Черные крылья синего неба (джен)

Аркх Торонто

Веспа

Сначала все было настолько любопытно и ново, что меня даже отпустило мое дурное расположение духа. Иное место, совершенно незнакомое. Иные существа, о которых раньше я только слышала. Вот бы обзавидовался Тротто, если бы узнал, где я!

Я думала об этом, когда рассматривала тьерто, сопровождавшего нас к императору. Но вот посещение владыки произвело неизгладимо отвратное впечатление. Хорошо, что он быстро вырубил меня. Правда, не настолько быстро, чтобы в моих ночных кошмарах не появился отныне новый обитатель.

Братец его тоже тот еще жук. Весь такой вежливый и снисходительный, но при этом готов с легкостью прикончить нас. И за что? Только потому, что мы узрели адскую тушу, называемую императором, а на страшную угрозу всему миру, по-видимому, ему наплевать.

Когда высокородный змеелюд удалился с обещанием подумать, мы с Рийком попытались привести в чувство госпожу миин’ах. Вести еще один подобный разговор без ее участия совершенно не хотелось.

Она не реагировала ни на что. Рийк даже вылил на нее остатки воды из кувшина. Тщетно! Надо надеяться, она не вспомнит об этом, когда очнется. Когда мы отчаялись и плюнули на эту затею, появились трое женщин с подносами. Они принесли нереальных размеров ужин. При виде обилия вкусной еды я не удержалась от комментария:

— Видимо, нас все же будут казнить, Рийк. Только смертников положено кормить как на убой.

Одна из женщин вдруг хихикнула и спросила:

— Откуда вы знаете? Вас уже не раз откармливали и казнили?

Мы с Рийком одинаково оторопело уставились на нее. Слышать произнесенную шутливым тоном фразу из уст совершенно незнакомой высшей было странно.

Здешние женщины вообще отличались от мужчин, и сильно. Маленькие, хрупкие, никакой подозрительной опухоли на тонких шейках. По манерам — обычные девчонки с соседней улицы. Они рассматривали нас с таким милым любопытством, что я предложила им разделить с нами трапезу.

Спустя минут десять мы уже вовсю болтали, как давние знакомые, только Рийк косился на них подозрительно и больше помалкивал. Девочки (у меня язык не поворачивался обозвать их как-то иначе) с легкостью рассказывали о себе. Лишь на некоторые темы они категорически отказывались говорить: поднимали вертикально ладонь, качали головой и с улыбкой отрезали: «Это нас не касается — это мужская тема».

Они оказались очень молодыми — по их меркам, конечно: все трое родились уже на Земле. Здесь, во дворце — а это действительно оказался дворец — они проходили обучение, как стать настоящими подругами и женами своим будущим мужчинам. Вообще, как я поняла, это было единственное место, где тьерто существовали бок о бок, поэтому молодежь обязательно проводила здесь какое-то время.

Еще я узнала, что у женщин есть строгая иерархия. Силами, подвластными мужчинам, они не обладали, поэтому те не относились к ним всерьез: заботились, оберегали, но все важные решения принимали без их участия. Но при этом женщина могла стать равной мужчине или даже выше. Для этого ей было нужно одно — родить сына. К матери мальчика отношение было не просто уважительным — благоговейным. Поэтому мечта о сыне была самой заветной для девочек всех возрастов и сословий.

Под конец беседы даже Рийк решился задать вопрос: про опухоли на шее мужчин. И мне это было любопытно, но я постеснялась спрашивать о таком. Женщины переглянулись, решая, стоит ли посвящать нас в это. Одна из них отозвалась:

— В этом нет особого секрета. Это туннель дарки.

— А что такое дарки? — поспешила я продолжить тему.

— Дарки — симбионт. Он помогает им пребывать в покое и приносит удовольствие. За это мы заботимся о них.

— А императору, видимо, требуется ну очень много покоя, — как обычно я сначала сказала, а потом поняла, что язык занес меня куда-то не туда.

Видимо, своей репликой я перешла какую-то черту. Девочки тут же заледенели и, сославшись на важные дела, спешно ретировались. Рийк ехидно бросил, что я мастер налаживать международные связи, но я гордо проигнорировала его сарказм. Меня радовало, что он наконец оттаял, не прятал больше взгляда: напротив, на каждого встреченного нами смотрел прямо и с вызовом, словно оценивая реакцию на свою внешность и происхождение.

До прихода брата императора мне удалось поспать. Причем уснула так крепко, после обильной еды да на теплой постели, что Рийк с трудом сумел меня растолкать. Вообще, я заметила, что в последнее время стала часто падать в обмороки и засыпать в непонятных местах. Кажется, пора с этим завязывать.

Пока я с трудом соотносила себя с реальностью, Раш Хамам стоял в молчаливом ожидании. Под его изучающим взглядом мне стало не по себе. Интересно, почему он так упорно пялится именно на меня? Рядом же Рийк и госпожа миин’ах.

— Ну, и что вы решили? — спросила я его в лоб. — Нам уже готовиться к смерти? Помолиться, попрощаться друг с другом и с жизнью своей бесценной?

Он ответил встречным вопросом, причем неожиданным:

— Что вы знаете о Доме Тса?

Я пожала плечами: это название не говорило мне ровным счетом ничего. Рийк оказался более осведомлен.

— Это ведь прежнее название Проклятого Дома?

Тьерто кивнул. Ого! А я об этом и не слышала никогда.

— Да. Что вы знаете о Проклятом Доме?

Я призадумалась. Действительно, что? У нас этим словосочетанием пугали детей или проклинали. В страшных сказках часто фигурировали уродливые чудовища, и называли их детьми Проклятого Дома. А вот если без сплетен и мифов… Нам рассказывали, что на Сель существовали семь высших рас, или Великих Домов. Троих — агру, миин’ах и орьявит — называли светлыми, къерго, тьерто и гельма — темными, и еще один Дом принадлежал Хаосу. Однажды, по какой-то причине, он призвал своего властителя, после чего остальные Дома объединились и полностью уничтожили отступника, но остановить Хаос не смогли и спешно бежали на Землю — все, кто успел.

Я обстоятельно выложила эту информацию под задумчивое кивание высшего. Рийк дополнять мою версию не стал.

— В целом, не слишком верно, но сгодится. В любом случае, они действительно ближе всех к Хаосу и знают о нем больше кого-либо. Я по-прежнему не очень верю в ваши слова и в предсказания миин’ах, но чисто теоретически вероятность того, что еще одни открытые или сломанные врата существуют, есть. Единственные, кто могли такое создать — Тса.

— Но они же все уничтожены, разве нет?

— Это так, но, возможно, врата были созданы втайне от остальных рас до падения Дома Тса. Как бы там ни было, если видения миин’ах верны, нам не остановить Хаос без них.

Рийк фыркнул.

— Какая-то безвыходная ситуация получается. Те, кто в этом разбирался и вообще заварил эту кашу — мертвы, бежать больше некуда. Остается только сложить на груди лапки и сдохнуть.

Тьерто помолчал, размышляя. Видимо, он колебался, стоит ли нам говорить нечто, или лучше скрыть. Наконец решился.

— Не все.

— Что — не все? — Меня накрыло волной любопытства — так загадочно звучали его слова.

— Не все из Дома Тса мертвы. Мы сохранили жизнь сыну правителя Проклятого Дома. Пришлось сильно постараться, чтобы обезопасить его, но мы предполагали, что может произойти что-то подобное и на такой случай все эти годы держали его в плену.

— Ух ты! Обалдеть…

Меня немало взволновала эта новость. Неужто мне представится шанс увидеть чудовище из легенд? Не зря же змеелюд об этом заговорил.

Рийк был удивлен намного меньше.

— Ну, тогда за чем дело стало? Допросите его, заставьте рассказать, как можно все это остановить, и вообще обоснованы ли страхи и верны ли видения.

Раш усмехнулся.

— Не все так просто. Тса очень плохо поддаются контролю. А этот вообще предпочел сбежать от реальности и отгородиться от нее непрошибаемой стеной. Сквозь эту стену мы способны разве что заставлять его принимать пищу и не умереть от голода. Но я именно за этим и пришел. Я хочу, чтобы ты, — он кивнул на меня, — человеческий ребенок, пошла со мной. К тебе у него нет ненависти, и, возможно, с него хоть ненадолго спадет броня. Тогда я смогу подцепить его и разговорить.

На «ребенка» я, конечно, слегка обиделась, но само предложение показалось соблазнительным. Я бы согласилась, не раздумывая, но фокус в том, что моего согласия и не требовалось.

— Ты останешься здесь, — бросил тьерто Рийку.

Тот насупился.

— Нет. Я пойду вместе с ней.

Раш покачал головой.

— Твое присутствие может стать помехой.

Я прямо кожей ощутила, как напрягся мой друг. На лице у него проступило каменно-упрямое выражение. Я поспешила его успокоить:

— Со мной все будет в порядке, правда-правда! Ты же не думаешь, что меня уводят пытать. Обещаю все-все тебе рассказать в самых мельчайших подробностях.

Он что-то обиженно буркнул и демонстративно отвернулся.

Когда мы вышли из комнаты, Раш повернулся ко мне. Что-то вроде любопытства проскользнуло в гипнотическом взоре.

— Что тебя связывает с полукровкой? Разве не знаешь, что он может, сам того не желая, быть опасным для окружающих?

Мне не понравились его слова, и я ответила достаточно резко:

— Опасны для меня вы, госпожа Таат и другие высшие. Ему же я доверяю полностью. Он мой друг и никогда не причинит мне вреда.

— Интересная логика. Я же сказал, что он может сделать это, сам того не желая. Впрочем, дело твое. Пойдем!

Пока мы шарились по кишкоподобным коридорам, а потом взбирались по крутой винтовой лестнице, я успела столько всякого себе напридумывать… Монстры с оскаленными пастями теснились в моем воображении, один отвратительнее другого. Так что в нужную дверь, возле которой стоял молчаливый охранник, я заходила, крепко зажмурившись и держась за стенку. Естественно, любопытство оказалось сильнее страха, и, миновав порог, я тут же распахнула глаза.

Стопки книг на полу и деревянная лавка у стены — вот и все нехитрое убранство. Никаких чудовищ и монстров. На лавке, обхватив колени руками, застыла сгорбленная фигура. Привлеченный звуком открывшейся двери, проклятый поднял голову.

Он был очень похож на человека. Никаких отличительных особенностей высшего, таких, как огненные гривы миин’ах, звериные уши орьявит, инфернальная красота гельмы, рога къерго, змеиные глаза тьерто или мертвенная бледность агру. Молодой мужчина с худым смуглым лицом. Он мог показаться юным, если бы не пропасть черных глаз, полных тоски и презрения. Стоило мне заглянуть в них, и возникло чувство, что землю выбили из-под ног и я лечу в бездну. Остановить падение я не могла, да и не хотела. На самом дне таилось нечто манящее и дурманящее, но проникнуть туда не получилось: он прервал зрительный контакт, резко отвернувшись. Хвост темных волос хлестнул по обнаженным плечам. На спине от шеи до поясницы тянулись два длинных, симметричных друг другу шрама. На груди красовалась причудливая татуировка в виде переплетения красных символов.

Раш подошел к нему и присел на корточки рядом с лавкой. Положил руку на предплечье пленника, отчего тот брезгливо дернулся и вжался в стену.

— Асаи, мне нужно, чтобы ты поговорил со мной. Эта женщина считает, что Хаос готовится проникнуть в наш мир. Такое возможно?

Молчание было ответом. Пленник, перестав изучать узоры плесени на стене, перевел взгляд на тьерто, и ядовитая улыбка скользнула по его губам.

— Отвечай!

Змеелюд говорил шепотом, но от этого тихого звука хотелось зажать себе уши и забиться в самый угол — а ведь он обращался не ко мне. Я видела, как вздулась вена на его шее и по коже заструился ручеек пота, но ни один мускул не дрогнул на лице проклятого.

Раш изменил тембр и интонации. Теперь он не ломал и не гнул, но ласково увещевал:

— Я знаю, как ты ненавидишь меня и других моих сородичей. Но смотри, я привел с собой человека, молодую женщину. В ней нет вины перед тобой. Если Хаос прокатится по Земле, то пострадают и те, кто не должен ни за что платить.

Асаи, по воле ли Раша или по собственному желанию, перевел взгляд на меня. Будто кипятком окатила тьма бездонных глаз. Лишь на мгновение что-то изменилось в их выражении и пропала с губ броня равнодушной улыбки.

Я услышала, как тьерто облегченно выдохнул.

— Попался.

Проклятый дернулся. Судорога свела и исказила черты лица.

— Говори!

Хриплый голос из отвыкшей от звуков гортани выплеснулся в комнату.

— Наихт аурдар магарад!

— Говори на общем! — От нетерпения и азарта Раш вскочил на ноги. Он, не отрываясь, смотрел на проклятого, и его пальцы сжимались и разжимались, словно дергая за невидимые нити. — Могут ли существовать еще одни врата, ведущие на Землю? Мог ли дом Тса построить их?

— Хаосу не нужны врата. Он как вино, что, наполнив одну чашу, тут же переливается в следующую.

— Ты лжешь! Он остался там. Он не может просочиться сюда.

Асаи дернулся и, подняв голову, уставился на тьерто. Тот отшатнулся. Совершенно не понятно было, кто кем сейчас управляет.

— Значит, я лгу. У моего народа была возможность построить врата, но я ничего об этом не знаю. Впрочем, в последний год перед гибелью я почти не бывал дома. Что тебе до этого, змееныш? Чтобы добраться до наших земель, нужно идти не через этот мир, а через Сель — а вы так ее боитесь. Чтобы закрыть врата, открытые Тса, вашей силы не хватит: вы все вместе с одними-то с трудом справились! — Он засмеялся. — Или вы хотите взять меня с собой? Сделать жертвой, протащить покорным через два мира, заставить замкнуть врата собой? А ты справишься? Ты вон сколько энергии потратил, чтобы только рот мне открыть, а там придется бдить денно и нощно. Зазеваешься и — оп!.. — Он выкинул обе руки, и они схлопнулись у горла Раша. — Я вырву тебе глотку! Всем вам. Или скормлю Хаосу.

Тьерто уже полностью овладел собой. Он смерил пленника высокомерным взглядом, одним движением перехватил его руки и дернул на себя. Тот слетел с лавки и оказался стоящим перед Рашем на коленях.

— Не сомневайся: если понадобится — протащу. А сейчас я тебя еще не отпускал. Ты еще не на все мои вопросы ответил. Я знаю, вы чувствуете присутствие Хаоса, даже самое слабое. Он действительно здесь?

Вспышка неповиновения, как видно, отняла последние силы у пленника. Теперь он говорил механическим голосом, глаза его закатились, на лице застыло выражение глубокого транса.

— Его запах еще очень слаб в этом мире, но он сочится по капле. Осталось недолго.

— Этому можно помешать?

— Я могу найти место на Сель, через которое Хаос проникает на Землю.

— Врата?

— Возможно, врата. Если они созданы Тса — есть способ их закрыть навсегда.

— Можно ли запечатать их с этой стороны?

— Я не знаю этот мир и потому не могу ответить.

— Что нужно для того, чтобы закрыть врата навсегда?

— То, чего у тебя и у подобных тебе никогда не будет.

Асаи закашлялся. Интонация опять изменились: в голосе звучали издевка и ненависть. Кажется, он выходил из-под влияния Раша. Тьерто это тоже почувствовал и с яростью отшвырнул проклятого от себя.

— Пойдем!

Ему пришлось дернуть меня за рукав, чтобы я вернулась в реальный мир из того места, где пребывала, завороженная то ли плавной речью высшего, то ли бездонной пропастью глаз Асаи. Уже на пороге я услышала то ли смешок, то ли сдавленный стон. Мне ужасно хотелось обернуться, но Раш рывком выдернул меня из комнаты, не дав этого сделать.

Когда мы оказались за дверью, я обратила внимание, что хитон высшего в пятнах пота, а сам он шатается от слабости. Охранник тут же подскочил к нему, чтобы поддержать. Раш покачал головой, оперевшись рукой о стену.

— Вы больше не пленники, — обратился он ко мне. — Отдохни, когда миин’ах очнется, вам помогут переместиться в мои владения. Говорить там будет проще. А сейчас прошу меня извинить. Най проводит тебя обратно.

Уже не такой пугающий, как в первый раз, черный силуэт, материализовавшийся передо мной, бесшумно поманил за собой.

Рийк, естественно, бодрствовал, ожидая меня. Думаю, он истоптал обе подошвы, наворачивая круги по комнате. Таат спала, раскинувшись на единственном ложе.

— Она пришла в себя? — Я кивнула в ее сторону.

— Что-то около того. Она очнулась, но с большим трудом ориентировалась в пространстве, поэтому отправилась спать. Как все прошло?

Я передернула плечами. Что я могла рассказать? Меня до сих пор колотило от зрелища, свидетелем которого стала. Несмотря на то что я по-прежнему считала Тса чудовищем, ввергнувшим вместе со всем своим Домом целый мир в преисподнюю, я не чувствовала к нему ненависти. Вот если бы он оказался сторуким и двенадцатиглавым великаном… тогда возможно. То, как обходился с ним тьерто, то, какая тоска плескалась в его глазах — переворачивало все внутри меня. Не знаю, было ли это сочувствием или сопереживанием, а может, просто гормоны, освобожденные барьером плоти, таким странным образом подавали сигнал о своем существовании.

— Он не такой, как я думала. Я не могу его ненавидеть, хотя он, похоже, ненавидит всех вокруг. Шутка ли: триста лет провести в заточении! У меня бы, наверно, за двадцать крыша съехала.

Рийк задумчиво кивнул.

— А что там с пророчествами? Подтвердились?

— Ну, наша казнь откладывается на неопределенное время. Но быстрых решений проблемы, кажется, нет. Да и с небыстрыми беда. Тьерто отправился обдумывать ситуацию. Надеюсь, к тому моменту, как он что-то придумает, госпожа миин’ах уже будет способна принимать участие в беседах. А то я, честно говоря, ощущаю себя ребенком, которого непонятно зачем посвятили в тайну взрослых, да еще ждут каких-то недетских выводов и поступков.

Я беззастенчиво стянула с высшей одеяло и свернулась под ним клубочком на полу. Рийк присел рядом. Впервые меня угнетало его общество — хотелось быть совсем одной, чтобы разобраться в своих ощущениях. Мне было стыдно за эти эмоции, и, чтобы прогнать их, я положила голову к нему на колени и почти сразу же уснула.

Снилась мне какая-то адская дребедень. Незнакомые темные залы, пахнущие железом и кровью; боль, разрывающая спину, и тоска, разъедающая душу. Я была не я, поскольку чувства, которые испытывала, были совершенно незнакомыми, ничего даже близкого по глубине и силе. Тут и горечь невообразимой утраты, и отвращение к себе, и красная, всеобъемлющая ненависть. Сквозь разноцветную завесу мне явились отсветы чужого мира. Чужого для того ли, кем я была, или все же для меня?

Утро выдалось поздним и трудным. На этот раз меня никто не удосужился разбудить, и проснулась я в полном одиночестве. Было странно впервые за много дней остаться наедине с собой. Ощущение брошенности, накрывшее меня, совершенно не понравилось, особенно после странного ночного кошмара.

Я суетливо умылась, постоянно оглядываясь в надежде увидеть хоть кого-нибудь, но даже тени либо отсутствовали, либо очень хорошо прятались от меня. В растерянности я подошла к дверям, пребывая в полной уверенности, что они заперты. Но стоило мне потянуться к ручке, чтобы ее подергать, как они бесшумно открылись, и я нос к носу столкнулась с незнакомым тьерто.

Он взирал на меня с живым любопытством, чем отличался от прочих представителей мужской части этой расы, встреченных мной до сих пор. При этом он улыбался, искренне и дружелюбно, чем также поверг меня в немалый шок.

— Привет, я Ори! Най сказал мне, что ты уже проснулась. Твоих друзей отвели во владения Раш Хамам, а тебе решили дать выспаться. Я не мог упустить возможность познакомиться с тобой. Ты ведь человек?

Я только и успела угукнуть, как он бесцеремонно просочился мимо меня в комнату.

— Я первый раз вижу живого человека. Можно?

Он коснулся пальцами моей щеки — как видно, мое разрешение было фактором необязательным. На долю секунды я ощутила головокружение и тошноту, совсем как при общении с императором. Правда, все закончилось очень быстро, и без позорного обморока удалось обойтись.

— Прости, не удержался. Вы действительно очень легко поддаетесь контролю. Чуть сложнее, чем с собаками.

Тут уж я смолчать не смогла. Не то чтобы очень задело сравнение с собаками, но сама ситуация была крайне абсурдной и подбешивающей. Я отступила на безопасное расстояние и выдала гневную тираду на тему того, что никакого отношения к подопытным кроликам не имею и иметь не хочу. Он казался настолько сконфуженным и виноватым, что пыл мой быстро угас, и закончила я вполне миролюбиво:

— А ты, собственно, кто? — Язык не поворачивался обращаться к нему на «вы».

— Я же представился. Ори Хамам.

— Серьезно? Сын императора?

В голове пронеслась единственная мысль: неужели «Это» еще и размножается?

Он с улыбкой покачал головой.

— Нет, император — мой дядя, а с моим отцом вы знакомы: именно в его владениях сейчас находятся твои друзья. Я, собственно, пришел, чтобы проводить тебя туда же. Не могу доверить эту честь най.

Он по-мальчишески подмигнул мне. И тут я заметила еще одну странность: опухоли вокруг шеи у него не было. Интересно, это как-то связано с его повышенной эмоциональностью? Поймав мой взгляд, он одарил меня еще одной улыбкой.

— Я не дорос еще до владения дарки. Так что можешь не искать туннель — его нет.

Ого, оказывается, мне выдалась уникальная возможность увидеть тьерто-подростка. Девочки, правда, тоже были юными, но вот все как один представители мужского пола отличались величавой каменностью, и древность так и сквозила сквозь морщины, испещрившие их лица.

— Ты хочешь есть? Женщины императора могут принести завтрак. Мне отдать приказ най?

Я помотала головой.

— Я бы хотела побыстрее оказаться в более привычной компании, уж извини. Ты вроде обещал проводить меня.

— И провожу. Только сначала расскажи: зачем вы прибыли в Торонто?

Интересно, получается, что Раш не открыл информации, принесенной нами, даже собственному племяннику. Неужели боится паники или до сих пор сомневается?

— Не могу — это тайна, которая принадлежит не только мне.

— Ты же понимаешь, что я запросто заставлю тебя говорить. Если сочту нужным.

Я аккуратно отодвинулась еще на полшага, прекрасно понимая, что это лишь иллюзия безопасности.

— А ты сочтешь?

Он помолчал, размышляя.

— Нет. Это будет не слишком правильным поступком. Да и отцу, я думаю, не понравится, если он узнает, что я так с тобой обошелся. А он узнает.

Ори вздохнул.

— Ладно, если не хочешь есть, то пойдем. Малые врата недалеко отсюда.

Больше он не произнес ни слова, видимо, обидевшись на мой отказ удовлетворить его любопытство.

Казалось, своими землями тьерто не пользовались вовсе. Для любого перемещения им служили врата. Интересно, зачем им столько лесов и полей — если они предпочитают не вылезать из своих домов? И еще один вопрос терзал меня. Кто выращивает для них скот и откуда они получают прочие продукты для своих нужд? Неужели существует некая дань, которую они собирают с других аркхов? Людей для работы в полях и лугах у них нет, сами же они вряд ли занимаются сбором урожая и прочими бытовыми вещами.

Не утерпев, я задала этот вопрос Ори, когда мы проходили мимо распахнутого окна в коридоре, за которым расстилалась бескрайняя долина.

— У нас все есть. Что-то делают женщины, что-то добывает най. Мужчины часто охотятся в своих владениях. Это почетно, когда ты можешь убить животное, не прибегая к контролю, а используя только свою силу и ловкость. У нас есть соглашение с орьявит: как самая младшая раса, они обязаны отсылать нам часть того, что выращивают. Что-то еще поступает от гельмы, но это касается исключительно вин. Я не очень хорошо в этом разбираюсь. Такими вопросами занимаются хозяйки дома.

— А чем вообще у вас занимаются мужчины? — Я задала этот вопрос максимально ехидным тоном, на который была способна.

Но Ори сделал вид, что не услышал.

Впрочем, когда мы добрались до необходимых нам малых врат, он оттаял и, подмигнув, пожелал скорейшего и удачного завершения всех дел. А я улыбнулась в ответ, подумав, что это первый высший, который мне понравился. (Давешние женщины не в счет: я не чувствовала, чтобы они сильно отличались от меня.) С ним было как-то легко, и даже эксперименты над моим сознанием не смогли испортить впечатление. Может быть, все дело было в его молодости.

Владения Раша существенно отличались от дворца. Видно было, что строились они с любовью и вкусом. То же двухэтажное здание, но со множеством открытых террас и балконов, тот же зеленый плющ или что-то подобное, но здесь он цвел — ароматными красными цветами. Внутри было уютно. Даже сумрачность, присущая всем строениям тьерто, смотрелась здесь мягче и приятнее.

Пока очередной молчаливый най вел меня, я успела увидеть многих женщин. Они были старше, чем встреченные мной во дворце, но смотрели на меня так же: с приветливым любопытством и без страха. Они все были чем-то заняты. Мы прошли мимо кухни, где без лишней суеты и слаженно готовилось нечто столь ароматное, что у меня потекли слюнки и свело пузо. В другом месте две женщины вешали на стену яркий гобелен, на котором был запечатлен пейзаж с горой и водопадом. Повсюду царили чистота и порядок, и я слышала, как одна из женщин что-то напевала приятным мелодичным голоском, смахивая пушистой метелочкой пыль с оконных рам.

Я поняла, что мы пришли, еще до того, как мне сообщил об этом мой бесплотный проводник. Об этом сообщил голос Таат:

— Это плохая идея!

Голос был взволнованным и громким, я услышала его за двадцать шагов до нужной комнаты. Поняв, что я догадалась, куда мне следует идти, най растворился в ближайшем темном углу.

— Это единственная наша возможность, — голос тьерто был тише.

Я толкнула дверь. Три пары глаз уставились на меня с одинаковым выражением смущения, словно то, о чем они говорили, не предназначалось для моих ушей. Любопытно…

Сделав вид, что ничего не заметила, я приземлилась на ближайшую ко мне высокую и мягкую подушку — такие, видимо, исполняли роль стульев.

— Я пропустила что-то важное?

Троица переглянулась. Рийк помотал головой, а Таат пожала плечами. Раш медленно заговорил, видимо, подбирая в уме нужные слова:

— Мы говорили о том, как намертво закрыть врата, в которые стучится к нам Хаос. Вернее, даже не так: мы обсуждали возможность хотя бы до них добраться.

— И какие есть варианты?

— По сути, только два. Идти к ним по этому миру через Мертвые земли, вскрыв Сеть в аркхе Норильск в надежде, что сможем обнаружить их в абсолютно незнакомой ледяной пустыне. Или же отворить врата на Сель и попробовать пройти оттуда.

— И где шансы выше?

Раш замолчал. За него мне ответила Таат:

— Мы вряд ли сумеем преодолеть лед и снег. Да и найти здесь точку выхода будет гораздо сложнее. Надо, конечно, поговорить об этом с агру, но очень сомнительно, что они дадут дельный совет.

— Разве соваться на Сель не такое же самоубийство? Там ведь уже не осталось ничего, кроме Хаоса! — Рийк не смог усидеть на месте и подскочил, яростно жестикулируя.

Голос Раша оставался по-прежнему спокойным и холодным:

— Хаосу интересны только разумные формы жизни. Вряд ли там слишком уж пострадала флора, да и из фауны наверняка что-то осталось. К тому же он цикличен и, разметав весь мир, наверняка пребывает сейчас в состоянии покоя. Думаю, если мы отправимся небольшим отрядом, он нас не почувствует.

— Так за чем дело стало? Всю жизнь мечтала побывать в какой-нибудь заднице. По-моему, это самое оно. Когда отправимся? — Нездоровый оптимизм захлестнул меня до самой макушки и еще выше.

— Не все так просто. Во-первых, не заручившись поддержкой проклятого, туда лезть бесполезно. Он, по крайней мере, может чуять Хаос и даже противостоять ему.

— Ну, вы же сами сказали, что вам не составит труда протащить его куда потребуется под контролем.

Раш едва заметно усмехнулся.

— Я слегка преувеличил. Для того, чтобы выжить, нужно сделать так, чтобы он пошел с нами добровольно. Но это не единственная проблема.

Рийк фыркнул. Тьерто покосился на него и продолжил:

— Единственные врата на Сель находятся у агру. Чтобы открыть их, нужны представители каждого из шести Домов и шесть королевских печатей. Больше того, как только все окажутся по ту сторону, врата нужно будет немедленно уничтожить. Иначе в раскрытую настежь дверь ворвется то, от чего мы ищем спасение.

— Значит, те, кто пройдет, обратно вернуться не смогут?

— Не знаю. Может быть, найдется способ, но готовиться нужно именно к этому.

— Понятно. Ладно, об этом можно подумать позже. Что же мы медлим? Надо скорее дать знать в остальные аркхи, чтобы готовили печати и добровольцев, а мы пройдемся по ним и соберем урожай.

Таат вздохнула, а Раш покачал головой.

— Мы по-прежнему должны хранить нашу цель в тайне, по крайней мере, от большинства. Страх и паника в Домах могут сослужить нам плохую службу. Говорить будем исключительно с правителями или их наместниками, а там уж — по их решению.

— Раш, раз у нас нет другого выхода — осталось только взять вашу печать и отправиться уговаривать: сначала Асаи, а потом далее по списку. Кого вы пошлете в качестве добровольца от своего народа?

— Я пойду сам, мне некого посылать. Но загвоздка не в этом и даже не в трудных переговорах с Проклятым.

— А в чем же?

— В печати Дома Тьерто. Ее будет сложно достать — последние три века она находится в Лабиринте.

— А это что еще за штука?

— Лабиринт — это проекция сознания владыки. Он находится внутри него и при этом является вполне материальной сущностью, в которой можно хранить различные предметы. Дарш отправил туда печать сразу после того, как мы попали на Землю. Лабиринт менялся вместе с разумом императора, и, боюсь, сейчас это поистине страшное место. Я могу переместить туда сознание живого существа, но проблема в том, что брат ощутит любого высшего. И это может повлечь очень серьезные последствия как для посланца, так и для всего моего народа. Вы даже представить себе не можете, насколько он силен. Случившееся в тронном зале было лишь малой толикой демонстрации его возможностей. У нас есть единственный шанс добыть королевскую печать — направить туда человека. Так как разум людей не обладает особыми силами, возможно, его присутствие в Лабиринте останется незамеченным.

— Нет! — Рийк махнул рукой, рассекая воздух. — Она туда не отправится.

— Может, стоит все-таки спросить ее мнения? — аккуратно вставила миин’ах.

— А может, все же есть еще не замеченные нами варианты? — поинтересовалась я осторожно.

Таат задумчиво забарабанила пальцами по столу. Раш покачал головой.

В моей голове пронеслись строки из видения:

Шестеро двери откроют,

Девять сквозь них пройдут.

Шесть королевских печатей, шесть представителей высших Домов. И еще я, Рийк и… проклятый Асаи. Кажется, выбор действительно ясен, одно к одному. Я испустила глубокий вздох.

— Ну, и долго вам открывать проход в это место? И вообще, как выглядит то, что я должна там найти?

Раш облегченно выдохнул, а Таат отвела взгляд. Рийк, выругавшись, саданул кулаком по стене.

— Запомни, я не знаю, что тебя может там ожидать. Даже приблизительно не могу предугадать, с чем ты столкнешься. Войдя внутрь, ты не сможешь оттуда выбраться, пока не доберешься до выхода. Это может быть одна комната или огромный лес. Ты не будешь испытывать голод и жажду, и время для тебя будет течь совершенно иначе, но это не значит, что ты не сможешь страдать. Тело твое останется здесь в целости и сохранности, но что оно будет делать, если разум не сумеет к нему вернуться? Как видищь, все очень непросто.

Мы были вдвоем с тьерто. Каких трудов мне стоило спровадить Рийка вместе с Таат — одному Богу ведомо. Мой друг был абсолютно не в восторге от этой затеи и, кажется, больше всего хотел зажать меня подмышкой и свалить куда подальше. Видимо, он окончательно вжился в роль моего брата или даже больше. Но я не была бы собой, если б не сумела убедить его в своем праве на самостоятельные решения. Думаю, он понял, хотя и обиделся.

Раш гипнотизировал меня вертикальными зрачками, в который раз повторяя одно и то же. Передо мной лежал листок с нарисованной печатью их дома: она походила на кусок зеленого бутылочного стекла, по которому ползли крохотные медные змейки, и все это крепилось на тонкой серебряной цепочке.

— Ты готова? — наконец спросил высший, когда мне уже стало казаться, что лекция никогда не закончится.

Мои коленки давно ходили ходуном от страха. Я судорожно кивнула.

— Ты первая из людей, кто участвует в этом обряде. Да и другие расы даже близко не допускались к нему.

— Сейчас я должна проникнуться чувством собственной значимости?

— Ну, я бы на твоем месте проникся. Дай руку.

Я покорно протянула ему ладонь. Не отводя от меня взгляда, он подцепил камень на своей яремной впадине, и из открывшейся дырки на его плечо выползла мерзкая тварь — то ли змея, то ли червяк. Меня затошнило.

— Расслабься. Это может быть не очень приятно. Смотри мне в глаза.

Я не сразу смогла заставить себя не смотреть на противное создание, медленно перемещающееся по его руке вниз. Подобно пиявке, оно присосалось к запястью, становясь из бледно-розового багровым.

— Ты знаешь, что квинтэссенция нашей силы находится в крови. У всех, кто пришел с Сель, так. Песнь кьерго, гадание миин’ах, творение жизни гельмы — у каждой расы есть обряд добровольно отданной крови. У нас это Лабиринт. Неправильно говорить считать его только порождением императора — это наше общее место. Место моей семьи. Меня, моего сына и брата. Если станет совсем туго, постарайся найти там отголоски нас.

Он аккуратно отцепил от запястья насосавшуюся тварь и посадил ее мне на ладонь. Меня передернуло от отвращения, но стальная хватка не позволила выдернуть руку. Мне оставалось только хватать ртом воздух, ощущая, как что-то горячее и скользкое ползет по моей коже.

— Когда дарки поделится с тобой моей кровью, будет немного больно — для человека в ней слишком много яда. Но это быстро пройдет, я обещаю.

Это было не немного больно — мне показалось, что мою руку опустили в кипящее масло, а через мгновение всю меня целиком спихнули в огромный чан с кипятком. Длилось это от силы пару ударов сердца, за время которых я практически умерла — даже крик, вырвавшийся из гортани, не смог облегчить непереносимую муку. А затем боль отступила, схлынула на нет, и я погрузилась в непроглядную тягучую тьму.

Когда я очнулась, долго не могла понять, где нахожусь и чем являюсь. Воспоминания приходили постепенно, и вместе с ними отступала серая мгла, расстилающаяся вокруг. Вырисовывались очертания незнакомого города. Вернее, городских руин, замшелых и древних. Небо, затянутое густыми тучами, пропускало тусклый и гнетущий свет. Одуряюще пахло плесенью и застарелыми тряпками — такой запах бывает в сырых заброшенных подвалах.

Я понятия не имела, куда мне следует идти, и поэтому, поднявшись, побрела наугад. С каждым шагом мне все меньше нравилась окружающая обстановка, а душу все сильнее сковывала тоска. Я проходила мимо рухнувших колонн, затянутых паутиной, и обветшалых строений, чьи зияющие, черные провалы окон заросли бурым мхом и жесткой желтой травой, мимо памятника какой-то женщине — прежде он был раскрашен, но теперь краска облупилась и трофическими язвами расползалась по ее телу и ногам.

Я совсем потеряла ощущение времени: может быть, шла час, а возможно, месяц. Иногда мне казалось, что тот или иной кусок однотонного пейзажа уже встречался раньше, и тогда отчаянье окатывало с ног до головы. Усталость не появлялась. Все тело будто стало из дерева, резная плотная игрушка, не способная выдохнуться. Я пробовала бежать, но ничего не менялось, даже дыхание оставалось ровным и размеренным.

Исчерпав не физические, но душевные ресурсы, я опустилась на холодную и склизкую землю и прикрыла глаза. Тишина давила на уши, ни единый звук не прорывал ее кокон, стиснувший череп. Я принялась раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь монотонным действом отогнать скребущийся под ребрами страх.

И тут я услышала звук — первый звук в этом онемевшем мире. Тонкий детский голосок едва слышно напевал что-то. Осторожно, стараясь не вспугнуть, я открыла глаза. На краю площади, которую я выбрала местом своего привала, мальчик лет пяти, стоя спиной ко мне, рисовал что-то мелом на бортике мертвого, полуразвалившегося фонтана. Я пошевелилась, и он с испугом обернулся. Минуту мы играли в гляделки, а потом малыш сорвался с места и нырнул в ближайшую подворотню.

С криком: «Эй, постой, я не причиню тебе вреда!» — я рванула за ним. Как я ни пыталась его догнать, расстояние между нами не сокращалось. При этом из виду я его не теряла. Так мы бежали улицами и проулками, и постепенно я начала замечать, как менялся город вокруг. Он оживал: затягивались рваные раны развалин, и на их месте вырастали уютные домики, исчезли плесень и мох. Серость неба никуда не делась, но перетекла в мягкие сумерки, разгоняемые теплым светом уличных фонарей…

Последним изменением было появление людей, вернее, тьерто. Многочисленные женщины спешили куда-то, изредка попадались мужчины. Меня они не замечали, хотя двигались мы в одном направлении. Я уже давно потеряла из виду того, за кем бежала, и просто следовала с толпой, которая все увеличивалась. Вместе с ней меня вынесло к подножию холма, высившегося между городскими домами. Стиснутая со всех сторон, я остановилась. Так же замерли и все вокруг.

Полувздох-полустон шорохом пронесся над толпой. Все медленно опустились на колени, и мне открылся вид на вершину. Тьерто вокруг перестали казаться живыми, теперь они напоминали догоревшие свечи, блекло-серые и гладкие. И форма их тел начала медленно меняться.

Аккуратно обходя их, я двинулась вперед. Мимо застывших и текущих, как воск, фигур поднялась по склону холма. Наверху был тот самый мальчик, он казался единственным живым пятном на фоне умирающего пейзажа. С грустью и нежностью он смотрел на мужчину, неподвижно замеревшего над чем-то на земле. Мне пришлось обойти его, чтобы увидеть, над чем он склонился.

В высокой выцветшей траве навзничь лежал юноша. Сквозь его одежду прорастали стебли, лицо было спокойным и тихим, а между шеей и подбородком виднелся слой мертвой земли. Не было ни крови, ни разложения. Казалось, он просто задремал, а голова сама собой взяла и откатилась, дабы отдохнуть отдельно от тела. Это было одновременно и страшно, и притягательно. Впервые я так близко видела труп.

Подняв взгляд на того, кто его оплакивал, с удивлением узнала императора. Не было ни слоев жира, ни многочисленных наростов на коже, но это, несомненно, был он. Глаза у владыки были чистыми и ясными, но от той боли, что плескалась в них, хотелось отвернуться и спрятаться поглубже.

Мальчик подошел и вытянул руку, чтобы коснуться Дарша, но его пальцы прошли сквозь одежду и плоть императора. Мне подумалось, что, быть может, мы с малышом единственное реальное, что здесь есть. Поникшая фигура тьерто начала оплывать и таять, и наконец, подобно фигурам скорбящих у подножия холма, совсем истончилась и растворилась в земле. Мы остались втроем — я, ребенок и обезглавленный труп на земле.

Мальчик подошел к телу совсем близко и присел на корточки. Я последовала за ним. Он разжал сведенные предсмертной судорогой пальцы, и я увидела зажатый в них кулон. Кусок бутылочного стекла со струящимися по нему змейками. Ребенок поднял на меня глаза и заговорил, и голос его из детского постепенно стал взрослым и низким:

— Пусть он отпустит меня. Мне больно здесь, — он провел рукой по горлу, и из-под его пальцев заструилась кровь. — Мне теперь всегда больно.

Я не успела ничего понять, не то что ответить, как мальчик поднял лицо к небу и вдруг разлетелся стаей черных птиц с красной окантовкой на грудках.

Ни сил, ни желания удивляться у меня уже не осталось. Я наклонилась над трупом и стала высвобождать королевскую печать из плена холодной восковой плоти. Мне удалось это сделать достаточно легко и быстро, но стоило начать подниматься, как я почувствовала, что ноги по колени завязли в ставшей вдруг жидкой почве. Тело мертвого юноши медленно опускалось в землю и словно затягивало с собой все окружающее пространство, и меня в том числе. Оно казалось камнем, брошенным на тряпку на поверхности воды и медленно погружающим ее на дно, а еще на сердцевину воронки. Погружаясь, тело деформировалось и бугрилось, на коже проступало трупное разложение. В приступе отвращения я рванулась назад и упала навзничь, к счастью, успев зажать в руке заветный медальон.

Я проваливалась в холодную, мокрую кашу, в которую обратилось все окружающее. Красок не осталось вовсе, как и города, холма, неба и земли. Липкая вязкая субстанция все глубже засасывала тело. Я размахивала свободной рукой в попытке ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы удержаться на поверхности, но ни одной точки опоры не находилось. Хватило пары минут, чтобы оказаться внутри «каши» полностью.

Я уже не понимала, где верх, а где низ, и дышу ли я вообще. Мне казалось, эта дрянь не только снаружи, но уже затопила гортань и легкие. Я билась и трепыхалась, но не происходило ровным счетом ничего, и от этого становилось жутко, непередаваемо жутко. А потом я ощутила, как что-то упругое и скользкое опутывает мои ноги и руки. Я не хотела видеть и знать, что происходит вокруг меня. Крепко зажмурившись, я сжалась в комок и застыла — зародышем в негостеприимном и жутком чреве. Мой мир заканчивался, жизнь останавливалась, с каждым биением сердца я становилась все равнодушнее и мертвее. В голове не осталось ни целей, ни мыслей, ни воспоминаний. Меня больше не было — была муха, застывшая в капле смолы.

— Очнись! — голос во мне выдернул из сладкого спасительного забытья.

Зачем он тревожит меня… И вообще, откуда он взялся? Я попыталась вяло отмахнуться, но он настойчиво жег мой разум.

— Борись! Не позволяй себе покоя! Покой — непозволительная роскошь для тебя.

— Ты вообще кто? — Очень странно себя чувствуешь, разговаривая с самой собой.

Могу поклясться, что явственно услышала смешок.

— Считай меня своим альтер эго, которое, в отличие от тебя, хочет жить.

— Я хочу жить.

Сонная одурь отступала, и мне даже стало слегка обидно от того, что, оказывается, что-то во мне знало такие замудренные слова, о значении которых другая часть меня понятия не имела.

— Вот и хорошо. Не позволяй этому месту забрать тебя.

— Но что я могу сделать? Я уже пробовала выбраться из этого киселя — не выходит.

— Здесь все меняется постоянно. Может, стоит открыть глаза, и окажется, что никакого киселя нет уже и в помине.

Послушавшись совета, я приоткрыла один глаз и тут же в ужасе зажмурилась снова. Киселя действительно больше не было, его место заняли змеи. Повсюду: снизу, сверху, с боков. Стоило их увидеть, как я стала ощущать движения их многочисленных тел. В панике я начала задыхаться и всхлипывать.

— Тише, тише — это всего лишь пресмыкающиеся. Неужели ты так их боишься? — Голос стал совсем мягким, успокаивающим.

Я сделала несколько глубоких вдохов.

— Раньше я с ними так близко не встречалась, так что не могла точно сказать, боюсь ли их. Теперь могу утверждать стопроцентно.

— Тогда просто подожди немного. Лабиринт скоро изменится — если ты будешь в сознании.

— Ты останешься? — Очень глупо обращаться к самой себе с таким вопросом, но больше всего на свете меня пугала возможность остаться в полном одиночестве.

— Я постараюсь быть с тобой, пока ты нуждаешься во мне. Но не могу обещать, что выведу отсюда: ведь я всего лишь осколок твоего собственного разума, мне трудно долго быть разделенным с тобой.

— Хорошо, будь сколько можешь, только не прекращай говорить.

И мы говорили о каких-то пустяках, я даже не могу точно вспомнить, о чем конкретно. Я постоянно отвлекалась на скольжение змеиных тел по моей коже, и каждый раз голос выдергивал из пучины липкого кошмара до того, как я могла бы погрязнуть в нем полностью. Но вот что-то изменилось. Я осознала это еще до того, как он сказал. Тактильные ощущения стали иными, и еще появилось чувство, что куда-то медленно двигаюсь, а не нахожусь в состоянии зависшей мухи.

— Открывай глаза! Только аккуратно.

Я послушалась. Сперва я ничего не могла понять: вокруг только серая муть — и лишь спустя пару мгновений осознала, что это вода. Я находилась в толще мутного грязного потока, который нес меня куда-то, и с каждой секундой все стремительнее. Некстати вспомнился заплыв в Навильо, но теперь рядом не было поддержки Рийка. Я рванулась вверх в надежде, что где-то все же есть поверхность, и действительно, мне удалось вынырнуть. Меня тащило по подземному туннелю, рядом проплывали ошметки змеиной кожи, тряпки и древесная кора.

— Постарайся свернуть в другой проток. Ты же помнишь: не весь этот мир подчиняется императору, ты сможешь найти отголосок его брата или племянника… — Голос звучал все тише, я почти не слышала его, в ушах грохотал поток. Последнее, что различила: — Я не могу больше оставаться… слишком трудно…

Времени задумываться о том, почему моему альтер эго трудно оставаться в моей голове, не было: я боролась с течением, вновь и вновь выдергивая тело на поверхность. Когда сил практически не осталось, подкинутая в очередной раз наверх, я увидела, что поток впереди разделяется массивным валуном. Большая его часть несется вниз, отвесной стеной низвергаясь в черную бездну, меньшая убегает вбок, став тише и спокойнее. Огромным усилием мне удалось зацепится за валун и забросить себя в более тихие воды. Но это было последним, на что меня хватило. Расслабившись, я отдалась течению.

Постепенно вода вокруг становилась теплее и чище. Стены подземелья больше не давили, оно значительно расширилось, и потолок поднялся ввысь. Движение воды стало совсем неторопливым и размеренным, появился мягкий голубоватый свет, исходивший от странных цветов, которые покачивались рядом со мной. Их аромат был терпким и успокаивающим. Впервые в Лабиринте мне стало хорошо и спокойно.

Я наконец разжала намертво стиснутый кулак с печатью Дома Тьерто. Она мерцала и холодила кончики моих пальцев. Откуда-то полилась странная музыка. Низкий голос тянул одну ноту, но, как ни странно, это не раздражало, а убаюкивало. Когда я совсем собралась задремать, укаченная нежными запахами и звуками, впереди возник луч дневного света.

Течение совсем исчезло, и мне пришлось самой плыть к долгожданному выходу. Я не торопилась: измученной нервной системе минуты комфорта были необходимы, как воздух. Свет падал сверху, и на воде образовалось яркое золотое пятно. Оно разительно отличалось от окружающего сумрака. Приблизившись, я коснулась его и тут же отдернула руку: вода под солнечным столбом была обжигающе горячей. Помедлив пару мгновений, я набрала полную грудь воздуха и, решив для себя: «Не проверю — не узнаю» — нырнула вперед, прямо в сердцевину золотого пятна. Было очень жарко. Перехватило дыхание, но боли не было. Голова закружилась, и сознание ухнуло в глубокую разноцветную воронку…

Открыв глаза, я увидела перед собой знакомые лица: обеспокоенное — Рийка, полное любопытства — Таат, и холодно-равнодушное — Раша. Перевела взгляд на свою ладонь: печать на месте — цепочка с ней свисает с моих пальцев. Я приняла наполовину сидячее положение.

— Чтобы я еще раз полезла туда, куда меня толкают высшие? Да никогда этому не бывать! — Громко объявив эту клятву, я откинулась обратно на мягкую постель, на которую, видимо, переместили мою тушку, пока разум мой бродил в чужих лабиринтах.