Барышня и Мародёры (гет)

Вероника осталась одна. Теперь ей не надо было ни перед кем «держать лицо», и она наконец-то расплакалась. Ну, почему, почему она не такая симпатичная, как Марсия, или хотя бы, как Лили! Даже Марлин красивее её: она высокая, статная, у неё такие длинные ресницы и пышные кудри! Да что там Марлин, даже Алису, если она не ревёт, можно считать хорошенькой: у неё безупречная, словно фарфоровая, кожа и такой аккуратный вздёрнутый носик! «Если бы я была красивой, Джеймс обязательно полюбил бы меня… — Вероника хлюпала носом и размазывала слёзы по лицу. — Что же теперь делать? Я так старательно строила свой план! Неужели всё напрасно? И посоветоваться не с кем… И зачем я брякнула, что выполню просьбу Джеймса! Ну, как же, как я смогу уговаривать Лили встречаться с моим любимым парнем?! С моим! …Так, хватит ныть, Вероника Селестина Моул! Вспоминай, что тебе сказал Блэк! Джеймс не любит Эванс, он только… Так, а сама Лили? Она Поттера не любит точно, но кого-то же она любит? А почему я, её подруга, об этом ничего не знаю? …Кажется, ещё не всё потеряно! …Но, во имя Морганы, только бы это был не Протеус!»

Как только девушка поняла, что ей нужно делать, она тут же, как всегда, перестала рыдать и жалеть себя. Сначала она зашла в ближайшую туалетную комнату и хорошенько умылась холодной водой. Пристально осмотрев лицо в зеркале, она решила, что не очень заметно, что она только что плакала. Всё-таки хорошо, что у неё не такая тонкая бледная кожа, как у Лис: у той, когда плачет, всё лицо в красных пятнах… Пристроив на лицо своё обычное независимое выражение, мисс Моул отправилась в Башню Гриффиндора.

Хотя девушка и торопилась к подругам, — и не только за тем, чтобы всё-таки дописать сочинение, — сразу попасть в гостиную ей не удалось. Едва она шагнула в коридор, где висел портрет Полной Дамы, она заметила, что у окна напротив входа стоит очень знакомая фигура. Кто ещё мог так мило ерошить собственные волосы! Но какого праха тут делает Джеймс Поттер, да ещё один, без своей свиты? Вероника быстро провела по лицу рукой, убеждаясь, что от слёз и следа не осталось, и деловито двинулась к портрету, словно не замечала Поттера.

— Стоять на месте! — задорно крикнул ей Джеймс. Она остановилась и взглянула на него, словно вежливая хозяйка дома на надоевшего гостя. Но это его нисколько не обескуражило. — Позвольте выразить вам мою горячую признательность, Леди Букашка!

— Вообще-то, у меня есть имя, — сказала Вероника спокойно, хотя внутри у неё всё переворачивалось от желания прикоснуться к нему. И во внезапном озарении, как там, у поезда, она закончила прозвищем для него самого: — Сэр Олень!

Поттер изумлённо заморгал, но быстро пришёл в себя. И заговорил уже нормально:

— Ладно, ладно, извини, Вероника. Я, правда, хочу поблагодарить тебя за то, что согласилась мне помочь. Сириус сказал, что ему пришлось долго убеждать тебя… Спасибо.

Он опять взъерошил волосы на затылке. Девушка прикрыла на мгновенье глаза.

— «Спасибо» — это много. …Лучше пообещай, что тоже выполнишь одну мою просьбу.

— Да я всё, что угодно, сделаю, если только Лили будет со мной встречаться!

— Поклянись, — и Моул вынула волшебную палочку.

Не задумываясь, Поттер тоже выхватил свою палочку, и волшебники подтвердили свои обещания.

«Ах, как это мило, а я — свидетель!» — томно пропела им Полная Дама.

…Этим же вечером Лис, Лил и Лес забрались на кровать одной из девушек, чтобы поболтать перед сном. Они задёрнули занавески для большей таинственности, ведь подслушивать их было некому: Афина Хоуп упала с метлы во время квиддичной тренировки и была в лечебнице, а Маргарита Паррот стала старостой и, соответственно, её кровать теперь пустовала.

— …Ну же, Алиса, расскажи наконец, откуда ты знаешь, что Марлин нравится Блэк?

— Ой, мне так стыдно, девочки! — Лис действительно порозовела, но скорее от удовольствия, что может поделиться чем-то интересным с подружками, а вовсе не от стыда. — Я, представляете, нашла её дневник!

— Дневник? Но это же такое личное! — «назидательно» сказала Лес, вздрагивая от предвкушения. — Нельзя читать личные дневники или письма!

— Ну, конечно, нельзя, — усмехнулась Лил. — Но с другой стороны, если ты не хочешь чтобы твоё «личное» читали, защищай чарами, правда же, Лис? Или, хотя бы, не бросай где попало. Я вот однажды нашла письмо моей старшей сестры, она ведь простой магл, она не умеет накладывать чары.

— Ну, и что, и что там было? — заинтересовались чистокровные колдуньи, на время позабыв о Марлин.

— Вы не представляете! — рассмеялась Лили. — Она просила Дамблдора принять её в Хогвартс, как меня, волшебницу! Как ей такая глупость только в голову взбрела!

Девушки рассмеялись.

— И что же Дамблдор?

— Конечно, он ей вернул эту писульку, и даже ответил, при том очень вежливо, что «он ужасно сожалеет», но это невозможно.

— Ей, наверное, было очень обидно, да? — промолвила Алиса.

— Ну, наверное, — слегка нахмурилась Лили. — Она мне до сих пор завидует и даже почти не разговаривает со мной. Да ну её, ты лучше скажи, Лис, неужели на дневнике Лин не было никаких чар?

— Да были, конечно, — довольным тоном сказала та, — но я подсмотрела, как она их снимает!

— Ух ты, молодец!

— Ну, и что же там было написано про Блэка?

— На целую страничку она расписала, какие у него красивые глаза и ресницы, и волосы… Какой у него приятный голос… И если бы он не был таким «раздолбаем» — это слово я, кстати, не поняла, наверное, что-то вроде придурка, — то мог бы отлично учиться, и тогда бы ей, Марлин то есть, было бы не стыдно в него влюбиться. Но следующая страничка была вся в сердечках с именем Сириус внутри. Такие красивые, розовые, блестят и мерцают…

Все три мечтательно вздохнули.

— Значит, Лин только собирается влюбиться в Блэка? — удивлённо уточнила Лес. — Вот не думала, что можно ещё выбирать, влюбиться или же не стоит…

— Значит, она вообще не влюблена! — твёрдо сказала Лили. — Я думаю, что если уж любишь, то точно знаешь, что это так. А всякие «если», да «может быть» — это никакая не любовь.

— А ты откуда знаешь? — осторожно спросила Вероника. — Ты сама влюблена? Ну-ка, признавайся, в кого?

— Да, да, давайте все признаемся! — в восторге захлопала в ладоши Алиса.

— Ну, ты и начинай! — «коварно» улыбаясь, воззрились на неё Лили и Вероника.

— Ой… — МакКиннон залилась краской, казалось, от макушки до пяток. — В-вероника, а ты не обидишься?

— Я? Моргана Великолепная, почему я должна на тебя обижаться?

— Мне очень понравился твой кузен Фрэнсис… — еле слышно сказала Алиса и потупилась, разглаживая ладонью складочки на покрывале.

— Фрэнк Лонгботтом? Серьёзно? Ну да, вообще-то, он умеет произвести впечатление, это верно…

— …Но он же толстый! — скривилась Лил.

— И никакой он не толстый! — закричала с возмущением Алиса. — Он… Он…

— …Знаете, что говорит сам Фрэнк, когда его обзывают толстым? — невозмутимо сказала Вероника.

— Что? — отозвались подруги: Лили — с вежливым интересом, Алиса — жадно.

— Он говорит: «Я не толстый, я — уютный!»

Все рассмеялись.

— Забавно, — кивнула Эванс.

— Вот! — даже с некоторой гордостью сказала МакКиннон. — У него есть чувство юмора, а ещё он хорошо воспитан!

— Да он всего лишь извинился, когда тебе на ногу наступил! — расхохоталась Лили.

— А ты не смейся, а сама говори, кто тебе нравится! — с обидой сказала Лис.

— Мне-то? А мне пока ещё никто не нравится настолько, чтобы я могла влюбиться.

— Правда? — изумилась Лес. — Вот прям’ никто-никто?

— Это ты на Протеуса намекаешь? — усмехнулась Эванс. — Ну, он, конечно, симпатичный, но он слишком… Как бы это сказать… Слишком независимый, вот!

— А это что, плохо, когда парень независимый?

— …Лили хочет, чтобы её парень во всём с ней советовался и своего мнения вообще не имел, — хихикнула Алиса. — Чтобы она его могла жалеть, — и она засюсюкала, кривляясь: — «Ах, ты мой бедненький, мой несчастненький! Ну, не плачь, я сейчас тебе слёзки вытру, конфетку дам!» Да, Лили?

— Ничего ты не понимаешь, Лис, — пробурчала та. — Я хочу, чтобы мой парень меня ценил и уважал, а не вытирал ноги!

— Ну, тогда понятно, почему ты так не любишь Поттера! — только убедившись, что Вероника на её стороне, Алиса позволила себе продолжать подкалывать Лили.

— Ой, только не надо мне напоминать про этого придурка! — замахала руками Эванс. — «Не люблю» — это ещё мягко сказано!

— Но он же так тебя лю-у-бит, пожалей его, бедняжечку-у! — насмешливо пропела МакКиннон.

— После того, что эти Мародёры устроили перед летними каникулами, я этого идиота ни за что жалеть не стану! И вообще, как он уже достал со своей, якобы, любовью! Что бы такого сделать, чтобы он навсегда позабыл про меня?! «Обливиэйтом» его шарахнуть исподтишка, что ли…

… И тут Веронику осенила очередная идея…

— Лил, — медленно промолвила она, боясь спугнуть свою мысль, — а я, кажется, знаю, как тебе избавиться от… этих приставаний…

— Да?! — радостно вскричала Эванс. — Ах ты, умница, малышка Лес! Говори же скорее, как?!