Белый, красный, черный (гет)

Примечание автора:

На вычитке слушалось: «I saw the Devil» OST — Soohyun’s Theme — https://youtu.be/6P-71sIQiFQ

Армилляр (Армиллярная сфера) — географический и астрономический термин. Сегодня означает круги, которые представляют на земном глобусе экватор, меридианы и т.д.

Примечание переводчика:

Поскольку здесь нет возможности добавлять картинки, чтобы вы имели представление, что это такое: https://vk.com/photo-121788935_457239310

День -???

Снег, вечный.

Времена года, незыблемые.

Горы, насколько хватает глаз. Солнце, синее бесконечное небо, и больше ничего.

Покой. Покой тела, духа и души. Тот покой, который даруют только юность, неведение и невинность. Повседневные радости. Любопытство, которое укрепляется, становится сильнее.

Затерянный храм посреди нигде, без возраста, незыблемый. Его тяжелые двери из красного дерева, скрипящие под ветром, которые открываются лишь раз в год. Чтобы принять новоприбывших, чтобы выпустить тех, кому больше нет здесь места, или кто желает вернуться к цивилизации.

Уроки — бесконечные, трудные и загадочные, преподносимые в тени стеллажей, заполненных знаниями. Тренировки в искусстве медитации, самоконтроля и сражения, проводимые во дворе, окруженном высокими стенами — твердыня, защищающая и изолирующая нас от внешнего мира. Повседневные занятия по уходу за храмом, требовательные и сложные, однако выполняемые всеми — как ветеранами, так и новичками с самого нежного возраста.

Святилище на последнем этаже здания. Его алтари, полные ревниво охраняемых реликвий.

Эбеновые Шкатулки, инкрустированные красной эмалью, стоящие в ряд под солнечным лучом. Окружающая их аура магии и запрета. Их тайны, открытые редким ветеранам, давшим обет больше никогда не выходить за стены храма.

Иногда одна из Шкатулок активируется сама по себе, и никто не может предвидеть это или объяснить. Тогда чудесные создания, которых она содержит, просыпаются и выбирают Хранителя среди обитателей храма. Им никто не возражает. После тайного обучения, длящегося несколько недель, двери твердыни открываются, и Шкатулка, как и ее Избранный, покидают сообщество.

Все Шкатулки разные, все Хранители уникальны. Но их роль неизменна: привести внешний мир к равновесию, вернуть дыхание жизни и надежды, когда всё кажется отданным разрушению и хаосу.

Иногда Шкатулка снова появляется в святилище, словно движимая собственной энергией или высшей волей. Под бдительным присмотром ветеранов ее жильцы засыпают, пока не прозвучит новый Призыв.

Иногда Шкатулка возвращается. Но ее Хранитель? Никогда.

Кто я? Откуда я?

У меня ведь была какая-то жизнь до того, как я взобрался на эту гору, прошел через эти двери и влился в ряды послушников. Короткая жизнь, наверняка трудная и хаотичная, поскольку я никому не был нужен. Мне кажется, когда я попал в храм, который стал моим домом, я едва умел ходить.

Кто же привел меня сюда, чтобы оставить без сожалений? Как многие мне подобные, я ничего не помню об этом…

Я был никем. Ни самым мудрым, ни самым способным. Ни самым сильным, ни самым хитрым. Ни самым старательным в повседневных делах, и также не самым дисциплинированным. Сирота без прошлого среди многих других.

Я вырос в тени этих стен, подняв глаза к небу и солнцу. Убаюкивая уши наставлениями старших. Завороженный легендами и рассказами о моих предшественниках. Сколько послушников поступали в храм с его создания, но столь немногие остались и стали ветеранами. И еще меньше из их рядов вышло Хранителей.

Я мечтал, как все мои товарищи. Мечтал, что однажды одна из Шкатулок откроется для меня. Это источник радости и гордости, но также и великий страх. Поскольку быть избранным означает уйти, чтобы никогда не вернуться. Быть избранным означает странствовать на краю земли. Назначать и направлять Носителей. Действовать рассудительно и скрытно, чтобы исцелить мир, вернуть его в состояние равновесия, неустойчивое и постоянно меняющееся, но в котором хорошо жить.

Я мечтал. Надеялся. Молился, чтобы так или иначе мои усилия не были напрасны. Чтобы стать кем-то важным, могущественным. Кем-то, кто принимается в расчет.

Возможно, мне не следовало.

Где-то грохотала война. Где-то царили нищета и страх. Я тогда этого не знал.

Однажды к храму пришли люди. Умоляющие, голодные, жалкие. Моей первой и самой большой ошибкой было открыть им дверь.

Они вошли — вооруженные и безжалостные. Они украли всё, что было можно, остальное разрушили.

Они убили. Всех. Меня оставили умирать. Я помню крики, я помню огонь и взрывы. Я помню слезы, пепел, кровь не стенах и на снегу.

Храма больше нет. Он сгорел. Исчез.

И это моя вина…

Одна из Шкатулок раскрылась в этом хаосе, но я не уверен, что она была предназначена мне. Всё смешалось. Я взял ее с собой, как и несколько вещей, уцелевших от разбоя и пожара. И я побежал. Далеко. Долго.

Слишком юный, слишком слабый, я потерял все свои вещи, одну за другой. Некоторые по глупости, другие по легкомыслию. Иногда я продавал их тому, кто предлагал самую высокую цену. Иногда у меня их крали.

До того дня, когда у меня осталась только Шкатулка. Я едва помнил, что с ней делать. До тех пор я не решался использовать ее, слишком стыдясь своих ошибок, слишком боясь того, что она содержит.

Сегодня я снова ее открыл.

И теперь они смотрят на меня. Молчаливые, внимательные, растерянные. Они знают про храм. Они знают про меня, изгнанника, узурпатора, ничтожество. Они знают про своих родичей, исчезнувших без следа, обреченных кануть в забвение теперь, когда Шкатулкам больше некуда возвращаться.

И, однако, в их бесконечной мудрости, в их стойкости перед испытаниями, они не сдаются.

Две Звезды — тень и свет — приближаются ко мне и склоняют головы. Остальные повторяют за ними, самый светлый шепот.

— Я Тикки, а это Плагг. Мы к вашим услугам, Мастер Фу.

Вот так по ошибке, а не по выбору и уж тем более не по заслугам, я стал Хранителем.

И сегодня я, вероятно, последний из них.

Проходят дни. Времена меняются, но эры в итоге всегда возвращаются, неустанно как времена года.

История — это петля, часы. Каждый день разный, и всё же он всегда заканчивается на одном и том же часе.

Война. Мир. Годы процветания и изобилия. Возвращение напряженности. Событие, взрывающее пороховой погреб. И потом снова война.

Мои две Звезды устали, их Армилляры тоже. Но в каждом цикле они обновляются, всегда бодрые, оптимистичные и бескорыстные. Когда я был молод, я восхищался ими, казавшимися мне такими сильными, такими мудрыми, такими преданными, каждый по-своему. Теперь, когда я старею, а они — нет, я испытываю к ним еще большее уважение. Видя насилие этого мира и низость человеческой природы, они продолжают верить.

Они могущественны, но так невинны, так просты. Их можно принять за детей, и я быстро решаю заботиться о них, как о собственных детях — я, кто не может позволить себе привязанности к другим людям.

Я следую за моими малышами и поддерживаю их, насколько возможно, в их бесконечной работе. Я молюсь за их успех, я действую в тени ради их счастья. Я тщательно выбираю для них Носителей и направляю их, однако не вмешиваясь, как и должно всегда быть. Единственный выживший из храма, наследник дела Хранителя по необходимости, а не по предназначению, я должен быть безукоризненным.

Моя вера сильна, но мое образование остается недостаточным. К несчастью, однажды во время одного из очень плохих периодов я снова нарушаю свою клятву, чтобы их защитить. Я, кто должен был оставаться простым наблюдателем, я в свою очередь становлюсь Носителем — по необходимости, а не по достоинству. Однако я хватаюсь за возможность, жадный до знаний и умений, которые собираю во время своих странствий. Из-за ужасной ошибки я уже потерял два Армилляра и поклялся себе, что больше этого не повторится.

Проходит время. Я брожу по Земле и останавливаюсь на несколько лет, иногда даже десятилетий, ведомый врожденным таинственным чувством, которое, похоже, живет в Шкатулке. Я повсюду в своей тарелке, но нигде на самом деле не чувствую себя дома.

И когда один из моих маленьких спутников возвращается ко мне со своим камнем в лапках, с грустным потухшим взглядом, у меня тоже тяжело на сердце. Поскольку я знаю, если один Носитель умирает, обычно другие рано или поздно следуют за ним.

Мои маленькие подопечные незыблемы и вечны. Но не их Носители — смертные, уязвимые. Люди. Способные ошибаться.

Я остаюсь в стороне. Я старею и слабею — медленно, но неумолимо. Я продолжаю жить, вопреки всему, одаренный необычайным долголетием, благодаря Камню Чудес Черепахи. В качестве Хранителя я обречен жить, пока Шкатулка не решит закрыться навсегда и исчезнуть. Вот только она не полна после исчезновения Павлина и Мотылька: вероятно, она никогда не сможет уйти на покой.

Несмотря на два века поисков и собранных знаний, я не знаю, как это закончится. Я об этом вовсе не думаю.

День -?

Мои две Звезды здесь.

Удача и Неудача, Счастье и Несчастье. Свет и Тьма. На этот раз они вернулись одновременно вместе с тремя своими Армиллярами, что не оставляет у меня сомнений насчет трагической судьбы их Носителей.

Она и Серьги Зенита. Слезы в глазах.

— Нью-Йорк. Мы ничего не смогли сделать, Мастер.

Он и Кольцо Надира. Опущенная голова, повисшие усы.

— Я не хочу больше терять Котят. Пожалуйста, Мастер. Дайте нам немного времени.

— Да, хотя бы несколько лет!

Их братья позади них молчат, но смотрят умоляюще. Они устали, даже истощены. Я знаю. Я чувствую. Около двух веков их Носители сменяют друг друга, сражаются и умирают, погружаются в небытие. Но Звезды и их Армилляры не забывают никогда. Это то, что делает их сильными, это то, что мотивирует их превзойти себя, направлять, любить и заботиться о своем Носителе в каждом новом цикле.

Но сегодня это то, что их подавляет. Мне не хватает духа назначить им сейчас новых Носителей.

Мир в плохом состоянии. Но тем хуже.

— Хорошо.

Мои две Звезды возвращаются в Шкатулку, рядом с квами Армиллярами. Я взглядом спрашиваю того, кто остается бодрствующим, того, кто является столь же моим наставником, сколь и моим квами, столь же моим учителем, как и моим сыном. Он тоже устал. Подобные ему существа, сколь бы могущественны они ни были, не созданы, чтобы без отдыха пересекать десятилетия, не страдая от этого.

Однако Вайзз улыбается мне, кивает и закрывает Шкатулку.

— Нет, Мастер. Я остаюсь с вами.

Проходит несколько лет. Мир продолжает существовать в мерзостях, как и во вспышках красоты и человечности. На заре третьего западного тысячелетия Шкатулка привела меня во Францию, в Париж — и осталась молчаливой. Неподвижной.

В покое проходит еще несколько лет. Привыкший к долгим путешествиям, я ловлю себя на том, что заново открываю мир за одним и тем же окном, день за днем.

До тех пор, пока не объявляется один из Армилляров, которые я считал потерянными навсегда. Я, наконец, чувствую его, моего малыша. Где-то, вне моей досягаемости. Могущественный, но в плохих руках, страдающий. Задыхающийся от злой ауры своего Носителя.

Мотылек.

Я жажду вмешаться… но я постарел, ослабел. И страдание моего Армилляра делает меня пристрастным. Я знаю, что это заставит меня совершать ошибки, если я лично устремлюсь в битву.

Я чувствую, что для меня — Хранителя-узурпатора и изгнанника — настало время искупить ошибки, исправить то, что еще можно. Как всегда, я решаю избрать юных Носителей, чье невинное мировоззрение еще не пошатнулось (или хуже того — извратилось) под влиянием огорчений и ответственности взрослого мира.

Я снова открываю Шкатулку. Мои две Звезды просыпаются первыми.

Пролетают недели в ритме того, что люди теперь называют нападениями акум. А ведь прежде стать Чемпионом Мотылька было честью, даруемой в полнейшей тайне. Его избранные были призваны творить добро и заботиться о многих…

Но сегодня они лишь гражданские, трансформированные против воли, попавшие в ловушку своих негативных эмоций, лишенные свободы. Марионетки, которые Бражник использует, не заботясь о зле, которое они творят или претерпевают.

Между атаками Бражник зондирует город в поисках мощных эмоций и чувствительных душ, которые можно контролировать. Порой ночами он бродит на краю моего сознания, привлеченный старыми угрызениями совести, когда я бываю неосторожен и почти выдаю ему свое присутствие.

Он ищет, ищет нас. Он ищет мои Звезды, чтобы извлечь выгоду из их колоссальных сил. Он, не колеблясь, раскрыл перед публикой свое существование и свои цели, самонадеянно рассчитывая на свое могущество и анонимность. У него нет ни малейшего уважения к запретам и обязанностям, которые накладывает его статус. Никакого сочувствия ни к человеческой жизни, ни к своим товарищам Носителям.

Новые Носители… К счастью, они совершенны. Ловкие, старательные, великодушные. Трогательные.

Носитель Тени — бесхитростно названный «Черным Котом» — беспечен и обольстителен, как многие его предшественники, но прежде всего он внимателен и искренен. Предан своему делу и своей напарнице.

Носительница Света — назвавшая себя «Ледибаг» — храбрая, рассудительная, изредка колеблющаяся, но всегда быстро преодолевающая себя. Блистательная во всех смыслах слова. В этом цикле она стала лидером — и каким лидером, — и это при том, что она еще столь юна!

Люди любят их, задаются вопросами на их счет, но вдохновляются их примером в повседневной жизни. Это хорошо. В любую эпоху именно так История пишется наилучшим образом: с Носителями, которых считают героями, богами, святыми или прирожденными лидерами. В этой современной западной культуре их силы возбуждают любопытство, но они остаются примером. Символы авторитета, порядочности и мужества, образцы для вдохновения.

Я остаюсь на расстоянии, как мне предписывают тексты. Тем не менее я ощущаю радость моих двух маленьких Звезд. В общении с этими людьми, в этой стране, где, несмотря ни на что, хорошо жить, мои квами расцветают, как не было уже очень давно.

Эти Носители еще едва начинают пробуждать силы своих квами, но уже превосходят мои надежды. Однако меня терзает беспокойство: я позволил себе следовать инстинкту, когда надо было назначить избранных, но я не заметил, как изменился мир. Они еще так юны, возможно, слишком юны. Они так сильно зависят от своего окружения…

И однажды именно это их губит.

— Черный Кот должен покинуть Париж. Его семья переезжает… Что нам делать, Мастер Фу?

День -1

Час -15

— Мастер Фу, я всё перепробовал. У меня не осталось выбора, я уезжаю с отцом за границу. Но Черный Кот должен остаться. Ледибаг, ей… ей нужен напарник.

Я сохраняю невозмутимость, но внутри ворчит гнев. Все мои Носители исполняли свою роль до конца. Вот уже скоро два века, как я их сопровождаю, каждый из них умер от старости или от ран, но ни один не отказался от своего титула. Ни один. Это было моей честью, гордостью.

Однако я знаю, что так было не всегда. Мои Звезды с их тысячелетней мудростью не раз рассказывали мне о своем опыте в этом отношении: образец Носителя, каким его представляли в храме — избранный, назначенный юным, который должен усилиями и заслугами раскрыть громадные силы своего квами — распространен самое большое несколько веков.

Бывали эпохи, когда Шкатулки зависели не от Хранителя, а от более-менее законного собрания. Роль Носителя часто давалась на определенный срок: статус, который принимают на какое-то время, а потом обучают преемника и передают в строжайшей тайне — зачастую, как только начинает чувствоваться слабость. В некоторых бурных, забытых Историей обстоятельствах это был даже ранг, которому завидовали и за который сражались.

Я не могу лгать: отказ возможен. Дорогостоящ, но возможен.

— Я должен отдать мой Камень Чудес, не так ли?

Симбиоз разрушен. Я уже чувствую грусть в сердцах двух моих Звезд, но их Носители слишком мало знают и слишком потрясены, чтобы заметить это.

Я молча изучаю мальчика. Такой юный и уже такой способный. Но сейчас — без трансформации, с опущенными плечами и затуманенным взглядом — он воплощенная противоположность Черного Кота.

Такой потенциал. Растраченный зря…

Он уже отказался: он пришел не для того, чтобы спросить у меня совета, как он сказал, но чтобы вернуть мне Кольцо. Что касается Ледибаг, я почувствовал в наших разговорах, что она тоже может отказаться, когда задача, которую она взяла на себя — победить Бражника — будет выполнена. Я даже не уверен, осознает ли она это сама…

Это действует не так. Нет. Так не должно быть, не под моим руководством. Они были созданы, чтобы понимать друг друга, дополнять друг друга. Предназначенные друг другу, должны были подарить равновесие их миру и их эпохе. Я уже более века не чувствовал такой синергии у моих Избранных.

Они должны были сделать честь силам, которые им доверены. Их успех должен был стать моим искуплением. Но они отказываются.

Я не должен был воспринимать это как личное. Вот только после десятилетий одиночества и лишений мне гораздо труднее, чем предвиделось, оставаться объективным.

А аура Бражника бродит, странно давящая. Не знаю как, но думаю, он чувствует, что нечто готовится.

Наша беседа заканчивается после более часа бесплодных обсуждений.

— Мне жаль, Мастер.

— Не так как мне, Черный Кот.

Час -11

— Мастер? Я беспокоюсь… — шепчет Вайзз.

Я молча сверлю взглядом коробочку и угольно-черное Кольцо, которое лежит в ней. Не желая того, я улавливаю эмоции Плагга, которые мощно излучаются от его Камня Чудес. Я пытаюсь сохранить ясное сознание, без особого результата. Их страдание всегда было моим страданием.

Как часто бывало в прошлом, Плагг замкнулся в себе. Несмотря на мое приглашение, он отказывается говорить со мной или даже показываться. Я подозреваю, он надеялся, что я как-нибудь удержу его Носителя, и я без труда понимаю его реакцию. После двух веков, которые я провел рядом с ними, я знаю, что мои малыши могут порой показывать себя хрупкими и незрелыми, как дети, вопреки тысячелетиям их существования. Это в каком-то смысле цена их стойкости, их невинности.

— Пошли, Вайзз.

С горькой усмешкой я закрываю коробочку и кладу ее в карман пальто. Надеваю старый рюкзак для путешествий.

— Мы начнем поиски с сегодняшнего же вечера. В этом городе наверняка есть другой ценный Носитель. Черный Кот скоро снова начнет действовать.

— Ситуация действительно тревожная, но… — Вайзз зависает на уровне моих глаз. — Беспокоюсь я за вас, Мастер.

Я устало улыбаюсь ему. Поскольку он Армилляр Щит и потому что он стал моим квами, он единственный никогда не засыпал с тех пор, как я впервые открыл Шкатулку. Его грустная мина заставляет сжиматься мое сердце, но его верность трогает меня еще больше.

— Спасибо, мой друг. Но однажды это должно было случиться с нами. Раньше бывали прецеденты, как сказала Тикки.

Он слишком хорошо меня знает, чтобы обмануться, но и чтобы настаивать — тоже. Когда я жестом приглашаю его за отворот пальто, он подчиняется, тихонько вздохнув. Выходя и запирая квартиру, я застаю соседку по лестничной площадке на пороге ее квартиры, разговаривающей с двумя полицейскими.

— Месье Фу?

Я останавливаюсь на полпути к воротам, выходящим на улицу, и поворачиваюсь к двум высоким парням в униформе, киваю им, когда они приближаются.

— Господа?

— Можете уделить нам минутку? Мы должны задать вам несколько вопросов.

Позади них я замечаю раздосадованную гримасу моей соседки, которая поспешно возвращается к себе. У меня плохое предчувствие, но я вежливо улыбаюсь:

— У меня встреча в городе.

— Мы займем лишь несколько минут. Вы видели в последнее время этого мальчика?

Полицейский протягивает мне фотографию, явно подстерегая мою реакцию. Сердце подпрыгивает, но мне удается остаться холодно-невозмутимым. Я беру снимок и долго смотрю на него, нахмурившись.

— Эмм… Возможно. Его лицо мне чем-то знакомо…

— Его зовут Адриан Агрест.

— А! Да, это он на рекламных плакатах по всему городу, не так ли?

— Его видели в этом квартале сегодня во второй половине дня, и, судя по всему, он заходил к вам. Вы подтверждаете?

Я с показной улыбкой возвращаю фотографию. Можно больше не допытываться, откуда у них эта информация: моя соседка, к несчастью — проклятая кумушка, помноженная на великолепную физиономистку. Возможно даже, это она вызвала полицию.

Мне это не нравится.

— На самом деле он приходил на консультацию. Я работаю на дому как гипнотизер. Прошу меня простить, но у меня нет привычки раскрывать личность моих пациентов без веской на то причины.

— Месье Фу, этот ребенок исчез из дома сегодня утром, и его мобильник отключен. Учитывая его нахождение в группе риска, три часа назад объявлено о похищении.

Мне не надо изображать удивление: Адриан опустил эту «деталь» во время нашей беседы.

— Я не знаю, что вам сказать. Этот мальчик пришел на консультацию, а потом ушел по собственной воле… Мне кажется, он должен был затем вернуться к себе.

— Это не то, что нам доложили, месье Фу. Согласно нескольким свидетельствам, Адриан Агрест вышел от вас крайне расстроенным. Камера наблюдения в конце улицы подтверждает это.

Внимание привлекает донесшийся из приоткрытых ворот скрип тормозов, и меня вдруг ослепляет агрессивный свет мигалки. Эти полицейские не одни.

— Месье Фу, речь идет о несовершеннолетнем, которого вы приняли без разрешения родителя или законного опекуна. Мы советовали бы вам пройти в отделение, чтобы прояснить ситуацию и дать свидетельские показания.

Я молчу и по очереди оглядываю двух полицейских: я чувствую, что под маской профессионализма они на пределе. Зная репутацию Габриэля Агреста, я подозреваю, что у него есть связи среди шишек этого города. Но я не думал, что он имеет достаточный вес, чтобы давить на полицию.

— С вашего согласия наши коллеги хотели бы также произвести формальный обыск вашего кабинета.

Хоть они и соблюдают внешние приличия, подозреваю, у меня нет выбора.

— Вы не найдете там никаких доказательств, но если это продвинет ваши поиски…

— Спасибо за понимание.

Один из полицейских уже хватает рацию, чтобы позвать коллег. Я открываю им дверь и отхожу с дороги. Протягивая им связку ключей, я чувствую, как Вайзз проходит сквозь пальто и незаметно проникает в квартиру. Мы думаем об одном и том же: даже если Шкатулка спрятана и заперта, его бдительность будет кстати на случай, если полицейские решат проводить обыск немного более тщательно, чем нужно.

— Следуйте за мной, месье Фу.

Один из полицейских сопровождает меня до ворот. Когда нас встречают его коллеги, молча кивнувшие мне, он бросает взгляд на улицу.

— Журналисты уже здесь. Тем хуже, пойдемте. Машина припаркована напротив слева.

Явно привычным жестом он берет меня за предплечье и тянет наружу. На нашем пути тут же начинают сверкать вспышки, обрушиваются вопросы. Краем глаза я замечаю кинооператора, который старательно следует за мной своим объективом.

Мне это не нравится. Скоро уже два века, как незаметность является моей силой, моей защитой. Моей системой выживания.

— Месье Фу, правда ли, что Адриан Агрест приходил к вам сегодня?

— Какие у вас связи с империей Агрест?

У них есть мое лицо, мой адрес. Они уже даже знают мое имя.

Мне это не нравится…

— Садитесь, я займусь ими.

Полицейский открывает дверь. Отказываясь снимать рюкзак, я быстро проскальзываю на заднее сиденье автомобиля. Оказавшись в укрытии, я слышу приглушенные голоса журналистов и полицейского, который надменно пытается убедить их, что я свидетель, а не подозреваемый. Я с сомнением поднимаю взгляд на окна моей квартиры. Там повсюду горит свет, и фигуры нескольких полицейских свободно разгуливают, занятые делом.

Чужаки. В моем доме. Которые роются повсюду.

Вспышки камер журналистов начинают сверкать еще сильнее, и я отодвигаюсь от окна.

Вспышки. Как взрывы.

Я опускаю веки, подношу руку к нефритовому фрагменту моего браслета и глубоко вдыхаю, чтобы очистить сознание.

Снаружи громко говорят. Или кричат? Я уже не знаю.

Дежа вю.

Мне это не нравится!

День -???

— Всё хорошо. Всё хорошо.

Мне больно. Голова кружится. Я рыдаю, испуганный. Чужаки ушли со своим оружием, ножами, пулями, которые взрываются и всё пожирают.

Но пожар повсюду. Никто больше не двигается. Мои учителя, мои друзья, мой дом…

Равнодушное к жару, осторожно приближается сверкающее существо.

— Как тебя зовут?

Я сворачиваюсь клубком в углу, сотрясаемый плачем. Моя одежда дымится, кожу дергает болью.

Мне страшно. Мне страшно!

Существо протягивает руки, и мне вдруг больше не жарко. Мне еще больно, но пламя больше не обжигает меня. Дым не ест глаза. Мне легче дышать.

— Вот, всё хорошо.

У него нежная улыбка. Я с надеждой смотрю на него. Он похож на Звезды и Армилляры из наших историй.

— Меня зовут Вайзз. Моя задача — защищать моих братьев и сестер, спящих в Шкатулке. Мне нужна твоя помощь, Хранитель-ученик. Ты можешь вынести нас отсюда?

Я икаю со стоном. С колотящимся сердцем созерцаю Шкатулку, лишенную своих обитателей, забытую под обломками после взрыва.

— Ты можешь нам помочь? — повторяет Вайзз, немного настойчивее.

Я вытираю слезы. Киваю.

Brian McOmber — "Travis' Acceptance" (It Comes At Night OST): https://youtu.be/kqgWV2U6cY0

День -1

Час -11

Нефрит под моими стиснутыми пальцами стал теплым. Я глубоко вдыхаю, горло сдавило.

Нападение. Пожар. Потеря всего, что было мне дорого, единственного места, которое казалось мне домом. Всё это должно бы остаться далеко позади. И однако…

«Мастер…»

Я вздрагиваю.

Это не крик. Это не шепот, это даже не звук. И, однако, от него у меня жужжит в ушах, сердце сжимается, как если бы кто-то кричал от ужаса прямо рядом со мной.

Мой малыш, мой забытый. Один из тех, кого я считал потерянными навсегда. Как я плакал по ним когда-то…

— Нууру?

«Мастер!»

Еще один молчаливый крик. Я открываю глаза. В машине царит полумрак. И, наконец, я различаю ее. Дрожащая, сидящая на приборной доске, которую она освещает мягкими радужными отблесками.

Акума.

«Мастер! Умоляю, помогите мне!»

Акума покидает свой насест и приближается в тишине. Окаменев, я смотрю, как она подлетает к моему нефритовому браслету — Чешуйке Вайзза.

«МАСТЕР!»

Я хватаю ее на лету. С отвращением чувствую, как акума дрожит, раздавленная в моей ладони, словно готовясь исчезнуть в любое мгновение. Знакомый слабый голос тут же угасает, и ему на смену приходит другой — более уравновешенный, более низкий, почти вкрадчивый:

«Вот и ты, наконец, Мастер Хранитель».

Взрывается мощная знакомая аура. Я сильнее сжимаю кулак с акумой, сотрясаемый неконтролируемой дрожью.

— Бражник.

Он нашел меня. Он нашел меня…

Он гортанно смеется. То, что его акума, бесполезная и беспомощная, агонизирует в моем кулаке, похоже, нисколько его не трогает.

«Какая ярость, Мастер Хранитель. Я просто хотел познакомиться с твоим милым квами… Значит, его зовут Вайзз, не так ли?»

С молчаливым ругательством я поднимаю ментальные барьеры. Бражник ухмыляется. Я ворчу — и мысленно, и тихо вслух:

— Пока я жив, ты никогда его не тронешь.

«Ба. Мне не нужен Армилляр Щит. Чего я хочу, так это две Звезды. Кольцо Надира и Серьги Зенита, как их называли прежде».

От изумления я едва не теряю контроль. Аура Бражника в моей ладони становится такой мощной, такой ледяной, что почти жжет.

«Удивлен, что я использую устаревшие термины, Хранитель? Ну-ну, ты должен бы был этого ожидать. Ты глупо позволяешь гримуару бродить по Парижу… Благодаря ему я знаю столько же, сколько и ты, если не больше».

Присутствие акумы в моей ладони, до сих пор полупрозрачное и дрожащее, становится острым, как лезвие. Я вздрагиваю и сжимаюсь на сиденье, собирая все силы, чтобы пресечь злую ауру, которая теперь грызет меня.

Бражник хвастается, но я понимаю, что он ничего не знает. Ничего о том, что действительно важно. Иначе он не относился бы так презрительно к Армилляру Щиту.

«Сколько времени я провел в поисках тебя, Хранитель. Сегодня вечером твои угрызения совести и подавленность значительно облегчили мне задачу. Что же такого случилось, чтобы твои эмоции настолько вышли из-под контроля?»

За вкрадчивым тоном Бражника я различаю сдерживаемую, но кипящую ярость. Присутствие Нууру касается меня словно эхо. И одно это — бальзам на сердце: он здесь, живой, в сознании. Я не оставлю его, не снова.

Не в этих руках.

— С чего ты взял, что это не было намеренно, Бражник? Я выманил тебя.

Короткое мгновение он молчит, возможно, удивленный моим блефом.

«Неважно, ты уже проиграл. Сдавайся, Изгнанник. Как только ты трансформируешься, у тебя уже не будет выбора и ты откроешь мне, кто твои избранные. Даже еще лучше — ты будешь сражаться с ними и устранишь их! Судя по гневу, угнездившемуся в тебе, это вопрос лишь нескольких минут!»

Его аура усиливается, просверливает меня насквозь. Одновременно с разрушительной мощью меня накрывает волна негативных эмоций. Ярость разбухает, и с ней просыпается могущество. Мое могущество.

Это мучительно. Волнующе. Пьяняще. И я вдруг не вижу разницы между яростью Бражника и моим собственным гневом.

Пока он борется, чтобы завладеть мной, моей душой, моими воспоминаниями, я тоже получаю небывалую возможность увидеть, кто он, что он чувствует. Я отдаюсь этому почти умышленно — раз уж так сложилось, я хочу узнать врага, чтобы потом лучше сражаться с ним!

Меня принимает бездонная пропасть. Столько ожесточения, столько одиночества и сожалений. Ужасающее чувство покинутости, окрашенное горечью и пожирающим чувством вины. Я почти готов сказать, что мы похожи…

Вот только Бражник — человек, у которого есть всё. Не различая деталей, я улавливаю страстное увлечение работой. Искреннюю любовь к подруге. Гордость быть главой семьи, привязанность к сыну, еще такому юному и невинному.

Но ее больше нет рядом, и он считает это своей виной. Из-за угрызений совести он не в состоянии выносить общество собственного ребенка, который так ему напоминает о том, что он потерял.

Этот человек болен. Задушен горем. Движимый навязчивым разрушительным желанием: завладеть Звездами. Завладеть Камнями Чудес, высвободить их легендарную мощь, чтобы, наконец, вернуть «ее». Неважно какой ценой, неважно сколькими жизнями придется пожертвовать.

Вернуть ее. Вновь обрести мать своего сына. Только это важно.

Я дрожу, испуганный, выбившийся из сил. Всё это, вся эта история — только ради «нее»?

Гнев — мой гнев — увеличивается в разы. Не это значит быть отцом. Не это значит любить. Не это значит быть Носителем…

Бражник обрушивается на мой последний оплот, вне досягаемости самых драгоценных моих мыслей и воспоминаний.

«Перестань сопротивляться. Покажи мне, Изгнанник! Кто Ледибаг и Черный Кот? Кто?!»

Во вспышке просветления я вынимаю из кармана коробочку с Кольцом Плагга и бросаю ее на соседнее сиденье. Вцепляюсь зубами в браслет, разрываю шнурок, который держит нефритовую Чешуйку, связанную с Вайззом. Артефакт падает на коврик. Мне кажется, я чувствую, как Вайзз вдали тревожно разворачивается.

«Мастер? Фу!»

— Вайзз, я отказываюсь от тебя!

«МАСТЕР!»

Я закрываю свой разум. От Бражника, чтобы он не мог меня контролировать. От Вайзза — в надежде защитить его от влияния нашего врага. Я закрываюсь от всего, что не является моим гневом, этой яростью, одновременно источником и катализатором невероятнейшей мощи, какой я еще ни разу не обладал.

И я отдаюсь грубой силе акумы, позволяю ей раствориться во мне. Паразитировать в моем теле. Затуманить мое сознание, удесятерить мою энергию.

— Хочешь информацию о моих Избранных? Так забери ее у меня, Бражник! Выходи из своего логова, сражайся лично!

Я чувствую, как где-то далеко мой враг кипит от ярости, пораженный.

Я вздрагиваю, меня тошнит. Я углубляюсь дальше, ускользая от всякого контроля.

…Черный Кот отказывается от своего титула, своего квами и своей памяти, чтобы защитить «ее».

…Ледибаг будет отпираться, но как только она выполнит то, что считает своим долгом, она собирается сделать то же самое, чтобы найти «его».

И Бражник, который подвергает Нууру пытке, только чтобы искупить свою вину?

Это недостойно Носителя. Это недостойно науки, которую мне преподали! Я пожертвовал двумя веками своего существования не для того, чтобы с моим наследством и моими детьми так грубо обходились. Нет.

Нет!

Мой разум шатается. Могущество опьяняет меня.

Я теряю точку опоры…

И вдруг всё приобретает пугающую ясность.

Вся эта история — жуткий маскарад, обман, который слишком долго продолжался. Мои квами страдают от этого, настало время освободить их.

Носители получили свой шанс и упустили его. Теперь мне надо исправить ошибки, покончить с этим раз и навсегда. Я вновь обрету моих квами, всех моих квами, освобожу их, чтобы в свою очередь освободиться самому.

А для этого Носители должны погибнуть.

Все.

Час -10

Держись, Ледибаг!

Переполненные авеню бесконечно сменяют друг друга. Из-за снегопада и нападения акумы движение застопорилось. Сирены, пожарные машины, скорая помощь и фургоны спецназа на каждом углу. Я проношусь мимо, для скорости пересекаю скверы и стоянки, не обращая внимания на удивленные крики прохожих и окрики копов.

Легкие горят. Каждая мышца причиняет невыносимую боль. Я принуждаю себя продолжать, несмотря ни на что, со слезами на глазах, сосредоточенный на усилии. Если остановлюсь, я знаю, что никогда не смогу снова сойти с места.

Я выбегаю на перекресток и останавливаюсь, не зная, по какой дороге пойти, притоптывая, задыхаясь. Я поднимаю глаза, заставляю себя найти ориентиры. Проклятье. Проклятье! Я привык прыгать с крыши на крышу, свободный, как ветер, одаренный сверхъестественными способностями, которые мне давал Плагг. Но я никогда не осознавал, насколько Париж большой и вычурный!

Взрыв вдалеке вызывает у меня новый прилив адреналина, и я бросаюсь бежать с новой силой, молясь не упереться в тупик или в непреодолимый ряд зданий, который вынудит меня снова поворачивать.

В нескольких улицах отсюда звучат новые взрывы. Они то удаляются, то приближаются — признак, что сражение по-прежнему бушует. Это беспокоит меня и придает крылья.

Подожди меня, Ледибаг. Прошу тебя, держись!

Я машинально поднимаю голову к небу. Среди снежных хлопьев различаю бабочек, которые следуют за мной. С каждой минутой их становится больше, и этот факт заставляет меня леденеть от ужаса.

«Ты! Ты… Черный Кот!»

Я всё еще слышу, как акуманизированный вопит, встретившись со мной. Он пытался меня устранить, так что сомнений не остается: Бражник в курсе моей тайной личности. Но как, как он узнал? И если он знает обо мне, возможно, он также знает и про Ледибаг!

Я обязан своим спасением только сопротивлению акуманизированного, который по необъяснимой причине, похоже, сумел ускользнуть от контроля Бражника. Если бы только это было хорошим знаком для Ледибаг! Но судя по тому, что я недавно слышал, акуманизированный еще опаснее, когда он неконтролируем….

К черту. К черту!

Снегопад затихает, и преследующие меня бабочки многочисленнее, чем когда-либо. Но в них нет ничего воинственного… Потому что они поняли мою ситуацию и ждут, когда я найду Камень Чудес? Одна только эта мысль вызывает у меня дрожь. Я удваиваю скорость, горло горит, мозги кипят. Если Бражник знает мою личность, тогда лишь вопрос времени, когда он решит взяться за моих близких. Наших близких, понимаю я, подумав об уже сражавшейся напарнице. Мой отец в относительной безопасности, спрятанный за сверхпрочными стенами нашего особняка — хоть раз его паранойя принесет пользу! Но у Ледибаг наверняка есть семья, и я сомневаюсь, что они располагают такими же возможностями защиты.

Бражник знает. Надо же было этому случиться сегодня… Именно в тот день, когда я отказался быть Черным Котом!

Как часто бывает в случаях нападения акумы, практически повсюду установлены заслоны, и полицейские стараются перенаправлять зевак в безопасные места. Квартал мне знаком, и я с облегчением ускоряюсь еще: я всего в нескольких улицах от дома, где живет Мастер Фу. Из последних сил я огибаю заслоны, без колебаний прыгая с ворот и пробегая через сады, чтобы добраться до цели.

Взмокший, задыхающийся, я кажусь себе новичком, который пробует себя в троеборье без малейшей подготовки. Мне как никогда не хватает ловкости и выносливости Черного Кота!

Наконец, я на авеню, на которой находится контора Мастера Фу. К моему возрастающему изумлению, здание окружено машинами копов. Я останавливаюсь в нескольких десятках метров, рефлекторно поправляю капюшон, прежде чем пробраться среди прохожих. Мне вспоминается экстренное сообщение насчет моего «побега».

«Уже проводятся задержания…»

Я раздраженно прикусываю язык. Я вошел к Мастеру Фу и вышел от него в гражданском облике, и уходя, будучи во взвинченном состоянии, кажется, толкнул нескольких человек. Один из них наверняка узнал меня и связался с полицией.

Надеюсь, у Мастера Фу не будет из-за меня неприятностей. Он еще у себя? Или уже ушел на поиски нового Носителя для Плагга? Эта возможность более чем вероятна, и страх скручивает желудок. Теперь, когда объявлено о нападении акумы, Мастер Фу наверняка захотел срочно назначить другого Черного Кота, чтобы помочь Ледибаг.

Жестокая реальность поражает меня: а что, если я не найду Кольцо? А что, если новый Черный Кот уже готов появиться? При всем желании он не сможет быть эффективным. Не за такое короткое время!

«Черный Кот не придет».

Грустное и горькое выражение лица Ледибаг переворачивает мне сердце. Тикки наверное всё ей рассказала после моего ухода, и я не могу обижаться на квами за это…

Злясь на самого себя, я пробираюсь сквозь всё более плотную толпу. Я по-прежнему в ясном сознании и памяти, а значит, еще могу действовать и исправить то, что можно исправить. Возможно, Плагг в этом здании, и чтобы проверить это, не надо мудрить!

Но подойдя к полицейскому кордону, я испуганно застываю. На шоссе лежит патрульная машина с разбитыми стеклами и выбитой дверью. Ее окружает ореол сажи и растаявшего снега. Ворота дома Мастера Фу раздроблены, еще дымятся. Полицейские заканчивают оцеплять территорию, бесцеремонно отталкивая стекающихся журналистов.

Я нерешительно топчусь. Потом, когда новая волна журналистов и зевак одолевает нескольких несчастных полицейских, отвечающих за безопасность, я проскальзываю под желтой лентой и устремляюсь к разрушенным воротам. В тот момент, когда я ныряю во вход в здание, меня окликает голос:

— Эй! Ты, вернись!

Адреналин окрыляет меня. Я несусь до двери квартиры Мастера Фу, которая тоже взорвана. В воздухе по-прежнему плавает неприятный запах дыма, похожий на запах акуманизированного. А что, если Бражник уже нашел Хранителя? А что, если…

Я врываюсь в квартиру — не снимая капюшона, в надежде скрыть лицо: как только я найду Кольцо, единственным способом выбраться отсюда будет трансформация. Только бы меня не узнали!

При виде полицейских в приемной Мастера Фу я долю секунды колеблюсь. Вайзза и его хозяина нигде не видно, а обстановка, похоже, не пострадала ни от какого другого взрыва. Тем лучше: возможно, им удалось вовремя ускользнуть!

— Эй, кто позволил ему войти?

Воспользовавшись эффектом неожиданности, я бросаюсь в коридор, ведущий на кухню, где я оставил Плагга. У меня за спиной по-прежнему кричат.

— Стойте!

Стеклянная дверь в конце коридора разбита. Двое полицейских на заснеженном дворе изучают следы на снегу. Заметив меня, они тут же подозрительно выпрямляются.

Куда делись Мастер Фу и Вайзз? Ледибаг еще была здесь, когда напал акуманизированный?

— Эй, стойте!

Я игнорирую их и мчусь на кухню, к счастью, пустую. Бросаюсь к столу, но коробочки там нет.

Коробочка исчезла.

Тяжело дыша, я лихорадочно осматриваю комнату — безрезультатно. Мой взгляд привлекает кусок бумаги, пришпиленный на одну из стен среди старинных эстампов и гравюр; пергамент с надписью на китайском, которую я узнаю среди тысяч: «черный кот». На видном месте. Когда я проходил здесь в последний раз, ее не было. Послание от Мастера Фу, который знает, что я изучаю этот язык?

Позади меня раздается звук разбившегося стакана, и я резко разворачиваюсь. Двое полицейских со двора сурово смотрят на меня из коридора. Один из них приближается, и я, загнанный в угол, отступаю.

— Сюда запрещено заходить, месье. Мы проводим вас.

Коллега останавливает его жестом:

— Погоди, похоже, это тот пацан, которого объявили похищенным. Адриан? Адриан Агрест, правильно?

Полицейский в свою очередь приближается, более покладистый. Вероятно, он заметил мое отчаяние.

— Всё хорошо! Мы просто поговорим.

Я вздрагиваю, очнувшись от оторопи. Мой взгляд мечется между ними и пергаментом. Если они увидят, как я его беру, они его конфискуют. Или еще хуже: они могут в итоге понять, кто я.

Кровь застывает в жилах.

— Эй, стой!

Я бросаюсь к стене, хватаю послание и готовлюсь удирать — какой у меня шанс увильнуть от двух взрослых мужчин в столь тесном пространстве? Но тем хуже, я должен попытаться!

Странная теплота пергамента настораживает меня. Я теряюсь при виде знака на оборотной стороне, выведенного черными чернилами. Еще один китайский иероглиф. Сердце пропускает удар, когда я понимаю, что он означает.

«Взрыв».

Я выпускаю пергамент, леденея от внезапного озарения.

— Выходите! Выходите все! — ору я.

Тиски смыкаются на мне, и я отбиваюсь с новой энергией.

— Успокойся! Мы просто хотим поговорить!

Руки полицейского сжимаются сильнее, словно стальное кольцо, которое пригвождает меня к месту. Я упираюсь в него, пинаю соседний стол, который с грохотом падает. Пергамент соскальзывает на землю, вне досягаемости. Я с тревогой вижу, как знак начинает краснеть.

— Уходите! Сейчас взорвется!

Я борюсь снова и снова. Полицейский стонет от усилия над моим ухом, но держится. С ужасающей легкостью выкручивает мне руки. Я падаю на колени, пронзенный болью.

— Отпустите меня!

Ноздри заполняет запах горящего дерева.

— …всё будет хорошо. Мы отведем тебя в участок, и всё будет хорошо.

— НЕТ!

Пергамент раскаляется на уже побуревшем паркете. Сердце стучит в висках. С ощущением тошноты я как наяву вижу бабочку, которая подлетела ко мне на улице несколькими минутами раньше.

Бабочка, сбитая в полете огненной стрелой.

Взрыв, сжегший всех ее товарок.

Акуманизированный, вытаскивавший из рюкзака чистый пергамент. Пергамент, похожий на тот, что сейчас алеет у меня под ногами.

Проклятье. Проклятье, я сейчас подохну! Когда она нуждается во мне! Когда Бражник всё знает о ней!

ЛЕДИБАГ!

Позади меня раздается грохот стекла. Что-то падает и катится по полу. Раздается знакомый голос:

— Адриан!

В моем поле зрения появляется белая бабочка.

Пергамент вспыхивает. Я закрываю глаза, сжав зубы.

Удар сердца.

Тишина.

Потом взрыв. Оглушительный, вездесущий. Хватка полицейского судорожно сжимается. Нас откидывает назад. Я чувствую, как за нами проломилась стена. Нас накрывает горячая ударная волна.

Я теряю сознание.