Принцесса воздушного замка (гет)

Я молчала всю дорогу до аэропорта. Пыталась собрать в кучу свои мысли, смотря на пролетающие за окном знакомые кварталы: и на кофейню неподалёку, где впервые встретились мы с Финном, и на отвратно уложенную тротуарную плитку, где Октавия однажды сломала каблук, а мне пришлось её подвозить, и на ту же статую у главного корпуса медицинской академии, которую Беллами однажды нашёл крайне забавной. Будто вся жизнь пролетала перед глазами, чтобы я могла проследить совпадения, благодаря которым я там, где и нахожусь, и по-новому взглянуть на каждый из моментов. Понять, какие из ставок оказались верны, а какие — канули в небытие.

Я по-прежнему не верила ни в Бога, ни в высшие силы, ни в карму. Но сейчас уже была уверена, что нечто всё равно предопределяет многие события в жизни — уже предопределило, что мы родимся, познакомимся, повзаимодействуем и, скорее всего, разойдёмся вновь по новым бесконечным цепочкам. Конкретно эта началась с латте с сиропом тогда в кофейне. Я не могла подозревать об этом, но нечто предоставило мне выбор, и я его сделала: выпила латте, завела беседу, размечталась, что влюбилась… И с оглядкой на прошлое я бы сделала всё точно так же, если бы вдруг был шанс пережить всё заново. Какой же тогда смысл рождаться и жить, если так и не решиться окончательно нырнуть в этот омут? Если отказаться от боли — и взамен потерять счастье иметь друга и сильное плечо рядом?

Беллами как-то умудрялся лихачить по городу так, как Октавии и не снилось, и при этом орать по телефону. В плотном вечернем городском трафике он ловко перестраивался из ряда в ряд, пролетал светофоры в последние секунды «зелёного», нажав газ в пол, умудрялся пролезть между двумя автомобилями, а мне было вдруг только удивительно, как в его голове формулируются такие занимательные словесные конструкции.

— Мать твою, Мёрфи, мне плевать, как ты это сделаешь! Когда у меня срочные дела, ты бросаешь все свои аналогичные важные проблемы и отправляешься решать мои!

Собеседник, кажется, что-то недовольно пробурчал, и мне стало его почти жаль. Да уж, я лучше многих знала, что такое не угодить Беллами Блейку.

— Да на фаллическом предмете, который ты увидишь вместо моих инвестиций, я вертел все твои отмазки, ты сейчас же напрягаешься или в следующий раз, клянусь, в ответ на просьбу получишь такую же херню! Не заставляй меня напоминать тебе, что именно мои пять миллионов спасли твою задницу два года назад!

Босс из Беллами, видимо, был отменный. Похоже, именно благодаря его железной руке бизнес Блейков удержался на плаву и преумножался — как ещё можно объяснить ничем не ограниченную в тратах Октавию и её новенький спортивный автомобиль модели этого года. От подруги я знала, что после смерти родителей всё досталось им пополам, а Беллами как раз закончил школу и не был ничем обременён. Вместо университета он выбрал семейный бизнес — и гораздо больше не ел и не спал, будто на хронической сессии, и спустя пять лет добился очень неплохих результатов. Наверное, из-за этого он выглядел на двадцать три, а по характеру казался на все тридцать. Боль от потери близких смог утолить работой, а потом сросся с ней настолько, что деловая хватка порой переносилась и в личное общение.

— Я жду твоего звонка через три часа, опаздывать не советую! Лучше бы тебе чего-то найти, а то сочту тебя совсем бесполезным засранцем, — и положил трубку, кинул телефон себе на колени, а потом резко затормозил и нажал на сигнал на руле — нас только что подрезала впереди едущая «Тойота»: — Вот мудак.

Для меня оставалось загадкой, почему вдруг Блейк решил мне помочь и так радикально: судя по количеству звонков он не столько решал мою проблему, сколько пытался внезапно передать управление другим людям, отдавая необходимые распоряжения на ближайшее время. Судя по всему, поездка планируется на пару дней — и зачем ему так надолго отрываться от дел, если я уже давно дала понять, что не заинтересована в нашем дальнейшем общении? Как бизнесмен, Беллами должен был понимать полное отсутствие своей выгоды в этом деле, и всё равно мы гнали девяносто миль в час, чтобы успеть на рейс до побережья. И как Блейк собирался искать отца? И что же с отцом? Вопросы взрывали мне мозг, поэтому я просто слушала, как Беллами песочит кого-то по телефону, приказывая узнать все подробности об эвакуации с нефтяной платформы, и требует сообщать ему всё в режиме реального времени. Может, всё дело в боли от утраты родителей? Блейк понимает мою смесь тоски, боли и надежды, висящую на шее неподъёмным грузом, и потому делает всё возможное, чтобы его история не повторилась? Полагаю, что такое вполне возможно, но всё равно такая забота о моих чувствах кажется странной. Особенно когда Финн наплевал на них и указал истинное место, их значимость даже в моих глазах кажется преувеличенной.

В самолёте Блейк усадил меня в просторное сиденье бизнес-класса и сунул в руки плед, а потом попросил у стюардессы бокал лучшего на борту виски. Девушка вручила его Блейку как только мы набрали высоту, и он переставил напиток на мой столик:

— Пей.

— Не хочу, — запротестовала я. — Ты же знаешь, как бывает, когда выпью.

Я была слишком утомлена, чтобы испытывать стыд, но картина нашего знакомства всплыла сама собой. «У меня ещё не бывало, чтоб девушки рыдали от восторга при знакомстве» — вдруг вспомнила я хитрый прищур его зелёных глаз, которые, как и глаза Октавии, не знали осуждения.

— Тогда всё совсем по-другому было, а сейчас дело серьёзное.

Мне снова захотелось разозлиться на него, но я вдруг поняла, что не за что. Беллами сказал правду: каким же пустяком сейчас казалось дурацкое расставание со своими фантазиями в сравнении с реальной опасностью для моего отца. Пусть он не приукрашал действительность, но принимал её и мог действовать по обстоятельствам. Не то, что я.

— Лучше мне всё равно не станет, — я избегала смотреть ему в глаза, боясь того, что там увижу. — Алкоголь не сотрёт воспоминания из детства, и от сожалений тоже не спасёт.

Беллами понимающе кивнул:

— Скажи, если тебе что-нибудь понадобится, принцесса, — и отвернулся к иллюминатору, смотря на панорамы светящихся городов, проносящихся под нами.

Что с ним случилось? Где издевательства? Где подколки? Почему это «принцесса» звучит так нежно? Я была готова принять любую помощь, даже ту, которой сопутствовал бы весь пыточный набор Беллами Блейка, а он снова не оправдал моих ожиданий. Не лез с утешениями, будто знал, что именно это мне и нужно — побыть наедине с собой, пока мрачные мысли роятся в голове.

Согревающее чувство, которое я прятала так долго внутри себя, вновь понесло счастье по моей кровеносной системе. Пришлось сжать челюсти, чтобы не сказать какую-то дрянь, о которой потом могу крупно пожалеть, вроде «мне нужен ты». Потому что так и было. Беллами даже сидя рядом внушал мощную ауру спокойствия: сейчас он наберёт номер, наорёт на пару человек, ещё паре пообещает перспективное сотрудничество с его многопрофильными вложениями — и моя проблема решится. Так хотелось не переставать чувствовать это: с самого детства я привыкала быть самостоятельной, решать свои проблемы своими силами, стараясь заглушить боль от вынужденного взросления и сопутствующего ему одиночества. И только сейчас эта боль прекратилась — когда я оказалась под чьей-то опекой. Я понимала, почему так безумно влюбилась в Блейка — неожиданно он оказался олицетворением силы, превосходящей мою собственную в разы. Беллами никогда не обещал помощь, но оказывал её, не обещал быть всегда рядом, но был, пока я не решила оборвать наши отношения, никогда не скрывал своей заинтересованности, но не давил, не подталкивал умышленно к чему-то, о чём я бы пожалела — проще говоря, всегда был честен, не давая моему воображению придумать опасных иллюзий.

Финн почти нечестно расположил меня к себе, воспользовавшись своим обаянием, своей красотой, своей таинственностью, своими идеями и высокопарными разговорами об идеалах заставил меня поверить в их истинность — прежде всего для него самого. Сам был каким-то воздушным замком, принцессой которого мне вдруг захотелось стать: переменчивым, неосязаемым, свободным, слетающим при любом дуновении ветерка — наверное, в детстве именно такого принца я себе хотела, раз так легко купилась на всё это. Но во взрослой жизни нет места облакам и пустым обещаниям — они никак не помогают, когда твой замок приходят осаждать злобные орды, которые может сдержать только каменная крепостная стена. Жёсткая, крепко стоящая на земле и прекрасно знающая законы этого мира. Такая, как Беллами.

— А почему «принцесса»? — внезапно спросила я, заставляя Блейка резко развернуться в мою сторону. — Давно было интересно.

Он ухмыльнулся:

— Просто щёки у тебя действительно королевские, — вроде должно быть обидно, но я вдруг не могу оторвать взгляд от его лица.

— Ты просто невыносим, — улыбнулась в ответ я.

— И вправду тяжеловат для тебя. В одиночку не справишься.

Этот засранец всегда выигрывает.

Преодолев полторы тысячи миль по воздуху, мы приземлились в три тридцать утра, а потом моя полусонная тушка была загружена в там же арендованный автомобиль и отвезена в отель. Беллами пока что не сообщили ничего нового, о чём он немедленно уведомил и меня, чтоб я смогла недолго отдохнуть после напряжённого дня. Спустя ещё два часа я проснулась на большой двуспальной кровати, укрытая половиной гигантского покрывала, а Беллами снова висел на телефоне за стеклянной дверью на балкон.

Голова закружилась, когда я мгновенно подскочила — вдруг уже сообщили какие-то новости, а я проспала важный момент? Конечно, Беллами бы мне сообщил — по крайней мере мне так казалось, но снова спать окончательно перехотелось. Особенно когда Блейк весь вечер из-за меня проверяет батарею своего телефона на прочность.

Я вышла на балкон почти в тот же момент, как Беллами сбросил звонок. Наш номер оказался на одном из самых высоких этажей здания, и внизу в обе стороны простиралась панорама длинной полоски набережной и пляжа. Солнце только поднялось из-за горизонта и бликами играло на волнах в беспокойном море, с шипением врезавшимся в песок. У меня сжалось сердце и заболели глаза, когда я попыталась всмотреться вдаль — туда, где, возможно, сейчас мой отец.

— Есть новости? — спросила, встав рядом у стеклянных перил.

Беллами не ответил, только посмотрел сочувственно, а его кудрявые прядки поблёскивали в лучах рассветного солнца. Наверное, я бы до чесотки нестерпимо захотела его поцеловать, если бы его взгляд не говорил мне, что всё ещё ничего неизвестно. Было ужасно застрять в таком подвешенном состоянии, тем более кому-то привыкшему к контролю. Даже Беллами со всем многообразием связей вдруг оказался бессилен — мог только молча смотреть мне в глаза, не в силах расстраивать новым витком неизвестности.

— Мои люди проверяют все варианты, пока нужно немного подождать.

Я спрятала лицо в ладонях, облокотившись на перила, и старалась не заплакать. Последние сутки были похожи на американские горки: от радости и прилива надежды взлетала вверх, а потом разочарованно летела вниз, проваливаясь куда-то в пустоту. Мне на плечи опустились ладони Беллами, и в этом простом жесте я вдруг увидела такую поддержку, что мгновенно нашла силы сделать глубокий вдох и выпрямиться. Я должна быть сильной.

— Есть хочешь? — просто спросил он, когда ладони соскользнули от моего резкого движения.

Я вдруг поняла, что не ела со вчерашнего обеда, то есть довольно долго. Желудок и вправду был не против получить чего-нибудь внутрь, потому простой кивок от меня — и мы уже выходили из номера. На всякий случай на плече болталась сумочка с документами и самым необходимым.

В кафешке через три здания от нашего отеля было ещё не шумно. На часах застыла половина седьмого, и даже в круглосуточном кафе мы оказались единственными клиентами. Беллами заказал себе традиционный английский завтрак — яичницу с беконом, а я остановилась на французском варианте в виде круассана с шоколадом и фруктового салата.

Первым принесли мой имбирный чай. За витриной кафе плескалось море, набережная постепенно наполнялась людьми, а напротив сидел парень, в которого я влюблена уже месяц — почти как глупая сцена из любовного романа. Но мне нравились всякие глупости, а потому волнение немного отступило, пока я наслаждалась терпко-сладким вкусом имбиря.

— Спасибо тебе, — я подняла глаза на Беллами. — Ты бросил свои дела из-за меня.

Он застыл, кажется, озадаченный.

— Не в моих привычках бросать близких в беде, — ответил он почти удивлённо. Будто не ожидал, что его станут благодарить за столь очевидные вещи.

Меня будто ударило током: неужели я всё-таки что-то для него значила? Или была просто близкая подруга Октавии, которой стоит помочь? Просто знакомая, помощь которой улучшит его карму? Или его «хочу тебя» всё-таки было правдой не только в одном-единственном смысле? Блейк снова дал мне какую-то безумную надежду, ничего не пообещав. И как у него так получается?

Вдруг принесли наш заказ, и я хоть как-то смогла привести свои мысли в порядок.

— Любой на моём месте счёл бы необходимым помочь тебе. Особенно если знакомства позволяют, — вновь заговорил Беллами, когда официантка удалилась.

Я горько рассмеялась, вспомнив вчерашний разговор с Финном. Блейк удивлённо смотрел на меня, не понимая, как же ошибается, а мне вдруг до ужаса захотелось поделиться своим унижением.

— Как только мне позвонили, я тут же поехала к Финну. Рассудила, как ты, и решила просить его об услуге хотя бы в память обо всём, что между нами было. А он вполне доходчиво объяснил, что я даже как девушка ему никогда особо не нравилась, — тут из меня вырвался горький неуместный смешок, — а потому ради меня прерывать радиомолчание с семьёй он не намерен.

Внезапно полегчало.

— Я так и думал, когда узнал, что между вами ничего не было, — его лицо вдруг посерьёзнело. — Не просто так же говорил тебе, принцесса, что зря на него время тратишь. Надеялся, что ты, наконец, всё поняла, когда решила перестать его добиваться…

В последней фразе явственно чувствовалась горечь. Я тяжело сглотнула.

— Так и было. Но тут-то речь была не о наших личных отношениях… По крайне мере, я так думала. — Меня вдруг осенило: — А ты в тот вечер ведь не поговорить пришёл?

Его почти незаметная полуулыбка сама ответила на прозвучавший вопрос. Он знал. Он ехал помогать.

— Кларк, — моё имя вдруг так необычно прозвучало в его исполнении, — скажи, чем я обидел тебя? Почему ты вдруг решила перестать со мной общаться?

Я с самого начала боялась этого вопроса и по-прежнему не знала, что на него ответить. «Сама дура, потому что влюбилась в тебя»? «Обидел, потому что слишком сильно мне понравился»? Один вариант тупее другого.

— Я... просто хотела сосредоточиться на учёбе, — остановилась на самом нейтральном варианте я — и даже не соврала.

Он мне точно не поверил, но допрос продолжать не стал. Его телефон завибрировал на столе, когда я умяла весь салат и половину круассана. Он мгновенно провёл по экрану, принимая вызов:

— Да, Мёрфи, докладывай.

Блейк внимательно слушал собеседника, а потом его лицо побелело.

Моё побелело следом, потому что такая реакция могла означать только самое плохое. Я не слышала ни слова из того, что слышал Беллами, но уже летела в пустоту, вниз, в чёрную дыру, а эмоциональное напряжение последних суток вдруг разорвало мне душу пополам. Я с трудом заставила себя проглотить кусок круассана, оставшийся во рту, и бессильно уронила руки на стол.

Неужели…

Не может быть.

Вдох-выдох.

Я сделала большой глоток горячего чая, чтобы заглушить оглушительный пульс в ушах. Как же ужасно ждать вердикт — лучше бы сразу узнать всё, чтобы искать силы пережить или радоваться. Пожалуйста, Беллами, скажи, что он жив!

Но Вселенная не любила выполнять мои желания. Поэтому Блейк прокашлялся, а моё сердце пропустило пару ударов.

— Звонил Джон… Сказал, что недавно в морг доставили тело неизвестного с нефтяной платформы. Спасатели нашли его в завалах на вышке. Это единственные заслуживающие внимания новости со вчерашнего дня.

Нет.

Это не может быть папа!

— К… к… какие предположения? — не в силах произнести чётко промямлила я.

— Мне нечем тебя обнадёжить, Кларк. Имя ещё не установлено.

Меня зашатало. Блейк подхватил меня как раз вовремя, когда я встала, чтобы направиться к выходу из кафе. Нет, это не может быть отец, точно не он. Просто не может быть!

— Поехали на опознание, — мой голос зазвучал увереннее.

— Ты уверена? — его глаза расширились в изумлении.

— Абсолютно, — я бессовестно врала. Но хотела точно знать вердикт, чтобы либо согнуться в беззвучной истерике, либо продолжать медленно идти на дно под грузом надежды.

Беллами обнимал меня за плечи, пока вёл к машине. Не знаю, как переставляла ноги, дышала, моргала — всё свелось к автоматике, пока мозг пытался совместить услышанное с реальностью. Крепкие руки держали меня — и как вообще было держаться прямо без них — а потом, как куклу, усадили в салон. По дороге Блейк не предпринимал попыток со мной заговорить, музыку выключил сразу же, я только бестолково смотрела на дорогу под подсказки навигатора, пока мы не остановились рядом с непритязательным зданием, похожим на больницу.

В морге пахло смертью. Смесь запахов формалина и гнили всегда пускала череду мурашек вдоль позвоночника, затапливая каким-то первобытным ужасом. Изнанка человеческой жизни, самая неприятная её сторона, встречающая всех готовых и неготовых неприкрытой и неприкрашенной. Ещё вчера некто жил, дышал, любил — и был любим, а сегодня — на секционном столе под взором лампы и патологоанатома. Тела на каталках у стен воспринимались как манекены, куклы, будто простынёй были прикрыты не настоящие люди, а только декорация.

Благодаря Беллами нас пропустили без вопросов. Он подхватил меня под локоть, чтобы уберечь от падения и шёл рядом по серому кафелю коридора. За дверью была секционная — достаточно светлая комната приличного размера. В центре — огромная лампа, будто уродливое насекомое с несколькими десятками глаз, по сторонам — два металлических секционных стола. На одном из них — покрытое простынёй тело, до которого, похоже, ещё не добрался судмедэксперт.

Никогда в жизни мне не было настолько страшно. Только рука, держащая за предплечье, не дала потерять равновесие, когда мы подошли ближе. Санитар пояснил, что именно это — неизвестный, привезённый с нефтяной платформы, уже четвёртый, добавил он. Когда я попыталась поднять руку, то поняла, что она дрожит и почти не слушается. Вдох-выдох. Это не папа. Не он.

Только эта мысль помогла стянуть простыню.

Я всматривалась в черты лица — и не видела знакомых. Мужчина явно средних лет, сильно обгорел, хотя вряд ли именно ожоги стали причиной смерти. Горбинка на носу, тонкие длинные губы — нет, это всё не то. Я бы узнала отца, даже если не видела его вдвое больше лет — возраст никогда не меняет людей настолько кардинально.

— Не он, — вырвался тихий выдох облегчения.

Не он — я была способна сказать только это. И повторять. Не он…

Мне было страшно даже представлять свою реакцию при виде человека, подарившего мне жизнь. Беллами стоял сзади, напрягшись, и вряд ли мне почудился такой же облегчённый вздох. Я обернулась и уткнулась ему в грудь, обхватив руками за талию — и просто умерла бы, не сделав этого. По всему телу пронеслась волна, расслабляющая все мышцы, и я просто повисла на Блейке, часто дыша. Он то ли обнимал меня в ответ, то ли просто поддерживал от падения, а я чувствовала только запах формалина и дрожащие коленки.

Мозг очухался уже в машине — оказалась я там, вероятно, стараниями Беллами. Он обеспокоенно смотрел на меня с водительского сиденья, готовый в любой момент сорваться с места. Сколько я так просидела? Моя рука была сжата в ладони Беллами, он держал её крепко и уверенно, будто я в любой момент могла сбежать, а он — не хотел этого больше всего на свете.

— Прости меня, Кларк, пожалуйста, прости, — он поднял мою руку повыше и вдруг поцеловал тыльную сторону ладони, которую сжимал. — Из-за меня тебе пришлось пройти через это. Если бы только мы подождали результатов…

Почему он винил себя? Решение поехать было исключительно моим, я сама шагала по коридору с чёткой уверенностью, что выдержу. И ведь почти смогла.

— Ты не виноват, — пришлось смотреть ему прямо в глаза, чтобы доказать, что я не лгу.

Он с недоверием слушал меня, но во взгляде всё ещё плескалась безграничная вина. Кажется, для него этот опыт был таким же же болезненным, как и для меня. Это открытие в который раз за сутки готово меня потрясти, но удивляться я уже разучилась — просто превышен лимит. Чувствительность к шоку понизилась настолько, что я была не уверена, смогу ли почувствовать что-то ещё. Единственное, что я знала точно: без Беллами я ни за что не справилась бы.

Блейк ухаживал за мной в следующие два часа: принёс еды, от которой я отказалась, а при виде стакана воды бессильно покачала головой, наблюдал за мной, пока пялилась в натяжной потолок в номере, поглядывал на смартфон в ожидании новостей. Наверное, этому Мёрфи здорово досталось, судя по извинениям Беллами в машине. И на дальнейшее сотрудничество он, наверное, может не рассчитывать.

Тишину номера разорвал звонок телефона, заставив меня вздрогнуть, и на этот раз Блейк не торопился принимать вызов, с опаской поглядывая на дисплей. Мои американские горки уже закончились: страх в морге настолько закоротил эмоции, что я просто смотрела перед собой, слушая реплики Беллами. И резко подскочила, услышав:

— Это точная информация, что Джейк Гриффин в больнице?

Видимо, Блейк уже тоже достаточно истощён, чтобы кому-то угрожать или что-то требовать. Он просто терпеливо выслушал ответ, отнял смартфон от уха и улыбнулся мне:

— Кларк, твой отец в порядке.

На мгновение глаза закрылись сами собой, а потом сама не своя от безграничной радости я нашла себя в объятиях Беллами, потребовав немедленно везти меня к папе. Идя по больничному коридору, я не чувствовала прежней безысходности — только лёгкость, будто только что родилась заново. Я знала свои ошибки — и знала, как их исправить, потому не боялась входить в палату. Перед тем, как войти, я обернулась и встретилась взглядами с Беллами: он с теплотой и гордостью смотрел мне вслед, отпуская внутрь, будто только что спас мир.

Отец почти не изменился — только морщинки вокруг глаз и на лбу стали выразительнее, а отросшая щетина делала старше. Как сообщили Беллами, его нашли в спасательной шлюпке в море ещё вчера днём с тремя коллегами, и всё это время они находились без сознания. Первый проснувшийся мгновенно назвал всех по именам, а потом информация разнеслась, будто лесной пожар. И вот почти не пострадавший — картину портила только повязка на голове — папа улыбался мне после четырёх лет разлуки.

— Привет.

— Привет, Кларк. Рад, что ты приехала, — я улыбнулась в ответ, не чувствуя ни грамма обиды — только счастье.

— А я рада, что ты жив.

— Извини, что заставил переживать, — в его голосе слышалось справедливое чувство вины, но я только улыбалась в ответ.

— Мама беспокоится обо мне и, наверное, прилетит сюда к вечеру.

— Словно тысячу лет вас обеих не видел, — после проишествия, казалось, отец был вдвойне рад видеть даже бывшую жену — будто старую подругу. Он внимательно оглядел меня, всматриваясь: — Ты так сильно повзрослела и изменилась, Кларк.

— Ну конечно, — усмехнулась я, — ты не видел меня с пятнадцати лет.

— Надеюсь, можно исправить это досадное упущение?

Я обняла его и этим сказала тысячу раз «да».