтузиазмом нам теперь описывал все действия, не упуская подробностей, восхваляя нашего доктора, посланного капитаном в помощь инженеру по науке, которая и занималась торпедами. Я в это время, ориентируясь на данные анализатора, пыталась составить наиболее подходящий для себя состав витаминно-минерального комплекса.

— Не знала, что наш доктор еще и сапером работать может, — не сдержала я улыбку, — а что за модель камеры? Там была маркировка?

Ответил не Амар, а вошедший Маккой:

— Это мой первый саперный опыт, повторять его я не имею ни малейшего желания, — он тряхнул головой и выглядел взбудораженным, потом заинтересованно посмотрел на меня: — мисс Вольф, вы знакомы с устройством анабиозных камер? Насколько я знаю, их изучение не входит в учебную программу.

— Нет, не входит, — осторожно ответила я, — просто мне попалась как-то литература, где упоминались данные устройства, стало интересно, решила просветиться.

— И что, много узнали?

Было ощущение, что иду по тонкому льду, боясь выдать свои чувства, как можно равнодушнее продолжила:

— Узнала не много.

И кратко описала, что успела выяснить.

Маккой с задумчивым видом потер указательным пальцем подбородок, кивнул в сторону прохода, произнес:

— Идем.

— А я не нужен? — спросил Амар.

— Ты тоже просвещен об обустройстве камер? — преувеличенно серьезно спросил доктор.

— Э... нет.

— Ладно, если что, мистер Готам, тебя тоже позову, — ухмыльнулся наш главшеф.

Я, озадачившись, пошла за доктором. Причина стала ясна, когда, пройдя насквозь медсекцию, мы завернули в помещение, примыкающее к медскладам. Само оно тоже являлось по сути складом. Здесь в боксах и емкостях согласно предписанию находились расконсервированные инструменты, препараты и другие необходимые медикам вещи. В центре помещения находилась та самая распотрошенная торпеда. Вокруг нее с тестером хлопотала инженер по науке. Красивая, какая-то холеная молодая женщина. Наверное, дочь адмирала должна быть такой, соответствовать статусу, так сказать. Почувствовала себя на какой-то миг девчонкой-простушкой. Она же, изящно изогнув бровь, с недоумением посмотрела на меня. Не знаю, опять ли мое воображение виновато или еще что, но мне стали понятны ее эмоции. На моей форме была нашивка гражданского специалиста и младшего медтехника. Она же мало того что офицер, да еще дипломированный инженер. Поэтому ее пренебрежение было понятно.

Маккой махнул в сторону торпеды:

— Смотри.

Я с любопытством стала рассматривать агрегат. Из торпеды торчали провода, верхняя часть обшивки была откинута, часть боковой тоже отсутствовала. Внутри находилась капсула, в которой в состоянии анабиоза находился человек. Сквозь застывшую субстанцию криогена его черты проглядывали довольно смутно. Можно лишь сказать, что это был мужчина лет сорока на вид. Стала осматривать саму капсулу и проводить аналогии с недавно просмотренными картинками. Кое-что вырисовывалось.

— Что скажешь? — не вытерпел доктор.

— Знаете, капсула в таком состоянии, что ее нельзя размораживать.

Адмиральская дочка фыркнула:

— Это мы уже поняли. Это все?

Я проигнорировала ее ироничное фырканье и продолжила:

— Это лишь часть капсулы, ее сердцевина. Вокруг должен быть дополнительный кожух, под который подается охлажденный разряженный газ, постепенно заменяющий испаряющийся криоген. Емкость, куда вытягивается криоген, отсутствует, а вот насчет емкости с газом не уверена. Она по идее должна располагаться под изголовьем. Но капсула так утоплена и закрыта с этой стороны чем-то, это уже по вашей части, чем, поэтому неизвестно, есть она там или нет, допускаю, что все же есть, больно трубочки характерные. Также должен быть основной и резервный источник питания. Тут тоже странность. Судя по всему, основной источник стал резервным, сам резервный отсутствует, я даже вижу заизолированную пустую линию, а новая линия уходит куда-то вглубь, возможно, к питанию самой торпеды.

По мере моего монолога недоверие сменилось заинтересованностью, уже втроем стали разбираться. Кэрол (мы даже познакомились!) выяснила, что основная линия действительно запитывается от торпеды, а сняв часть внутренностей торпеды, подтвердила мою догадку о емкости под изголовьем. Мы потихоньку выявляли всю схему, рассуждали об альтернативах и признали, что для ограниченного объема торпеды данная конструкция была наиболее оптимальным и талантливым решением. Заносили все данные в планшет. Еще немного поспорили, вернее, просто высказывали свое мнение о составе газа и повторном использовании криогена. И так, по мелочи. В какой-то момент почувствовала на себе чужой взгляд. Обернувшись, увидела привычно бесстрастного Спока. Он отозвал доктора в сторону, и они негромко стали переговариваться. Слышно было плохо, но главное я уловила. Разговор шел о возможном извлечении капсул. Вскоре Спок ушел.

Очередная наша дискуссия была прервана сигналом всеобщей готовности. Из варпа вышел неизвестный корабль. Почти сразу в помещение под конвоем завели Хана. Арестованный сидел на кушетке, вокруг него расположилась вооруженная охрана. Включилась общая видеосвязь, и мы стали свидетелями разговора между адмиралом Маркусом и Кирком. Их диалог был полон недомолвок, намеков и скрытых угроз. А наш капитан показал себя изворотливым молодцом! Вынудил-таки показать адмирала свои истинные намерения! Только вот легче от этого никому не стало. До экипажа дошло, что ничего хорошего его не ждет. Стать причиной развязывания войны и погибнуть никому настроения не добавит.

— Внимание, варп! Курс — Земля.

В обморок я не упала. В этот раз к горлу подкатила тошнота, я ухватилась за край раскуроченной торпеды и пыталась отдышаться, делая глубокие вздохи. Меня поддержала Кэрол, с беспокойством заглядывая в глаза:

— Что с тобой?

— Но-нормально. Все в порядке. Уже.

Дернувшийся было в мою сторону доктор, увидев, что со мной все хорошо, вернулся к прерванному занятию, а именно, водил диагностом перед Ханом.

— Что ж, хоть на месте не стоим, — бодро произнес Маккой.

А вот тяжеловесные слова Хана бодростью не отличались:

— Если думаете, что в варпе безопасно, вы ошибаетесь.

— О нет! — Кэрол дикими глазами посмотрела на окружающих. — Надо на мостик!

Последние слова она выкрикнула, стремительно убегая. Окружающие забеспокоились. Меня начал бить мандраж, взгляд лихорадочно обшаривал окружающую обстановку. «Эта идиотская торпеда хорошо закреплена? За нее схватиться можно?» Нет, вряд ли ее стали прикручивать намертво. Да еще куски обшивки вокруг. Надо найти другое место. Прочь с открытого пространства!

Тут корабль потряс мощный удар. «Не успела, блин!» Меня сбило с ног и понесло в сторону повалившихся людей и прямо на так некстати стоящую на пути кушетку. Она являла собой упрощенное название монолитного смотрового лежака, начиненного электронной начинкой и при надобности превращающегося в слабое подобие медкапсулы. Когда меня в нее впечатает, мало мне не покажется. Чтобы смягчить неизбежный удар, я попыталась сгруппироваться и закрыть голову руками.

Удара не произошло. Меня перехватили по пути и буквально пригвоздили к полу, выбив воздух из легких.

— Повреждение внешней обшивки!

— Корабль атакован!

Я судорожно вдыхала воздух. Получалось плохо. Рука, прижимающая меня к полу, никуда не делась, и не сказать, что я была против, так как корабль продолжало трясти.

— Что-то мне подсказывает, что произошедшее не стало для вас неожиданным, — тихо и четко произнес Хан.

Несмотря на шум, скрежет и раздающиеся вокруг выкрики, я его прекрасно расслышала. Он единственный остался на ногах. Сейчас для устойчивости стоял на одном колене, ухватившись за выпирающую из боковин кушетки скобу одной рукой, другой удерживал меня. «Вот же силища!»

— Что же ты скрываешь?

«Глазастый какой...»

— Так и есть.

Вот знала же, что мой здравый смысл рядом с Джоном-Ханом исчезает, так нет же, опять не заметила, что высказалась вслух, и опять язык побежал вперед мозгов:

— Кто бы говорил, ты так вообще ископаемое.

И как я поняла, что он взбешен? Наверное, по прищуренным глазам и усиленному давлению грудной клетки. «Вот куда больше, и так дышать нечем!» Испугавшись, сдавленно прохрипела:

— Не ешь меня, может, я еще пригожусь? «Я дура, да?»

Корабль накренился, опять нехило тряхнуло. На этот раз Хан не удержался, но, довольно ловко извернувшись, стал огибать препятствия и цепляться левой рукой за любые подвернувшиеся выступы, правой прихватив меня за талию. Нашел достаточно безопасный уголок между переборкой и боксом, закинул меня туда, словно я шарик для боулинга, и наша несветская беседа продолжилась.

— Есть причина, которая не позволит убить тебя? Мне не нравятся совпадения.

«Да таким голосом заморозить можно». Недолго думая и не чувствуя угрызений совести, я быстро проговорила:

— Спок хочет их вытащить.

Взгляд Хана потяжелел и давил не хуже бетонной плиты. И это я испугалась его бешеного? Именно сейчас надо было бояться. Только вот бояться уже не хотелось, стало почему-то досадно, да на душе накипело... Я скорее себе, чем ему, стала говорить, не замечая под влиянием эмоций, что иногда перехожу на русский:

— Вот что я кому плохого сделала? За что меня убивать?! Жила себе спокойно, никого не трогала, друзья, семья, а тут ваши звездные войны дурацкие.

Еще хотелось добавить с чисто женской логикой, что он тоже во всем виноват, но хватило благоразумия промолчать.

Он мог решить, что у меня не все в порядке с головой, и был бы прав. Еще находился та-а-ак близко, что захотелось укусить его за ухо. Я почти ухватила губами вожделенный орган, но в последний момент остановилась. Помешало ощущение внезапно наступившей тишины и прекратившейся тряски. Хан посмотрел на меня каким-то странным нечитаемым взглядом и потерял ко мне всякий интерес. Ну и слава богу. Тишина сменилась стонами, приглушенными и не очень разговорами. Я, стараясь не думать о своем потрепанном виде и радуясь, что на мне брюки, а не куцая юбчонка, кряхтя выползла из нашего убежища, а этот змей легко и даже как-то грациозно поднялся на ноги и вернулся на прежнее место.

Вполне целый Маккой, кинув беглый взгляд на потрепанных мужчин и игнорируя окровавленное лицо одного из них, первым делом кинулся ко мне. Оттянул веко, быстро повел сканером у лица, груди, живота.

— Удары головы, брюшной полости были? Ребра целы?

Опешив от такого напора, я стала отмахиваться:

— Со мной все в порядке! Наоборот, жду ваших указаний и готова помочь!

— Сиди, помощница, пока не проверю, не пойдешь никуда, твое положение особое сейчас, — проворчал доктор.

И усадил меня на лежак, не обращая внимания на сидящего рядом арестанта. Подтянувшиеся разной степени помятости конвойные недовольно сверлили нас взглядом, мол, валите отсюда, охранять мешаете. Маккой еще раз шустренько отсканировал меня диагностом, удивленно сказал:

— Действительно, все в порядке. Твое местоположение было самым неудачным.

— Меня Хан поймал, — простодушно пояснила я.

Лицо Маккоя стало таким забавным, особенно глаза. Он ошарашенно посмотрел на Хана, тот, в свою очередь, лишь на мгновение скосил глаза в мою сторону и вернулся к своей невозмутимости, всем видом как бы говоря, что мне показалось, а если не показалось, то он скорее раздавил бы такую таракашку, чем спасал. И как это у него получается? Аж зло берет.

Доктор занялся пострадавшими, разрешил мне заняться разбитолицым. Оказалось, ничего страшного. Просто кровь из распоротого лба залила лицо, делая его жутковатым на вид. Постепенно все вернулись на свои места.

Влетел злой взъерошенный Кирк и, нависнув над Ханом, процедил:

— Что ты знаешь о его корабле?

— Класс «дредноут», в два раза больше, в три раза быстрее, современное вооружение и минимальный экипаж. Этот корабль построен исключительно для ведения боевых действий, — вроде говорит спокойно, а чувствуется какая-то толика вожделения. Большая игрушка для терминатора, да.

— Я сделаю все, чтобы ты ответил за свои преступления, — Кирк прикрыл глаза, пересиливая себя, выдохнул:— Но сейчас нужна твоя помощь.

— А что взамен?

— Ты дорожишь своим экипажем. Я гарантирую ему безопасность.

— Капитан, — Хан усмехнулся, — вы ее даже своему экипажу гарантировать не можете.

Кирк поджал губы, крыть было нечем, и он обратился к Маккою:

— Боунс, как дела с Триблом?

— Трибл умер, — прозвучало торжественно, — ввожу тромбоциты Хана в ткани мертвого носителя. Его клетки регенерируют с невероятной скоростью, и я хочу понять почему.

Вот зачем мертвой тушке хомячка уникальная кровь? Я с жалостью провожала глазами каждый ее грамм, и было у меня ощущение, что мне бы она пригодилась гораздо больше. Захотелось даже лизнуть капельку. «Что со мной происходит, химия, гормоны?»

— Так ты идешь со мной или нет? — недовольно бросил Кирк. И, поняв, что тот согласен, обратился уже к охране: — Через пять минут в торпедный отсек.

Кирк вышел, я же, ощущая несвойственное для себя шило в заднице, подошла к шефу, вполголоса предложила:

— Доктор, как вы думаете, может, стоит еще немного обескровить мистера Хана? Трибл дохленький, а крови больше нет...

Удивленный взгляд Маккоя и окружающих, а также установившаяся тишина в помещении были мне ответом. Я, не понимая, что такого особенного сказала, почувствовала неловкость и, дико смущаясь, разве что ножкой не шаркнула, пояснила:

— Так ради науки ведь. Вдруг этот комок шерсти не оживет, а у них задание, наверное, опасное, мало ли что...

Послышались покашливания, подозрительно похожие на смешки.

— Н-да… это не лишено смысла, — произнес доктор, — где пробирки, знаешь, возьмешь пять кубиков. Мистер Хан?

Шеф обратился к арестованному, видно, сомневаясь, что тот захочет поделиться кровью. Хан не ответил, лишь демонстративно закатал рукав, показывая этим, что делает огромное одолжение. Я приложила вакуумную пробирку к сгибу локтя. Хан взглянул на втягивающуюся кровь, потом, сузив глаза, посмотрел на меня, и взгляд его не сулил мне ничего хорошего. Ну подумаешь, взяла десять грамм вместо пяти...

Хана увели. Некоторое время спустя в боксе лежала маленькая пятиграммовая пробирка и ждала своего часа для опытов исследователя-энтузиаста доктора, капсула с еще пятью была заправлена в одноразовый шприц-инъектор и тоже ждала удобного случая.