Сквозь листву она видела звезды (гет)

Период экзаменов прошел на удивление мирно и даже кое-где скучно в основном из-за того, что мама уехала почти сразу после празднования дня рождения Цуко. На прощание она вручила ей и Кее по подарку, наказав открыть оба одновременно, и сказала, что вряд ли сможет приехать снова в апреле, на что брат только облегченно вздохнул и совершенно неискренне пожелал ей счастливого пути. Цуко знала, что в глубине души он был обижен на маму за постоянное отсутствие, потому что сама она обижалась определенно. Мама приезжала пару раз в год, наводила шороху и исчезала, оставляя их самих по себе, а Цуко иногда просто хотелось поговорить с ней по душам или посидеть молча, и чтобы мама похвалила ее и погладила по голове. Впрочем, думала Цуко, она никогда не смогла бы признаться в подобном желании даже самой себе, так что продолжала рассматривать редкие фотографии и отсылать остающиеся без ответа письма. Уезжая, мама всегда оставлял деньги и пару бесполезных напутствий, однако сказанные в этот раз слова заставили Цуко крепко задуматься. Перед выходом из дома мама поцеловала ее в лоб, зачем-то пообещала, что все будет хорошо, и сказала, что все это сумасшествие не такое страшное, каким кажется на первый взгляд. Тогда Цуко впервые подумала, что мама тоже может оказаться связана с мафией, но тут же выбросила эту пугающую мысль из головы.

Короткие весенние каникулы начались с прощальной речи и выпуска третьеклассников и тут же продолжились предложением от поджидавшей ее у выхода из школы Хару пойти на пикник. Цуко, собиравшаяся предаться священному ничегонеделанию, неохотно согласилась и уже на следующий день пожалела об этом. Возле средней Намимори, как у стартовой точки, собирались, помимо Хару и Кеко, Тсунаеши-кун, Гокудера Хаято, Ямамото Такеши, а также мелкий Бовино Ламбо, лысая девочка с косичкой на макушке и сверкающий хитрыми глазами из-под шляпы Реборн. И, когда Цуко хотела уже, наплевав на все, уйти, именно последний запрыгнул к ней на плечо и убедил остаться. Точнее, он обещал ей рассказать кое-что интересное, хотя Цуко искренне сомневалась, что, учитывая опыт их общения, такое может в самом деле случиться.

— Цуко-семпай, ты уже выбрала старшую школу? — Хару подхватила ее под руку, — перед каникулами нам раздали анкеты, в которых нужно рассказать о планах на будущее. Некоторые девочки из моего класса уже выбирают университет.

Погода для пикника выдалась не слишком солнечная; темные тучи накрывали небо, но то и дело рассеивались, пропуская на землю тусклый белесо-желтый свет. Цуко время от времени косилась наверх в ожидании дождя, как всегда пропускала половину сказанного мимо ушей и оглядывала их разношерстную компанию. Она лениво пожала плечами, и Хару затараторила снова, перебирая одну за другой все старшие школы Намимори. Список, впрочем, быстро закончился, и разговор как-то сам собой свернул в другое русло.

— Твоя мама ведь работает в Италии? — спросил все еще сидящий у Цуко на плече Реборн, наклоняясь к самому ее лицу. — Не думала о том, чтобы поехать учиться туда?

Глаза его сверкали желтоватыми огоньками, будто яркие молнии на черном небе, а тень от привычной шляпы падала до самого кончика носа. Теплое дыхание щекотало щеку, так что Цуко непроизвольно отстранилась, помотав головой, тут же оказавшись слишком близко к Хару. Тсунаеши-кун, будто его снова что-то напугало, завращал вытаращенными глазами и пискнул, скрываясь за спиной Гокудеры Хаято. Последний рявкнул почему-то на Хару, получил тычок под ребра от Кеко и обиженно засопел.

— Мы пойдем в парк смотреть на цветущую сакуру? — Цуко задрала голову к снова темнеющему небу. — Погода не очень удачная.

— Мы ждем кого-то еще? — впервые с самой их встречи подал голос Ямамото Такеши.

За последнюю неделю резко потеплело, но погода все еще стояла прохладная. То и дело налетал порывами прохладный, забирающийся под воротник ветер, бросающий по дорогам взявшийся неведомо откуда мусор, а солнце совсем не радовало глаз. Серые тучи наливались тяжестью и будто зависли над самой макушкой, а Цуко все безуспешно пыталась вспомнить, положила ли в корзинку зонтик. Еще ее волновало, взял ли зонтик Кея, ушедший куда-то с самого утра, но на этот факт она все равно уже никак не смогла бы повлиять.

— Братик опаздывает, потому что сперва ему нужно было куда-то зайти, — покачала головой поглядывающая на часы Кеко.

Стоило ей замолчать, повисло неловкое молчание. Завыл прямо в ушах снова налетевший ветер, и Цуко зябко поежилась, запахивая поплотнее ветровку. Реборн с ее плеча спрыгнул на землю и дал пинка тут же заверещавшему Ламбо, принявшемуся размахивать руками и вытирать сопли обо всех подряд.

В большой компании Цуко чувствовала себя неловко, то, что в день ее рождения рассказал Тсунаеши-кун, вертелось в голове и отчего-то все больше и больше казалось дурацкой небылицей. Цуко на самом деле никогда не сталкивалась ни с чем опасным, потому что Кея опекал ее даже слишком хорошо, и оттого осознание реальности настоящих мафиози прямо под боком несколько сбивало с толку. Цуко не могла сказать, что по-настоящему боится, потому что мафия, пламя и все остальное не выходили за рамки подростковой дурашливости, но вот пробирающий до костей взгляд Реборна, которому явно от нее было что-то нужно, нервировал и сбивал с толку. Тсунаеши-кун рассказал, что Ямамото Такеши считает все это игрой, оба Гокудера — настоящие мафиози, а бегающие вокруг детишки тоже не лыком шиты. Ну а что касается Реборна — тот самый настоящий дьявол во плоти.

Наверное, больше всего ее шокировала последняя встреча в будущем. Тот светловолосый мужчина казался опасным с первого взгляда, а еще ему тоже что-то от Цуко было нужно. Она сидела перед ним на полу целых пять минут, и с каждым его словом, текущим словно горячий мед, что-то внутри нее сворачивалось в тугой комок. Он мог бы убить ее, если бы захотел, Цуко отчетливо это чувствовала, а то, что в будущем она будет как-то с ним связана, приводило в ступор еще сильнее. Вообще все эти перемещения туда-сюда во времени все больше казались Цуко развивающейся шизофренией или глупым сном в реальности, но даже странный мамин подарок, стоящий запечатанным в углу ее комнаты, наводил на мысли, что либо сошли с ума все вокруг Цуко, либо наоборот.

— Ацуко-сан, — прохладная ладонь коснулась плеча и тут же исчезла, — ты в порядке?

Тсунаеши-кун смотрел на нее почти жалостливо, и оттого что-то внутри дрогнуло и рассыпалось. Цуко огляделась по сторонам, пожала плечами и качнула головой, снова бросая взгляд на затягивающие небо тучи. Странное предчувствие кололо в груди, казалось, будто ее глупые страхи — всего лишь начало, и Цуко медленно вдыхала и протяжно выдыхала прохладный весенний воздух.

— Я знаю хорошее место в парке, но… — она оборвалась, покосилась на наплывающую на стоящую дальше всех Кеко тень, — хотя погода сегодня неподходящая.

— Отлично, Цуко-семпай! — схватила ее за руку Хару. — Пойдем быстрее, пока его никто не занял.

Вряд ли сегодня в парке будет много народу, лениво подумала Цуко, вспомнив, что запасной зонтик должен лежать на самом дне корзинки. Оглядевшись, она отметила, что состав их компании не изменился, но со стороны дальней улицы стремительно бежало, поднимая клубы пыли, нечто, отдаленно напоминающее человека. Замахавшая руками Кеко выкрикнула «братик, скорее!», но неугомонная Хару уже вовсю тянула ее в сторону парка.

Впрочем, Сасагаву Рехея увеличивающееся расстояние не остановило. Он догнал их буквально за полминуты, затормозил так, что заскрипели подошвы его кроссовок, и тут же получил шлепок от разгневанной Кеко:

— Братик, ты опоздал!

— Прости, Кеко, я экстремально задержался!.. О, сестра Хибари с тобой!

Он смотрел на Цуко почти минуту, буравил ее взглядом, а после расхохотался, потянувшись, очевидно, чтобы потрепать ее по волосам. Цуко, нахмурившись, ловко увернулась от его руки, но та, словно самонаводящаяся пуля, потянулась снова.

— Сделаешь это, и я отгрызу тебе руку, — буркнула Цуко, вздергивая подбородок.

Натужный писк за спиной заставил хохотнуть, и Цуко мигом растеряла всю свою невероятно серьезную угрозу. Тсунаеши-кун звонко захлопнул рот ладонями, а молчаливый Ямамото Такеши покачал головой:

— Вы правда одинаковые.

— Экстремально! — подтвердил старший Сасагава, все же посмевший коснуться макушки зазевавшейся Цуко.

Уроки самообороны от Кеи все же принесли плоды, и Цуко, ни на мгновение не задумавшись, вывернулась из-под руки Рехея, прижала к себе корзинку с едой и врезала ему по колену. Сасагава от неожиданности отступил на два шага, скосил глаза вниз, на оставшийся на светлых штанах отпечаток ботинка, и сделал то, чего Цуко ожидала меньше всего.

— Экстремально вступай в мой боксерский клуб!

Кеко прыснула, хлопнула глазами и шлепнула брата по спине, но выражение его лица ни капельки не изменилось. Цуко закатила глаза, отступила на три шага назад, зачем-то спрятавшись за спиной Тсунаеши-куна, и громко фыркнула:

— Я учусь в другой школе. И девочек не берут в боксеры.

Словно завершающая их разговор точка, на землю упала первая крупная капля дождя. Где-то вдалеке громыхнуло, особенно сильный порыв ветра встрепал волосы и листву, и громко заплакала Ламбо. Девочка с косичкой на самой макушке расхохоталась, и на свет из топорщащейся во все стороны афро-прически появилась фиолетовая базука. Цуко вздрогнула, успела только подумать, что, видимо, такова ее судьба, и мир уже привычно схлопнулся в комок розового едкого дыма.

Впрочем, стоило ей открыть глаза, розовое вокруг осталось розовым. Тихий смешок раздался у самого ее уха, и Цуко отскочила, прижимая к груди корзинку. Сверху вниз на нее смотрел взрослый Тсунаеши-кун, и в глазах его было что-то, отчего воздух напрочь застревал в горле и руки до самых локтей покрывались мурашками. Они стояли посреди аллеи цветущей сакуры, а вокруг не было совершенно никого и ничего, отвлекающего внимание от пушистых облаков над головой и странного теплого взгляда взрослого Тсунаеши-куна.

— Почему почти каждый раз, когда я оказываюсь в будущем, ты оказываешься рядом со мной? — Цуко тряхнула растрепавшимися от ветра еще в прошлом волосами.

Здесь-сейчас было гораздо теплее, чем мгновением раньше, так, что хотелось распахнуть или вовсе стянуть ветровку, но Цуко лишь повела подбородком, крепче сжимая ручку корзинки. Взрослый Тсунаеши-кун не ответил, перевел взгляд на дорогу вперед и засунул руки в карманы джинсов. Прежде, каждый раз, когда Цуко видела его, он был в костюме, производил впечатление солидного джентльмена и даже немного пугал разительной разницей с собой прошлым. А теперь, словно совсем другой человек, в джинсах и свободной рубашке он очень сильно напоминал себя-школьника, разве что был гораздо выше и не вздрагивал забавно от каждого ее слова.

— Я тоже связана с мафией? — задала следующий вертящийся в голове вопрос Цуко, следуя за двинувшимся вперед Тсунаеши-куном.

И снова не получила ответ. Взрослый Тсунаеши-кун бросил на нее короткий взгляд, опустил его на корзинку в ее руках, и что-то в его глазах азартно сверкнуло.

— В прошлый раз была Италия, да? А теперь снова Япония?

Деревья цветущей сакуры стояли так плотно друг к другу, что превращали всю аллею в пушистый нежно розовый туннель без входа и выхода.

— Мы вернулись совсем недавно, — вздохнул Тсунаеши-кун, замедляя шаг настолько, чтобы Цуко не приходилось за ним бежать, — ты очень хотела полюбоваться сакурой.

— Мы? — Цуко вытянула шею, но он отвернулся и снова не ответил.

Отвечает только на те вопросы, на которые вздумается, фыркнула про себя Цуко, отворачиваясь тоже. Время тянулось медленно, однако Цуко не могла сказать, что прогулка ей не по нраву. Она любила любоваться цветущей сакурой, но делала это в основном одна или с молчаливым Кеей. Сегодняшний пикник сорвался из-за дождя, а это как всегда незапланированное путешествие словно вышло для нее компенсацией.

— Я могу взять это? — внезапно спросил взрослый Тсунаеши-кун, протягивая руку к ее корзинке. — Пикник ведь все равно не состоялся.

Когда он почти коснулся ручки корзинки пальцами, впавшая на мгновение в ступор Цуко прижала ее к груди и шагнула в сторону. Рука взрослого Тсунаеши-куна потянулась следом, словно пытаясь поймать ее, и Цуко, надув губы, шлепнула по ней ладонью.

— Я отдам это Кее, — припечатала она, глядя на то, как стремительно исчезает с лица Тсунаеши-куна задорная улыбка.

Ладонь замерла практически у самого ее лица, внезапно изменила направление и плюхнулась Цуко на голову. Взрослый Тсунаеши-кун потрепал ее по волосам и протяжно вздохнул, и отчего-то из-за его прикосновения стало странно тепло и немного щекотно.

До того, как она успела открыть рот, чтобы что-то сказать, мир снова рванулся, исчез в едкой розовой дымке, и Цуко выбросило прямо под льющий изо всех сил дождь. Пискнувший Тсунаеши-кун отшатнулся от нее, словно от прокаженной, и только теперь Цуко почувствовала, как предательски наливаются краской щеки. Вокруг них не было никого из ребят, только лил отрезвляющий, приводящий в норму мысли дождь, стекающий за шиворот и пропитывающий тяжелеющую одежду. Доставать зонтик уже не было никакого смысла, потому что Цуко успела напрочь промокнуть всего за мгновение, и Тсунаеши-кун стоял напротив нее такой же мокрый и чуточку испуганный.

— Я пойду домой, — каркнула Цуко, собирая в кулак всю оставшуюся волю, — пока.

Она развернулась на пятках, рванула в темноту бьющего по плечам дождя и обернулась, только дойдя почти до самого дома. Сердце отчего-то заполошно билось в груди, так и норовя выскочить, руки сами собой все еще прижимали корзинку, а где-то на самом ее дне болтался оставшийся бесполезным зонтик.

Уже вечером, помывшись и высушившись, Цуко разложила оставшиеся целыми угощения на столе, печально вздохнула и покосилась на расклеившуюся от дождя ручку корзинки. Большая часть ее содержимого напрочь промокла так, что потеряла всякий товарный вид, но оставалось еще немного печенья, которое Цуко, сама не зная зачем, еще утром упаковала в отдельный контейнер. Готовить ужин было катастрофически лень, и Цуко просто-напросто растянулась на кухонном стуле, вытянула ноги и сунула в рот одно из печений. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и уже полминуты спустя на кухне появился Кея, оглядевший Цуко одним из своих раздражающе невыразительных взглядов. Цуко подавила порыв показать ему язык, прожевала печенье, открыла и закрыла рот, в последний момент передумав что-либо говорить.

— Дождь закончился, — сказал Кея, стряхивая с волос мелкие капельки.

Цуко согласно угукнула, взяла еще одно печенье и повертела его в пальцах. У нее из головы никак не желало уходить странное тянущее предчувствие, будто эта история с мафией и перемещением во времени в итоге не приведет ни к чему хорошему. Хищное лицо беловолосого человека, зачем-то назвавшегося ее лучшим другом, навевало на мысль, что у будущей нее определенно неприятности, а от самой мысли о будущем хотелось закрыться в комнате и спрятаться под одеялом.

— Я сегодня воспользовалась одним из тех приемов, — вместо этого бросила Цуко.

Выражение лица Кеи неуловимо изменилось, брови подскочили наверх, а губы стали совсем тонкими. Цуко фыркнула, пожала плечами и с хрустом откусила добрую половину печенья.

— Сасагава Рехей погладил меня по голове, — добавила она, съезжая по стулу ниже.

Что-то громко хрустнуло, будто лопнула натянутая струна, разломалось в пальцах следующее печенье. Только теперь, съев две с половиной штуки, Цуко обратила внимание, что страшно проголодалась.

— Загрызу до смерти, — упавший голос Кеи резанул по ушам, и Цуко положила печенье обратно в контейнер, накрыла его крышкой и развернулась прямо на стуле.

Кто-нибудь со стороны сейчас наверняка бы испугался и назвал лицо Кеи ужасающе страшным, но Цуко буквально видела в нем собственное отражение, и потому страшным его никогда не считала. За окном постепенно темнело, зажигались редкие фонари, а и без того редкие прохожие постепенно исчезали с улиц вовсе. Цуко хотела есть, и теперь никак не могла выбросить эту мысль из головы, а еще, она вдруг вспомнила, тот беловолосый человек разбросал вокруг себя кучу фантиков, будто умудрился слопать целую тонну конфет Ламбо на зависть.

— Примерно так я и сказала, — она невольно хохотнула, оперлась рукой о спинку стула, — поедим сегодня окономияки? Мне лень готовить.

— Идем, — после минуты молчания выдавил Кея, скрываясь в коридоре.

— Ура! — пискнула Цуко, подрываясь с места и убирая печенье в шкафчик.

* * *

Очутившись в своем времени, Ацуко улыбнулась и, потянувшись, потрепала опешившего на мгновение Тсунаеши по волосам. Он, поймав ее взгляд и задорно сощурившись, перехватил ее ладонь у самого своего лица, чмокнул костяшки и дернул на себя так, что Ацуко уперлась плечом в его плечо. Она успела немного промокнуть, самую малость, не так сильно, как могло показаться на первый взгляд, но Тсунаеши, словно заботливая мама-гусыня, уже утирал рукавом воду с ее лица. Ацуко проглотила смешок, задрала голову и подхватила Тсунаеши под руку, опуская голову ему на плечо и заставляя замедлить шаг.

Деревья цветущей сакуры по обе стороны аллеи создавали ощущение дыма от перемещения вокруг, так что отчего-то казалось, будто она вот-вот снова окажется в прошлом.

— Что-то случилось? — теплые пальцы Тсунаеши невесомо коснулись щеки и упали ниже, мгновение спустя исчезая вовсе.

На голубом-голубом небе болталось яркое желтое солнце, а пушистые деревья походили на окрашенные им облака. Небо окутывало все вокруг, было теплым и мягким, но все равно слишком далеким, чтобы дотянуться рукой.

— Не-а, — мотнула головой Ацуко, а после добавила после полуминутной паузы: — хочешь, расскажу тебе секрет?

Ответа она на самом деле не ждала, потому что нечто тягучее и теплое в груди шевелилось и щекотало, вызывая мечтательную улыбку и мурашки по всему телу.

— Сначала я влюбилась во взрослого Тсунаеши, — качнула головой Ацуко, крепче сжимая теплую ладонь, — и только потом осознала, что Тсунаеши, который младше меня, мало чем отличается от себя взрослого.

Смешок раздался словно в ответ на ее признание, и Ацуко фыркнула, отстраняясь и сощуриваясь. Тсунаеши, откровенно смеющийся, вскинул свободную руку и вдруг коснулся губами ее лба. Теплый, почти обжигающий отпечаток истлел на ветру мгновение спустя, Тсунаеши продолжил, улыбаясь, смотреть ей в глаза, и было там что-то, чего Ацуко, знакомая с ним чуть больше десяти лет, до сих пор не могла осознать. Что-то такое очаровывающее, тающее на губах и вплетающееся в волосы, как ощущение теплого ветерка и игривых солнечных зайчиков.

— Тот я считал себя неудачником, — хохотнул Тсунаеши, и исходящая от него чарующая магия рассыпалась искрящимися под ногами осколками.

Ацуко фыркнула, пересчитывая костяшки его пальцев, раскрыла рот и тут же его закрыла, чем вызвала еще несколько теперь уже давно не неловких смешков.

— Тот ты был забавным, — пожала плечами Ацуко, отводя взгляд, — потратил полдня, пытаясь найти мою резинку. Это было так мило с твоей стороны, хоть и совершенно бесполезно.

Пушистые розовые кроны зашелестели на ветру, и тот же ветер растрепал Ацуко волосы, заставив ее пропустить мимо ушей очередной смешок Тсунаеши. Она фыркнула, выплевывая прядь и сдувая остальные с лица, и переступила с ноги на ногу, поправляя съехавшую на одно плечо кофту.

— Справедливости ради, у меня не было выбора, Реборн выстрелил в меня пулей Предсмертной воли, — вздохнул Тсунаеши, аккуратно заправляя волосы Ацуко за ухо.

— Но ты хотел мне помочь, — пожала плечами она, поднимая на него взгляд.

Тишина между ними лопнула и забилась сердцем в груди, новый порыв ветра бросил волосы Ацуко ей на лицо, и на мгновение взор ее заволокла черная пелена. От аккуратных, почти невесомых прикосновений мурашки табунами расползлись по телу, дрожь прошла снизу вверх и застыла где-то в горле. Ацуко закатила глаза от полезших в голову дурацких мыслей и вздрогнула, когда сжимавшая ее ладонь рука скользнула вверх и потянула ее вперед.

— В первую нашу встречу Реборн сказал мне позвать тебя в семью. Всю следующую ночь я думал о том, что это слишком опасно, а еще что ты наверняка откажешься, но Хибари-сан все равно убьет меня, — дыхание Тсунаеши ударилось о кончик носа Ацуко и расплылось краской по ее щекам, — во вторую нашу встречу я проболтался тебе о мафии, а в третью думал, что небо прямо сейчас рухнет мне на голову, если ты не перестанешь плакать. Я убеждал себя, что боюсь тебя, потому что у тебя лицо и фамилия Хибари, но радовался каждый раз, когда ты приходила. А когда ты обиделась на меня из-за болезни Хибари-сана, я…

— Ну хватит, — выдохнула Ацуко, поднимаясь на цыпочки и прижимаясь губами к его губам.

Со всех сторон по воздуху к ним приближались белые пятна, совсем не похожие на плывущие по небу ленивые облака.

* * *

Несколько дней весенних каникул пролетели незаметно, за ними последовали церемония открытия школы, смена школьной формы с зимней на летнюю и порвавшиеся серые с черными звездочками колготки. Из-за последнего пункта списка Цуко грустила особенно сильно, хоть и понимала, что несчастные изделия текстильной промышленности итак продержались достаточно долго. Именно эти колготки особенно нравились Цуко то ли из-за приятной затейливой расцветки, то ли из-за того, что получила она их во время своего первого настоящего приключения. Если, конечно, неожиданное перемещение во времени, напугавшее ее до дрожи в пальцах, можно было назвать приключением. Впрочем, думала про себя Цуко, не назвать тоже — нельзя.

Поход по магазинам в поисках замены отнял у Цуко еще несколько дней, и в конце концов серые с черными звездочками сменились оранжевыми с яркими фиолетовыми кляксами. В гардеробе у Цуко было еще несколько разных упаковок ярких колготок, но сейчас ей категорически хотелось либо старые черные с серыми звездочками, либо новые, в первый же день вызвавшие ужас у школьных учителей и представительниц местного Дисциплинарного комитета.

От очередного предложения посмотреть все-таки на цветущую, уже сбрасывающую лепестки сакуру Цуко решительно отказалась. Странное колючее предчувствие преследовало ее с последнего ее перемещения в будущее, и оно не то чтобы говорило, прямо-таки кричало, что не стоит больше ввязываться во всякие опасные переделки. Цуко, не ввязывавшаяся раньше вообще никуда, твердо решила избегать мафиозную компанию целиком и полностью, потому что ничего более странно опасного в этом скучном городе быть не могло. От этого немного кололо в груди, но Цуко уверяла себя, что это чувство вызвано скорее облегчением, чем чем-то еще. Цуко на самом деле нравилось совать свой нос куда не следует, но и она, младшая сестра грозы всея Намимори, прекрасно осознавала границы, которые не следовало переступать. И если раньше окружающая ее возня напоминала копошение ребятишек в песочнице, теперь все ее естество твердило, что дальше детишкам придется стремительно взрослеть и крепчать, пока их заживо не закопали в песке мальчишки постарше.

— Это просто неприемлемо! — кто-то схватил ее за руку, и резкий девчачий голос резанул по ушам.

Цуко, остановившаяся сразу после школьных ворот, лениво обернулась на тощую девчонку, намертво вцепившуюся в рукав ее ветровки. Девчонка возвышалась над Цуко почти на полголовы, сверлила ее гневным взглядом угольно-черных глаз, а пышные темно-каштановые волосы плохо скрывали несколько дырок от сережек в ухе. На плече ее красовалась повязка Дисциплинарного комитета средней школы Мидори.

— Школьный устав ясно определяет допустимую школьную форму! Юбка должна быть на два пальца выше колена, допустимы только белые носки или гольфы, никаких колготок, тем более цветных! — глаза девчонки пылали праведным гневом, а пронзительный голос, казалось, был слышен в соседнем районе. — Назови свое имя и класс!

Яростный приказ на мгновение выбил Цуко из колеи, и она поморщилась от бьющего по ушам громкого звука. Вокруг них уже успела собраться толпа девчонок, а шепотки их походили на шелестящие на ветру лепестки сакуры.

Девчонка, все еще держащая ее за руку, была то ли не местной, то ли самоубийцей.

— Хибари Ацуко, — хмыкнула Цуко, чуть склоняя голову, — класс 3-1.

Окружающие их шепотки сделались громче, а потом и вовсе стихли, когда не в меру резвая первокурсница достала блокнотик, и, наконец отцепившись, старательно записала туда полученную информацию. Скорее дура, подумала Цуко, потому что первокурсникам уже прочитали лекцию о том, кого в этой школе трогать точно не стоит. Впрочем, никто из остальных новичков в разрастающийся конфликт вмешиваться не спешил.

— Я вынесу тебе предупреждение. Наша школа считается элитной именно потому, что в ней строгие правила, и…

— Нагата Юкико, — перебила Цуко, наконец вспомнив имя приставучей девчонки, — если ты вступила в комитет, чтобы самой нарушать правила, лучше бери пример с меня. Мне достаточно одной фамилии.

Девчонка раскрыла рот, и Цуко отдернула ее юбку, на целых три пальца короче нормы. Вот-вот должен был начаться первый урок, а к обеду обязательно нужно было сдать очередную дурацкую анкету самоопределения. Цуко злилась, потому что чаще всего ее воспринимали всерьез только из-за репутации старшего брата, но ведь она могла и сама постоять за себя. Чего только стоила Аритака Иру, цеплявшаяся к ней весь первый месяц ее первого года в средней школе.

— Цуко-семпай! — Хару налетела на нее сзади так, что сама Цуко едва не уткнулась лбом в грудь Нагаты Юкико. — Я уже говорила, но на следующих выходных мы опять пойдем смотреть на сакуру, может все-таки пойдешь с нами, Тсуна-сан обещал придумать для всех развлечение! О, у тебя такие классные колготки!

Поток речи, половину из которого Цуко бессовестно прослушала, прервал звонок на первый урок. От постепенно рассасывающейся уже как пять минут толпы не осталось почти ничего, и оставшиеся девчонки теперь тоже рванули по классам. Цуко качнула головой, глядя на поджавшую губы Нагату Юкико, сняла с плеча руку Хару и развернулась, проходя мимо них обеих.

— На эти выходные у меня уже есть планы, — пожала плечами Цуко, ускоряя шаг и скрываясь в раздевалке.

Стоило опустить голову, чтобы переобуться, оранжево-фиолетовые колготки замерцали перед глазами слишком ярким, непривычным пятном. Цуко, хмыкнув, похлопала себя по коленям, стянула слишком жаркую для такой погоды ветровку и вошла в класс под царящую там звенящую тишину. В этом году день рождения Кеи выпал как раз на воскресенье, и, раз уж мамы и в это раз не будет, Цуко твердо решила в кои-то веки устроить ему нормальный праздник.

* * *

День не задался ровно с того момента, когда Реборн отправил его занимать места в парк. Тсуна не мог поверить, что ради этого он даже позвал Гокудеру-куна с Ямамото, которые теперь как всегда переругивались между собой из-за сущей ерунды.

— Но все-таки поздновато для любования сакурой, она уже начала отцветать, — ворчал Гокудера-кун, поигрывая зажатой в зубах сигаретой.

— Разве так не лучше? — не согласился Ямамото. — Бледно-розовые лепестки кружатся в воздухе и опадают под ноги, а деревья все еще пышные, и стоишь как в розовом вихре.

На словах о розовом вихре Тсуна непроизвольно вздрогнул, подумав совсем о другом. Улыбающееся лицо Ацуко-сан из будущего непроизвольно встало перед глазами, и Тсуна сглотнул ставшую горькой слюну. Обе они, маленькая и взрослая, пугали его одинаково, но Тсуна все равно не мог понять, почему в глубине души жалеет, что ни одна из них не согласилась сегодня прийти.

— А я говорю, — повысил голос Гокудера-кун, — лучше, когда сакура только расцвела.

Ямамото на его слова рассмеялся и задрал голову к небу:

— Погода все равно была неподходящая.

Тсуна снова вздрогнул, вспомнив, что именно так говорила в их прошлую прогулку Ацуко-сан. Сегодня небо было ярко-голубое почти без облаков, но он все равно зачем-то положил в карман маленький складной зонтик.

— А ты что скажешь, Тсуна? — Ямамото хлопнул его по плечу, окончательно вырывая из мыслей.

— Да, Десятый, рассуди нас! — поддакнул Гокудера-кун.

Теплое утреннее солнце грело макушку, а на улицах было пусто. Реборн выгнал их из дома в самую рань, едва Тсуна успел продрать глаза и свалиться с кровати, так что прохладная роса все еще поблескивала на траве, а почтальон развозил газеты. Тсуна протяжно вздохнул, вдыхая запах влажного, стремительно теплеющего утра, и тоже задрал голову, принимаясь разглядывать редкие, похожие на клочки ваты облака.

— Главное, чтобы было красиво, — он пожал плечами и заметил облако, похожее на звезду.

— Правильно! — тут же поддержали его в один голос парни.

— Поэтому так важно найти удачное место, — покивал головой Гокудера-кун.

— Хорошо бы сесть в тени сакуры, — рассмеялся Ямамото, прикладывая ладонь козырьком к глазам, — сегодня будет солнечно.

Они прошли уже почти целый квартал, до парка оставалось рукой подать, и потому все они неосознанно прибавляли шаг. Несмотря на ворчание, каждый из них хотел занять наиболее удачное место, чтобы весело провести время с друзьями, и именно поэтому никто из них всерьез не спорил с отправившим их вперед Реборном.

— Да, хорошая погода, — согласился Тсуна, засовывая руки в карманы.

Несмотря на сказанные слова, что-то все равно неприятно тянуло в груди. Странное предчувствие чего-то нехорошего то и дело накрывало Тсуну с последней их встречи со взрослой Ацуко-сан, но он упрямо отбрасывал его, продолжая беззаботно смеяться в компании обретенных благодаря Реборну друзей.

В парке было пусто. Совсем ни одного человека в такую хорошую погоду, несмотря на расстелившееся на земле полотно нежно-розовых лепестков. Тсуна на мгновение затормозил, замер в нерешительности, но Гокудера-кун с Ямамото уже пошли дальше, громко обсуждая, как им несказанно повезло. Деревья сакуры стояли достаточно близко, чтобы касаться друг друга пышными кронами, редкие лавочки по обе стороны от узкой дорожки были покрыты опавшими лепестками и было тихо так, что у Тсуны звенело в ушах. Утро еще только наступило, но он прекрасно помнил, сколько было народу, когда они ходили в парк с мамой в прошлом году и год назад, и еще год назад.

— Эта часть парка закрыта для посещения, — словно озвучивая его мысли, сказал выскочивший из кустов парень с зачесанными вперед волосами, — проваливайте.

Основная часть его монолога звучала безукоризненно вежливо, но вот последнее слово резко выбивалось из общей картины. Парень в черной школьной форме послал их грубо, махнув рукой куда-то в сторону, а после мило улыбнулся, складывая на груди руки. Гокудера-кун тут же разразился бранью, а у Тсуны в голове мелькнула мысль, что, пока не стало совсем плохо, лучше убраться отсюда подобру-поздорову. Но ни Ямамото, ни тем более Гокудера-кун, впрочем, не были с ним согласны.

— Это место никому не принадлежит! — рявкнул Гокудера-кун, ударяя парня в форме по голове так, что тот ничком повалился на землю. — Пойдемте, Десятый!

Они шумели так сильно, но до сих пор никто больше не появился. Парень с зачесанными как у бандита волосами остался лежать на земле, а они прошли вглубь парка, выбирая место получше. Тсуна то и дело оборачивался, вздрагивал от каждого шороха и в глубине души думал, что стоит все-таки пойти поискать место пооживленней. Парень в черной школьной форме и с зачесанными вперед волосами подозрительно напоминал одного из подручных Хибари-сана, а это само собой означало, что ничего хорошего им в предстоящей заварушке не светит.

— Я все думал, кто это тут шумит, — тихий вкрадчивый голос раздался откуда-то сбоку, и Тсуна дернулся, оборачиваясь, — а это снова ты.

Сложивший на груди руки Хибари-сан смотрел прямо Тсуне в глаза, игнорируя всех остальных, и казался предельно расслабленным. Тсуна замер, цепенея под его взглядом, и с губ Хибари-сана сорвалась звонкая в наступившей на мгновение тишине усмешка.

— Р-ребята, — пискнул Тсуна, не отрываясь от глядящих прямо насквозь черных глаз, — давайте п-пойдем куда-нибудь еще.

Глава Дисциплинарного комитета средней Намимори вызывал ужас не только у большинства школьников, но и у многих взрослых. Тсуна слышал слухи о том, как безжалостно он расправлялся с врагами и как любил ввязываться в драки, и даже сам был несколько раз избит до полусмерти. Но, как, впрочем, и всегда, ни Ямамото, ни тем более Гокудера-кун не были с ним согласны.

— Ты не можешь запретить нам любоваться сакурой, — вполне миролюбиво сказал Ямамото, вскидывая руки.

Повисла недолгая пауза, во время которой Хибари-сан посмотрел сначала направо, а потом налево, пожал плечами и развел руками:

— Могу.

Гокудера-кун вспыхнул и разразился бранью, даже выплюнув сигарету, а Тсуна подумал, что шанс слинять от назревающей драки он давно уже упустил.

— Я предлагаю игру, — писклявый голос Реборна раздался с нависающей у Тсуны над головой ветки, — Хибари против команды Тсуны, один на один. Проигравший должен уйти навсегда.

— О, — перебил другой, не совсем внятный голос Шамала, — а сестры у тебя нет?

Он оказался вдруг прямо у Хибари-сана перед носом, и тот, лишь коротко поморщившись, отправил горе-доктора отдохнуть под деревом одним быстрым ударом. Тсуна только и успел подумать, что есть, как холодный блестящий взгляд снова прорезал дыру у него между глаз.

— Я согласен, — кивнул Хибари-сан, и глаза его азартно блеснули.

Первым вызвался запальчивый Гокудера-кун. Он бросился на Хибари-сана так быстро, что Тсуна едва успел моргнуть, прежде чем последнего окутало облако дыма. От взрыва на мгновение заложило уши, запахло дымом и гарью, и Тсуна закашлялся, принимаясь махать перед собой рукой. Он не думал, что такой взрыв может победить Хибари-сана, он вообще не думал, что что-то может его победить, и потому совсем не удивился, когда Гокудера-кун как подкошенный рухнул на землю.

Следующим на очереди был Ямамото. Он как всегда мягко улыбался, только уголки губ его слегка подрагивали, но Хибари-сан, казалось, не обращал внимания ни на него, ни на бранящегося Гокудеру-куна. Он смотрел куда-то вдаль на скрытое деревьями нечто, и Тсуна невольно преследовал его взгляд. Реборн тяжелой ношей спрыгнул ему на плечо, вырывая из накативших вновь мыслей, неприятно похлопал по щеке и приказал не отвлекаться.

— Ты следующий, Тсуна, — каркнул Реборн, и только тогда Тсуна увидел, что сжимающий в руке биту Ямамото тоже лежит на земле.

— Я не, — пронзительный взгляд снова прошил его насквозь, и Тсуна сглотнул горькую слюну, — не собираюсь я драться! Пойдемте лучше в другое место.

Колючий презрительный смешок врезался в уши, намертво ввинтился в голову, и Тсуна почувствовал, как краснеет. Хибари-сан смеялся над ним, покручивая испачканные кровью его друзей тонфа, и все еще то и дело поглядывал куда-то в сторону. Тсуна рвано вздохнул, проследил за его взглядом, и едва не подавился, заметив скрытую розоватой тенью Ацуко-сан.

В следующее мгновение, до того, как он успел собраться с мыслями, тупая боль прошила голову, и в глазах на мгновение потемнело. Перемешанная с азартом ярость вырвалась наружу оранжевым пламенем, и Тсуна взвыл, не в силах сформулировать свое предсмертное желание. Его кулак с силой врезался в теплый от крови тонфа, и улыбка Хибари-сана стала как будто бы одобрительной.

— Ты то сильный, то слабый, — протянул он, отбрасывая Тсуну в сторону, — не могу тебя прочитать.

Пятки взрыли землю, но Тсуна едва ли почувствовал боль. Перед глазами плясали яркие пятна, оранжевые с фиолетовыми кляксами, а Ацуко-сан смотрела на них, поджав губы. Следующий удар пришелся Хибари-сану в плечо, и тот неожиданно оступился, падая на колено. Пламя Предсмертной воли погасло, и Тсуна пискнул, удивляясь собственному везению. Хибари-сан нахмурился и прижал руку к груди, а откуда-то как будто издалека раздался встревоженный возглас Ацуко-сан.

— Это сделал не ты, Тсуна, — каркнул Реборн, обрывая гул в ушах, — Шамал выпустил в него зараженного москита еще в самом начале.

Что-то внутри упало глухо и безвозвратно, Тсуна дернулся, отер вспотевшие ладони о единственную оставшуюся на нем деталь одежды. Стоять в трусах перед Ацуко-сан было стыдно, а еще от ее разгневанного взгляда что-то колыхалось и билось в груди. Тсуна чувствовал, как медленно краснеют щеки, и как гулко бьется сердце с каждым ее приближающимся шагом.

— Ситуация накалилась, поэтому я заразил его болезнью, при которой он не сможет находиться рядом с сакурой, — блестящий взгляд Шамала тоже следил за Ацуко-сан, и оттого Тсуна хотел ему врезать, — синдром дезориентации сакурой.

Стоило ладони Ацуко-сан коснуться плеча Хибари-сана, как тот резко поднялся, непроизвольно отталкивая ее от себя. Он сильно шатался, а глаза его сделались мутными, так что казалось, будто он вот-вот упадет замертво.

— Правила есть правила, — прохрипел Хибари-сан, делая несколько шагов вперед, — наслаждайтесь сакурой.

Странное колючее чувство разливалось у Тсуны в груди. Он одновременно был рад, что кто-то победил самого страшного на свете человека, но и хотел провалиться сквозь землю или отмотать время вспять, чтобы этого никогда не происходило. Ацуко-сан не смотрела на него, сосредоточив все свое внимание на ухмыляющемся Шамале, и оттого что-то в животе у Тсуны неприятно скреблось, будто старалось выбраться наружу.

— Вылечи его, — тихо приказала Ацуко-сан, и голос ее эхом разнесся по пустому парку, — сейчас же.

Глаза Шамала ярко сверкнули, он заулыбался еще шире и подался вперед, наклоняясь так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Ацуко-сан.

— Милая сестрица, — Шамал выдержал театральную паузу, вглядываясь в темные глаза Ацуко-сан, — а ты мне что взамен?

Шлеп. Звук пощечины заставил вздрогнуть и замереть, глядя на Ацуко-сан во все глаза. Ноздри ее раздувались, губы были плотно сжаты, а левая ладонь покраснела. Шамал выпрямился, потирая щеку, и хмыкнул, и Ацуко-сан развернулась на пятках и зашагала следом за давно скрывшимся между деревьев Хибари-саном. Только теперь, когда солнце осветило ее лицо под другим углом, Тсуна заметил, что в глазах ее блестели слезы.

— Ты провалился, Тсуна, — в наступившей тишине каркнул Реборн.

Тсуна даже не пискнул, только пожелал, чтобы небо наконец рухнуло, навсегда погребая его под собой.