Черная сторона рассвета (джен)

За очень короткое время у близнецов Силиван не стало отца, отчима, бабушки и деда. Осталась только мама. Не то, чтобы двенадцатилетний Ричард горевал о нахождении Искандера в психиатрической больнице, но с каждым днем все глубже опускался в темную бездну омута паники и отчаяния, а Эрик, спокойный и беззаботный, едва ли мог чем-нибудь помочь. Хотя и он поник, ему тоже было больно и страшно, а первый день месяца Осенней Стужи прошел медленно, тягуче и зловеще. Деда Луиса похоронили на семейном кладбище, где-то в тысяче тальм от особняка. Это успокоило обоих мальчиков — хоть один дух несносного старикашки будет коротать вечность вдали от старого страшного дома.

Только если призрачные и немертвые жители старого особняка угомонились, то кошмары никак не хотели оставлять Ричарда в покое. Со дня смерти деда мальчика преследовали зловещие и жуткие кошмары — о том, как в дом врываются отец и дед. Они хватают крепко державшихся за руки близнецов, выкручивают им запястья, чтобы разжать слабые детские пальцы, а потом грубо уволакивают их в разные комнаты под пронзительный крик их матери. Дальше обычно в снах происходило то, что Ричард предпочел бы забыть раз и навсегда: дед приковывал его за ногу к стене и осыпал ударами, нецензурной бранью, обещая «сделать хилого сопляка настоящим мужиком». И потом из дальнего угла подвала, кряхтя и охая, выбирался Ирвин Силиван, скрежеща гнилыми зубами, чтобы вонзить в горло Луису Силивану длинные страшные когти, выпустить ему кишки и убраться восвояси.

Ирвин Силиван не любил, когда мучают его потомков — он предпочитал заниматься этим собственноручно.

Третий день месяца Осенней Стужи начался с ворвавшегося в детскую ледяного сквозняка. Дрожа под тонким одеялом, Ричард тщетно пытался согреться, а Эрик спал без задних ног, пока не зашла усталая осунувшаяся мама и не сказала тонким надломленным голосом, что пора вставать. У нее были заплаканное лицо и спутанные волосы, но заговорить об этом мальчик не успел — она ушла.

Из-под одеяла на кровати напротив высунулась рука в рукаве синей с желтыми звездами

− Ты надоел кричать по ночам, − сумрачно сообщил ему брат, потирая сонные глаза и зевая.

− Мне снятся кошмары. Про деда…

− А мне про отца.

− И подвал? — тихо спросил Ричард, заранее предчувствуя нехороший ответ.

− И подвал.

Иногда сны близнецов бывают почти одинаковыми, только Ричард пока не знал об этом.

Тот день прошел без происшествий, и мальчики были предоставлены сами себе почти все время — в холодильнике они нашли яйца и бекон, которыми перекусили, а мама сказала, что она не голодна и вообще не желает показываться на кухне. Эрик прошептал, что это из-за беременности, а Ричард отстраненно подумал, что не готов стать чьим-то старшим братом. Да и в принципе младенец в таком страшном, глухом и мрачном месте, как родовой особняк Силиванов — дурная затея. Жаль, что мама считает иначе.

В четвертый день месяца Осенней Стужи стал падать первый снег, а ветер трепал воротники, шапки и волосы — хоть они были в западном Эртвесте, а не в северном Талноре, холод тревожил и мешал думать о хорошем. Кутаясь в теплую синюю куртку, Ричард мужественно шагал за братом в красной куртке и молился Творцу о том, чтобы не заболеть, не простудиться, не слечь с температурой, когда по дому свободно расхаживает всякая нечисть. Умершие Силиваны считают этот дом своим, они уже уничтожили бедную бабушку Мей, и теперь все будет только хуже.

Школьный день выдался скучным и занудным, так что близнецы были рады, наконец, выйти из постылого класса. Мимо плелись утомленные долгими уроками дети, не обращая на братьев никакого внимания, а они застыли посреди широкого и светлого школьного коридора, не горя особым желанием пойти домой. Там их ожидали холодные серые стены, выпивавшие тепло из живущих среди них людей, уставшая недовольная мать или вовсе ее отсутствие, страх и одиночество. Ричард неожиданно оробел и потянул Эрика за рукав.

− Что такое? — буркнул понурый брат, обеспокоенный, явно, теми же невеселыми мыслями.

− Давай останемся на ночь в школе? Здесь не водятся призраки…

− Можно. Как-нибудь потом. Пошли лучше в парк развлечений, я слышал, ближайший к нашему дому работает до семи часов вечера и недорого.

В большом городе Вете, где они жили до переезда, в центре работал парк развлечений, куда братья с одноклассниками бегали летом или весной, а то и осенью, в погожие теплые деньки. Колесо обозрения, комната смеха, тоннель страха, по которому можно ездить в вагончиках, автодром с машинами, обжигающая рот приторной сладостью сахарная вата, эскимо в тонком слое хрустящего шоколада и блестящей обертке — все это великолепие оставило неизгладимый след на душе Ричарда. Но вряд ли в Эртвесте есть такое же, тем более поздней осенью.

Мальчики надели куртки, и вышли из школы под ледяные струи льющегося с серого неба дождя — стало очевидным, что проверить парк развлечений на рабочее время сегодня не удастся. Придется развлекать себя домашней работой, посиделками в детской и кружкой горячего какао, таково примитивное веселье осени. Кроме всего прочего можно было провести время в гостиной, где так любила сидеть бабушка, однако Эрик наотрез отказывался заходить в эту страшную комнату.

Поэтому по дороге из школы Ричарду всеми правдами и неправдами удалось уговорить брата зайти в комнату бабушки. Кто знает, может быть, она оставила после себя какой-то знак к разгадке происходящего в доме безумия, и если они сделают все правильно, то их брат или сестра родится не в полном проклятий и чужой злобы особняке, а в светлом и уютном доме? Ричарду искренне хотелось в это верить, так что он не заметил, что бежит домой едва ли не вприпрыжку, звонко шлепая ботинками по лужам.

− Ты так промочишь ноги и заболеешь, братец, − пропыхтел Эрик, нагнав его около ворот величественного особняка.

Хотя, таковым родовое поместье Силиванов было, когда они сюда только приехали, а сейчас это старый страшный дом. Нахмурившись, Ричард пропустил вперед уставшего брата и погрозил кулаком безликим пустым башням, по которым уже много кватрионов гуляли пыль и ветер, где покойные бабушка Мей и дед Луис боялись появляться даже в молодости.

Мамы ожидаемо не оказалось ни на кухне, ни в гостиной, так что они пообедали остатками утреннего омлета, сполоснули тарелки и шмыгнули на третий этаж, где недавно жила бедная бабушка Мей. Иногда Ричарду становилось жальче ее, чем всех остальных, но он понимал, что рано или поздно придется смириться с этой тяжелой утратой и жить дальше, иначе им нипочем не разгадать многочисленные загадки. Шагая как можно тише и осторожнее, близнецы неспешно поднялись по крутой лестнице — вот и плотно закрытая дверь в комнату. Эрик с тревогой оглянулся на брата, потянул за ручку и тихо выдохнул. Ему было страшно.

Страх — это не прихоть, а необходимость, он всегда напоминает, что дело нечисто и нужно быть настороже; напомнив себе об этом, Ричард храбро перешагнул порог комнаты. Здесь горьковатый запах лекарственных трав, засушенных и свежих, мешался с сладким, но не приторным ароматом духов. Знакомо. Бабушка любила брызгать на седые виски эти духи. И Ричард обрадовался, что наконец-то не чувствует ни тлена, ни гниения, ни чего-то похожего.

Эрик застыл спиной к нему, молча оглядывая невиданное доселе помещение. Большая кровать, накрытая черным, без любых узоров пледом, настольные лампы красного цвета и дешевая люстра из красной пластмассы, старый ковер на полу, а за прозрачно-светлой занавеской застыли сухоцветы в тонких вазах и разнообразная зелень в пузатых горшках. На открытой тумбочке возле кровати — россыпь блистеров с белыми таблетками.

− Что мы хотим здесь найти? — голос Эрика звучал ровно, но по интонации Ричард понял, что брат боится.

− Драгоценности, которые искал дед Луис.

− Зачем?

− Просто посмотреть…

Ричард и сам не знал, зачем им женские украшения, возможно, нужно убедиться, что они действительно были нужны деду, что он не ворвался в дом по иным причинам, желая причинить зло беременной женщине с двумя детьми. Чем дальше он всматривался в страшные лики своих отца, деда и прочих предков, тем сильнее убеждался, что происходит из нечистого злого рода ненавистников, и в своей крови носит страшное проклятие. Как и Эрик. Хорошо, что ребенок мамы и Искандера будет свободен от этого.

Во рту пересохло, когда он обошел кровать по скрипучему полу, и с усилием потянул на себя круглую ручку ящика тумбочки — там оказалась большая лакированная шкатулка темного дерева, и Ричард поспешил ее достать. Сгибаясь от тяжести, мальчик донес ее на кровати и открыл крышку.

− Эрик, − позвал он севшим голосом, − посмотри.

Внутри хранились старинные тяжелые серьги, броши и перстни с крупными драгоценными камнями, несколько серебряных диадем, толстые цепи из потускневшего золота, и прочее, и прочее. Всю эту роскошь Силиваны дарили своим невестам и женам, а те — дочерям, если верить гравировкам на обратных сторонах украшений. «Бриан» «Вен», «Джан», «Эдана»… Самый крупный перстень, серебряный и начищенный до блеска, очевидно, передавался мужчинам из поколения в поколение. Может, деду Луису нужен был именно он? И почему он не передал его отцу? Возможно, традиция древнего рода Силиванов несколько устарела.

Ричард глубоко вздохнул и зачем-то надел тяжелое кольцо с алым камнем на свой средний палец, но родовой перстень болтался и сваливался оттуда. Разумнее всего было положить его обратно.

− Смотри-ка, − проговорил Эрик вполголоса. − Кто-то из наших предков воровал у королей.

Так и было. Гравировка с фамилией «Моранси» красовалась на точно таком же перстне, но золотом и с черном камнем. Конечно, королевской семьи больше не было и власть в Фиаламе передана президентам, но Ричард решил, что если последний Моранси, пропавший неведомо куда, отыщется, он отдаст ему реликвию. Незачем старинному перстню в доме Силиванов, будто они воры.

Вернее, были ворами — все, включая живущего в подвале страшного Ирвина, но это не относится к близнецам.

− Положи на место, − велел Ричард брату, и, когда тот сделал это, закрыл шкатулку. — Пойдем отсюда?

− Погоди, − Эрик уже успел вернуться к торчащему из тумбочки ящику. — Смотри, какой ключ.

Большой и тяжелый ключ был сделан из меди, и, взглянув на него, Ричард вздрогнул от возвратившегося ледяного ужаса — он вспомнил замысловатую резьбу на кандалах в подвале. Откуда-то у деда Луиса имелся дубликат этого ключа, но зачем бабушке ключ от кандалов, неужели она тоже совершала преступления здесь?! Полный страшных дум и неясных догадок, Ричард выхватил у брата проклятый ключ и швырнул в тумбочку. За ним отправилась проклятая шкатулка.

− Надо перепрятать! — возбужденно проговорил Эрик, тронув Ричарда за плечо. — Вдруг кто-нибудь найдет.

− И куда же?

− Да хоть на чердак…

Но это прозвучало совсем не уверенно, да и Ричарду уже не хотелось брать на себя ответственность за драгоценности. Если мать после бабушкиной смерти убрала их сюда, значит так и нужно, а у них двоих и так хватает проблем.

Дверь за спиной стала открываться с мерзко режущим слух скрипом, будто кто-то с наслаждением скреб куском острого железа по стеклу, и Эрик тут же вцепился в руку Ричарда. Тот закусил губы, пытаясь оставаться спокойным и невозмутимым, хотя больше всего хотелось заорать и заплакать от ужаса. Еще несколько месяцев и они сойдут с ума в этом ужасном доме, обязательно!

Скриииип.

Скрип.

Шурх-шурх, топ-топ, это приближался к ним со спины, шаркая ногами по доскам пола и по ковру не живой и не мертвый старик. Теперь ужас пробирался в каждую клеточку тела, вливался в вены, наполняя собой кровь, и Ричард не смел дернуться или вскочить на ноги — его словно придавило к кровати. Эрик же, судя по белому лицу, был и вовсе склонен к обмороку.

Чьи-то ледяные, пахнувшие тленом руки, гладили их по затылкам, плечам и спинам, кто-то позади них тихо и отвратительно веселился.

− Ихихи, мальчики. Вот я вас и застал вдвоем, а не порознь. Вот и славненько, − шуршал ехидный голос Ирвина Силивана, видевшего смерть ни одного и даже не пятерых потомков, и верно замысливший извести следующих. — Я вас так люблю, мои дорогие прапраправнуки. Оно, конечно, дальше идет родословная, но вы же сами понимаете… Хи-хи.

Конечно же, Ричард понимал — то, что Ирвин это наихудший представитель рода Силиванов, но едва ли мог решиться это сказать.

− Что ты от нас хочешь? — едва смог выдавить он из себя — тихо, жалко.

− Не ворошите старое, мальчики, − заскрипел стариковский голос. — Оставьте все, как лежит. Цепь в подвале не трожьте, кольца не забирайте раньше времени — а то неровен час придем мы с моими сынками, внуком, правнучками, застигнем вас в разных местах замка, поймаем и переделаем.

− Что? — прохрипел сухо Эрик. — Что ты говоришь, дохлый старикашка?!

− Переделаем, говорю, праправнучек. Как ваш отец хотел вас переделать, да не успел — ну мы над ним поработали до этого.

− Так это был не Двойник?!

Ирвин издал сухой смешок и желтая, сморщенная, воняющая смертью рука с острыми когтями прошлась по теплому и живому лицу Ричарда. Погладила обе щеки, коснулась век и исчезла.

− Это был ваш отец, хи-хи. Мы его поймали и переделали. И вас тоже, ежели чего…

Тонко завизжав, Эрик дернул Ричарда за руку, увлекая за собой, и тот не успел опомниться. Брат тащил его под кровать, где скопились темнота и залежи серой пыли, но от зла их охраняли дерево, толстый матрас, черный плед. И мальчики улеглись на жесткий холодный пол, с трудом сдерживая кашель, а сверху на кровати еще некоторое время кто-то прыгал и мерзко хихикал. Потом шаркающие шаги удалились за дверь, раздался громкий хлопок, и все стихло.

Ричард плохо запомнил, как они бежали к маме в комнату, чтобы ворваться и слезно просить о возможности уехать поскорее из проклятого дома, из маленького унылого города, из Эртвеста, в конце концов — а вдруг им удастся снять квартиру и остаться там на неопределенный срок? Но, выслушав их, Ивонет покачала головой.

− Я все понимаю, мальчики, но пока не вернется Искандер, мы никуда не уедем. После того, как он спас нас всех в ту ночь… − голос у нее стал хриплым и резко прервался, а глаза заблестели. — Нельзя бросить его одного, и к тому же…

Не договорив, Ивонет Силиван-Мириам, молча заплакала, и Ричард подумал, что она боится за ребенка, которого вынашивает, больше, чем за них. А что подумал Эрик, осталось неизвестным.

На следующий день Ричард Силиван свалился с простудой, высокой температурой и нервным срывом.