Чаша полная огня (гет)

Роуз поняла, что происходит, когда уже поздно было что-то предпринимать. Магия портала буквально потащила их в дно, в колючий мокрый песок, и Роуз не могла даже пошевелиться. Рука как будто приросла к ручке золотой амфоры, и при всём желании Роуз не смогла бы её отпустить. Парализованная, она медленно погружалась песок, который тысячами мелких иголок впивался в её ноги и засыпался в обувь. Морское дно всасывало Роуз в себя, будто пытаясь сожрать, а ей оставалось лишь наблюдать, как сантиметр за сантиметром её ноги исчезали в каше из ила, песка и водорослей. Вдруг со стороны послышался гул, похожий на эхо грозового раската, и Роуз не пришлось даже поворачивать голову, чтобы понять, что это: огромная волна, удерживаемая магией, наконец, освободилась от пут и понеслась со страшным грохотом к берегу. Роуз не могла этого видеть, но всем телом чувствовала приближение этого вала, ощущала вибрацию, как в давние времена люди по дрожи земли понимали, что на них надвигается табун лошадей. Ещё пара мгновений, понимала Роуз, и её снесёт холодная грязная вода. вгл

— Роуз! — раздался отчаянный крик Лили где-то прямо над ухом, в ту же секунду волна ударила Роуз по голове, с силой вырвала её из песка и потащила к берегу вместе со всем остальным морским мусором. Вода словно смыла с неё обездвиживающее заклятие, и Роуз, наконец, смогла отбросить от себя амфору, запоздало вспомнив строгий наказ дяди Билла, забарахталась в бурлящем потоке ледяной воды, ничего не видя и не понимая, лишь по внутреннему чутью пытаясь выбраться на поверхность. Наконец, после череды этих отчаянных и беспорядочных движений, она вынырнула и сделала глубокий жадный вдох.

— Роуз! — снова послышался голос Лили. — Открой глаза уже, Роуз!

Она с трудом, едва ли понимая, что от неё требуют, разлепила глаза, на которых тут же выступили слёзы от слишком яркого белого света. Роуз быстро заморгала, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме ослепительного сияния.

— О Мерлин! — Лили, которая, оказывается, всё это время сидела рядом, облегчённо выдохнула и положила Роуз голову на грудь. — Я уже боялась, что ты не проснёшься!

— Если бы она не проснулась, — вдруг ответил ей кто-то, — я бы глубоко оскорбился.

Голос был мужской, чуть хрипловатый, по-старчески скрипучий. Говорил этот человек, которого Роуз не видела, хотя и понимала, что он находился где-то совсем рядом, с ощутимым, но легко разбираемым акцентом.

— Можешь встать? — спросила обеспокоенная Лили, поднявшись. Роуз и её не видела, только мелькающую впереди тонкую тень.

— Вряд ли, — снова ответил неизвестный раньше, чем Роуз смогла хотя бы пошевелить губами, — падение было … впечатляющим, иначе не скажешь.

Вдруг над головой Роуз замаячило что-то длинное и тёмное. Она догадалась, что это была волшебная палочка.

— Настолько впечатляющим, — продолжал голос, — что не обошлось без перелома позвоночника, пары рёбер, ушибы, конечно, по всему телу, трещина в черепе. Слава богу, ничего, о чём стоило бы беспокоиться.

— П-падение? — только и смогла произнести Роуз. Сухие потрескавшиеся губы еле-еле шевелились и отзывались болью при каждом движении.

— Ты буквально свалилась с неба, — сказал неизвестный. — Не скажу, что никогда такого не видел прежде, но всё же это было неожиданно. Вы, англичане, умеете эффектно появиться.

— Ты отпустила амфору, — подхватила Лили. — Благо это было уже здесь, когда мы вышли из портала. Я держалась и спокойно приземлилась, а вот ты…

— А я как всегда, — пролепетала Роуз и попыталась изобразить подобие усмешки, но губы почти не слушались. — Я ничего этого не помню. Я была там, в море. Меня накрыло волной.

— Нет! — горячо ответила Лили. — Никакой волны не было. Мы исчезли до того, как родители её отпустили.

— Ох, такое бывает, — снова вмешался неизвестный. — С этими порталами чего только не бывало! Возможно, это лишь галлюцинации. Но некоторые люди говорят, что такой портал, якорный, может вырывать из места тело, а вот сознание ненадолго отстаёт. Как будто на несколько мгновений душа и тело расщепляются.

— Звучит, как бред, — заключила Лили.

— Как и то, что у меня сейчас в руках прут боярышника, который пускает искры и творит волшебство, стоит мне произнести какие-то слова на латыни или древнегреческом. Я даже не уверен, что эти слова действительно имеют какой-то смысл, а не являются набором звуков. Появись здесь древний римлянин, не схватился бы он за голову, услышав меня?

— Не знаю, что сказал бы древний римлянин, но я скажу, что, если вы сейчас же не поднимете Роуз на ноги, я могу схватиться за вашу голову, мистер Костов.

— Ну что значит «не подниму»? — почти оскорблённо воскликнул Костов. — Я человека из могилы могу поднять, если понадобится!

— Так действуйте!

Радко Костов (а Роуз догадывалась, что это именно он и был) недовольно что-то заворчал, и вскоре послышался перезвон стекла: Радко доставал какие-то склянки.

— Это «Костоправ»? — спросила Лили.

— «Костоправ»? — фыркнул Радко. — Оставь его школьной медсестре!

— И врачам лучшей магической больницы Британии, — прохрипела Роуз.

— Лучшей потому что единственной? — не без ехидства уточнил Радко.

— Какой же вы… — раздражённо зашипела Лили, но осеклась. Она злилась, а Роуз почему-то было смешно. Как будто это не она лежала неизвестно где, переломанная, ничего не видящая, не способная пошевелиться и ожидающая спасения со стороны, потому что сама она могла лишь закрыть глаза и ждать смерти.

— Какой же я! — согласился Радко, и тут же Роуз почувствовала, как её голову приподняла чья-то рука, а к губам приставили холодное горлышко стеклянного сосуда. Роуз приоткрыла рот, и тут же в него полилось что-то очень кислое. Кислота обжигала язык, от неё сводило лицо и скрипели зубы, но Роуз, привычная к гадким таблеткам и зельям, проглотила всё до последней капли. Когда был сделан последний глоток, её голову вновь опустили и позволили отдышаться. Она чувствовала, как микстура текла вниз по пищеводу, обжигая тело изнутри адским огнём. Широко открыв рот, Роуз стала глотать тёплый воздух, пытаясь так остудить свои ожоги. Сломанные рёбра кололи в лёгкие при каждом вдохе, повреждённый позвоночник отозвался вдруг такой болью, что у Роуз замерцало в глазах и неожиданно исчезли все звуки, кроме шума прилившей к голове крови. Роуз вдруг показалось, что у неё болит вообще всё тело, даже те его части, о существовании которых она не догадывалась. Она зажмурилась, заскулила, не сдержавшись, сделала ещё один жадный вдох, а потом внезапно поняла, что всё закончилось. Исчезла боль, не было больше жжения от неизвестного зелья, и ей вдруг открылись те чувства, к которым её тело было глухо буквально пару секунд назад. Она нежданно для себя ощутила, как что-то лёгкое, невесомое щекотало её лицо, как какой-то жучок полз по её шее, услышала гул ветра, скрип ветвей и отдалённые крики чаек. Она с нетерпением распахнула глаза и увидела перед собой не слепящий белый свет, а яркую глубокую голубизну неба с редкими пятнами пушистых облаков. Это высокие тонкие травинки касались её щёк, это тонкие, отяжелевшие под белоснежными цветами ветви деревьев качались и выли на ветру, а сам ветер был безумно тёплый и нежный.

Роуз приподнялась с земли, на которой она, оказывается, лежала всё это время, и посмотрела на Лили. Та была всё ещё взволнована, но теперь улыбалась во весь рот, и её карие глаза особенно ярко сверкали в свете жаркого южного солнца. Улыбнувшись ей в ответ, Роуз повернулась и увидела прямо перед собой пожилого человека.

— Вы ведь Радко Костов, так? — уточнила она. Пару секунд Радко задумчиво молчал, а затем его тонкие губы растянулись в широкую и довольную улыбку, которая бы подошла Чеширскому коту, если бы у того в пасти имелся серебряный зуб.

— Как, однако, приятно, что моё имя до сих пор знают заграницей. Да не абы кто, а такие прекрасные девушки! Это льстит. В моём возрасте лесть — это то немногое, что я могу получить от юных красавиц. Так что, да, я Радко. Просто Радко. Не мистер Костов, не господин, не, упаси бог, Радко Красимиров. Не заставляйте меня чувствовать себя ещё старше, чем я есть.

Радко пригладил морщинистой рукой свои жидкие седины, едва прикрывающие блестящую плешь на макушке. Это действительно был старик, сухой, худой, жилистый, со сморщенной кожей, тусклыми, почти бесцветными волосами и мутноватыми зелёными глазами. Но глаза эти были такими живыми и лучистыми, такими радостными, что невозможно было не улыбнуться Радко в ответ.

— А вы, значит, Роуз, — он посмотрел на Лили, а потом кивнул в сторону Роуз, — и Лили?

— Наоборот, — со смехом ответила Роуз, — она Лили, а я Роуз.

— Прошу прощения! — Радко склонил голову, положив руку на сердце. — Но это, в общем-то, не имеет никакого значения. Как ни крути, мой дом превратился в цветник.

Роуз и Лили переглянулись и расхохотались. Пока что всё складывалось невероятно хорошо. Они относительно нормально пережили переход через этот странный портал, Болгария их встретила теплом и солнцем, а их хозяин казался весёлым и приветливым человеком. Роуз знать не знала, что их ждало дальше, но пока её всё устраивало.

— Ну всё, хохотушки, вставайте! — Радко сам поднялся с земли и отряхнул от пыли свои серые штаны. — Хватит жуков кормить.

Лили, услышав про жуков, тут же подорвалась с места, как обожжённая, и стала осматривать свои ноги, ища укусы. Лили была человеком двойственным. В детстве она была первой, кто бежал лазать по деревьям, есть немытые ягоды с куста, руками ловить жуков, прыгать в воду за лягушками. Теперь же она превратилась в человека брезгливого, боящегося грязи, насекомых и всякой мелкой живности. Сейчас она бы не прикоснулась к яблоку, подточенному червём, а маленькая Лили не глядя сгрызла бы это яблоко вместе с червяком и даже не скривилась бы.

Роуз взялась за протянутую руку Радко и тоже встала. Голова её немного закружилась от резкого подъёма, но это было сущей ерундой по сравнению с тем, что она испытывала совсем недавно. Когда-то давно она шутила, что, если она проснётся и поймёт, что у него ничего не болит, это будет значить, что она умерла. Но теперь у неё почти ничего не болело, но она была жива, живее, чем когда-либо до этого. Ноги крепко держали её на чужой земле и лёгкие с радостью впускали чужой, полный незнакомых ароматов воздух.

Она огляделась. Под её ногами была жёсткая каменистая почва, по которой были разбросаны островки сочной травы и мелких, но ярких цветов. В одном из этих островков, издали напоминавших лоскуты зелёной ткани, и лежала Роуз, то ли упавшая, то ли заботливо перенесённая туда Радко и Лили. Всё это расстилалось на столько, на сколько хватало глаз, и кончалось лишь там, где земля уже превращалась в широкую полосу смазанной жёлто-зелёной краски и соприкасалась с пронзительно-синим небосклоном. Среди высокой травы Роуз заметила белые пятна плоских камней, которые следовали один за другим, складываясь в неровные, но длинные ряды, и поняла, что это была дорога. Очень старая, возможно даже древняя, ещё заметная, но уже исчезающая под гнётом времени. Белый мостовой камень раскалывался, стирался, втаптывался в землю, между пластинами уже росли цветы и трава, и твёрдому, но неживому камню с этим буйством и наглостью жизни было ничего не поделать. Роуз взглядом проследила, куда эта дорога вела, обернулась и увидела, как она, петляя среди травы и валунов, поднималась вверх по склону и исчезала меж двух утёсов с белоснежными отвесными склонами, такими ровными, будто кто-то огромным ножом вырезал их из куска породы. Прямо над утёсами высоко стояло солнце, и Роуз быстро прикрыла лицо ладонью.

— А где деревня? — спросила она у Радко. — Там, за утёсами?

— Там, — Радко покачал головой, — за утёсами. Только это не просто утёсы.

Он прошёл чуть вперёд и наступил прямо на белые камни дороги.

— Это ворота в Огнец. Название это, как и сама деревня, конечно, существовали не всегда. Но стены эти здесь стоят с начала времён. Надо сказать, не зря.

— А ты умеешь заинтриговать, Радко, — хмыкнула Лили. Роуз же стояла молча и лишь с интересом смотрела на старика, ожидая, что он ещё скажет.

— Какие могут быть интриги, помилуйте! — он всплеснул руками. — Вы ведь и сами понимаете, что не в самое обычное место отправились. Особенных чудес и невероятных приключений я вам не обещаю, но всякое может быть. Поэтому я и хочу вас предупредить сейчас, чтобы в дальнейшем избежать проблем…

— О чём предупредить? — перебила его Лили.

— Если бы ты имела терпение, — нарочито спокойно ответил ей Радко, — ты бы уже знала. А так ты меня прервала, и потому мы потеряли бесценные секунды.

Роуз покосилась на свою негодующую кузину, чуть ли не подпрыгивающую на месте, и не смогла удержаться от ухмылки.

— Так вот, — продолжал Радко, — я хотел предупредить вас о том, что всё, что вы увидите и услышите за этими стенами, должно за ними и оставаться. Конечно, вы можете рассказать друзьям и родителям, какие чудесные здесь виды, какое сладкое вино и какие добрые здесь живут люди, но есть вещи, про которые лучше не распространяться.

— Какие? — спросила уже Роуз.

— Вы поймёте, — уверенно ответил Радко. — Я вообще-то не думаю, что вы с этим столкнётесь, но если вдруг вы это встретите на своём пути, то вряд ли с чем-то перепутаете.

— Ты говоришь загадками, — Роуз здорово напряглась и нахмурилась, буравя Радко взглядом. Тот лишь развёл руками.

— Это не загадки. Я бы рад всё объяснить, но есть вещи, у которых нет ни имён, ни объяснимых причин, ни хоть сколько-нибудь понятной природы. Есть лишь тайны во плоти и без плоти. А тайны должны оставаться в тайне. Надеюсь, мы друг друга поняли?

Он хитро улыбнулся и подмигнул им. Роуз согласно кивнула, а у самой перед глазами стояло лицо сэра Патерсона.

— Конечно, — уверенно сказала она, надеясь, что Радко не сможет распознать её ложь.

— Было бы о чём разговор вести, — с лёгким пренебрежением бросила Лили. — Я предпочитаю не болтать о том, в чём сама ничего не понимаю. А раз уж ты не можешь толком объяснить, что к чему, то я даже пытаться не буду.

Радко, кажется, был удовлетворён их ответами и потому развернулся и пошёл по дороге вверх, к белоснежным утёсам. Девочкам особого приглашения было не нужно, и они немедленно последовали за ним. Лили постоянно торопилась, почти бежала, то ли пытаясь идти наравне с Радко, то ли пытаясь его обогнать. Для старика Радко ходил довольно бодро и быстро, тем более у него была фора, так что Лили пришлось постараться, чтобы догнать его. К тому же камни, которыми была вымощена дорога, оказались скользкими, а склон становился всё круче и круче. Роуз, прекрасно оценивавшая свои силы, и не подумала бы по такому бежать. Она была вполне довольна своим положением отстающего, медленно шла, глядя Радко в сутулую спину, и про себя посмеивалась над нетерпеливой Лили. Той всё было по плечу, всё было надо, и даже в таком простом деле, как подъём на холм, её не устраивало никакое место, кроме первого. Ей нужно было идти впереди всех, и неважно, что соперниками её были всего лишь старичок и насквозь больная девочка, которая счастлива, что вообще может ходить.

— Эта дорога когда-нибудь кончится? — вдруг закапризничала Лили. Слишком резкий подъём быстро её утомил. К тому же на высоте склон холма становился почти таким же крутым, отвесным, как склоны утёсов, и Лили уже не резво бежала вверх, а с трудом шагала вперёд, как тяжкий груз волоча собственное тело.

— Куда же ты торопишься? — вопросом на вопрос ответил ей Радко. — Горы не терпят торопыг.

— Может быть, я трансгрессирую?

— Ни в коем случае! — Радко картинно всплеснул руками и едва ли не схватился за сердце.

— Не так близко к воротам. А за ними, в самом Огнеце, и думать забудь о трансгрессии, полётах и прочем. Всё на своих ногах. Если уж совсем надоест ходить пешком, я попрошу у Стефана Любенова его велосипед. Я надеюсь, вы умеете ездить на велосипедах? А, Роуз?

Роуз согласно кивнула, хотя вряд ли понимала, с чем соглашается. Подъём, пусть и медленный, заставил её сердце работать на пределе возможностей, и вот, в груди ему стало уже тесно. Его глухой стук отдавался где-то в горле, голова потяжелела, щёки загорелись и казалось, что кожа сейчас лопнет от резкого прилива крови. Роуз остановилась. Бело-зелёная земля под ногами мутнела.

— Ну-ка, девочка моя, — будто откуда-то издалека донёсся голос Радко, — тебе нужно отдышаться.

Роуз кивнула и поняла, что что-то уронила. Она видела, как что-то тёмное упало ей под ноги, но так и не разобрала, что именно.

— Твоё счастье, красавица, что в нашем Огнеце не водятся вампиры. Иначе они бы уже слетелись на тебя и не посмотрели бы, что на улице белый день.

На плечи Роуз опустился какой-то груз, неотвратимо тянувший её вниз, и через пару мгновений она уже обнаружила себя сидящей на земле. Радко суетился рядом. Он снова достал свою волшебную палочку и легко ею взмахнул:

— Тергео!

С лица Роуз красно-коричневыми ошмётками осыпалась грязь, в которой она узнала засохшую кровь. Роуз стало неловко. Ей уже и самой надоели эти постоянные кровотечения, было стыдно перед другими людьми, за то, что она без конца приносит им неудобства и расстраивает своими приступами. Но в этот раз ей стало особенно не по себе, потому что она даже не успела сообразить, что произошло. Радко (а это без сомнений был он) решил проблему прежде, чем Роуз опомнилась. А ей так хотелось пустить в ход заклинание, подсказанное ей мисс Гринграсс! Она бы этим показала, что может сама справиться со своей бедой, и не нужно бегать за ней везде с носовым платком и растопырником. Но она не успела и палочку из кармана достать, когда всё уже сделали за неё.

— Как ты в этом дышишь? — проворчал удивлённый Радко, дёрнув Роуз за рукав бушлата. — Я бы в таком тоже падал в обморок, тем более на такой-то жаре!

Отцовский бушлат, который он носил в холода, сам по себе был вещью тяжелой, а в тёплую погоду превращался в орудие пыток, но Роуз и не замечала его на себе, пока Радко не ткнул её носом. Она немедленно сняла бушлат и только тогда поняла, какую неподъёмную ношу на себе тащила. Она как будто освободилась из каменных тисков и смогла, наконец, дышать полной грудью. В голове прояснилось. Обрадовавшись, Роуз решила снять и джинсовку, но потом вспомнила, как уродливо смотрятся без рукавов её худые руки, похожие на поломанные веточки, и осталась в куртке.

— Спасибо, что не дал мне упасть, — сказала Роуз Радко, а тот лишь отмахнулся от её благодарностей.

— Ай, — он махнул рукой и, то ли улыбнувшись, то ли скривившись, отвернулся. — Это моя обязанность. К тому же, с тебя на сегодня падений хватит. Пора подниматься!

Роуз посмотрела на вершину холма, которой уже почти достигла Лили, и нахмурилась.

— Мне кажется, я не дойду.

Радко нахмурился в ответ.

— А куда ты денешься? Да, вверх идти тяжело, но вот пройдём через ворота, и увидишь, как легко дело пойдёт.

— Что же, я пройду через ворота и мгновенно излечусь? — скептично хмыкнула Роуз. Радко снисходительно, как на ребёнка, смотрел на неё сверху вниз.

— Когда ты пройдёшь через ворота, — начал он лекторским тоном, и Роуз стало не по себе, — тропинка пойдёт вниз по холму, и идти станет легче. Только надо будет следить за ногами, а то на спуске легко оступиться и вспахать лицом землю.

Он задумался, и его лоб собрался в гармошку из морщин.

— Случилась со мной такая неприятность, и с тех пор у меня вставной зуб.

— Вставной? — с насмешкой спросила Лили. — Неужто такой великий целитель не мог наколдовать себе новый зуб?

— А кто сказал, что этот зуб я себе не наколдовал? К тому же это серебро вовсе не простое. Прежде это была пуля, которой один мой товарищ застрелил упыря. Это моя единственная память о нём.

— Об упыре? — съязвила Роуз. Радко ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул.

— Застрелил упыря? — Лили с отвращением скривилась. — И ты вставил это в рот? Ты мог бы носить пулю на цепочке у сердца или что-то в таком роде…

— У сердца? Звучит здорово, но я пошёл дальше и встроил её в свой организм. Что может быть ближе к сердцу, чем кровеносная система?

— И не поспоришь, — хмыкнула Роуз и прищурилась, разглядывая Радко. Он ей сразу понравился и показался добрым человеком, но вместе с тем в нём были желчность, доля самодовольства, цинизма, и при этом не было и грамма брезгливости. Говоря короче, Радко был истинным врачом, а именно это Роуз и было нужно. Радко протянул ей руку, и она уверенно за неё взялась и встала на ноги. Голова уже не кружилась и было гораздо легче дышать. И только тогда Роуз заметила, что чего-то не хватает.

— А где же наши чемоданы? — спросила она, глядя на Лили. Та пожала плечами, и сама начала осматриваться.

— Найдутся, — махнул рукой Радко. — Далеко б они не убежали, — рассмеялся он. Роуз на это невесело усмехнулась. Заколдованные чемоданы вполне могли сами и уйти, и убежать, или попросту потеряться при переходе через портал. Невелика потеря, но Роуз было жалко своих вещей. Там были и купальник, и жёлтая курточка с нашивками, и любимое Роуз голубое платье, которое мама запрещала ей носить, потому что «в синем ты похожа на труп», и подаренный папой и дядей Джорджем розовый снитч. И за него было особенно обидно.

Перечисляя в уме утерянные вещи, Роуз лишь в последнюю очередь вспомнила о деньгах и документах, которые лежали в потайном кармане. Документах с чужими фамилиями, с выдуманными датами рождения и противными фотографиями, на которые не хотелось лишний раз смотреть. Роуз даже задумалась, не были ли эти бумаги заколдованы так, чтобы всякие любопытствующие лишний раз не совали в них свои длинные носы. Роуз надеялась, что никто никогда и не спросит у них документы, не станет лезть с расспросами и копаться в их прошлом, но без бумаг жизнь в чужой стране была невозможна. Роуз почувствовала, как на неё накатывает паника.

— А если не найдутся? — спросила она, ощущая, как трясутся её губы.

— Найдутся-найдутся, — заверил её Радко. — Я видел, как что-то упало с неба в районе лозето.

— Лозето? — нахмурилась Роуз, повторяя незнакомое слово. Радко нахмурился в ответ и поскрёб ногтем лысеющую макушку.

— Я забыл слово на английском. Как называется место, где растёт виноград?

— Виноградник! — хором ответили Лили и Роуз и переглянулись, не ожидая друг от друга такой синхронности. Радко невесело захохотал.

— Я совсем старый стал, видимо. Забываю такие простые вещи! А ведь раньше я так по-английски шпарил! Приходилось говорить даже с вашим Министром Магии… как его там?... Фаджем! Так он мне сказал, что, если б не знал, то в жизни бы не поверил, что я болгарин. Вот так я раньше по-английски говорил! А сейчас… — Радко свесил голову и разрубил воздух рукой. — Всё забыл.

Лили скривилась. На её лице Роуз увидела настоящее пренебрежение.

— Радко, — начала Лили, — ты мне изначально понравился, но сейчас ты собственными руками уничтожаешь это впечатление. Я ненавижу людей, которые прибедняются!

— Прибедняться, — усмехнулся Радко, — болгарская народная забава!

— Тяжко мне здесь придётся, — вздохнула Лили всё с тем же недовольным выражением лица, — с такими-то забавами.

— Ничего-ничего! У нас ещё много всего. И для тебя найдём хлеба и зрелищ! — уверенно заявил он. — Кстати, о хлебе. Вы, наверное, голодные с дороги.

— Шагнуть в портал и выйти с другой стороны — разве это дорога? — спросила Роуз с усмешкой, а сама вдруг почувствовала, как у неё свело желудок. Она была по-настоящему голодна. Пару дней она ничего не ела, и теперь аппетит у неё разыгрался зверский. Она с горечью вспомнила всё: и жареного цыплёнка с картошкой, который вчера был на ужин в Норе, и тарталетки с лимонным кремом, и добрый фунт клубничных «Кусачек», который принёс ей дядя Джордж, и бабушкины румяные пирожки, и буйабес у тёти Флёр. От всего этого Роуз воротила нос и отказывалась, а сейчас бы не отказалась и от краюхи чёрствого хлеба.

— А отсюда и до моего дома на своих двоих — разве это не дорога? — Радко приосанился. — Не скажу, что путь долгий, но аппетит нагулять вы успеете. Мой же всегда со мной!

Он хлопнул себя по невидимому под свободной рубашкой животу.

— А чем мы будем этот аппетит утолять? — живо поинтересовалась Роуз и начала медленно, шаг за шагом подниматься вверх по тропе, неся в руках отцовский бушлат.

— Ерунда! — Радко махнул рукой. — Каварма.

Роуз не знала, что такое каварма, и это слово не вызывало у неё никаких ассоциаций, и даже приблизительно она не могла понять, что из себя это загадочное блюдо представляет, но точно знала, что уже хочет его съесть.

— Замечательно! — с энтузиазмом воскликнула Роуз и поймала на себе удивлённый взгляд Лили.

— Надеюсь, оно не из баранины, — сказала та с холодком. — Я терпеть не могу баранину.

— Нет, оно на свинине, — ответил Радко и тоже продолжил подниматься. — Вылечил у соседа ожоги от масла присухи, и они с супругой, ха-ха, про меня не забыли, когда поросёнка резали.

Роуз стало жалко поросёнка. Она живо представила, как он лежал, весь розовый и несчастный, и маленькими немигающими глазками смотрел на приближающийся нож. А потом сознание подсунуло ей другую картину — большую тарелку с кусочками сочного жареного мяса, от которого поднимался белый ароматный пар — и жалость к поросёнку утихла. Подъём в гору — дело непростое, но вполне выполнимое даже для больной слабой девочки, если у неё есть два серьёзных стимула: любопытство и чувство голода. И Роуз даже не знала, который из них сильнее.

Каждый шаг давался всё сложнее, снова перехватывало дыхание, и склон становился до того крутым, что приходилось задирать ноги всё выше и выше, едва ли не касаясь коленом подбородка. Мощёная плоским камнем земля начала проскальзывать под подошвами, когда белые каменные стены Огнеца были уже так близко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Именно в этот момент Роуз застыла, понимая, что, если она сделает хоть одно движение, то потеряет и то хрупкое равновесие, что у неё было сейчас, и покатится кубарем вниз. Никаких ворот Роуз не видела. В узкой расщелине, куда уходила дорога, было темно и ничего не видно. Роуз потёрла раздражённые глаза под очками и снова стала всматриваться в темноту, когда мимо неё резво проскочила Лили, а за ней не менее бодро и уверенно прошёл Радко, опираясь на тонкую тросточку из тёмного дерева, покрытого мелкими зелёными листочками и гроздями крупных алых ягод. Роуз даже огляделась, недоумевая, откуда он мог взять такую трость среди камней и полевых цветов.

Обогнав Роуз, Радко обернулся и немного удивленно спросил:

— Чего же ты теперь встала? Осталось сделать пару шагов.

— Я боюсь упасть, — честно ответила она. — Скользко.

Она ожидала, что Радко даст ей руку и поможет подняться, но вместо этого он обеими руками вцепился в свою трость.

— Если продолжишь стоять и бояться, то точно упадешь. Предлагаю найти третью точку опоры, если своих двоих не хватает.

Лили, которой своих двоих вполне хватало, уже почти скрылась меж утёсов, Роуз глазами искала эту третью точку, но ничего не находила. Не было поблизости ни ветки, ни палки, ничего, на что можно было бы опереться. Несколько секунд Роуз стояла в растерянности, пока вдруг на неё не сошло озарение, неожиданное и гениальное: она же волшебница! Запустив руки в карманы, она нашла главную свою точку опоры — палочку, и, нацелив её на лежащий среди травы булыжник, произнесла про себя заклинание. Камень зашевелился. Сначала по нему прошла едва заметная дрожь, но скоро он весь задёргался, начал подпрыгивать, перевернулся в воздухе и стал сужаться и вытягиваться, пока не превратился в длинный белый посох с красивым резным набалдашником, по форме напоминающим распущенный павлиний хвост.

— Акцио! — уже громко, во весь голос, произнесла она, и посох прыгнул ей в руки. Лёгкий, изящный, но крепкий, по ощущениям сделанный из кости, для Роуз он явил собой небольшой повод для гордости и даже самодовольства. Она сама не заметила, как начала улыбаться.

— Ловко! — оценил Радко. — У тебя, видимо, был хороший учитель трансфигурации.

— А я была хорошей ученицей, — подмигнула она ему и начала улыбаться ещё шире.

С посохом, который будто сам тащил Роуз за собой, подниматься стало легко и совсем не страшно. У Роуз будто выросла третья нога, которая стояла на земле крепче двух других, слабых и таких несовершенных. Иногда Роуз жалела, что нельзя было просто взять и наколдовать ей целиком новое тело, которое было бы сильным и крепким, к которому не цеплялись бы все болезни мира. С завистью она смотрела на родителей и других старших родственников, которые в почти пятьдесят лет и не кашляли даже, но особенно поражали её люди вроде Радко — преклонные старцы, которые, кажется, и не помнили о своём возрасте и были веселее и шустрее молодых.

— Я думала, я вас не дождусь, — устало и недовольно проворчала Лили, когда Радко и Роуз, наконец-то, преодолели склон и оказались у белых утёсов. — Уже не могу здесь стоять!

— Прояви почтение к возрасту, — поучительно сказал Радко. Голос его звучал серьёзно, но губы дрогнули от едва сдерживаемой улыбки.

— Хорошо бы узнать твой возраст, чтобы понимать, насколько сильное почтение следует оказывать, — вместо Лили ответила Роуз. Радко, хоть и ростом был невысок, умудрился посмотреть на долговязую Роуз сверху вниз.

— А тебе сколько лет?

— Двадцать, — не очень уверенно, будто сомневаясь в самой себе, ответила она.

— Когда мне было двадцать, — Радко мечтательно поднял глаза к небу, — я только начал работать в софийском магическом госпитале. Я был совсем молод, и ко мне относились не как к целителю, а как к мальчику на побегушках. Принеси-подай. Через год я спас жизнь одному стратегу, и вот тогда во мне увидели человека. Я быстро начал расти, со стратегом тем мы хорошо сдружились. И вот, через пяток лет он мне предложил бросить госпиталь и стать его личным врачом.

— И ты согласился? — спросила Лили.

— Конечно, согласился. Я ж не дурак! Это он тогда был стратег, но впереди у него был большой пост…

— Министра Магии? — догадалась Роуз, и тут же получила от Радко испепеляющий взгляд.

— С вами, девушка, никакого дела иметь нельзя! — воскликнул он обиженно и отвёл глаза. — Я готовил речь, строил фразы, чтоб были ёмкие, хлёсткие. Чтобы я сказал про Министра, а вы бы глаза вылупили, рты пооткрывали, ахнули и защебетали: «Вот это да! Ну надо же!». А ты мне все планы порушила. Ты мне в наказание послана, не иначе!

— Да, — согласилась Роуз без тени сомнения, — я твоя кара небесная. Так сколько тебе лет?

— Стал я его личным врачом, пробыл на этой должности тридцать два года. Потом подал в отставку, десять лет преподавал в Свет Кир и Иоанн, а шестнадцать лет назад государство вспомнило о моих заслугах перед ним и одарило меня медалькой и недвижимостью в этом райском уголке. Так вот и считайте сами, сколько мне лет. Или грамоте и счёту не обучены?

— Обязательно быть таким грубым? — искренне возмутилась Роуз. Радко, как ни в чём не бывало пожал плечами.

— Обязательно быть такими нетерпеливыми и портить людям рассказ? — парировал он. — И вообще, держите в голове, что я в уже в весьма почтенном возрасте и наслаждаюсь старческим маразмом. Не ждите от меня многого!

Роуз, не скрываясь, закатила глаза и отметила про себя, что маразма у Радко нет, но вот его раздутое самомнение явно давило ему на все остальные органы и мешало нормально жить. Он был не просто врачом, он был артистом, и каждое его высказывание было выступлением для публики. И он не терпел, когда эта самая публика вмешивалась в ход представления, путала карты и заставляла его идти не по сценарию. Радко был явно плох в импровизации.

— В деревне, где живут мои бабушка и дедушка, — начала Роуз, — есть тоже один дедок-маразматик.

— Да-да, — подхватила Лили. — Старый маггл, мистер Требус.

— Он босой танцевал на проезжей части, мочился в фонтан на площади и ходил без штанов.

— Или наоборот, — снова вступила Лили, — однажды в середине июля он вышел на улицу в меховом пальто и тёплой шапке.

— Его бедная дочь с внуками ловили его по всей деревне, а потом устали и сдали в спецучреждение. Он оттуда умудрился сбежать и пешком дошёл до дома. А это сорок с лишним километров.

— Если ты такой же, Радко, — Лили многозначительно посмотрела на старика, — то ты прав: зрелищ нам с тобой будет предостаточно.

— Я не такой же, — пробурчал он, заметно засмущавшись, — у меня нет мехового пальто.

— Как же ты переживаешь зимы? — взволнованно ахнула Роуз.

— У меня есть курточка и пояс из шерсти семигорбового верблюда, — отрезал Радко, всё ещё смущённый. — Идёмте, каварма стынет.

Он уверенно пошёл вперёд и скоро скрылся в тёмной расщелине меж утёсов. Роуз и Лили переглянулись и молча последовали за ним. Радко был первым из открытий, которые приготовила им Болгария, и они знать не знали, чего же ждать дальше.

Они всё шагали вперёд. Дорога сужалась, но не кончалась, зато каменные стены обступали её с двух сторон, проход становился пугающе тесным, а отбрасываемая утёсами тень казалась Роуз неестественно густой, будто это был чёрный дым, непроницаемой завесой закрывающий всё, что было впереди. Когда они, наконец, подошли ближе, Роуз поняла, что её глаза ей не врали. Это действительно была непростая тень.

Там, где два сближавшихся утёса должны были неизбежно сойтись и образовать острый угол, вдруг обнаружилось чёрное, поглощающее свет нечто, бурлящее и, кажется, живое. От самой земли до вершин утёсов поднималась эта темнота, а узкая полоска синего неба, видневшаяся меж этих вершин, оказалась невидима, словно утёсы срослись между собой в гигантскую арку. Роуз стало не по себе, и она невольно сделала робкий шаг назад, ближе к свету. А вот Лили, любопытная и порой до глупого храбрая, наоборот уверенно выступила вперед и сунула руку в эту тьму, легко прорвав невидимый барьер.

— Ничего особенного, — заключила она, пожав плечами, вытащила руку обратно. Тёмный дымчатый след недолго тянулся за её пальцами, истончился и растворился в воздухе.

— Конечно, ничего особенного, — ответил Радко и тряхнул тросточкой, на которой закачались алые ягоды. — Ты же волшебница, а они это чувствуют.

— Они? — страх и осторожность Роуз оказались побеждены её природной любознательностью. Она вытянула вперёд свою гусиную шею и изо всех сил напрягла глаза, пытаясь повнимательнее рассмотреть то чёрное и непонятное, казавшееся единым целом.

— Это защитники нашего Огнеца, его стражи. Неволшебнику мимо них не пройти. Если только за руку с волшебником или если ему будет освещать дорогу волшебный огонь. Хотя и нам огонь будет очень кстати. Не люблю ходить в потёмках.

Радко три раза стукнул тростью по камню, и из-под её конца стрельнули золотые искры, быстро разросшиеся до светящихся шаров размером с хороший апельсин. Затем они, лёгкие, как мыльные пузыри, поплыли по воздуху вверх и один за другим стали легко проникать в густую темноту. Роуз взглянула на них с по-настоящему учёным интересом. Почти все волшебники умели разжигать волшебный огонь, многие умели делать это эффектно, но лишь единицам удавалось делать это так легко и непринуждённо, как делал это Радко. Всё вокруг него словно жило своей жизнью, но тем не менее подчинялось его не озвученной воле. Ему не надо было произносить заклинаний, не надо махать руками и даже доставать лишний раз палочку, чтобы творить магию. На своего нового знакомого Роуз посмотрела уже с чувством глубокого уважения. Перед ней был очень искусный волшебник.

— Что стоим? — недоумённо спросил он, переводя взгляд с Лили на Роуз и обратно. — Ждём, когда огни улетят совсем далеко и потеряются в темноте?

— Неужели нельзя будет наколдовать новые? — вопросом на вопрос ответила Лили.

— Я старый человек, во мне сил ни на грош. Где ваше сострадание!

Старый бессильный человек, нуждающийся в ежеминутном сострадании, уверенно и твёрдо двинулся вперёд, и скоро оказался поглощен чернотой. Лили пожала плечами и быстрым шагом, почти переходящим в бег, направилась за ним. Роуз в мгновение осталась совсем одна. По обе стороны от неё были шершавые каменные стены, далеко позади — крутая скользкая тропинка, ведущая неизвестно куда, а над головой непроницаемая темнота, за которой не было видно солнца. Роуз никогда не страдала клаустрофобией, но в тот момент она вдруг почувствовала себя запертой, и ей стало страшно. Она замерла, будто вросла ногами в землю, и не могла даже шелохнуться. И куда подевались её смелость и решимость, которые были с ней дома?

Она подняла свой посох и павлиньим хвостом вонзила его темноту, на что та ответила ей шелестом, похожим на неразборчивый шёпот. Эта масса без всяких сомнений была живой, и от понимания этого Роуз вся покрылась мурашками. От Лили и Радко не осталось и следа, они исчезли, словно растворились, а Роуз оставалось только проглотить свой страх и пристыдить саму себя за внезапную трусость, охватившую её в последний момент. Не тратя время и душевные силы на робкие первые шаги, она резко рванула вперёд и также резко остановилась, с силой вбила в сухую землю свой посох и вцепилась в него, как в единственную опору. Она почти покатилась по холму и едва-едва успела удержаться на ногах. Ей понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы понять, что она уже оказалась по другую сторону ворот. Через то пугающее чёрное нечто она пролетела пулей, не успев даже ничего почувствовать и удивиться, и вот ей открылся уже совсем другой вид.

Знакомая белая дорога стала шире и, спускаясь вниз по холму, разошлась на пять дорог поуже, которые по бокам обрастали домиками с кирпично-красными крышами и таким образом превращались в улицы. С высоты это пятидорожье было похоже на огромную распростёртую ладонь с длинными-длинными пальцами. Всё вокруг утопало в молодой зелени и цветах, деревья стояли изумрудные, местами лиловели пышные кусты ещё не отцветшей сирени. Роуз с нескрываемым наслаждением втянула носом пьянящий сладкий воздух, заулыбалась во весь рот и чуть было не рассмеялась в голос. Роуз не знала, правда ли здесь чудотворный волшебный воздух, лечащий любые хвори, но ей уже было достаточно того, что она увидела, чтобы едва ли не визжать от восторга. Северная природа родной Англии, скупая на тепло и ласку, и болезнь, высасывающая все жизненные силы, сделали Роуз человеком жадным до жары, цветов, солнца и ярких красок. Потому теперь она во все свои подслеповатые глаза смотрела на развернувшийся перед ней буйный весенний пейзаж, впитывая каждую деталь.

Две из пяти дорог, которые Роуз про себя успела назвать Большим Пальцем и Указательным, лежали по правую сторону от врат и поднимались вверх по пологим и неровным склонам гор и терялись в густой зелени. Кажется, они заканчивались тупиками, исчезали в зарослях, потому что, чем выше скользил взгляд Роуз по горам, тем менее заметными становились на них всяческие следы человеческого присутствия. На высоте уже нельзя было увидеть полосу дороги, не было видно ни построек, ни заборов, только макушки деревьев, которые переплетались между собой в плотный тёмно-зелёный ковёр.

Третья улица, что шла была заметно шире других и была прозвана Роуз Средним Пальцем, светлой лентой стелилась ровно по краю крутого, но невысокого обрыва, после которого уже не было таких высоких деревьев или густой травы. Наоборот, желтоватая земля была полностью очищена от всех диких растений. Их место занял ухоженный виноградник, ровными зелёными полосами заполнивший всё пространство между третьей и четвертой улицами. Эта четвертая, Безымянная, улица была почти пустой. Дома стояли друг от друга на приличном расстоянии, между ними тянулись всё те же линии виноградника и торчали одинокие фонарные столбы. Всё на этой улице было подчинено винограду, он был её хозяином и главным жителем, а дома и заборы там появились будто случайно и были совсем не к месту, как сорняки в саду. Видимо, весь этот участок и был тем самым лозето, в котором девочкам следовало искать свои чемоданы.

— Нравится тебе здесь? — Роуз услышала за спиной скептичный голос Лили. Она сидела прямо на белых камнях, сложив ноги по-турецки. Лилии на её рубашке на ярком солнце распустились ещё шире и, казалось, вот-вот вырвутся с шёлка.

— Да, очень, — улыбнулась Роуз, на что Лили ответила разочарованным выдохом и скривлённым ртом.

— Я ожидала большего.

— От Болгарии? Зачем? — искренне удивилась Роуз. — Это же не райские острова какие-нибудь, чтобы ждать невероятных видов. К тому же, здесь весьма неплохо. Горы, сады, — она сделала глубокий вдох, — море.

Впереди, там, где последние две каменные улочки, Безымянная и Мизинец, упирались в береговой песок и кончалась земля, брала своё начало синяя бесконечность. Как бы Роуз ни вглядывалась вдаль, она не видела ничего, кроме воды и неба, и грань между ними была почти неразличима. Слабой зрением Роуз, к тому же ослеплённой палящим солнцем, линия горизонта была вовсе не видна, и казалось, что небо и море составляют единое целое и голубой стеной возвышаются и над горами, и над самим Огнецем. Морской бриз приятно гладил Роуз по щекам и перебирал ещё влажные после английского шторма волосы, и она радостно поддалась этим ласкам.

— Что твоя Болгария? — всё ещё с недовольным лицом пожала плечами Лили. — Я, может, от жизни большего ждала. Мне и на райских островах было бы так же.

— С райскими островами Огнец ещё не сравнивали! — Радко внезапно появился из чёрного тумана. — Приятно!

Он встал и стал отряхиваться от чёрной пыли, которая покрывала его с ног до головы. Роуз тут же в недоумении осмотрела себя и Лили: на них не было и пылинки, а вот Радко будто прошёл через пламя и весь вымазался в саже.

— Что это с тобой, Радко? — удивлённо спросила Роуз. — И где ты был столько времени? Ты же зашёл туда раньше нас!

— Заплутал, — как ни в чём не бывало ответил он, — потерял из виду свет.

— Я не видела никакого света, — покачала головой Лили.

— Я тоже, — поддержала Роуз. — Я вообще ничего не увидела, мной будто из пушки выстрелили.

— Легко вам, молодым! — Радко подпрыгнул, и остатки пыли ссыпались с него чёрным дождём. — Доживите до моих лет, посмотрим, как тогда вы эти ворота проходить будете. Всё, вы как хотите, а я устал и сил у меня никаких нет!

Он тяжело опустился на лежавший неподалеку валун и стал переводить сбившееся дыхание, а затем вытащил из нагрудного кармана рубашки платок и утёр пот со сверкающего лба. Роуз нахмурилась и с новым интересом взглянула на то нечто, которое Радко называл стражниками Огнеца. Что же это были за существа, что так легко пропустили незнакомых Роуз и Лили, а старого знакомого Радко заставили плутать и изнурили так, что теперь он был похож на человека, пробежавшего марафон? Пока Роуз только начинала копить вопросы к этому месту, поиск ответов она решила отложить на потом. Прежде всего надо было найти чемоданы, пока их не нашёл кто-нибудь другой.

— Това ли са вашите куфари? — вдруг раздался чей-то незнакомый голос. Роуз ничего не поняла, но тут же обернулась и увидела на склоне девушку, крупную, если не сказать огромную. Она была до того высокой, что считавшая себя высокой Роуз оторопела и почувствовала себя совсем крошечной. У незнакомки были длинные соломенные волосы, глубоко посаженные карие глаза под низкими чёрными бровями, немного вытянутое лицо, крупный нос с горбинкой и широкий рот, из которого вылетали слова на совершенно непонятном Роуз языке.

— Ох, Цветана, — очнулся Радко и засунул платок обратно в карман, — здравей.

— Здравей, Радко! — громко, почти командным голосом поприветствовала его Цветана в ответ. Он кое-как поднялся с камня и, опираясь на свою тросточку, подошел ближе к девушке.

— Говори английски, моля те. Гостите, — он рукой показал на Роуз и Лили, от чего тем стало немного не по себе, — не разбират български.

Цветана, и без того выглядевшая хмурой, стала чернее тучи и злобно зыркнула на Радко своими тёмными глазами.

— Мразя английски, — проворчала она, а затем с надеждой взглянула на девушек. — Parlez-vous français?

— Цветана, где твоё гостеприимство? — с укором спросил Радко на английском, и даже его акцент вдруг куда-то исчез. — Гости говорят только по-английски, и я знаю, что ты тоже говоришь. Прояви вежливость и не заставляй их чувствовать себя глупо.

Глупее всех здесь, очевидно, чувствовала себе только сама Цветана. Она надула свои и так пухлые губы и отвернулась, заламывая руки. Радко не спускал с неё строгого взгляда.

— Это, — начала она выдавливать из себя английские слова, — ваши…

Она запнулась, очевидно, не зная нужного слова, но тут же нашлась и просто пальцем показала вниз, себе под ноги.

— Чемоданы! — восторженно воскликнула Роуз, немедленно бросила посох и отцовский бушлат на землю и кинулась к своему багажу. Она схватилась за чемоданы, в пути получившие несколько крупных царапин на обшивке, и первым делом проверила замки на каждом. Все они были в целости, никто не пытался их открыть, а удар о землю и магия портала не повредили их. Спокойно выдохнув, Роуз подняла благодарные глаза на Цветану. С такого ракурса она казалась вовсе великаншей, ещё одним пиком горы, заслоняющим небо и солнце.

— Спасибо большое, что принесла их, Цветана! — широко улыбнулась Роуз. — Я могу называть тебя Цветаной?

— Да, — односложно ответила та. — Они упали у кръстника. Сломали шпалеры. Кръстник не будет говорить вам благодарность.

— Мы починим! — горячно заявила Роуз, но тут же поймала себя на том, что понятия не имеет, что такое «шпалеры». — А «Кръстник» — это имя?

Радко на это рассмеялся.

— «Кръстник» — это по-вашему «крёстный отец». А шпалеры он и сам починит. Уже, наверно, починил. Но вот лозу жалко, конечно.

— Ты знаешь, как по-английски будет слово «шпалеры», но при этом не знаешь «чемоданы» и «крёстный отец»? — язвительно спросила у Цветаны Лили, не забыв при этом изогнуть бровь, и каким-то образом, сидя на земле, умудрилась посмотреть на двухметровую Цветану со снисхождением.

— Я знаю «крёстный отец», — ответила та, — но не люблю. «Крёстный отец» — это кино. А кръстник есть кръстник.

Лицо Цветаны превратилось в непроницаемую маску, по которой нельзя было прочесть ни единой эмоции, и только в голосе сквозило раздражение. Они с Лили явно не понравились друг другу, а Роуз пока ещё не знала, как ей относиться к новой знакомой. Пока она чувствовала лишь благодарность за спасённые чемоданы и неловкость за сломанные ими шпалеры, что бы ни значило это слово.

— А ты всё-таки ходила к кръстнику, — Радко покачал головой. — И что же он сказал?

— Той ми отказа, — Цветана так тяжело вздохнула, что её широкие плечи сначала подтянулись едва ли не к ушам, а затем резко опустились вниз, и вся она, огромная, стала как будто меньше.

— Отказал, значит, — хмыкнул Радко. — Ну, ничего другого я и не ждал. Я тебе говорил, что не стоит даже спрашивать.

— Мне было нужно сделать попытка.

— Глупости, — отмахнулся Радко и стал спускаться по дороге к деревне. — Сразу было ясно, чем эта попытка кончится. Разве это стоило твоего расстройства? Что он тебе сказал? То же самое, что и мы с твоим дедом тебе говорили?

Цветана энергично закачала головой, как будто отвечая «нет» и тоже пошла вниз. Радко снова хмыкнул.

— Вот видишь.

— Хватит за это. Я найду другого, чтобы помочь.

Роуз взяла посох и повесила бушлат на одну руку, а в другую решила взять свой чемодан, но Цветана схватила его раньше.

— Я помогу, — сказала она в ответ на удивлённый взгляд Роуз. Роуз лишь молча кивнула, не зная даже, как на это ответить. В глазах Цветаны вдруг появилась растерянность.

— Да? — уточнила она.

— Да, — ещё менее уверенно кивнула Роуз. Цветана крепче вцепилась в ручку чемодана и медленно и осторожно зашагала по вниз по скользкой каменной дороге. Роуз, упираясь в камни посохом, старалась идти по её следам. Лили, которой никто не предложил помощи, сама несла свой чемоданчик и плелась позади всех.

Радко и Цветана продолжали свой разговор, временами перебиваясь на болгарский, и скоро Роуз уже перестала их слушать. Её стали больше занимать виды приближающейся деревни с её белыми заборами, зелёными ажурными воротами и красными крышами с печными трубами. Многие окна были открыты, и сквозняк выдувал на улицу лёгкие занавески, под недавно политыми кустами в палисадниках прятались от дневной жары кошки, а по конькам крыш нагло выхаживали желтоносые чайки. В кронах заливались щебетом птицы, а у многих домов уже опадала сирень и, наоборот, буйным цветом цвели розы, и этот аромат и вездесущие ало-розовые пятна затуманивали взгляд.

Где-то впереди послышался радостный собачий лай, и скоро к Цветане подбежала большая немецкая овчарка с заломленным левым ухом и, высунув язык, начала ластиться к её свободной руке.

— Как он? — участливо поинтересовался Радко, глядя на пса, подпрыгивающего у ног хозяйки.

— Эта неделя он хорошо, — с улыбкой, которая мгновенно преобразила её лицо, Цветана погладила любимца по голове и позволила облизнуть свои пальцы. Роуз засмотрелась на это, и тут же мостовой камень заскользил под её подошвами.

— По-бавно! — воскликнула Цветана по-болгарски и схватила Роуз за локоть. — Ще падеш!

— Тя вече пада, — Радко показал на Роуз пальцем. Цветана закатила глаза.

— Как вы только ходите по этим дорогам! — проворчала Роуз вместо благодарности за спасение от болезненного падения.

— С молитвами, — усмехнулась Цветана. — Зато за Радко всегда имеется работа.

— Когда Радко не лечит собственные травмы, — он оскалился и лизнул серебряный зуб.

— И долго нам ещё так идти? Где твой дом? — устало спросила Лили у старика.

— Вон там, — он рукой указал на Среднюю улицу, — видишь, где цветёт акация?

Роуз действительно увидела крону высокого дерева, всего покрытого жёлтыми цветами.

— Жёлтая? — уточнила Лили. Радко, отрицая, покачал головой.

— А какая тогда?

— Жёлтая-жёлтая, — словно очнулся Радко и энергично закивал. Лили и Роуз обменялись недоуменными взглядами, но, если Роуз так и осталась на своём месте, Лили вытащила откуда-то из-под рубашки палочку и выстрелила в свой чемодан невербальным заклинанием. Тот первым делом затянул свои царапины, а потом вдруг взлетел и выпустил четыре ноги с чёрными копытцами, похожие на ноги горного козла. Там, где была ручка, образовалось седло и зелёная в шотландскую клетку попона. Лили оседлала чемодан, ударила его по кожаному боку пяткой, как если бы на её кедах были шпоры, и погналась по дороге вперёд во весь опор.

— Увидимся! — крикнула она на прощание, а в ответ ей залился лаем пёс Цветаны и уже кинулся вслед, но хозяйка его тут же остановила.

— Пират! — её, и так низкий, в командном тоне звучал почти, как мужской. — Стой на място!

Пират присмирел, но умных глазок своих со скачущей вниз по холму Лили не спускал. Туда же внимательно глядели Радко и Цветана.

— Всё-таки я хочу познакомиться с вашим учителем трансфигурации! — усмехнулся Радко. — Посмотри только на это!

Цветана восторгов не разделяла. Она тяжело, исподлобья, глядела вперёд и хмурила брови.

— Нельзя, — сказала она по-английски.

— Что нельзя? — не поняла Роуз. — Знакомиться с нашим учителем трансфигурации? Она замечательная женщина!

— Это, — Цветана без стеснения тыкнула пальцем в Лили, — нельзя. Тут живут…

Цветана снова запнулась и стала шевелить пальцами, будто пыталась поймать что-то невидимое, а затем посмотрела на Радко с мольбой в глазах.

— Нормалци, — сказала она.

— Магглы, — подсказал Радко, и улыбка на его лице тут же погасла.

— Тут живут магглы? — поразилась Роуз и тут же начала оглядываться, выискивая, не глазеет ли на них кто-нибудь.

— Всего одна семья, — начал успокаивать её Радко, — и только на лето. И, конечно, они знают о магии, но всё равно такие выходки…

— Нельзя, — строго отчеканила Цветана.

— Нежелательно, — смягчил Радко. — Придётся потом им менять память, звать деда Цветаны, а он это всё очень не любит.

— Он начнёт делать скандал, — добавила она. — Поэтому не «нежелательно». Нельзя.

Роуз стало совсем неловко. С каких неприятных глупостей началось их знакомство с жителями Огнеца! Кому-то, кого они еще в глаза не видели, уже переломали шпалеры, Лили успела нагрубить Цветане и начала творить сложную магию посреди бела дня прямо на улице, где их могли увидеть магглы, а сама Роуз себя показала просто неспособной даже по горной тропинке пройтись без падений и головокружений. Они шли дальше вниз очень медленно, и Цветана крепко держала её за локоть, а сама Роуз внимательно следила за каждым движением ног. Даже когда дорога, наконец, выровнялась и они сошли со склона на ровную землю, Цветана не отпустила Роуз полностью, лишь ослабила хватку. Рука её всё ещё была рядом, готовая поймать Роуз в любой момент.

— Извини мой англйиский, — смущённо сказала Цветана. — Я могу хорошо читать и понимаю разговор. Но говорить очень плохо.

— Вовсе нет! — начала спорить Роуз. Это ей впору было смущаться, что в чужой стране с ней стараются говорить на её языке, а она сама перед поездкой не выучила ни слова на болгарском. — Ты отлично говоришь!

Губы Цветаны дрогнули в невесёлой усмешке.

— Неправда, — только и сказала она, а Роуз подумала, что даже хорошо, что Цветана могла говорить только простыми предложениями и знала мало слов. Если бы она могла говорить сложно и быстро, с той скоростью, с какой она тараторила, когда переходила на болгарский, Роуз бы вряд ли понимала хоть слово. Такой был у Цветаны акцент, что речь её можно было разобрать лишь когда она каждое слово чеканила, как азбукой Морзе.

— Я не спросила, как вас зовут.

— Я Роуз, а это Лили.

Лили уже добралась до дома с акацией, спрыгнула с чемодана, и тот, освободившись от седока, стал радостно скакать и резвиться, звеня копытами по мостовой. Лили била в него заклятиями, пытаясь усмирить, но тому всё было нипочём.

— Роза и Лилия, — на лице Цветаны загорелась улыбка, широкая и светлая, от чего всё её мрачное лицо с грубоватыми чертами вдруг засветилось. — Тоже цветы.

— Тоже? — переспросила Роуз.

— «Цветана» означает «цветок», — пояснил Радко. — Может, если бы у нас в ходу были западные языки, её бы звали Флорана или как-нибудь так. Так что, да, тоже цветы. Если бы я верил в совпадения, я бы сказал, что это оно и есть. Может, это судьба и вы подружитесь.

— Может быть, — без особенного воодушевления ответила Цветана и отпустила локоть Роуз, а чемодан поставила на землю. — Мы пришли.

Козлоногий чемоданчик Лили вовсю разошёлся, перепрыгнул через низкий забор палисадника у дома Радко и стал резво скакать по розовым кустам. Острые шипы ему были нипочем, на заклинания он почти не реагировал, а потому Лили оставалось только с выражением полной беспомощность наблюдать за тем, как летят во все стороны тёмно-розовые лепестки и ломаются тонкие стебли. Роуз от этого зрелища стало так стыдно, что захотелось закрыть лицо руками и больше никогда не открывать.

Радко ударил своей тросточкой оземь, и с неё осыпались листья и ягоды, а из-под кончика выбилась искра. Проскочив между прутьев ограды, она иглой впилась в то место, где у «козлёночка» мог бы быть хвостик, и он тут же распался на чемодан и четыре ничем не связанные ножки. Потеряв то единственное, что их соединяло, ножки заскакали в разные стороны, ещё немного потоптались по розам, но скоро замедлились, запутались в ветках и стеблях, упали и растаяли, будто их и не было.

— Вот и всё, — с лёгким сожалением заключил Радко. — Жалко, ты не создала целую козу. Попили бы козьего молока.

— А розы тебе не жалко? — спросила Лили, чуть не плача от обиды и стыда.

— Что там жалеть? — фыркнул Радко с улыбкой. — Такие розы тут в каждом дворе! А у меня теперь вот какая роза, — он поклонился Роуз, — и вот какая лилия. У кого ещё такие есть?

Он ободрительно похлопал Лили по плечу и открыл зелёную калитку.

— А ты, Цветана, с нами не пообедаешь? — спросил он, уже почти зайдя во двор.

— Нет-нет, — она быстро закивала, — я иду домой. Мне надо поговорить с дедом за кръстника.

— Ну, — Радко скептично цокнул языком и шумно выдохнул, — поговори. И передай ему, что я вечером зайду.

Цветана молча закачала головой.

— А ты сама, что вечером делаешь? Не хочешь проводить девочек на пляж?

— Может быть, — безэмоционально ответила она, и Роуз поняла, что не поведёт она их ни на какой пляж. Все мысли Цветаны были слишком далеко от моря и незнакомых англичанок. — Добър апетит!

— Спасибо за помощь, Цветана, — на прощание улыбнулась Роуз. — И передай твоему кр… кръстнику наши извинения за шпалеры.

Цветана скривилась.

— Вы сами извинитесь. Я с ним не буду разговаривать больше.

— Цвете, — с укоризной Радко посмотрел на Цветану и перешёл на болгарский, — не ми харесва, като говориш за него!

— Не ми харесва че той не ми помогна! — выкрикнула она. — Никой не ми помогна! Самотна съм! Но ако никой не иска да кръсти Сима, аз ще се покръстя в неговата вера!

Цветана не только громко ругалась, но и каждое своё слово подкрепляла взмахами руками, от чего Пират пришёл в оживление, завилял хвостом, завертел головой и стал подпрыгивать на задних лапах, пытаясь поймать зубами хозяйскую руку. Цветана это заметила и тут же спрятала руки в карманы шорт.

— Стой мирен! Прибираме се!

Резко развернувшись и не сказав ни слова на прощание, Цветана широко, насколько позволяли ей длинные ноги, зашагала прочь от дома Радко, но пошла она не по дороге, а прошла в прогал между двумя домами с другой стороны улицы и скрылась там среди деревьев. Пират снова вывалил язык и побежал за хозяйкой, и скоро Роуз и Лили снова остались с Радко одни.

— Ох, — вздохнул он, — им бы уже решить эту проблему, а то ведь она правда перекрестится!

— Радко, — Роуз терпеливо улыбнулась, как улыбался когда-то профессор Александер запутавшимся ученикам, пытаясь направить их мысль в нужное русло, — ты так говоришь, будто мы понимаем о чём речь идёт. Я, например, ни слова не поняла из того, что вы говорили.

— Там и понимать нечего! Идёмте обедать уже, на голодный желудок я плохой рассказчик, а вы — плохие слушатели!

Лили вытащила из палисадника свой чемодан, походя примяв ещё один, избежавший козлиных ног куст, и они, наконец, зашли во двор.

Дом у Радко был одноэтажный, невысокий, но длинный, изогнутый под прямым углом. Крыша у него была, как и у всех, красная, а стены покрыты бежевой штукатуркой, кое-где треснувшей и осыпавшейся, окна были широкие, с красивыми резными наличниками, но и с них уже слезла белая краска, а оставшиеся ошмётки топорщились во все стороны и обнажали старую серую древесину. Акация росла прямо посреди двора и роняла лепестки везде, где придётся, и всё вокруг было желто. И каменный порог, и крышка колодца, и подоконники, и лавочка, и старый деревянный стол, и всё, что только попадалось на глаза было щедро посыпано мелкими жёлтыми лепестками. Акация господствовала над всем, а вот самого Радко, кажется, его двор мало заботил.

В дом вели две двери, по одной на каждой стороне угла, и Радко щелкнул пальцами, и тут же распахнулись обе.

— В той части дома ваша комната, — он указал на одну из дверей, — вам же хватит одной комнаты на двоих?

Девочки синхронно ответили «Да», а Роуз при этом про себя подумала, что они с Лили могут и убить друг друга за пару месяцев в одной комнате.

— А здесь, — они посмотрели на другую дверь, — кухня, моя комната и гостиная. Но в гостиной я принимаю людей, потому что врачебного кабинета у меня нет. Поэтому я вас прошу тут особенно часто не ходить, особенно, когда здесь люди. Я терпеть не могу, когда мне мешают работать.

— Как бы я не стала главным посетителем этой гостиной, Радко, — горько усмехнулась Роуз.

— Не станешь, — уверенно сказал он, — ты быстро пойдешь на поправку и без моей помощи, вот увидишь! Так вот, идите к себе, первая же дверь налево, бросайте вещи, приводите себя в порядок и за стол!

Всё в доме Радко скрипело и дребезжало. Звенели стёкла в рассохшихся рамах, противно выли двери, а половицы отвечали на каждый шаг жалостливым криком, похожим на скуление больной собаки. Комната, предназначенная Лили и Роуз, действительно нашлась за первой же дверью налево. Роуз даже удивилась, зачем было это уточнение про «налево», потому что по правой стороне никаких дверей не было. Комната была самая простая и для неё не нашлось бы особенных слов. Узкая, но светлая благодаря огромному окну, с белёными стенами, на которых висели белые полотенца с красно-чёрными вышивками. Друг против друга были поставлены две узкие кровати, к окну был придвинут маленький письменный столик, а рядом с дверью стоял старый шкаф с треснутым зеркалом.

— Я буду спать на улице, — с порога заявила Лили, — на лавочке, под акацией, под открытым небом.

Роуз усмехнулась и бросила чемодан на кровать по левую сторону от себя.

— Брось, не так уж тут и плохо. Никто не обещал тебе роскошный дворец.

Она подошла к окну и открыла его, впуская в затхлую душную комнату свежий ветер. Если и было в этой комнате что-то прекрасное, то это вид из окна. Как на ладони были и виноградники, и вся Безымянная улица с её редкими домиками, и сады, и синяя полоска моря вдалеке.

— Если уж решила спать на улице, то ложись здесь, под окном, — заметила Роуз, — только не упади.

Буквально в паре метров от стены дома был тот самый обрыв. Лили на это ничего не ответила, а молча открыла свой чемодан и стала переодеваться. Красивейшая рубашка Скорпиуса была безжалостно смята и брошена на дно пыльного шкафа.

У Роуз было много летних вещей, которые она покупала годами, но при том никогда не надевала. То лето в Англии было неподходящим для тонких платьев, то на Роуз накатывало жуткое понимание того, что не с её телом носить такие вещи. Этих платьев, сарафанов, маек и юбок у неё набрался целый гардероб. Роуз спустилась в чемодан по винтовой лестнице и несколько минут бродила среди вешалок, не зная, что и выбрать, и в конце концов устала и схватила своё самое любимое, уже заношенное за несколько лет, голубое платье. Оно закрывало её уродливые руки, под летящей тканью не было видно её скелетоподобного тела, а длинная юбка прятала острые коленки и кривоватые ноги. И пусть в нём её синеватая кожа становилась совсем уж синей, как у мёртвой курицы, зато в нём было удобно. Роуз надела его и поняла, что скорее всего другие вещи ей и не понадобятся. Она не собиралась вылезать из этого платья до самого конца лета.

— Как думаешь, — когда Роуз вылезла из чемодана, Лили, уже переодетая в розовый костюм из тонкого топа и коротких шорт, сидела на доставшейся ей правой кровати, — сколько нам понадобится времени, чтобы сожрать друг друга?

— Я даю нам неделю.

— Ты меня недооцениваешь! — ответила Лили, и Роуз впервые за день услышала её смех.

На всю вторую половину дома, где располагалась кухня, разошёлся невероятный запах горячего мяса, и Роуз, ведомая двухдневным голодом, поспешила туда, откуда этот аромат шёл. Подай ей Радко похлёбку из травы и пыли, она бы её съела, но на столе она увидела нечто гораздо лучшее. В трёх голубых тарелках лежали горки мяса с поджаренными овощами, грибами и зеленью, ещё горячие, блестящие от сока, источающие едва заметный пар и щекочущий ноздри запах, от которого рот немедленно наполнялся слюной. В центре стола на красной домотканой салфетке стояла большая миска салата из свежих овощей. В нём алели крупные куски мясистых помидоров, сладкого перца, кольцами лежал лук, сверкали чёрные жемчужинки маслин, и сверху всё это было засыпано тёртым белым сыром. Сам сыр тоже был на столе, и не нарезка или кусочек, а добрые полголовы, прикрытые марлей, а рядом в корзинке лежал белый хлеб, такой пышный, что, казалось, был сделан не из теста, а из ваты. Всё это, залитое золотым солнечным светом, казалось Роуз картинкой из сказки. У неё не было никаких сил всё это рассматривать, ей хотелось немедленно это съесть. Правила вежливости не давали ей тут же кинуться на еду, но как только сам Радко сел за стол и взялся за вилку, Роуз сделала то же самое.

— Ну, девочки, рассказывайте, — начал Радко, накалывая мясо на вилку, — кто вы, что вы, откуда вы. Мне всё интересно!

— Мы двоюродные сестры. Живём в Лондоне, — пожала плечами Лили. Рот Роуз был слишком занят едой, чтобы что-то добавить.

— Вы ведь уже взрослые, закончили школу. И больше нигде не учитесь?

— Я не верю в обязательность высшего образования, — непринужденно ответила Лили. — Я считаю, этот концепт безнадежно устарел в наш век.

— А ты, Роуз, тоже не веришь в образование?

Роуз поперхнулась: перчинка попала не в то горло. Прикрыв рот салфеткой, она откашлялась, и ответила, чувствуя, как горит её лицо:

— Меня никуда не берут, — соврала она. — С таким диагнозом я — проблемный студент.

Радко нахмурил седые брови и покачал головой:

— Не думал, что у вас там такая дискриминация. А ещё говорят, просвещённый Запад!

— У нас буквально тридцать лет назад шла война на уничтожение магглорождённых, а рабство эльфов окончательно отменили всего три года назад, — Лили пододвинула к себе миску с салатом, — нам ещё далеко до полного исчезновения дискриминации.

— И вы нигде не работаете? — продолжал удивляться Радко.

— Роуз нельзя работать, а я дармоедка и сижу у отца на шее. Он у меня богатый. Лет через пять найду себе богатого мужа и буду тянуть деньги уже из него.

— Какая прямолинейность! — оценил Радко. — А я слышал, англичане никогда прямо не выражаются, всё загадками говорят. Врали, значит.

— Врали-врали, всё врали! — соглашалась Лили, очищая тарелку от кавармы.

— Ты лучше нам расскажи, Радко, что за драма происходит у Цветаны, — включилась в разговор Роуз. — Это же не секрет?

— Секрет! — всплеснул руками старик и чуть было не опрокинул на себя свою тарелку. — Она уже весь Огнец на уши поставила своим секретом. Цветана наша этим летом, в конце июля, выходит замуж.

— Здорово! — хлопнула в ладоши Роуз. — Что же она тогда такая расстроенная?

— Свадьба — это всегда куча хлопот. Жених её живёт в другой стране и принадлежит другой вере, а на такой брак разрешения никто не даст. Этот Сима согласен перекреститься к нам, но для этого нужны крёстный отец и крёстная мать. Мать они уже нашли, а вот с отцом проблемы. Цветана вбила себе в голову, что это должен быть её же кръстник, но он не может! У него уже есть другой крестник мужского пола, к тому же церковь вряд ли допустит, чтобы крёстные дети одного человека вступали в брак.

— Церковь? — фыркнула Лили. — У вас тут теократия что ли?

— Истинно верующих не очень много. Церковь у нас скорее что-то вроде социальной службы. У нас нет паспорта гражданина магической Болгарии, вместо этого у нас нательные кресты, который даётся при крещении, обычно в самом младенчестве. Без этого креста Сима не сможет даже зайти под венчальную арку, а сама Цветана, наоборот, с этим крестом не будет иметь в его стране никаких прав. Так и живём. Никакой веры, сплошная бюрократия.

— А что же ты им не поможешь?

— У меня уже есть крестники, больше двух нельзя. И у всех, кто здесь живёт, есть. Может, к июлю найдут кого-нибудь, из школьных друзей Цветаны, например. Крестит обычно молодежь. К сорока годам здесь все обычно обрастают целым выводком племянников, детей друзей, и всех же надо крестить. Для чужих женихов места не остаётся.

— Как-то всё по-дурацки, — заключила Лили. — Проще вообще не жениться никогда и наслаждаться жизнью в одиночестве.

— Когда находишь нужный человек, одиночество уже не хочется.

— Цветана? — Роуз обернулась, услышав за спиной уже знакомый голос. Цветана в три погибели согнулась, чтобы пройти и не удариться головой о слишком низкий для неё дверной косяк.

— Да, это я. Я пришла сказать, что, если вы хотите со мной на пляж, то идём сейчас. Вечером я имею дела.

— Я не хочу на пляж, я хочу в горы! — закапризничала Лили.

— В горы только если завтра, — твёрдо сказала Цветана. Её макушка подпирала потолок дома Радко. — Или пусть вас ведёт Радко. Может быть, он расскажет ещё что-нибудь про меня.

— Ой да брось! — воскликнул он. — Все и так об этом знают!

— Ты мог хотя бы спросить разрешения, — Цветана подошла к столу, по-хозяйски взялась за нож, отрезала себе толстый кусочек сыра и запустила его в рот.

— Извини, Цветана, — примирительно сказала Роуз, — это мы его заставили рассказать.

— Я знаю этого сплетника, — отрезала Цветана.

— Ты не знаешь слово «чемоданы», но знаешь слово «сплетник»? — снова взялась за своё Лили.

— Я смотрела «Сплетницу», — Цветана смерила Лили по-настоящему убийственным взглядом. — Мы идём на пляж или я иду до дома?

— Мы идём на пляж! — Роуз от воодушевления стукнула рукой по столу так, что пустая тарелка, в которой недавно была каварма, подпрыгнула и зазвенела. — Дай мне две минуты, я возьму купальник.

— Ты останешься дома? — Радко многозначительно посмотрел на Лили. Та с самым недовольным выражением лица, какое у неё только могло быть, показательно медленно и нехотя сползла со стула и побрела к выходу. Роуз же добралась до их комнаты в мгновение ока, «Акцио» вызвала купальник из чемодана, заново переоделась за считаные секунды, накинула на купальник тонкий, но плотный и длинный чёрный балахон, который делал её похожей на летучую мышь, напялила на голову соломенную шляпу и выскочила во двор. Лили же долго копалась и перебирала вещи, всем видом показывая, как ей не хочется идти.

Пока Лили собиралась, Цветана подвергла осмотру внешний вид Роуз и осталась им не очень довольна.

— А что-нибудь против солнца у тебя есть? Крем или… — она задумалась, — зелье?

— Нет, — немного смутившись ответила Роуз.

— А знаешь защитные чары?

— Тоже нет, — снова ответила она, уже проклиная себя за то, что не расспросила Скорпиуса подробнее о его поездке в Испанию.

— Тогда светлая тебе память, — Цветана склонила голову и в траурном жесте сняла с головы невидимую шляпу. — Твоя сестра там надевает скафандр?

— Лили! — крикнула Роуз. — Ты скоро?

Лили показалась из дома одетая в те же розовые шорты и верх от купальника. В руках у неё был ворох полотенец и зонтик.

— Я собиралась, потому что ты ничего не взяла, — она бросила половину полотенец в руки Роуз. — К тому же, нельзя купаться на полный желудок, а мы только что поели. И солнце в самом зените, мы сгорим или получим солнечный удар!

Роуз глянула на Цветану и поняла, что Лили действительно могла получить удар, но только не солнечный.

— Я уверена, с нами ничего не случится, — Роуз снова стала играть в миротворца, но эта роль ей не нравилась. — Волшебницы мы или кто?

На пляж вела прямая дорога: вперёд и вперёд, не сворачивая, пока не упрёшься в песок и воду. Они медленно шли по улице, на которой жил Радко, и Роуз вдруг решила спросить:

— А как здесь называются улицы?

Цветана показала раскрытую ладонь и стала по одному загибать пальцы.

— Палец, Показалец, Среден Пръст, Безименен Пръст и Кутре.

— Это названия пальцев на болгарском, так? — обрадовалась Роуз. — Не поверишь, но мне то же самое пришло в голову, когда я только увидела деревню! А то место, где мы встретились…

— Это Длан, — сразу дала ответ Цветана. — Ладонь.

— Мы живём на Среднем Пальце, — сморщила нос Лили. — Просто блестяще!

Дальше шли в неловком молчании. Роуз была зажата меж двух огней: озлобленная и всем заранее недовольная Лили и молчаливая задумчивая незнакомка Цветана заставляли её чувствовать себя просто жутко неудобно. Роуз хотелось что-нибудь сказать или спросить, но она стеснялась тревожить Цветану, не зная, как к ней подступиться, и боялась ещё больше разозлить Лили. Жива была ещё в памяти истерика, которую она устроила дома. Повторения её Роуз не хотела ни в коем случае.

Когда ушёл из-под ног дорожный камень и в сандалии стал засыпаться береговой песок, Роуз прибавила шагу и вырвалась вперёд. Взгляду её открылась песчаная коса, длинная, с сероватым песком, из которого торчали ракушки и высохшие водоросли. Вода была зеленоватая, сверкающая на полуденном солнце. В нескольких метрах от берега поднимались невысокие волны, отращивали серые пенные гребни, а потом бежали к земле, с каждой секундой теряя высоту, в конце концов облизывали берег и возвращались обратно в море. Шепот прибоя смешивался с резкими выкриками вездесущих чаек. Всё было, по мнению Роуз, просто прекрасно. Особенно она оценила то, что вокруг вообще не было людей. На всём длинном пляже они были только втроём.

— Я такие пустые пляжи видела только на картинках.

— Некому на пляж, — пояснила Цветана. — Сейчас рабочий день.

— А где здесь люди работают?

— Люди работают в других городах. Здесь только жить.

— А ты где-нибудь работаешь? — Роуз решила попытаться развить кое-как завязавшийся диалог, который грозил снова сорваться в тяжелое молчание.

— Я работала в… я не знаю, как это называется по-английски. Я проверяла волшебные товары в порту, чтобы не было тёмных заклятий. Но родители попросили меня быть дома лето. Перед свадьбой. Потом мы долго не будем видеться, а отпуск на всё лето я не могу получить. Я себя уволила.

— Себя уволила? — ухмыльнулась Лили. — Отличное выражение, надо запомнить.

Она расстелила покрывало и распласталась на нём, подставив тело лучам солнца. Цветана тоже разделась. Она была красивая, спортивная и подтянутая, кожа у неё уже была желтоватая от загара. Роуз посмотрела на них обеих и ей стало стыдно снимать свой балахон, но она пересилила себя. Купальник у неё был слитный, длинный, больше похожий на комбинезон, но и в нём она чувствовала себя неуверенно.

— Сядь хорошо, — сделала ей замечание Цветана, — на тебя не смотрят никто.

Роуз расправилась и вытянула ноги. Солнце было обжигающе горячим, кожа быстро накалилась, будто её опалили открытым огнём. Казалось, вот-вот всё тело покроется волдырями. Лили прикрылась зонтиком, маленьким, какого хватало на неё одну, а Цветана здесь чувствовала себя, как рыба в воде. Одной только Роуз здесь было неуютно и нестерпимо горячо.

— Хочу купаться, — заявила она и сорвалась с места и побежала к воде. Уж вода-то её укроет и от солнца, и от чужих глаз. Хотя Лили её видела раздетой не раз, а Цветана не проявляла никакого интереса, Роуз все равно казалось, что на неё глядят со всех сторон.

— Я с тобой! — вдруг вызвалась Лили, и они вместе вошли в воду. Вода была прохладной, но Роуз быстро привыкла и прошла вперёд, пару раз окунулась, придерживая очки над водой, немного побултыхалась, сплюнула соль, убрала мокрые волосы от лица и вдруг почувствовала, что устала. Так быстро, за пару минут уже изнурилась так, будто провела в воде несколько часов. Она вышла на отмель (а волочить ноги в воде и по мокрому донному песку было нелегко) и присела на торчащий из воды плоский камень спиной к берегу. Ноги её были в воде, набегающие волны гладили её по животу и груди, а лёгкий ветерок тут же высушивал и охлаждал разгоряченную кожу. Роуз немного мечтательно смотрела за горизонт, пытаясь восстановить свои ущербные знания географии и вспомнить, какие страны находятся по ту сторону Чёрного моря, а также вполглаза наблюдала за барахтавшейся неподалёку Лили. Она ныряла, надолго задерживалась под водой, кувыркалась, прыгала в надвигающуюся волну и всячески развлекалась. Ей стало явно веселее, чем было на берегу.

— Ты серьёзно будешь сидеть? — смеясь спросила она, когда ненадолго высунулась из воды.

— Мне и так хорошо, Лили, — заверила её Роуз. — Развлекайся.

— Я развлекаюсь, — закивала она и тут же хитро зыркнула на Роуз. Роуз заподозрила неладное, и не зря. В следующую же секунду в неё полетели брызги. Лили зачерпывала воду и плескала её в Роуз и подходила всё ближе, чтобы больше воды попадало прямо в цель.

— Хватит! — Роуз расхохоталась и стала защищать лицо руками. Лили была совсем близко и Роуз уже была как будто под водопадом, когда вдруг всё прекратилось. Лили замерла и в полголоса затараторила:

— Полундра! Полундра! Полундра!

— Что такое? — напряглась Роуз и открыла голову, а потом поняла, что это, наверно, могло быть стратегической ошибкой, ведь тогда бы брызги ей полетели прямо в лицо. Но Лили больше не плескалась. Она завороженно смотрела куда-то в сторону.

— Красавчик прямо по курсу.

Роуз повернулась, но Лили тут же её одёрнула.

— Не надо, он ещё подумает, что мы на него глазеем.

— Но ты на него глазеешь!

— Тише! — шикнула Лили. — Не кричи так! Ну вот, теперь он идёт сюда. Это всё из-за тебя.

Лили отвернулась, будто никогда и не смотрела в ту сторону, а Роуз наоборот повернулась. К ним медленно шёл мужчина, высокий, худой, почти коричневый от загара и черноволосый. Больше Роуз ничего не могла рассмотреть на таком расстоянии через мокрые линзы очков. Даже близкая Лили, и та расплывалась.

— Не глазей! — снова шикнула Лили.

— Да я даже не знаю, на что смотрю! Это может даже не человек, а огромная прямоходящая собака. Я же не вижу!

— Это вы обо мне? — крикнул им незнакомец. — Нет, меня, конечно, называли собакой, но про прямохождение ещё никогда не уточняли. А ведь это важно!

Лили засмущалась, почти испугалась, выпучила глаза и начала усиленно наматывать мокрую прядь на палец, как делала всегда, когда нервничала. Незнакомец подходил всё ближе, и Роуз отчетливо слышала его смех. Что-то в его голосе резануло её по уху, что-то в нём было до ужаса знакомое.

— Это был комплимент? — спросил он, подойдя совсем близко к Роуз. Она вздрогнула.

— Что?

— Про собаку. Это был комплимент или оскорбление? — продолжал он, едва сдерживая смех. — Я просто не знаю, мне говорить вам спасибо или требовать извинений.

Роуз подняла на него глаза и поняла, почему Лили назвала его красавчиком. Это был совсем молодой мужчина, не старше двадцати шести лет, с правильными чертами лица, остро очерченными скулами, идеально ровным носом и волевым подбородком. У него была лёгкая щетина, длинные, как у куклы, черные ресницы и, главное, большие голубые глаза, которые на фоне его смуглой кожи просто горели синим огнём. Но не только это поняла Роуз. Быстро она осознала, что такое знакомое было в его голосе: акцент. Он не просто говорил по-английски, он говорил с идеальным британским акцентом, таким вышколенным, какой не у всех британцев бывает.

— Это была констатация факта, — рассмеялась Лили. — Через её очки все люди выглядят собаками. Это магия.

— Эти очки надо подарить Цветане, — усмехнулся незнакомец и качнул головой в сторону берега. — Она здесь главная собачница. А можно спросить, какой породы я собака?

— Колли, — ответила Роуз и вымученно улыбнулась. Почему-то этот человек, хоть и был очень красивым, не вызывал в ней никаких положительных чувств. Было в нём что-то наглое, что-то насмешливое.

— Прямоходящая колли. Мне нравится! Спасибо за комплимент. Если бы это была какая-нибудь чихуахуа, я бы обиделся.

— А у колли есть кличка? — нагло разглядывая парня, спросила Лили. Роуз только удивлялась, куда девалось её недавнее смущение и нервы.

— Меня зовут Сава, — ответил он. — С одной «в».

— А меня Лили. С двумя «л». И что-то ты тут делаешь, Сава с одной «в»? На обычного купальщика ты не похож. Где твой зонт и лежак?

— Не все приходят к морю отдыхать, Лили с двумя «л». Море — это ещё и работа.

Он поднял правую руку, и Роуз только тогда заметила, что он держал полный рыбы садок. Рыбины, ещё живые, били хвостами, подпрыгивали и жадно хватали воздух жабрами.

— А Цветана говорила, что здесь никто не работает, — сказала Лили, явно провоцируя.

— Тогда, когда она угостит вас печёной на углях рыбой, которую она очень любит, знайте, что её поймал человек, который не работает.

Роуз чувствовала себя явно лишней в этом разговоре, к тому же ей стало обидно за Цветану, которую так бесстыдно обсуждали. Она обернулась и увидела, что Цветана бродила по берегу, прижав руку к уху. Только через несколько секунд Роуз сообразила, что Цветана говорила по телефону.

— Здесь работает мобильная связь? — удивилась она. — Магия не мешает?

— Должна бы, — хмыкнул Сава, — но эти Яневы, если захотят, все законы магии поломают. А вообще, здесь есть и магия, и вместе с тем электричество и слабый сигнал. Если подняться в горы, можно поймать Интернет. Наверно, поэтому магглы и сняли домик у гор. Они без своей техники, как мы без палочек.

— Я вообще удивлена, что здесь есть магглы! — возмутилась Лили. — Кто их сюда пустил?

— В тех местах, откуда родом жених Цветаны, — начал рассказ Сава, — есть одно хорошее слово — «блат». Знаете такое?

— Нет, первый раз слышу, — ответила Лили.

— Коротко говоря, это не совсем простые магглы. У отца семейства брат — магглорождённый волшебник, работает в нашем министерстве на неплохом посту. Вот и выбил им здесь место. У них больная дочь.

— Ну раз больная дочь, тогда, так и быть, потерпим, — снисходительно сказала Лили, а Роуз почти услышала, как скрипнули её зубы. Ей совершенно не нравился этот разговор, не нравился их новый собеседник и особенно то, как вела себя при нём Лили. Желая перевести беседу в другое русло, Роуз опустила взгляд в садок, где трепыхалась рыба. Она хотела спросить, что за рыбу Сава ловит, но тут увидела, что на плавник одной из рыбин намоталась какая-то серебристая нить. Роуз, не стесняясь и не спрашивая у Савы никакого разрешения, запустила руку в садок и подцепила эту нить пальцем. Это оказалась тончайшая серебряная цепочка.

— Ты что там нашла? Сокровище? — спросил Сава, но мешать копаться в своём улове не стал, лишь наблюдал, как Роуз переворачивала рыб, чтобы вытащить цепочку до конца. Рыба была склизкая и больно хлестала Роуз по рукам. Наконец, ещё раз дёрнув, Роуз вытянула цепь из садка и увидела, что на ней висел прямоугольный серебряный медальон.

— Чёрт, да это же крест! — выпалил Сава.

— Нательный крест? — переспросила Роуз, не веря своим глазам. Если верить Радко, то сейчас она держала в руках вещь, от которой зависела чья-то жизнь. Она повернула медальон и увидела, что на одной из его сторон был действительно выгравирован христианский крест. С другой стороны были непонятные ей кириллические буквы.

— Я даже догадываюсь, чей. Дай посмотреть, — он взял медальон в руки и пальцем провёл по буквам. — Точно, его.

— Чей? — подключилась Лили.

— Да вот же написано. Виктор Пламенов Крумов. Он живёт на Безименен Пръст. Вон там, — свободной рукой Сава показал в сторону дороги. — Надо отнести, а то если узнает, что я нашёл и не отдал, он мне голову открутит.

— Ты его боишься? — прямо спросила Роуз.

— Не боюсь. Просто у нас сложные отношения. Тем более технически нашла крест ты, так что и нести тебе.

— Что за бред!

— Я в любом случае не могу сейчас пойти, я убираю сети. Стар Роман и так меня по голове не погладит за то, что я тут с вами прохлаждаюсь и теряю время. Если хочешь, оставь, я отнесу, когда закончу. Или отдай Цветане, она знает, куда нести.

— А далеко идти? — поинтересовалась Лили.

— Нет, отсюда метров сто, не больше. Дом такой, высокий, ворота зелёные.

— Тут у всех ворота зелёные, — заметила Роуз.

— Крыша красная.

— Как у всех здесь.

— Забор белый.

— Ты издеваешься?! — раздраженно воскликнула Роуз.

Сава выдал тихий смешок. Он правда издевался и был доволен результатом. Роуз была практически вне себя.

— И за забором большая вишня растёт. Скороспелка. Сейчас она вся уже в желтых ягодах. Такой больше ни у кого нет, не пропустишь.

— Хорошо, мы сходим, — сдалась Роуз. Ей нужен был любой повод, чтобы уйти от Савы, до того он был ей уже противен.

— Мы? — немало удивилась Лили и переглянулась с Савой. — Ты боишься заблудиться?

— А, — только и смогла сказать в ответ Роуз. Внутри неё всё клокотало. Впервые в жизни она почувствовала себя действительно брошенной и практически преданной. Чтобы не наговорить этим двоим гадостей, Роуз сжала в ладони медальон и пошла к берегу. За спиной она слышала смех Савы и Лили и думала, что смеются они над ней.

Она прямо на мокрый купальник надела свой черный балахон и нахлобучила шляпу на сырые волосы. В мокрых сандалиях хрустел песок. Роуз посмотрела ещё раз в сторону Безименен Пръст, и подумала позвать с собой Цветану, но та была занята тем, что ходила по пляжу в поисках сигнала. Роуз не захотелось её отвлекать. В конце концов, если до дома этого неизвестного было действительно всего сто пятьдесят метров, то Роуз должна была быстро вернуться, и никто не заметит её отсутствия. Возможно, даже если бы она вовсе не вернулась, никто бы этого не заметил.

Улица Безименен Пръст была по-настоящему пустынной. Не было людей, домов было совсем мало, а между теми, что имелись, были огромные прогалы, занятые виноградниками с одной стороны и абрикосовыми деревьями, усыпанными созревающими плодами, с другой. Зато здесь открывался прекрасный вид на горы, какого на улице Радко не было как раз из-за домов и заборов.

Наконец, среди абрикосов, которые росли совсем уж нагло и почти заступали на дорогу, обнаружился дом, из-за забора которого свешивались длинные ветви вишнёвого дерева, всего усыпанного крупными жёлтыми ягодами. Роуз ещё раз огляделась в поисках какого-нибудь другого дома с вишней, потом внимательно посмотрела на дорогу, прикидывая, прошла ли она сто пятьдесят метров.

— Наверно, да, — согласилась она сама с собой вслух и подошла к зелёным воротам. На них не нашлось ничего, ни звонка, ни колокольчика, ни дверного молотка. Не зная, как позвать хозяев, Роуз решила постучать в окно. Стекло задребезжало под её кулачком, но никакого ответа не последовало. Тогда она решила для себя, что попробует открыть калитку, и если та окажется заперта, то она просто вернётся на пляж и действительно отдаст медальон Цветане. Отдавать его Саве она не хотела. Но калитка поддалась. Роуз легко нажала на ручку, и та звякнула, как будто запела, и открылся вид на двор. Роуз робко шагнула внутрь.

Во дворе у хозяина медальона всё было зелено до ряби в глазах. Огромная кованая арка, поднимавшаяся и над двором, и над забором, и над самим домом была полностью покрыта виноградной лозой, и сквозь это плотное сплетение тончайших кудрявых побегов, листьев и цветов на месте будущих гроздей едва-едва пробивался солнечный свет. Весь двор лежал в тени и прохладе. Дом был прямой, без изгибов, как у Радко, но такой же бежевый, а вели в него три белёные двери, у каждой из которых было высокое каменное крыльцо с тонкими ажурными перилами, тоже увитыми виноградом. Что-то её здесь очень смутило. Она сделала несколько шагов назад и вышла на улицу. С улицы виноградная арка была совсем не видна, а ведь она была действительно огромной. Её нельзя было спрятать просто за забором. Арка без всяких сомнений была волшебной.

Снова зайдя во двор Роуз прошла чуть вперёд, надеясь увидеть хозяина, но вдруг наткнулась на невидимую стену. И снова магия. Роуз вытянула руку вперёд и коснулась преграды. По воздуху пошла рябь, как по воде, в которую бросили камень. Роуз знала такую магию, защитную, но обычно такие стены ещё и обжигали или били током непрошенных гостей. Эта не делала на первый взгляд ничего. Она не калечила, но и не давала пройти дальше. Роуз остановилась.

— Кой е там? — вдруг из одной из дверей, дальней от ворот и того окна, в которое стучала Роуз, вышел человек немного пугающей наружности. Ростом он был может чуть выше Роуз, но был раза в два шире неё в плечах, очень крепкий и коренастый. Волосы у него были длинные, чёрные, до плеч, такая же чёрная густая борода, под широкими чёрными бровями чёрные глаза, и одет он был во всё чёрное, и глядел он на Роуз хмуро, исподлобья, с подозрением. Роуз нервно сглотнула и опустила глаза. Она не знала, как по-болгарски сказать про медальон, что греха таить, она не вспомнила тогда даже как сказать: «Здравствуйте». Тогда она просто вытянула руку с медальоном вперёд. И, конечно, она не могла не заметить, как хозяин дома в этот момент сгруппировался и приложил руку к карману, где по всей видимости лежала волшебная палочка. Он ждал от неё, Роуз, угрозы. Смешно.

Но, увидев крест, он выпрямился, быстро сбежал с крыльца вниз и схватил цепочку. Быстро осмотрев медальон, он поднял глаза на Роуз и сказал:

— Благодаря. Къде го намерихте?

— Что? — по-английски спросила Роуз, и его лицо мгновенно изменилось. В чёрных глазах блеснуло понимание.

— Ага, — сказал он, — вы та девочка из Англии, которая будет жить у Радко.

— Да, я та девочка, — с облегчением улыбнулась Роуз. Какая удача, что здесь все говорили по-английски!

— Спасибо, что принесли крест. Где вы его нашли?

— Вообще-то не я его нашла, — начала объяснять она. — Или технически я, но… В море. Я нашла его в море.

— Я так и думал, — он закачал головой. — Говорили мне умные люди не брать его на берег. Если бы я их когда-нибудь слушал! Ещё раз большое спасибо, — он ей поклонился и казавшееся хмурым лицо осветилось лёгкой улыбкой, — мисс…

— Я Роуз, просто Роуз, никаких «мисс», — сразу отрезала она, но не потому что пыталась быть дружелюбной, а просто потому что совершенно забыла свою выдуманную фамилию.

— Хорошо, тогда я просто Виктор и никаких «мистеров» и «господинов», — ответил он и надел медальон на шею.

— Хорошо, Виктор, — согласилась Роуз. — А, точно, это было написано на медальоне. Получается, тебя так зовут.

— Да, так уж вышло, что меня так зовут, — вздохнул он будто от сожаления.

Роуз издала нервный смешок.

— Буду знать. Не теряй больше этот крест, Радко сказал, что это чертовски важная штука.

— Радко прав. А ты не теряй свои чемоданы.

— Ты видел, как они упали? — ещё больше смутилась Роуз.

— Имел честь пронаблюдать.

— Цветана сказала, что они сломали её крёстному отцу шпалеры. Я не знаю, что такое шпалеры. Надеюсь, не часть тела, потому что вред имуществу — это одно, а вот вред здоровью, даже непредумышленный — это совсем другая статья.

— Шпалеры — это вот эти решётки, на которых растёт виноград, — объяснил Виктор.

— Значит, мне нужно найти его и извиниться. Может, предложить помощь.

— Как думаешь, он примет помощь от человека, который узнал значение слова «шпалеры» только после того, как эти самые шпалеры сломал?

— Да, это глупо, — расхохоталась Роуз. — Со мной сегодня происходит удивительно много глупостей.

— Здесь это в порядке вещей, — успокоил её Виктор. — А насчёт крёстного Цветаны не переживай. Я уверен, ему будет достаточно твоих извинений, и он с радостью их примет.

— Я надеюсь. Большое спасибо.

— За что?

— За утешение. Пойду его искать. Только сначала надо вернуться на пляж, расспросить о нём Цветану.

— Отличная идея, — покачал головой Виктор. — Тогда желаю удачи!

— Да, спасибо. До свидания! — она вернулась к калитке и, уже почти выйдя на улицу, обернулась и спросила. — Как сказать по-болгарски «До свидания»?

— «Довиждане», — ответил он.

— Довиз.. Довиждане, — сказала она и закрыла за собой калитку с другой стороны.

Она поспешила обратно на пляж, быстро вышагивая по каменистой дороге, но через несколько секунд уже так же быстро семенила назад. Что-то важное попалось ей на глаза, что-то она зацепила краем глаза, но не успела осознать. Вернувшись, она повернулась к дому Виктора спиной и посмотрела на виноградник, который рос напротив его ворот. На деревянных решётках — шпалерах — висела оборванная в нескольких местах лоза, сорванные листья и соцветия были втоптаны в землю. Хохоча в голос, как злобная ведьма, Роуз не пошла — побежала обратно на пляж.

Когда она, уже почти разваливаясь на ходу, еле дыша, доковыляла до берега, то увидела Лили всё ещё с Савой. Они уже сидели на песке и мило о чём-то беседовали, смеясь и откровенно флиртуя. Роуз, конечно, не знала, что это был за человек, Сава, но знала точно одно — он не был парнем Лили. Парня Лили звали Скорпиус.

Роуз нарушила их идиллию, рухнув рядом с ними на песок.

— Лили, ты не поверишь, — задыхаясь, начала она. — Я, кажется, поняла кто этот человек, который потерял крест.

— Кто?

— Это кръстник Цветаны! Представляешь? Тот, которому мы шпалеры переломали чемоданами! Я же ему об этом только что рассказывала, даже не представляя, что это он и есть! Какая я дура, господи! Думаю, теперь идти к нему с извинениями будет глупо вдвойне.

— «Глупость» — это слово дня, — отметил Сава.

— Нет, — возразила Лили, — слово дня — это «шпалеры».

— Слышать больше это слово не хочу! — прохрипела Роуз. — И «кръстник». Он мне не кръстник, он кръстник Цветаны. Я буду звать его по имени, Виктор. И фамилия… я забыла его фамилию.

— Крумов, — напомнил Сава.

— Крумов? — уточнила Роуз. — Надо запомнить.