Черная сторона рассвета (джен)

Замок, небольшой и неказистый, из потемневшего от долгого времени камня, возвышался над одной из зеленых эртвестких равнин. Издалека он мог напоминать излишне вычурный особняк, из тех, что время от времени строили богатые жители Фиалама, поселившиеся в пригороде столицы, Веты, и считавшие это едва ли не самым прекрасным достижением в своей жизни. И все-таки это был настоящий замок, по крайней мере, на всех картах назывался так. Принадлежал он семье Силиван с начала четырнадцатого кватриона и по сей день, насколько знали потомки Уильяма Силивана. Один кватрион длиной в сто сорок четыре года сменялся следующим. И даже когда минуло изжившее себя время старины, а лошадей сменили паровые автомобили, когда вошла в обиход техника, работающая на электричестве, а те, кто прежде называли себя дворянами, перестали в этом нуждаться и переехали в дома проще и удобнее, Силиваны продолжали свято чтить традиции. Но никто не смеялся над ними — все считали, что после того, как в втором году восемнадцатого кватриона бесследно исчез последний король Моранси, юный и нежный ребенок с золотыми волосами, прервалась монархия и все титулы сразу сошли на нет. Очень быстро многие некогда дворянские семьи признали, что жить в замках скучно и немодно, особенно сильно старалась молодежь, и потому многие доверили бывшие жилища своих предков государству. История Фиалама была богата на события и войны, поэтому частные лица, получившие новые музеи в свои руки, радовались возможности заработать хорошие деньги на их посещениях и туристах.

Теплым днем уходящего лета Силиваны возвращались в родовой замок, от которого предки не захотели отказаться. Под колеса автомобиля «Фиар» легла серой лентой ровная дорога, и его владелец, Искандер Мириам, неторопливо крутил руль, выпрямив разгоряченную спину. До Эртвеста оставалось совсем немного, а к концу пути успели устать и Искандер, и его жена Ивонет, несчастная вдова покойного Кайла Силивана, и даже двое беззаботных мальчишек, нетерпеливо ерзавших на заднем сидении и похожих друг на друга, как две капли воды. Одиннадцатилетние близнецы внешностью удались то ли в южанина-деда, то ли в восточницу-бабушку, но никак не в родителей, однако шуму и беспокойства от них было, словно от сотни. Искандер давно признался себе в том, что недолюбливал пасынков, однако ради обожаемой жены решил терпеть их глупые шуточки и выкрутасы. Посмотрев в зеркало заднего вида, он чуть слышно вздохнул, увидев две макушки с одинаково-черными вихрами. Лица у Ричарда и Эрика Силиванов всегда оставались аристократично-бледными, словно они не загорали ни разу в жизни, хотя Искандер знал, что эти двое все лето ходили к Фиво, большому бессточному озеру, куда впадали четыре текущие от четырех штатов Фиалама реки. Купались там и валялись на песке, эти глупые малолетние бездельники. Впрочем, что толку о них думать — разве станут от этого умнее?

Ни Ричард, ни Эрик, разумеется, себя бездельниками не считали. Наоборот они много работали над тем, чтобы как можно реже сталкиваться с отчимом, этим угрюмым мужчиной в полицейской форме или деловом костюме. Они считали, что о существовании менее консервативной одежды Искандер не имеет ни малейшего понятия, словно приехал ни из жаркого штата Эн-Мерида, а из ледяного Талнора. Одетые в одинаковые белые майки и синие шорты, пристегнутые ремнями безопасности и успевшие изрядно устать от многочасового сидения на одном месте, близнецы уже давно не болтали и не смеялись. Облизывая пересохшие от жары губы, они поглядывали время от времени в окошки машины и ждали того прекрасного момента, когда уже дозволено им будет сделать первые шаги в сторону таинственного замка.

В замке жила бабушка Мей, отчего-то брошенная взбалмошным дедом на старости лет — ее мальчики еще не видели, но мама утверждала, что это славная спокойная женщина, лишенная старческой озлобленности из-за больных суставов.

− Зато к Искандеру старость пришла раньше, − прошептал тогда Эрик на ухо Ричарду, и тот довольно захихикал.

Их отчим был для них трудным человеком — ровно настолько, насколько они являлись для него трудными подростками. Только каждый раз, когда у Эрика чесался язык нагрубить этому ворчливому угрюмому чудаку Искандеру, любителю строго сводить густые брови и прятать руки в карманы, Ричард дергал его за руку и шептал с отчаянием на ухо:

− Тихо ты! Лучше Искандер, чем папа…

− Чем-то, что было папой… − выдавливал из себя Ричард, и вся детская непокорность улетучивалась.

Хотя разве можно знать наверняка — не является ли этим Искандер Мириам?

Потерев зачесавшийся нос, Ричард задумчиво посмотрел на темный затылок сидящего за рулем человека и решил, что тот все-таки не чудовище — хоть и злобный ворчливый тип. Может, в полицию принимают лишь таких? Искандер Мириам служил там офицером и его перевод в Эртвест удачно совпал с тем, что близнецы с матерью отчаянно желали, наконец, покинуть старый дом. Тот, где их последние дни стали аналогом Мертвой Пустыни.

Мысли Эрика текли сходным путем, но еще он думал, что после смерти в Мертвой Пустыне не мучают, по крайней мере, святой отец из церкви, приходивший к ним в дом после трагедии, объяснял: в этой части посмертия, куда отправляются грешники, никого не мучают черти. Значит, произошедшее было хуже Мертвой Пустыни, а их, Эрика и Ричарда отец, хуже Падшего. Вспоминать о пережитом не хотелось, да и ни к чему, душа мальчика болезненно сжималась при одной только мысли о недавних событиях. Посмотрев в печальное лицо брата, Эрик понял: тот думает о том же, что и он. Положил дрогнувшую ладонь на теплую руку Ричарда, и слегка сжал ее. Страха не было, но душу застлала серым непроглядным туманом глухая мутная тоска.

Отец или то, что они называли отцом, не присматриваясь к черным чужим глазам, пока не стало слишком поздно, опустился до рукоприкладства и пыток. Боль Эрик чувствовал даже сейчас, впечатавшуюся в его кожу на правом локте длинным толстым и уродливым шрамом, а Ричард совсем забыл про свой левый локоть. У них остались «зеркальные следы», как сказал монстр, гнусно усмехаясь. То, что приняло внешний облик и память Кайла Силивана, давно убитого на промышленном заводе, где работал, из-за яростного выброса химикатов, хотело убить их медленно. Безжалостно. Тихо. И, разодрав на Ричарде рубашку, он уже расхохотался и заткнул тряпками его окровавленный род, а потом для надежности закрепил скотчем. Длинные и тонкие, вовсе не человеческие пальцы, тянулись к грудной клетке мальчика, за которой билось сердце. Мама работала врачом, и в доме откуда-то оказался скальпель.

Ричард не помнил, как чудовище точило нож о кирпичную стену, и насколько мерзким был издаваемый звук — он с радостью провалился бы в спасительную черноту, только вот подменыш отвесил ему звонкую оплеуху, приводя в чувство.

− Я люблю, когда люди живут до последнего, мальчик, − сказал он, ухмыляясь, но ни гнилых зубов, ни еще каких-либо признаков мертвечины близнецы не заметили. — И вы будете испытывать все до последней секунды. А потом я займусь вашей матерью. Времени до рассвета у нас ведь много, верно, дорогая Ивонет?

Белокурая женщина, накрепко привязанная к стулу, тихо всхлипнула. Она могла завизжать, не будь ее рот так же тщательно заклеен.

− О, мы славно повеселимся, Ивонет, − сказал монстр тонким голоском и мерзко рассмеялся.

Он хотел вырезать сердца Ричарда и Эрика заживо, оба брата это понимали, но уже настолько были избиты и сломлены, что перестали надеяться на чудо. Лежа на усыпанном стеклом полу, мальчики время от времени переглядывались и тяжело дышали. Уходившее время издевательски стучало проклятыми стрелками настенных часов. Тик-так. Тик-так.

Полиция ворвалась в последнюю минуту, едва Ричард ощутил ледяное и острое прикосновение к своей коже. А дальше звуки превратились в смесь криков, возни и выстрелов, однако слышал их только Эрик — его брат благополучно лишился мучительного сознания. Кто-то из них расстрелял чудовище в упор, но разве простыми пулями? Близнецы, начитавшиеся триллеров и насмотревшиеся фильмов ужасов, твердо знали: против нечисти необходимо серебро.

Жаль, что ни офицер полиции, ни мать не захотели им ничего рассказывать.

А потом появился Искандер. И мальчики не считали это событие хорошим — ровно, как и плохим. Но между собой договорились терпеть его, пока он нужен их маме.

Тем временем красный автомобиль «Фиар» свернул налево, и впереди показались смутные очертания высокого серого дома с остроконечными башенками-пристройками. Осталось лишь прильнуть к нагретому стеклу лбом и жадно всматриваться в приближающуюся громадину, но сделать это мог один лишь Ричард. Со стороны Эрика не было видно, но его брат услужливо подвинулся, и тому удалось рассмотреть хоть что-то.

− Вот и наш новый дом, − сказала мама, отчего-то усталым и безрадостным голосом.

Ричард подумал, что она, наверное, до сих пор боится. Даже, несмотря на то, что Искандер предложил ей любовь и защиту. Взрослые люди вообще часто совершают странные поступки и потом же страдают от них. Но он был умным мальчиком и решил ничего не говорить на этот счет, чтобы сегодня же не вышло скандала. А вот Эрик беспокойно заерзал, словно собирался высказать свое, нет, их общее мнение прямо здесь и сейчас, в присутствии Искандера.

Следом за «Фиаром» неторопливо ехал грузовик с небольшим количеством мебели и упакованной в плотные мешки одеждой. Большую часть вещей бросили в старом особняке, сбегая прочь от страшных дурных воспоминаний, и никто об этом не жалел. Эрик покосился на бледную мать, когда машина остановилась и та вышла, отстегнув ремень безопасности: у него отчего-то тревожно сжалось сердце. А Ричард без опаски вышел на свежий воздух, с радостью подставив лицо легкому дуновению теплого ветра.

− Выходи, милый, − сказала неанита Мириам, открывая дверцу машины.

Эрик повозился с ремнем и осторожно распрямил спину, расправил плечи, прежде чем его ноги в светлых теннисных туфлях ступили на асфальтовую дорожку, начинавшуюся чуть дальше запертых ворот, черных, кованных и внушительных. Такие он видел в исторических фильмах про пятнадцатый кватрион, которые иногда смотрел в компании брата. Остальные ждали тут, переминаясь с ноги на ногу и оглядываясь по сторонам, пока Ивонет подходила неспешным шагом к электрическому звонку на воротах и нажимала дрожащей рукой кнопку. И тут-то Эрик вспомнил, что ни разу не видел, как и Ричард, свою бабушку, которая жила здесь и к которой они приехали просить убежища.

Даже не совсем так. Еще до случившегося бабушка Мей, урожденная восточница, сама написала матери письмо и попросила приехать, потому что дедушка Луис внезапно развелся с ней и сбежал из замка. Позорное бегство, как сказал, узнав об этом, папа — прежде чем уйти на работу. А потом к ним вернулось чудовище в обличии Кайла Силивана…

− Ты думаешь о нем? — задумчиво и грустно спросил Ричард, стоя на траве, уже тронутой сухой желтизной.

− Я не могу не думать, Дик…

− Постарайся? — голос брата прозвенел слезливо и умоляюще.

Эрик не знал, что сказать в ответ, а поэтому молча потрогал заживший шрам на локте и кивнул.

О случившейся трагедии бабушка Мей знала, но не все, ей рассказали, будто бы Кайл Силиван внезапно сошел с ума и напал на семью, а потом, отказавшись сдаваться добровольно, был застрелен полицейскими. Погоревав о смерти единственного сына, бабушка снова пригласила их жить к себе.

Она вышла им навстречу — высокая пожилая дама с морщинистым смуглым лицом и черными, забранными в тугой пучок, волосами, в траурном лиловом платье, скрывающим строгим воротничком шею. Уставшие от долгой дороги близнецы не приглядывались к ней, однако вежливо поздоровались — хором. И удостоились от бабушки доброго теплого взгляда, только разговаривать она стала с бывшей невесткой, пока Искандер распахивал ворота, дабы могли пройти грузчики.

− Здравствуйте, неанита Мей, − торопливо поприветствовала Ивонет хозяйку замка.

− Здравствуйте, моя дорогая. Рада, что вы быстро доехали, − голос старой женщины отчего-то дрогнул, и она перевела взгляд на беззаботно оглядывающихся по сторонам внуков. — Я не думала, что Эрик и Ричард так похожи на Кайла.

− Я присылала вам их фотографии, − мягко сказала мать, но бабушка пропустила ее слова мимо ушей.

− Проходите, − сказала Мей Силиван, но теперь ее взгляд в сторону близнецов сквозил прохладной тревогой. — Очень кстати новая мебель, ведь Луис увез все, что считал своим.

− Крохобор, − пробормотал Искандер, который успел вернуться и все слышал.

Бабушка немедленно поджала губы, но ничего не сказала. Промолчала и мама.

Через пару минут осмелевшие Ричард с Эриком решили прошмыгнуть в маленький замок, где они теперь будут жить, но добрая бабушка решила отвести их туда сама, и заодно показать их будущую комнату. Ричард подумал, что это очень мило с ее стороны, Эрик же не подумал ничего, и лишь жадно осматривался по сторонам, не упуская из внимания ни широкой лестницы из светло-серого кирпича, ни симпатичного украшенного ажурной решеткой балкончика на третьем этаже, ни огромных окон. Наверное, здесь за пять долгих кватрионов сохранились только стены, а все остальное пришлось заменить, чтобы маленький замок не рассыпался в каменную пыль и деревянную труху. Несмело шагая в распахнутую дверь, мальчик невольно подумал, что этот замок для него чужой. Из глубины сумрачной прихожей веяло прохладой, старостью и лекарствами, а еще Ричард уловил тайком от Эрика въедливый запах безнадежности.

Не могло ли это показаться двум уставшим мальчикам? Вряд ли. Вслед за братьями вошла в замок бабушка, придерживаясь за тонкие гладкие перила. И вот, наконец, они — один с настороженностью во взгляде, второй — с детской непосредственностью в голубых глазах, оказались в центре зловещей прохлады. Только к разочарованию Эрика здесь не обнаружилось ни старинных картин в тяжелых рамах, ни изящных статуэток на красивых резных столиках — эта прихожая была обставлена так же скучно, как и любая другая. В приоткрытом платяном шкафу, темном, с золочеными ручками, висели дождевик и жакет, а летние туфли стояли в углу между шкафом и дверью в следующий коридор. Пустующая подставка для шляп одиноко светлела возле самого входа, и Ричард едва не врезался в нее.

− Осторожнее, − сказала Мей, оглянувшись на внука, и ее лицо снова стало обеспокоенным. — Не отставайте, пожалуйста. И не закрывай дверь, эм…

− Ричард, − откликнулся мальчишка. — Искандер различает нас по цвету маек. У меня вылиняла от солнца, а у Эрика остались следы от пятен травы.

− Хорошо, мальчики. Пойдемте.

Дорога шла по крутой лестнице, на второй этаж, в самый угол длинного широкого коридора. Здесь уже не несло неприятно лекарствами, только место казалось необжитым и пугающим. Неподалеку от комнаты, отныне названной детской, в большое одинокое окно врывались рваные лучи белого дневного света, единственное, что разбавляло общий сумрак. Ричард подумал, что вечером, когда включают свет, в замке бывает уютнее, но благоразумно промолчал. А Эрику стало жалко бабушку и деда, проживших в этом странном месте долгие годы. Неудивительно, что отец при возможности переехал в столицу и купил там себе небольшой дом. Спросить бы, но неудобно и неловко, если бабушка в трауре.

Жалобный скрип открывающейся двери вырвал близнецов из глубины мыслей, но это не дверь их новой спальни. Ее-то бабушка Мей отворила беззвучно, а та, что распахнулась чуть подальше от них, скорее всего, открылась сквозняком. «Странно, − подумал Ричард, − на улице совсем легкий ветер».

− Спаси, Творец… − чуть слышно выдохнула бабушка.

Их обиталище состояло из широкой просторной комнаты с двумя удобными кроватями и письменным столом между ними, а в углу стоял старый и маленький цветастый диван, в нескольких местах поеденный молью. В новоявленной детской сплелись новизна и старость, и обоим братьям захотелось, чтобы грузчики утащили этот диван, а поставили два кресла, стоявшие раньше в гостиной столичного особняка.

− А вот и шкаф, − Мей указала дрожащей рукой на шифоньер с зеркалом. — На двоих вам хватит.

− Спасибо, бабушка, − чинно поблагодарил Ричард.

Вслед за этим повисла недолгая неловкая пауза. Переглянувшись, близнецы медленно вышли и поспешили сойти вниз: либо помочь матери и Искандеру переносить сумки с вещами, либо просто оказаться от странных скрипов и запахов подальше. Хотя бы на несколько часов.

Остаток беспокойного суетливого дня прошел довольно быстро, а на ужин работавший на бабушку дворецкий подал картофельное пюре, стейки и фруктовое желе. Все ели с аппетитом, но спать Ричард и Эрик легли с еще большим удовольствием. И лишь когда Ричард засыпал, накрывшись с головой одеялом, то чудом услышал приглушенный голос брата:

− Давай завтрашней ночью спустимся в подвал?

− Ага, − зевнул Ричард. — Там должно быть интересно.

− Только тут могут водиться призраки, − сообщил неугомонный близнец. — Бабушка верит в Творца — надо взять ее молитвенник. Но мы потом вернем.

− И найти фонарик…

− И фонарик. Ладно, давай спать.

Странно, что эта мысль вообще пришла им в головы, видимо виной тому — смутное восторженное и слепое чувство, свойственная считающим себя бессмертными мальчишкам переходного возраста. Так они предполагали много позже, но в ту первую ночь, прожитую в замке, даже не задумались о причинах. Эрик считал, что дверь открылась не просто так, и что идея о призраках требует обязательной проверки, а Ричард был уверен: ничто хуже мучившего их монстра просто не может случиться.

Во второй день месяца Осеннего Тепла они ходили с матерью в администрацию новой школы, и уже на третий должны были приступить к занятиям, так что весь день был потрачен на покупку учебников, тетрадей, формы и крепких сумок. После сытного ужина, когда взрослые остались пить чай с домашним печеньем, Эрик с хитрым видом показал Ричарду позаимствованный у бабушки молитвенник, маленький, в простой черной обложке, а Ричард продемонстрировал ему небольшой фонарик на батарейках, насилу найденный в одной из сумок.

− Мы плохо делаем, − сказал задумчиво Ричард, медленно спускаясь по неудобной лестнице в подвал.

− Знаю, − отозвался его брат. — Но мне не страшно, что бабушка станет ругаться или что оставят без сладкого… Большего ужаса мы точно не натерпимся, Дик.

Ярко-рыжий луч выхватил из цельного куска холодной мглы серую каменную стену, заметался, освещая стеллажи со всякой всячиной. Коробки с инструментами, консервы и старые игрушки. Наверное, их отец играл с ними в детстве, странно, что их не выкинули. Ричард шумно вздохнул, нащупал руку брата и понял, что боится.

− Ты здесь, Эрик?

− Угу. Свети налево, я ничего не вижу. Мне не нравится этот холод.

− Да брось. Сам же сказал…

− Я хочу прочитать бабушкину молитву, − заупрямился брат, −, а потом здесь все осматривать. Посвети на страницы.

Ричард пожал плечами и направил луч фонаря на мелко напечатанные буквы.

− Мне кажется, лучше включить свет, − неуверенно заметил он.

− Так иди и найди…

− Раньше надо было искать. Ладно. Дай руку.

Но Эрик не отзывался какое-то время, а потом тихо ахнул от ужаса и тонко заскулил: его схватили за запястье чьи-то ледяные пальцы. Кто-то резко рванул молитвенник из свободной руки, и Ричард сумел спасти положение, только когда посветил фонарем в этом направлении. Рыжий луч упал на серый силуэт старой женщины с узкими, совсем как у бабушки Мей, глазами, впалыми щеками и злой улыбкой.

− Отпустите его! — потребовал тонким голосом Ричард. — Слышите вы, госпожа Карга?!

Та ничего не ответила и только вглядывалась с минуту в лицо Эрика, близкого к обмороку.

− Проклятые воры с дурным наследием! — гаркнула, наконец, старуха, а затем принялась вырывать из детских пальцев молитвенник. Но в итоге лишь горестно вздохнула и лишь шлепнула Эрика по руке. — Не твое, гадкий мальчишка! Вернись и положи, у кого взял. Учение Рина тебе не по зубам, к тому же.

Почувствовав свободу, тот невольно попятился назад и едва не врезался в брата. Оглянулся и шагнул чуть в сторону, не сводя с женщины тревожного настороженного взгляда, однако Ричард оказался немного смелее и напористее.

− Вы — призрак? — просто и быстро спросил он.

− Представь себе, маленький глупец, − отрезала старуха. — Меня зовут Вен Силиван, и это все, что вам следует знать. А теперь убирайтесь. Пошли прочь!

Как они вернулись к себе и провели остаток вечера, дрожа от дикого невыносимого ужаса, Ричард не помнил. Эрику запомнилось лишь то, как он, крадучись, относил молитвенник в бабушкину комнату и опрометью мчался обратно. И они, конечно же, не сказали взрослым ни слова. Призраков никто не признает, а в воровстве признаваться страшно, так что перед сном близнецы пообещали друг другу держать все это в секрете и поскорее забыть самим.

Все шло славно ровно до следующего утра, когда Ричард спустился завтракать в просторный и уютный обеденный зал, чуть позже Эрика, и услышал, как недовольный Искандер распекает брата за распахнутые двери в подвал.

− Нечего вам там делать! — грозно сказал южанин, увидев испуганного Ричарда и окинув его тяжелым взглядом, от которого хотелось съежиться. Но мальчик упрямо остался стоять, расправив плечи. — Еще раз повторится — из дома не выйдете неделю.

В былые времена близнецы скорчили бы за его спиной насмешливые рожицы, но сейчас, когда отчим отвернулся, так поступил лишь Эрик. Ричард же, чувствуя, как по спине осторожно крадется холодок, понял, что забыл из вчерашнего вечера далеко не все. Ведь он плотно закрыл за собой двери в подвал.

Несмотря ни на что, странная жизнь в древнем особняке продолжалась, а почтенная неанита Мей Силиван так и не узнала о краже ее внуками старого молитвенника. Книга лежала там, где ей и полагалось находиться, Ричард же с Эриком поклялись друг другу молчать о том, что видели призраков. Ведь они с матерью и отчимом недавно въехали сюда и уже успели отличиться неблаговидными поступками — а в заимствовании чужой вещи непременно пришлось бы сознаться. Не то, чтобы Эрик был слишком совестливым, однако его брат, родившийся шестью минутами позднее, сумел оказать на него должное влияние, и все стало хорошо. Целые сутки, с третьего по четвертый день месяца Осеннего Тепла не происходило абсолютно ничего сверхъестественного. Учебный день прошел на удивление спокойно, и после того, как близнецам показали школу, Ричард начал думать, что с ними ничего не происходило — однако, когда на следующий день по пути домой Эрик шепнул брату о необходимости поговорить с бабушкой, мальчик почувствовал, как за его спину буквально цепляются крошечными лапками мурашки.

− Зачем говорить с бабушкой? — только и спросил он дрогнувшим голосом.

− Вдруг она знает что-нибудь о призраках.

− Вряд ли.

− Думаешь, она никогда не спускалась в подвал? — оживился Эрик и посмотрел на Ричарда знакомым взглядом заговорщика — веселым и колючим. — Ошибаешься. Они с дедом прожили здесь всю жизнь.

− Там инструменты деда. Может, ему лучше знать.

− Да брось! Ты боишься что ли? — в задорном тоне братца послышалось довольное ехидство.

Нет, Ричард Силиван не боялся, однако не мог отогнать прочь стойкое ощущение чего-то неправильного и страшного. С другой стороны, обычная беседа бабушки с внуком не принесет никаких бед, нужно только набраться смелости и постараться забыть о подвале и призраках. Та жуткая старуха в древнем красивом платье, почти исчезла из его памяти и возвращалась туда лишь на короткое время перед сном, только Ричард все еще помнил ее имя — Вен, и отчетливо понимал, что у него нет галлюцинации. Слова Искандера о распахнутых дверях подвала тоже беспокоили его до сих пор, а Эрик, если не боялся, то отчаянно храбрился. Могло ли так быть, что призраки смогли покинуть привычное место обитания, и теперь обязательно вплывут к ним в детскую ночью, пока близнецы спят?

А утром Ричард смеялся над собой и мысленно называл вчерашние мысли пустой фантазией.

После обеда они снова оказались предоставленными сами себе, с детской и уроками, и тогда Эрик, заскучав, предложил разыграть ночью Искандера. Ричард же отмахнулся от этой затеи − он-то, в отличие от храброго брата, вряд ли рискнет выходить из детской в кромешную темноту, кроме как в туалет. Даже, если ему даст кто-нибудь мощный фонарь на батарейках, вроде тех, что продаются в дешевом магазине техники недалеко от школы — однако, в доме таких фонарей не держали. И Ричард сейчас решил спуститься к бабушке в гостиную, потому что узнал вчера об ее привычке сидеть на мягком диване по вечерам и читать газету. Оставив брата одного с нерешенной задачей, Ричард решительно открыл дверь и вышел в полумрак коридора; гостиная находилась внизу, почти в конце коридора, и до первого этажа оставался целый лестничный пролет.

Только на сей раз Ричард и не думал бояться. Он спускался неспешно, вцепившись пальцами в плохо видимые перила, и уговаривая себя не всматриваться в непроглядный мрак, таившийся за бросавшей слабый свет старомодной люстрой, тихим шепотом считал ступеньки. Жаль, что не догадался взять с собой фонарик, но и признаваться бабушке в совершении не слишком хорошего дела не хотелось. Вряд ли Искандер уже рассказал ей.

Оказавшись на первом этаже, мальчик чуть помедлил и, щелкнув кнопкой выключателя, с облегчением выдохнул. Теперь точно можно больше не трястись, а до гостиной около десятка шагов. И он пошел вперед, весьма довольный собой, чтобы толкнуть тяжелую старую дверь, ужасно скрипевшую при нажатии на холодную медную ручку.

Бабушка Мей, как он и ожидал, сидела в гостиной, но не на диване, а в кресле, накрыв ноги красным пледом, и шелестела газетой. Услышав чужие шаги, она подняла голову и взглянула на внука из-под блеснувших круглых очков, а Ричард впервые за последние сутки почувствовал, как вокруг него сгущаются теплота, спокойствие и уют. В этой длинной комнате с рыжеватым светом двух люстр, напоминающих своей причудливой формой два солнца, царила полная безопасность, сюда не могли проникнуть злобные призраки. И это успокаивало мальчика как нельзя лучше.

− Привет, бабушка, − промолвил он вполголоса, и между ними, двумя людьми разных поколений, ранее незнакомыми, замерла зыбкая неловкость.

− Привет, мой дорогой, − мягко улыбнулась Мей и положила газету на колени. — Садись на диван. Хочешь поболтать?

− Да, − храбро признался Ричард. — Мне немного страшно, а Эрик делает вид, что не боится проклятия.

− Как ты сказал? — в узких темных глазах остро блеснула тревога. — Проклятие? Ты не ошибаешься, мальчик?

− Прочитал в старой книге, в библиотеке, − он пересилил свой страх и соврал, не моргнув глазом. — Ведь наш род — древний и известный.

− В этом ты прав, но не такой древний, как Эртон, к примеру. Когда только в начале четырнадцатого кватриона Силиваны получили титул, то пользовались большим почетом и уважением со стороны короля и правившего в Эртвесте тогда герцога, − бабушка говорила, как будто сама читала древнюю книгу, но это даже сильнее интриговало. — А потом один старый дурак взял и испортил все своими интригами. Нашей семьи и этого дома сторонятся даже сейчас, когда люди уже должны были утратить предрассудки. И это даже правильно, − закончила она тихим обреченным голосом.

− Но почему?!

− Ирвин Силиван — тот самый дурак, о котором я говорю, предал другую дворянскую семью. Сейчас про Кэйнов уже почти забыли, кроме историков, а зря. Одна женщина, когда умирала, прокляла его и его потомков, рожденных от западников западницами. Поэтому раньше Силиваны женились либо на северянках, либо на иностранках. Вот и весь сказ.

По спине Ричарда снова побежали мурашки. Он осторожно посмотрел на преспокойную бабушку, сидевшую с такой же ровной спиной, и, немного помолчав, решил уточнить:

− Значит, мы с Эриком тоже прокляты?

− Это просто старая сказка, − откликнулась Мей рассеянно, − историки горазды приукрашивать прошлое. Не забивай себе этим голову, Ричард, такие мысли не имеют значения. Если и было проклятие, то род давно прервался бы, верно?

− Верно, но…

− Вот и славно. Почитай какую-нибудь книгу, − бабушкин мягкий усталый тон вдруг стал строгим, − и не мешай читать мне.

Ричард огляделся — в гостиной стояло два старых книжных шкафа, уже начавших рассыхаться от времени. Странно, что дедушка ни разу не захотел сменить заполнивший дом новый антиквариат на новую мебель — однако мальчик уже успел понять, что является в старом доме гостем и лучше бы ему не высказывать иной раз свое мнение. И он предпочел уткнуться в книжку, посвященную историческому описанию войны Фиалама с Аранией, в том же четырнадцатом кватрионе. Наверное, тогда было интересное и опасное время, раз историки посвятили ему так много своих трудов. Ничего более подходящего для чтения Ричард не отыскал: стихи и поэмы он не очень любил, а из детских сказок давно вырос. В неполных двенадцать лет куда более интересны приключения, так что задержался в гостиной он ненадолго; через час поставил закрытую книгу обратно на полку, пожелал старой Мей спокойной ночи и уже без всякого страха поднялся наверх.

Действительно, а чего он так опасался, спускаясь на первый этаж? Посмеиваясь над собой, Ричард смело распахнул дверь детской, подмигнул задорно оторопевшему брату, успевшему за время его отсутствия перебраться из-за стола на кровать, и сел на свою. Пришла пора надевать пижаму и ложиться спать, но он отчего-то медлил: теперь, когда он снова вернулся к своим затаенным страхам, уйдя от дружелюбной защиты взрослых, снова стало не по себе. Страшное начало мерещиться в единственном темном углу между стеной и письменным, небрежно заваленным школьными тетрадями, столом, в двух черных прямоугольниках окон, за плотно прикрытой дверью.

Однако, этой ночью, как и следующий, Ричард спал спокойно — да и Эрик не вскакивал с постели, крича от ужаса из-за плохих снов. До двенадцатого дня рождения близнецов оставалось чуть меньше недели, это воодушевляло и радовало, но легкую сладостную эйфорию от приближающегося праздника, в честь которого мама обязательно испечет их с братом любимый лимонный пирог, омрачала одна очень значительная для Ричарда вещь.

В новой школе Эрик очень быстро подружился с одноклассницей по имени Диана Шелтон, миловидной девочкой с белокурым каре и нежным добрым лицом. Она была симпатичной и умела поддержать беседу, вне всяких сомнений, только Ричард так не привык — ведь они с братом всегда были вместе! Старая школа сплотила их из-за количества ветийских хулиганов, желающих поиздеваться над близнецами Силиван, но здесь таких проблем не имелось.

И что же ему было делать?

В тот день, возвращаясь вместе с братом из школы, Ричард с раздражением пинал мелкие камушки, попадавшиеся на пути, и слушал непрерывную болтовню Эрика. Тот восторженно перечислял плюсы новой школы и существенные отличия от старой, а Ричарду ничего не оставалось, кроме как угрюмо слушать, сунув руки в карманы форменных синих брюк. Настроение испортилось на весь остаток дня, и чтобы не накричать на Эрика в сердцах, он просто бормотал что-то невнятное под нос, старательно удаляясь от темы.

Потом Эрику надоели безуспешные попытки разговорить брата, и он занялся своими уроками. Помучившись немного от оскорбленных чувств, Ричард резко встал и направился прочь из комнаты, надеясь, что близнецу захочется его позвать или направиться следом — но нет, тот даже не обернулся в сторону уходящего. Пришлось даже постоять у двери, но ни единой возможной реакции Ричард не дождался.

И тогда он внезапно захотел спуститься в подвал снова, пока еще не стемнело, и нет нужды брать фонарь, идти вдвоем. А молитвенник бабушки Мей сейчас не нужен, вряд ли призраки появляются при свете, ведь, в конце концов, всегда можно будет оставить открытую дверь. Так Ричард и поступил — очень скоро, убедившись, что мать и отчим заняты своими делами, быстро шмыгнул по пустому коридору в сторону ведущей вниз лестницы. Внизу ждала подвальная дверь, очень заманчиво приоткрытая, будто специально для него. Только думать о том, кто так позаботился о будущем визитере в эту жуткую комнату, желания не возникло, и Ричард на всякий случай огляделся по сторонам. Пусто и тихо.

Ничего не дождавшись, он медленно стал спускаться в темноту, придерживаясь за перила. Сердце колотилось со страшной силой, и мальчик, замерев на последней ступеньке, задумался о том, что неплохо бы вернуться или подождать неведомо чего. Но никто не приходил: ни чтобы помочь ему в смелой вылазке, ни чтобы схватить за руку и вытащить обратно, в коридор старого дома, где есть электрический свет и хоть сколько-то любви и тепла. Даже несмотря на присутствие постылого отчима.

Искандер спас их мать от одиночества и тоски, за это близнецы должны быть ему благодарны, но пока не сумели справиться с детской ревностью и острым чувством собственничества — Ричард прекрасно понимал это в глубине души, когда ему хотелось понимать. Именно об этом он и поразмыслил с минуту, напоследок, перед тем, как открыть пошире дверь подвала и войти внутрь.

Только в этот раз никакие призраки не появились, чтобы выгнать его из их обиталища — однако звонкий детский смех, идущий из глубины подвала, Ричард услышал и запомнил хорошо, жаль, что у него не было с собой диктофона. Но вряд ли бы она помогла доказать что-то даже брату, а не то что взрослым. Пожав плечами, Ричард вышел, закрыл плотно дверь и поднялся вверх по лестнице, намереваясь, как ни в чем не бывало пойти в комнату и подговорить Эрика на какую-нибудь каверзу.

Только ничего не вышло — неподалеку от лестницы оказался Искандер и ухватил проходящего мимо украдкой Ричарда за плечо. Мальчишка зажмурился, желая сосредоточить свое внимание на этом ощущении, а не на громких нотациях, которыми его сейчас без сомнения осыплют.

− Что ты там делал? — задал грубый и грозный вопрос отчим.

Ричард попытался вывернуться, но тут же понял, что в итоге заработает себе синяк на плече, ведь хватка у этого придурка медвежья. Лучше солгать какую-нибудь малозначительную глупость и убраться от греха подальше, так он и сделает, лишь бы не видеть маминого мужа как можно дольше. Ну его.

− Спустился и подергал дверь, неано, − пробормотал он, изучая взглядом носки коричневых домашних туфель. — Она была заперта.

− Глупости! — в раздраженном голосе пробудилось звериное рычание. — Я не запирал ее сегодня.

− Значит, бабушка.

− Хватит врать! Старая неанита давно уже не спускалась. Еще раз спрашиваю, что ты там забыл?!

Рискнув, Ричард поднял голову и яростно посмотрел в темные злые глаза Искандера, и невольно вспомнилась та безжалостная тварь, желавшая сожрать его сердце. Острые слова пришли на ум немедленно:

− Отпустите меня! Вы — не мой отец, и лучше вам им не быть!

Искандер вытаращил глаза, не ожидая отпора. Конечно. В его понимании, все дети должны быть тихими, прилежными и послушными, и ни в коем случае не имеют права перечить старшим. Только черта с два он будет подчиняться дурацким указаниями маминого мужа, когда даже мама иногда считает необходимым с ним, Искандером, спорить.

Хватка ослабла, Ричард смог вырваться и броситься опрометью в детскую, спасительное убежище, пока отчим не передумал давать ему свободу. Там было спокойно, спокойнее, даже, и уютнее, чем в компании бабушки, потому что Эрик все еще сидел там и корпел над сложной задачей по геометрии, а значит, все страшное, от чего можно было трястись и плакать, тут же отошло на второй план. Обнял за плечи легкий и мягкий покой, мальчик позволил себе улыбнуться, едва отдышался.

− Что с тобой? — поинтересовался слегка встревоженный Эрик, отвлекшись от учебника, и, увидев раскрасневшееся лицо Ричарда, захлопнул его, обеспокоенно хлопая глазами. — Призраки?

− Хуже, − вымученно выдохнул тот. — Искандер.

− Просто ужас, − резюмировал Эрик и обнял Ричарда, подойдя к нему.

Тот ответил вялыми объятиями, но плечо заныло и пришлось опустить руки. Чертов Искандер, поганая сволочь, чтобы он провалился! Ричард подумал, что можно рассказать маме о произволе со стороны отчима, но потом решил, что не стоит. Она прогонит Искандера прочь и опять будет несчастной, лучше уж все перетерпеть и не попадаться южному придурку на глаза.

Однако брату он все же смог рассказать о своем нелепом похождении, и тот прерывисто вздохнул за пару секунд до того, как в темных глазах Эрика вспыхнула опасная искра. Он был рад грядущей авантюре, и гордился ей, да и собой, в общем-то, тоже.

− Мы напугаем Искандера! — радостно выпалил он. — До усрачки, Дик!

Вымученно улыбнувшись, Ричард потер плечо. Почему бы и нет?

Сочиненный ими наскоро план был довольно простым: одному посреди ночи позвать дурным голосом Искандера, пожаловаться о страшном чудовище под кроватью. Если тот клюнет на незамысловатую наживку — а множество полицейских, как известно из детских комедий, особым умом не отличаются, и сержант полиции Мириам абсолютно такой же бестолковый, можно будет преподать ему замечательный урок.

Так близнецы и поступили, многозначительно переглядываясь и перемигиваясь. Стылое страшное пространство за окнами снова подернулось мглой, и они решили, что настала пора действовать — когда Ричард шмыгнул под кровать, зажимая нос и рот и сильно пачкая в серой пыли свою синюю с желтыми остроконечными звездами пижаму, Эрик вышел из комнаты. Перед этим он некоторое время кривлялся перед зеркалом, старательно изображая испуганную физиономию.

Сердце у Ричарда снова гулко забилось, славно, что ненадолго, потому что вскоре распахнулась дверь от сильного толчка, и в детскую широкими шагами вошел недовольный Искандер. Мальчик не видел выражения его лица, но не сомневался: они с Эриком ему надоели.

Они с Эриком его достали.

− Ну и что там? — устало пробасил Искандер и зевнул.

− Кто-то живет под моей кроватью, − пробормотал Эрик испуганным срывающимся голосом, словно вот-вот собирался заплакать или завизжать от ужаса.

− Серьезно? — мужской голос наполнился злым сарказмом. − Парень, тебе скоро исполнится двенадцать лет, а ты веришь во всяких чудищ?

− Верю, − смиренно откликнулся брат Ричарда.

− Ладно. Ну и кто там у тебя?

Настало время Ричарда, и тот смело выбрался из-под кровати — весь в ошметках пыли, растрепанный и наивно хлопающий на отчима глазами. Тот слегка оторопел, переводя хмурый взгляд с одного лица на другое, и это было смешно наблюдать.

− Неано Искандер, − голос получился едва ли не испуганнее, чем у Эрика, − на моей кровати кто-то есть.

− Это не смешно, парни.

− Но неано…

− Ложитесь спать! − отрезал отчим и тут же вышел, громко захлопнув за собой дверь.

Затея с задорным розыгрышем провалилась к чертям, но неунывающий Эрик посоветовал то же самое Ричарду. В конце концов, до их дня рождения оставалось всего несколько дней, и прожить их стоило так, чтобы потом ни о чем не жалеть.

День рождения Ричарда и Эрика состоялся десятого дня месяца Осеннего Тепла, и мама с бабушкой Мей долго возились на кухне, готовя праздничные угощения. Ричард, в конце концов, помог им с пирогом и рассыпчатым картофелем, пока брат привычно страдал над уроками. На душе царили покой и легкая радость, ведь не каждый день исполняется двенадцать лет, и дарят замечательные подарки! К сожалению или к счастью Искандера сегодня вызвали на дежурство, и слава Творцу. Все лучше, чем видеть его недовольную хмурую рожу.

Вместе с мамой и бабушкой они внесли подносы в гостиную и зажгли огонь в камине — не для тепла, но для уютного потрескивания. Ивонет Мириам, наряженная по случаю праздника в симпатичное зеленое платье, улыбнулась и потрепала сына по волосам.

− Зови брата, Дик. А мы пока подготовим подарки.

− Хорошо, мам. Я скоро!

Окрыленный и счастливый Ричард взлетел по лестнице, распахнул дверь, и… замер в леденящем душу оцепенении, содрогаясь от неприятного чувства, готового поглотить все его существо. Страх, эта мерзкая скользкая субстанция, лишающая здравых мыслей и силы воли, заставляла его стоять и дрожать, ничего не делая.

Эрика не было в детской.

Брошенный на пол учебник и тетрадь, валявшаяся в дальнем углу комнаты, навевали на мучительные мысли, что Эрик с кем-то боролся. С кем-нибудь злым и страшным, утащившим любимого брата-близнеца, с которым Ричард шел рука об руку всю жизнь?! И что, он теперь больше никогда его не увидит? От этой страшной мысли мальчика обуяло жуткое отчаяние. Ричард сбежал по лестнице, задыхаясь, и собрался ворваться в гостиную, чтобы рассказать о произошедшем маме и бабушке, но не смог этого сделать.

Что-то громко щелкнуло над головой, и электрический свет пропал, оставив Ричарда Силивана в кромешной темноте. А из гостиной донеслись тем временем приглушенные испуганные голоса.

Под беззащитной спиной в белой рубашке твердела лесная земля — а Эрик, очнувшись, не сомневался, что очутился каким-то странным образом за домом, среди голых стволов деревьев. Застывшая промозглая мгла, окружившая мальчика со всех сторон, не оставляла ему ни единого сомнения в самых худших догадках. Первой же из всех возможных мыслей явилась дурная и зловещая мысль о скорой смерти, однако он быстро ее отбросил прочь и решил, что обязательно будет сопротивляться. Никто по доброй воле не умирает, когда ему двенадцать лет и впереди ждет много интереснейших людей и открытий, а дома беспокоятся родные. Ричард, наверное, и вовсе с ума сходит! Поразмыслив над всем этим, Эрик испытал злость, и она вытеснила страх.

Отлично. Теперь дело осталось за малым, всего-то дел: узнать, как выбраться из этой ямы — а он лежал именно на ее дне и видел, как на почерневшем небе влажно поблескивают крошечные звезды. Больше ничего было не разглядеть, но на его благо небо не затянуло тучами, а то вообще можно было решить, что он умер и находится в бесконечном мраке — хотя официально люди после смерти попадают в Живой Лес. Если верить священной книге консилистов, к которым относились Силиваны, лес этот большой, красивый и всегда светлый; в нем нет и не может быть места страшной черноте, что нагнетает ледяную безысходность. Опершись на локти, мальчик быстро облизал пересохшие от душного страха губы, а потом, когда отступило головокружение, стал карабкаться наверх, игнорируя мелкие острые веточки, больно царапающие ладони. Откуда они здесь взялись? Стиснув зубы, и не переставая думать о Ричарде, Эрик продолжал прокладывать трудную дорогу к собственному спасению, пока, наконец, с тяжелым прерывистым дыханием, не оказался наверху.

Здесь земля под ним оказалась мягкой, рыхлой, прилипчивой к рукам и одежде. В обычной ситуации Эрик непременно бы брезгливо скривился и постарался бы обязательно ее отряхнуть, но сейчас было не до того. Надо бежать домой! К маме, бабушке, брату! И поскорее, пока не случилось чего-нибудь похуже. Вертевшаяся в голове странная мысль о том, как он сюда попал, мешала думать, и пришлось отогнать ее, но за миг до того, как над лежащим на животе Эриком нависла зловещая черная тень, он снова задался вопросом: как?

Ведь он находился в детской все время, что отсутствовал Ричард, а как только открылась дверь, Эрик радостно обернулся, готовый немедленно вскочить и броситься следом за близнецом в гостиную. Но нет, его обволокло ледяной чернотой, и очнулся он уже здесь, а визитера так и не увидел.

Тень внушала куда больше опасений. Черная и большая, она смотрела на мальчика огромными желтыми глазами и ничего не говорила. Есть ли у нее вообще рот? А голосовые связки и язык? Смешно даже думать о подобном, однако смеяться оказалось не над чем. Нужно удирать при первой же возможности.

− Кто ты? — Эрик решил, что раз эта дрянь решила его слопать, то бояться нечего. — Что тебе от меня надо?

Дрянь не ответила и в скором времени растворилась в полном густеющей мглы воздухе, и Эрику не захотелось ждать ее возвращения. Тем временем ему на лицо упали две тяжелые капли воды — самые близкие предвестники осенних хлещущих дождей, так что Эрик поспешил вскочить на ноги и броситься опрометью в сторону видневшегося неподалеку маленького замка с острой крышей и двумя башенками. Он боялся, и испытал этот страх запоздало, после нескольких минут в яме и столкновения с тенью, теперь оставалось быстро мчаться домой, лишь бы еще его впустили. Странно, что в окнах не горел свет — не могли же бабушка, мама и брат лечь спать, не дождавшись его?!

А с другой стороны — вполне могли. Бабушка Мей — старая женщина с плоховатой памятью, мама зациклена на Искандере и сам день рождения близнецов еще с утра воспринимала, как нечто не слишком приятное, но обязательное. Эрик прекрасно видел усталое выражение на ее лице утром, недовольно поджатые губы, когда она готовила сыновьям завтрак. Что касается брата-близнеца, то он, верно, не мог забыть про Эрика, но что, если его заставили лечь спать и выключить свет? А может быть то, что было их отцом, вернулось снова?..

− Нет! — прошептал шокированный Эрик, резко застыв на месте, и понял, что от быстрого бега ему стало больно дышать. — Этого не может быть. Ричард! Дик!

Конечно же, в ответ не прозвучало ни единого звука. Некому было услышать его и ответить хотя бы приветственным возгласом. Эрик поспешно направился дальше, и едва он оказался примерно в одной пиане от замка, хлынул ледяной пронизывающий насквозь дождь, а ведь на нем нет даже летних ботинок, и домашние тапочки с носками мигом промокли. Дрожа от холода, ужаса и непонимания происходящего, мальчик немедленно оглянулся назад: не преследует ли его черная тень со страшными желтыми глазами? Однако — нет. Как бы он не успел запугать сам себя самыми жуткими представлениями о нечисти вселенной Акеман, рожденной, наверное, чисто в его подсознании, никто и не думал за ним гнаться. Ни тень, ни призраки, ни лохматые злобные гномы из детских сказок.

Сглотнув, он сумел отдышаться и побрел домой по сырой траве, липкой, ставшей грязью, земле, и стремительно расплывающимся лужам — к тяжелой входной двери, у которой не работал звонок. Эрик решил попытать счастья, нажал гладкую скользкую кнопку, только никаких звуков за этим не последовало. Значит, в замке отключился свет по какой-то причине, а он-то успел себе напридумывать всякой чертовщины…

Под каменным козырьком, нависшим над широкими ступенями и дверью, Эрик почувствовал себя в безопасности, по крайней мере, от дождя. Подумал, что самое страшное осталось позади, и стал стучать кулаками в дверь — без особой надежды на успех, конечно же. Кто услышит его, если все, должно быть, вдалеке от входной двери, да и посторонние звуки закрывает шум дождя?

Однако Эрик ошибся. Очень скоро распахнулась входная дверь, и он сумел вбежать в холл, словно мокрый щенок, дрожа и разметывая вокруг брызги воды. Мама не замечала этого, но не переставала прижимать его к себе и гладить по мокрым волосам, а рядом стояла бабушка со свечкой и тихонько молилась Творцу — Эрик слышал ее бормотание.

− Где же ты был? — выдохнула с огромным облегчением переволновавшаяся женщина. — Ричард, принеси полотенце в холл! — тут же крикнула она. — И сухую пижаму возьми с собой, Эрик вернулся!

− Да?! Да? Хорошо, мам! — отдаленно донеслось со второго этажа.

Здесь тоже был полумрак, но сухой и тихий, здесь Эрику ничего не угрожало, и очень вскоре он сумел забыть о пережитом ужасе; невольно даже стало казаться, что черная тень привиделась ему, и ничего по-настоящему жуткого не происходило. Но размышлять об этом надо позже, когда он вернется в детскую вместе с Ричардом, а может и вовсе завтра. Мама заставила его снять прилипшую к телу одежду, вручив стопку сухих вещей, а затем — выпить стакан горячего какао с корицей и съесть кусок пирога. Эрик и сам понимал, что это необходимые для избегания простуды меры, однако его не переставало жечь радостное нетерпение из-за предстоящего разговора с Эриком.

− С днем рождения вас, − тяжело вздохнула Ивонет Силиван-Мириам, обнимая обоих сыновей.

Эрик совсем забыл про праздник, сделавший их на год старше, и лишь вяло улыбнулся в ответ. О подарках он не вспомнил тоже, пока мама не вручила сыновьям по небольшому тонкому свертку из крепкой желтоватой бумаги, и пока они с Ричардом разворачивали свои подарки, придвинувшись к стоявшему на столе старинному подсвечнику с четырьмя зажженными свечами, сидела рядом и грустно улыбалась.

В свертках оказались два одинаковых ножа — складных и поблескивающих новенькой сталью. Эрик немедленно просиял и радостно улыбнулся матери, моментально забыв о недавних страхах и переживаниях.

− Спасибо, мама!

− Спасибо! — чуть запоздало вторил ему Ричард.

− С днем рождения вас… − повторила она вполголоса. — Летом мы поедем куда-нибудь в горы туристами, они вам и пригодятся. Жаль, что отец не сможет…

− Мама, − выдохнул Ричард, вцепившись в руку брата, − не надо…

− Хорошо.

Значит, для нее застреленное полицейскими чудовище не стало напоминанием о настоящем неано Кайле Силиване, значит, мама продолжает его любить в глубине души. Но все-таки вышла замуж за противного Искандера, взрослых иногда так трудно понять… Эрик поправил сползший носок, встал на твердый каменный пол, пожалев, что Ричард не догадался принести еще и тапочки, и сказал, что хочет спать.

− Пойдемте, − сказала бабушка Мей, − я провожу вас.

− А свет?

− Завтра придет мастер. Сейчас, в такую-то непогоду, никто и не возьмется. Ох, моя бедная спина…

Пожелав спокойной ночи маме, близнецы пошли вверх по лестнице, крепко придерживаясь за перила и стараясь не отставать от бабушки. Всю дорогу до детской они подавленно молчали, сжимая свободными руками свои подарки, и только лишь закрылась дверь за ними, сразу отложили ножи на письменный стол и стиснули друг друга в объятиях. От переизбытка нахлынувших чувств Ричард щупал руки, ноги и голову брата, а потом обнял его во второй раз.

− Я уж решил, что ты как отец…

− Не говори глупостей. Я — это я. Не монстр, понятно?

− Ага. Спать будем?

− Под такой ливень не заснешь. Лучше полежим, послушаем… Как насчет напугать завтра Искандера?

Под спокойный тихий шепот друг друга и шум дождя за окнами они сами не заметили, как уснули. Эрик и раньше замечал, что во время непогоды охватывает тягучая сонливость, и если невзначай прилечь на кровать, можно легко уснуть.

Одиннадцатый день месяца Осеннего Тепла был выходным, и близнецы смогли спокойно готовить свою каверзу для Искандера безо всяких помех. Дел оказалось немного — всего лишь украсть материнскую пудру из ее с отчимом спальни на время, обсудить, как следует план, и просто ждать вечера, коротать время за чтением книг о древних временах и игрой в шахматы. А когда снова стемнело, Эрик и Ричард быстро выглянули в окно, выходившее на ворота и парковку — как раз с работы приехал Искандер, и их мать пошла его встречать. Объятиями и ужином.

Грешно поступать так с мужем родной мамы, но что поделать, если он их невыносимо бесит? Точнее, Эрика бесит, а Ричарда пугает, но суть почти одна и та же. В полумраке раздался звонкий хлопок — это братья ударили по рукам, прежде чем попытаться включить свет и идти звать отчима.

Электричества в их комнате не было, должно быть, электрик починил проводку только на первом этаже. Оттуда лился ярко-рыжий искусственный свет, от которого успели отвыкнуть глаза, и слышались радостно-усталые разговоры. Теперь следовало дождаться, пока Искандер поужинает, прочтет газету и пойдет к себе в кабинет, а уже потом…

Хитро подмигнув брату, Ричард прислонился спиной к перилам, потому что не мог выполнять эту часть задуманного в темной комнате, и стал наносить пудру на лицо. Неаккуратно и некрасиво, но ведь и не в красоте их цель, нужно всего лишь достичь нужного эффекта и не рассыпать драгоценную белую пыльцу. Шею мальчик закрасил тоже белым, а скрыть под пудрой кисти рук ему помог уже Эрик. Пуховка не растрепалась и не порвалась, пудреница осталась в том же состоянии, и это уже хороший знак.

− Давай в шкаф, − шепнул Эрик, едва они вернулись в комнату. — Я сейчас только в их спальню, и обратно…

В спальне сидел рыжий кот Фокс, странный зверь с острыми ушами, сломанным кончиком хвоста и ужасно любопытным выражением на рыжей морде, и задумчиво наблюдал за действиями Эрика, едва тот вошел. Должно быть, бабушка завела животное, чтобы не страдать от одиночества и тоски после ухода деда, но предполагать Эрик не брался. Выскользнув из комнаты, он оставил дверь чуть приоткрытой, чтобы Фокс не остался взаперти.

− Мяу, − важно проговорил тот, успев пройти в образовавшуюся щель следом.

− Кыш, − посоветовал Эрик вполголоса. — Все дело испортишь, усатый.

Вместо ответа Фокс потерся об его ногу и ушел куда-то по своим делам. Теперь Эрику оставалось только вернуться в детскую, узнать, что Ричард успел забраться в шкаф, и побежать опрометью в кабинет Искандера, куда тот только что зашел с вечерним выпуском газеты «Чудеса Эртвеста».

− Неано Искандер! — заверещал мальчик таким перепуганным голосом, словно за ним гнались все черти из Мертвой Пустыни! — Помогите, прошу! Ричард… он пропал!

− Это не смешно, Эрик, — отрезал мужчина сурово, но в голосе зазвенела странная тревога.

− Какой уж там смех! Выходил — он был на месте, вернулся — его нет! Может, его тоже утащили из дома, как меня вчера!

− Погоди, не кричи, − буркнул Искандер, выдвигая ящик стола, и взял большой фонарь. — Пошли. И не вздумай пугать мать, она и так ваших похождений натерпелась.

Широкими быстрыми шагами он направился по коридору в детскую, освещая путь круглым желтым куском света, а Эрик засеменил следом. И только после того, как распахнулась от сильного рывка отчима дверь платяного шкафа, мальчик едва ли не выдохнул с величайшим облегчением — все вышло, как они собирались. Белый Ричард, одетый в свою любимую синюю пижаму и домашние тапочки, смотрел на Искандера вытаращенным тупым взглядом и широко улыбался во весь рот. Получался почти оскал, а распахнутые словно бы в изумлении глаза и склоненная набок голова делали этот образ поистине ужасным.

Наверное, когда Ричард вырастет, то захочет стать актером.

Искандер испугался, отшатнулся и едва не выронил фонарь. Неужели его так проняло? С детской-то выходки? Ну и слабак, а еще в полиции работает! Эрику ужасно захотелось залиться подленьким смехом, но этого он делать не стал — он поступил более жестоко.

− Это не Ричард, неано, − сказал он тихим вкрадчивым голосом, коснувшись рукой плеча Искандера, от чего тот вздрогнул и закричал. — Тебе следует поискать его получше, пока не поздно…

Судорожно вздохнув, Искандер рванулся к двери, выскочил из детской и с громким топотом бросился вниз по лестнице — а близнецы, тихо посмеявшись над его внезапной трусостью, сходили в ближайшую ванную и умыли лица. После чего пожелали друг другу спокойной ночи и направились спать.

Утром двенадцатого дня месяца Осеннего Тепла Искандер Мириам жаловался на плохой сон, но вряд ли заметил два обращенных к нему насмешливых взгляда.

После загадочного исчезновения маленького короля в начале восемнадцатого кватриона большая страна Фиалам оказалась поделенной не только на четыре части, но и на несколько крупных городов в каждой из них — поскольку теперь ни Хранителям, ни их вассалам не принадлежало ничего. Поиски оказались долгими и безуспешными, а монархии наступил плачевный конец. Ни один человек не пожелал занять место последнего Моранси, и скорее всего, были правы. Нет ничего хуже, чем править, не умея, и первым в этом убедился еще последний Норманден, уступив милостиво трон Рафаэлю Моранси — своему бывшему регенту.

Все эти сведения Ричард Силиван, как и его брат, Эрик, узнали на уроках истории, еще учась в столице, как и то, как называются четыре равные части Эртвеста. А именно: Эрта, Эртонис, Эртио, Эртет. Первое считалось военно-историческим центром, несколькими кватрионами ранее там шли кровопролитные бои, и кроме того, Эрта граничила с Аранией. Сейчас между странами дружественные отношения, только так было не всегда — Ричард знал и об этом, и каждый раз отмахивался от неприятных мыслей о том, что же будет, если президенту Арании вдруг захочется объявить Фиаламу войну. Ни к чему думать о страшных вещах — обычно они находят людей сами.

Мальчик заново перебрал в памяти названия частей Эртвеста за завтраком, утром двенадцатого дня Осенних Заморозок, когда мама сказала, что они с Искандером отправляются в Эрту — в честь кратковременного отпуска отчима, на какой-то исторический праздник этот мест. И, конечно же, Ричард немедленно переглянулся со своим братом. Он не знал, что чувствует тот, но лично ему очень хотелось поехать туда с мамой и Эриком, но без Искандера, и чтобы она гладила по головам его и Эрика. Даже, несмотря на то, что они уже почти взрослые. Но реальность оказалась слишком суровой — мать оставляла их с бабушкой, и в тот момент, когда она сказала эти неприятные слова, мальчик почувствовал, что немного разочаровался в ней. Совсем чуть-чуть.

Он проследил взглядом за тем, не изменилось ли лицо Эрика. Однако нет, брат молча сидел на стуле, напротив Ричарда, продолжал пить фруктовый чай и болтать ногой, держа в одной руке бутерброд с желтым сыром, а в другой — чашку. И тогда Ричард расстроился еще сильнее.

Может быть, всем окружающим и вовсе наплевать на его существование?

Вслух Ричард не решился спросить об этом, иначе было бы не миновать мощного скандала, одного из тех, что выбивает из людей хорошее настроение не хуже, чем сильный удар в живот выбивает воздух из легких. Эрик тоже промолчал, но лишь по той простейшей причине, что его это заботило в самую последнюю очередь. И все, что оставалось в итоге делать близнецам — это с хмурой обреченностью провожать взглядами неумолимо отъезжавший от ворот красный автомобиль. Разговаривать друг с другом у них не было ни малейшего желания, так что, переглянувшись, они, молча, поплелись за своими портфелями, чтобы пешком идти в школу.

− Я-то надеялся, что раз этот месяц прошел гладко, то так и будет, − признался Эрик на полпути.

− Ну и дурак! — сердито отозвался Ричард, и брат удивленно на него посмотрел.

Легкая утренняя прохлада сменилась частыми дождями, и сегодняшнее свинцовое небо не обещало ничего хорошего. Заботливая бабушка Мей заставила внуков взять зонт, один на двоих, и это значило, что возвращаться домой порознь не получится, впрочем, через пару часов Ричард убедился в бесполезности своей обиды. Дуться на человека, пробывшего с тобой бок о бок с материнского живота и до сих пор, глупо, к тому же Эрик сам не знал, в честь чего вдруг близнец перестал с ним разговаривать. Им уже двенадцать лет, они не маленькие дети, значит, следует одному помнить о чувствах других. Ричард пообещал себе, что будет помнить, и во время обеденного перерыва любезно предложил половину своего песочного пирожного брату.

− Спасибо! — радостно ответил Эрик, и не теряя ни секунды, затолкал угощение в рот, чтобы запить чаем.

Домой они уже возвращались вприпрыжку, держа тяжеленный зонт по очереди, а дождя так и не случилось. Что касается бабушки Мей, то выглядела старая умная женщина веселой и приветливой, а вовсе не сумрачной и строгой, как утром, ворча на медлительность внуков. Переодевшись и выполнив домашнее задание, близнецы оказались перед непростым выбором.

− Чем займемся? — поинтересовался Ричард у брата как бы между делом, хотя сам подумывал о том, чтобы спуститься в подвал, пока Искандер в отъезде — хоть какая-то польза от отсутствия отчима.

− Посмотрим телевизор?

− А подвал?

− Потом как-нибудь. Завтра Искандер еще не вернется, можно будет рискнуть.

− Ты просто читаешь мои мысли! — восхитился невольно Ричард, и первый схватил пульт, в надежде найти на одном из каналов развлекательное шоу или спортивную игру.

Повезло на второе — так что они, пристроившись на мягком диване в гостиной и запасшись солеными орешками с кухни, с интересом наблюдали за игрой в футбол. Ричард считал это прикольным занятием, в котором, однако, есть что-то, заставляющее изрядно тупеть, а он, привыкший считать себя и брата умными, не хотел с этим смириться. Ради развлечения, пожалуй, посмотреть и стоит, но не каждый день. Ричард больше предпочитал книги, а Эрик — интересные фильмы, только, похоже, в этот день все пошло не так. Двенадцатый день месяца Осенних Заморозок оказался богатым на серьезные проблемы, и если бы только утром он знал, что отъезд мамы и Искандера в Эрту — еще не самое ужасное, что может случиться…

Показывали матч между Фиаламом и Аранией. Ричард хрустел орешками, а Эрик время от времени ехидно посмеивался:

− Они играют, словно воюют.

− Арании вечно нужна война, − философски заметил Ричард, набрав в ладонь новую горсть арахиса, −, но сейчас они выбрали мирный путь.

− Эй, ты слишком много ешь! Оставь мне хоть чуть-чуть!

− О, извини. Вот, − Ричард подвинул оставшиеся два пакетика, шуршащих снаружи и замасленных изнутри, один из которых был почти полностью опустошен, к брату. — Вот, держи. Слушай, а может, все-таки посмотрим шоу на музыкальном канале?

− Ты бы еще мультики предложил.

− Или их…

− Будет вам и шоу и мультфильмы, − заявила бабушка Мей, входя в гостиную, когда близнецы совсем того не ожидали. — Но в другой раз. Сейчас я буду читать, мальчики. Бросьте смотреть всякую чушь, не мешайте мне. Идите в свою комнату и тоже почитайте хорошие книги.

Закатив глаза, Эрик щелкнул кнопкой пульта, выключая телевизор, и выскочил из комнаты, не сказав ни слова. Ричарду стало неловко, и он извинился перед бабушкой, а та благосклонно кивнула. И, правда, зачем им футбол, когда есть огромное количество интереснейших книг, в том числе и фэнтэзи, и про исторических деятелей? Только Эрику лучше такое не говорить сегодня, он обожает беситься и психовать, когда что-то происходит не по его желанию. Так что расстроенный Ричард молча и медленно побрел по дому, не зная точно, куда делся брат и чем теперь заняться ему. Не хотелось ни в детскую, ни в библиотеку, ни даже в подвал, однако в голову ему осторожно вкралась вероломная мысль о чердаке. Может ли там быть интереснее, чем в подвале?

Наверное, ведь это старый замок с огромной историей. Одни призраки в подвале чего стоят.

Услышав странные шаркающие звуки где-то в прихожей, Ричард замедлил шаг, и у него бешено заколотилось сердце. Вспотели ладони и участилось дыхание. Звук был незнаком — мама стучит каблуками, заходя в прихожую, а потом сильно хлопает дверцей платяного шкафа, оставляя в нем свое синее короткое пальто. Искандер же громко топает. А сейчас кто-то крался по прихожей, в обуви на резиновой подошве, и она шуршала по каменной поверхности пола — это нельзя было не услышать или принять за обычный морок. Ричард напряг слух и сразу вспомнил то, что назвалось их отцом, то, что пришло пытать и убивать их с матерью — что, если полицейские не смогли застрелить его и он вернулся?!

Мальчик прикусил губу и подумал, что в таком случае нужно бить первым, а не ждать, когда нападет он. Точно! До кухни два шага, а там легко добраться до кухонных ножей, которыми наемная донгминка Саю режет мясо, овощи и рыбу — так можно будет быстро захватить нападающего врасплох и заставить его убраться. Или вызвать полицию — хотя нет, не выйдет, телефон в кабинете Искандера, на втором этаже…

От тревожных путающихся мыслей Ричарда отвлекла чья-то рука, коснувшаяся его плеча сзади, и он нервно подскочил на месте. Едва не заорал, но, увидев брата, на удивление спокойного и собранного, сделал страшные глаза.

− Дурак! Я чуть не окочурился от страха! — прошипел Ричард как можно тише — чтобы не услышала бабушка.

− Ты слышал эти шаги? — вместо ответа быстро спросил Эрик.

− Да! — ответил Ричард со злой нетерпеливой досадой.

− Нам надо схватить его или выкинуть из дома, понимаешь? Бабушка не поможет, нельзя, чтобы она увидела или услышала… и пострадала…

− Надо, значит пошли! — твердо сказал Ричард, и принялся снимать домашние туфли.

Каменный пол неприятно холодил босые ступни, но делать было нечего — в обуви быстро и бесшумно не побегаешь, какой бы удобной она не была. Эрик последовал его примеру, а потом оба брата прокрались к выходу из коридора в холл — дверь была слегка приоткрыта, но кроме шагов они ничего не смогли разглядеть, как бы тщательно не всматривались в узенькую щель.

− Может быть, это все-таки не… − начал, было, Эрик испуганным сдавленным шепотом.

И Ричард быстрым движением зажал ему рот, продолжая нервно вслушиваться в напряженную тишину и едва слышные шаги. Как славно, что их не слышит бабушка! А они быстро раскроют этого мерзкого проходимца и выпроводят его на улицу — если только не явилась та мерзкая тварь, пытающаяся вырезать сердца из живых людей! Ему не хотелось, чтобы страх оказался сильнее, но трезво размышлять у Ричарда не получалось из-за душащих воспоминаний, а раскаленное добела воображение подбрасывало все новую пищу — или топливо для предположений о личности незваного гостя.

Когда же разум пришел в норму, первое, что сделал Ричард — это толкнул брата в сторону кухни. Там есть ножи и тяжелые сковородки, в самом худшем случае он может защититься. А сам Ричард на цыпочках вышел в холл, чтобы выследить опасного бандита, грабившего чужие дома. Или наемного убийцу. Или ту страшную тварь. Лишь бы не бояться, не замечать липкого пота, текущего по стриженым вискам тонкими струйками, жутких предположений, опасных воспоминаний! И наконец, Ричарду удалось взять себя в руки. Он смело шагнул навстречу невысокому щуплому человеку с вытянутым острым лицом, хищными глазами и длинным носом. Волосы того скрывала кожаная кепка с большим козырьком, но теперь вряд ли это важно.

− Кто вы, неано? — спросил он звонко, выступая вперед, и под ноги предательски бросился отогнутый угол темно-алой ковровой дорожки, едва не заставив споткнуться. — Что вам нужно в нашем доме?

Оглядывающийся по сторонам с видом крысы, мужчина вздрогнул и перевел на мальчика злобный водянистый взгляд. В нем не было ничего от неизвестной твари, но от этого менее опасным лазутчик не становился, а оставаться на месте больше нельзя. Вздохнув, Ричард постарался сделать как можно более грозное лицо и направиться в сторону незнакомца.

− Я здесь не один! — сказал он со злым нажимом, но все тем же звонким детским голосом, что неимоверно бесило. — Уходите, неано. Не доводите до беды.

Вместо ответа мужчина злобно зыркнул на него еще раз и сунул руку в карман.

Столь красноречивой угрозы Ричард уже не собирался терпеть, а потому, немедленно сорвавшись с места, моментально кинулся на лазутчика, желая сбить с ног, и у него это вышло с первого раза, благодаря сильному удару в колени. Привычный мир завертелся и приобрел темные тона, дыхание перехватило оттого, что тонкие злые пальцы сдавили горло, но Ричард не переставал хрипеть и крутиться, желая достать обидчика ногтями, коленом, пинком ноги. Жаль, что детские силы слишком слабы, и как же славно, что в один прекрасный момент тиски разжались, дышать враз стало легче и привычнее. Хватая ртом драгоценный воздух, Ричард поднялся на ноги. В голове звенело, перед глазами агрессивно прыгали яркие пятна, но Эрик, нависший над распростертым лицом вниз телом преступника, этого не замечал.

Он вообще не смотрел на брата, и только минуту спустя Ричард понял причину.

Эрик убил этого мужчину, воткнув ему в спину кухонный нож, и теперь темно-алая кровь медленно сочилась широкими полосами по серой куртке, впитываясь в толстую грубую ткань, угрожая коснуться края ковровой дорожки. Быстро сообразив это, Ричард наклонился, дернул дорожку в сторону, и случилось чудо — кровь коснулась поверхности камней, но не залилась между щелей. Теперь будет просто отмыть, но пока важно другое: упавший не шевелился.

− Ричард… Дик… − брат почти всхлипнул, и глаза у него действительно блестели.

− Не бойся.

− Я убил его…

− Я вижу. Постарайся глубже дышать.

− Что он вообще хотел?! — выпрямившись, Эрик внезапно вспылил, и только тогда до Ричарда дошло, что бабушка до сих пор не знает о случившемся.

− Легких денег. Ну… Можно оттащить его в подвал.

− Серьезно? — в голосе Эрика зазвенел тонкий металл истеричного сарказма. — Ты дурак или издеваешься?

− Я мыслю логически. Еще можно сказать бабушке. Ну, черт, − растерявшийся Ричард закрыл лицо озябшими руками, − это все какой-то ужас. Я сейчас протру рукоятку ножа своей футболкой, чтобы Искандер и его эксперты не прознали…

С губ Эрика сорвался быстрый легкий смешок, обещающий после себя настоящую бурю.

− Не понимаешь?! Я убил человека!

− Да тише, − замахал руками Ричард, боязливо оглядываясь на коридор, где в полумраке таилась ведущая в гостиную дверь, − тише ты! Еще бабушка услышит…

− Что я услышу? — раздался за спинами близнецов приглушенный старческий голос с острыми нотками обвинения, и оба с визгом обернулись, потому что каждый пережил за последние несколько минут слишком много страха. — Что вы уже успели натворить, мальчики?

− Ничего… − выдавил из себя Ричард, пытаясь заслонить собой тело мертвеца.

Но Эрик ловко его оттолкнул и опустил голову, ссутулив плечи. Он решил сдаться? Но зачем? Растерянно таращась на брата, Ричард уже не понимал, что происходит, и что будет, когда вернутся мать с Искандером, и что сейчас скажет им бабушка Мей. Неужели брат всего за момент перестал бояться последствий? Чушь! Не может он не понимать, что если в Фиаламе уголовная ответственность наступает в двенадцать лет, то Искандер непременно арестует Эрика!

− Что… − выдохнула бабушка, с ужасом глядя на труп широко раскрытыми глазами. — Что вы наделали, Падший вас побери?! Вы хоть понимаете…

− Он пытался меня придушить! — быстро крикнул Ричард.

В загустевшем от напряжения воздухе повисла тяжелая звенящая тишина — никто из них не знал, что говорить и как поступать дальше. Затем бабушка Мей опомнилась и некоторое время ругалась на «неслухов», так это звучало на донгминском диалекте, и наконец, велела им надеть перчатки и тащить тело на опушку леса, когда совсем стемнеет. А перед этим следовало отмыть пол с перекисью водорода, которую бабушка милостиво принесла в большой темной склянке из подвала. На вопрос, зачем ей там хлорка, Мей ничего не ответила, лишь кашлянула многозначительно и удалилась на кухню — вскоре оттуда донесся запах легкий гари.

Эрик испуганно дернулся, но Ричард ухватил его за плечо.

− Ты чего?

− А вдруг пожар?!

− Успокойся, разве не слышишь, как бабушка сковородками гремит? — пробормотал Ричард, полоща покрывшуюся сплошным темным пятном тряпку в железном ведре. Теперь ее тоже придется выкинуть.

Как оказалось позже, не только ее. Бабушка подожгла на кухне деревянные рукоятки у двух ножей, а потом потушила, и велела внукам заняться трупом. Тряпку же, едва кровь оттерли, пообещала сжечь сама. Уныло вздохнув и оглянувшись на распростертое тело, Ричард схватил его за руки, Эрик же — за ноги, и вдвоем они потащили его навстречу ледяной пугающей ночи, прямо в домашних рубашках и штанах. Одеться в куртки им бабушка не позволила, и Ричарду хотелось думать, что поступает она так из соображений безопасности, а не из старческой вредности. Грели лишь шерстяные перчатки, врученные каждому из них ради отсутствия улик на теле, ведь отпечатки пальцев — едва ли не самое главное, о чем следует заботиться в таких случаях.

Труп грабителя оказался тяжелым, несмотря на тщедушное телосложение, но ведь Ричард сперва думал, что он хиляк, а на самом деле чуть не придушил его… Всю дорогу до той ямы, откуда Эрику чудом повезло выбраться, оба брата понуро молчали, но когда сгустился мрак, им пришлось заводить между собой беседы по крайней мере о том, как выбраться из создавшейся ситуации. Ему не хотелось доставлять массу проблем и хлопот бабушке, даже, несмотря на то, что виноват Эрик…

Стоило дойти до дома, как старая Мей внимательно оглядела каждого, пропустила внутрь и с шумом захлопнула дверь, задвинула легкий звонкий засов. А затем посмотрела на внуков снова, строже и пристальнее, нахмурила седые брови и велела идти за собой в гостиную.

− Значит так, − произнесла старая женщина холодным резким голосом, словно и не было в ней знакомой Ричарду мягкости, − о том, что случилось, вы ничего не знаете. И о том, что я вытащила и сожгла нож — тоже. Не ходите в лес, а после школы — сразу домой, если хотите жить.

− Ты сожгла нож, бабушка? — оторопел Эрик.

− Да, но только рукоятку. И убрала в подвал лезвие − ради вашего блага и вашей безопасности. И, прошу вас, мои дорогие, никогда не верьте тем, кто может встретиться вам вне дома и назваться мной, вашей мамой или Искандером — ведь вы знаете, что я все время провожу здесь, а они работают по целым дням. Своими кознями Ирвин Силиван выпустил полчища Двойников, которые бродят по Фиаламу и сманивают людей за собой. Неизвестно, зачем, но мне бы не хотелось это узнавать, − она вздохнула и немного помолчала. — Двойники никогда не жили, и потому несут разрушение и зло. А зачем он это делал, мы никогда не узнаем.

Чудовищные гадкие воспоминания о сущности, напавшей на него с братом под личиной отца, нахлынули на Эрика несколько спокойных дней спустя после убийства незваного гостя. Вернувшиеся мать с отчимом так ничего и не узнали о случившемся ни от притихших близнецов, ни от бабушки Мей, но иногда мальчику казалось, что они не отреагировали бы на известие равнодушно. Даже, несмотря на работу Искандера в полиции — преступника ведь вряд ли искали родственники. Интересно, почему молчала бабушка? Прикрывала их или саму себя заодно? А что, если ей в прошлом уже приходилось убивать и избавляться от трупов? Эрик тихонько поделился догадкой с братом, в детской, через одно утро, но тот пожал плечами со всем свойственным ему равнодушием.

− Бабушка Мей — точно не убийца, − заявил Ричард убежденно, застегивая узкий и тесный воротник светлой рубашки. Вид у него стал при этом ужасно важным, почти как у их покойного отца, сгрызенного и замененного неведомой тварью.

Эрика затрясло, он обнял себя руками за плечи и принялся кусать губы докрасна и едва ли не до крови, силясь унять слезы, что впервые душили его с той страшной поры. Поначалу, выпендрежно крутясь перед зеркалом, Ричард не заметил странных изменений в поведении брата, а затем обернулся и окинул его непонимающим взглядом. «Нескрываемая ирония» − так горько подумалось Эрику, решившему, что отныне он не нужен даже своему близнецу. Чем сильнее кажется подростку в двенадцать лет, будто весь мир ополчился против него, тем больнее от этого становится.

А вместе с миром против близнецов восстала еще и семья. Казалось, еще чуть-чуть, крошечное количество времени, и один из них оттолкнет другого. Единое целое расколется на две равные части, чтобы поодиночке им разваливаться в ледяном промозглом одиночестве. Как было Эрику Силивану не плакать?

Теплые сильные руки брата сдавили его плечи, и через мгновение Эрик уткнулся в плечо Ричарда, беззвучно рыдая и вздрагивая, а тому, обнимавшему брата со всей родственной нежностью и любовью, плевать было на сохранность суконной рубашки. Эрику хотелось в это верить, ровно, как и в то, что если мир настроен против них двоих враждебно, то и они отплатят миру тем же. Лишь бы выбраться из страшного сумрачного замка, на каменные полы которого пролилось немало крови, упало немало трупов, лишь бы не завязнуть здесь, как в болоте!

− Не плачь, − голос Ричарда задрожал, едва он отстранился. — Пожалуйста.

Эрик молча кивнул, сглотнул горький ком в горле, вместе со слезами и тошнотой, вытер жестким рукавом влагу с лица.

− Я знаю, что мне делать, − выговорил он решительно, хоть и, не прекращая всхлипывать.

− Ты хотел сказать: «что нам делать»?

− И так уже много дров наломали вместе, − сил хватило на горькую усмешку, и Эрик ощутил внезапную тяжесть усталости, навалившуюся на плечи каменным грузом. — Лучше будет, если я попрошу маму переехать к другим родственникам. Силиваны — не одни в столице.

− Я с тобой! — вскинулся Ричард.

Какой же он еще порывистый, озорной, непосредственный… Поэтому, все, что смог сделать Эрик, это яростно замотать головой в ответ.

Сердце сжала ледяная рука тревоги: нет, нельзя, чтобы Ричард страдал. Эрик сделает все сам, несмотря на Искандера, и он уже догадывался, как все произойдет. За свою недолгую жизнь мальчик уже имел понятие о способах уломать маму, чтобы та не сочла его просьбу за бред, и выполнила ее. Вот только когда он прошмыгнул на кухню, где спокойная и веселая Ивонет готовила бифштексы, сразу стало очевидным то, что неловкость между ним и матерью стала походить на глубочайшую пропасть с едва уловимым глазу блеском мутной воды на темном дне. На кухне не было никого, кроме них с матерью, даже Ричард не имел понятия о замысле брата и потому сидел в библиотеке, обложившись старинными детективами. Но едва он окликнул мать, та отвлеклась от панировки мяса и взглянула на него с таким пронзительно-острым холодом в светлых глазах, что Эрику моментально захотелось отступить прочь, закусить губу и броситься подальше от кухни. Страх и неуверенность в себе не могут способствовать удачным переговорам, однако он, несмотря ни на что, решил не отступать. Потому что Ричард бы ни за что не пошел на попятный.

− Мама, я тут подумал… Не лучше ли нам переехать к другим Силиванам? — спросил он срывающимся тоном. — Я слышал, что в Эртвесте живут несколько семей наших родственников… то есть, дальних родственников отца.

− И они не хотят нас знать, − отчеканила мать ледяным голосом, глядя мимо головы сына, куда-то в стену, словно не желая смотреть ему в глаза. — Они уверены, что я, ты и твой брат убили отца и искусно наврали полиции. Судачат, что если я три года училась на актрису, то могу разыграть любую сцену! — прошипела она, крепко стиснув кулаки и зажмурившись от бессильной злобы. Но через несколько тягучих, словно клубничный джем, мгновений, пришла в себя и покосилась на Эрика. — Ты знаешь про Двойников?

− Не очень много.

− Иногда они приходят под чужими обличиями и сманивают людей. Так что если усомнишься в ком-нибудь, спрашивай лишь о том, что знают только члены твоей семьи.

− Тот, кто приходил к нам в Вете, − жалобно спросил Эрик, − он тоже Двойник?

— Иди к себе, − велела Ивонет, не дав ответа, − или куда захочешь. Только не суйся в подвал. Искандер сказал: еще одна ваша выходка и отправитесь по разным школам-интернатам. Ему нужна спокойная жизнь.

Такая угроза подействовала моментально. Наверное, после случившейся беды маме стало тошно видеть близнецов, похожих на ее мучителя, и она всю свою любовь перенесла на Искандера. Наверное, это было справедливо, хоть и неприятно. А может дело в ее принадлежности к старейшей из религий — миританству.

Мальчик уже твердо знал: нельзя спускаться вниз не потому, что там темно и опасно, а потому что отчиму нравится контролировать пасынков и сладостнее всего вершить контроль через их мать. Ну и черт с ним! Так даже лучше: из-за своей отчаянной и непоколебимой любви к Искандеру, она даже не заметила исчезновение бедного убитого Фокса с огненной шкуркой и добрыми глазами. Значит, совершенное бабкой и внуками преступление останется безнаказанным.

Несколько кватрионов назад, согласно слухам и семейным легендам, случилось похожее убийство — дед застрелил двух человек, а внук помог ему скрыть тело. Слуги тоже постарались, и сделали это так хорошо, что тел так не нашли. Непонятно вообще, откуда повелась легенда, но, вспомнив ее, было слишком тяжело забыть. Думая об этом без перерыва, растерявшийся и подавленный Эрик шел и шел по старому замку, куда глаза глядят, и ему хотелось побыть в полном одиночестве. Даже без брата.

Хорошо, что наваждение минуло сразу после того, как из приоткрытой книги библиотеки высунулся растрепанный Ричард, с горящими глазами, очевидно, нашедший какую-то очень интересную книгу, и позвал брата к себе. А затем молчаливый дворецкий вошел, чтобы стереть влажной тканью пыль с темных книжных полок, и, наблюдая за его ровными неспешными движениями, Эрик невольно забыл о сумасбродном старом убийце, отобравшим жизни двоих людей.

Хотя эти двое, как гласила легенда, тоже пробрались в дом без спроса, чтобы убить старика и всю его семью. Он защищался! И бабушка Мей знала об этом, понимала, что ее внуки поступили с влезшим в дом грабителем справедливо, пусть и необдуманно. А еще причина — Искандер, у него-то полно связей для того, чтобы упрятать несносных пасынков в колонию для малолеток или в психиатрическую клинику.

Три последующих дня протекли настолько спокойно и гладко, что об убийстве сумел забыть даже беззаботный веселый Ричард, да и Эрик нашел в себе силы продолжить жизнь, словно ничего не происходило. Научившись искренне смеяться, погружаться с головой в домашние задания, желать доброго утра и спокойной ночи, чувствовать вкус пищи, не приправленный солоноватым страхом, он не хотел думать, что все еще может повториться.

И не раз.

Ночью с девятнадцатого на двадцатый день месяца Осенних Заморозок, когда каменные стены замка, казалось, дышали промозглым холодом, пропитавшим их до основания, Эрик Силиван крепко держался за перила, спускаясь на кухню. Ему захотелось пить посреди ночи, а вода в графине, на столе в детской, делась неведомо куда. Считая ступени про себя, мальчик старался не думать о том, что боится, вернее — не верить в это, хотя сердце его бешено колотилось об грудную клетку. Не бояться совсем не выходило, особенно после того, что случилось с ним и его семьей как в этом доме, так и в Вете, однако Эрик старался собраться с силами, и все шло гладко до предпоследней лестничной ступеньки. Мерзкий протяжный скрип раздался под подошвой его мягкой домашней тапки, и по спине немедленно поползли мурашки.

Облизав пересохшие губы, мальчик замер и крепко вцепился левой рукой в перила — он не знал, чего ждать и с чем придется бороться, но в кромешном мраке перила являлись самым осязаемым предметом, привязывающим к реальности. И задним умом Эрик подумал, что пока не изучил дом полностью, надо ходить с фонариком, чтобы не заблудиться и не врезаться в стену, не упасть с той же лестницы, подвернув ногу. Он, конечно, не был слабым и занимался спортом в школе, ровно, как и Ричард, однако вероятность травм есть даже в собственной комнате.

Вслед за скрипом лестницы последовало ехидное гаденькое хихиканье, какого Эрик не слышал даже в фильмах ужасов. Словно смеялся маленький ребенок, но одновременно и старик, тронувшийся умом. Повисшая вслед за тем глухая мрачная тишина не внушала храбрости, и, забыв про воду, Эрик решил подниматься обратно на второй этаж, когда вдруг чьи-то длинные сильные пальцы ухватили его за плечо.

− Ихихихи… Далеко ли собрался, отрок? — прошипел в сгустившемся вокруг мраке тихий вкрадчивый голос. — Коли потревожил наш покой в подвале, с братцем своим дурным, так спроважу вас в Мертвую Пустыню.

− Кто ты? — с губ сорвался сиплый жалкий выдох.

− Ирвин Силиван. Графом был, видишь ли, мальчик, да всю семью растерял по старческой дурости, − отозвался старик. − Пойдем-ка в подвал. Есть, о чем поговорить.

И только теперь растерявшийся Эрик осознал, что за время разговора невидимый во мраке старик уже свел его с лестницы и тянул за собой куда-то прочь, подальше от жилых комнат, света и людей. Хоть и все уснули, а дворецкий ушел, бабушка Мей иногда просыпалась и пила лекарства от бессонницы, поэтому могла слышать голоса и тем более крики. Так что ничего не помешало ему завопить в голос:

− Помогите!!!

На лицо легли ледяные пальцы, резко пахнуло могильным холодом, мертвый старик попытался зажать пленнику рот, а затем последовал болезненный пинок по ноге. Ирвин Силиван не был безобидным и бесплотным, и умер не своей смертью, быть может, даже, не слишком сильно успел состариться. Сила, злость, ехидство, мерзость, все это осталось при нем, но почему имя этого предка почти не упоминается в исторических книгах? Только бабушка Мей говорила, что Ирвин был злодеем и посеял в этом доме зло. И не только тут — он жил и лил кровь, своими и чужими руками, а умирающие проклинали его напоследок.

Родственники умирающих — тоже. Быть может, жуткая тварь, принявшая обличие отца, появилась от этого же?

− Отпустите! — промычал Эрик, силясь вывернуться из мертвой, во всех смыслах этого слова хватки. — Отстаньте от меня!

− Пошли, кому сказано! — старик нетерпеливо и злобно дернул его, толкая вперед, затем вцепился второй рукой в волосы. — Мы должны завершить начатое! Другие потомки не захотели, так заставлю тебя, мальчик. Север и Запад сошлись в браке, матерью Запада восточница была, а коли сын Севера и Запада, внук Востока сойдется с южанкой, то породят они короля. Настоящего короля, слышишь, Эрик Силиван! Недаром последний Моранси потерялся. Ты защитил свой дом, как истинный Силиван, значит, ты со мной и пойдешь.

− Замолчите! — от боли и страха из глаз брызнули слезы, Эрик размахивал руками, надеясь в темноте за что-нибудь ухватиться. — Хватит! На помощь!

− А ну тихо! — рыкнул старик, и тряхнул его.

Надо было что-то делать, и в ответ Эрик с силой пнул его по ноге, не зная точно, действует ли боль на покойника. Но дождаться реакции не вышло − что-то проскочило в кромешном мраке, скользнуло совсем рядом с ногой мальчика, сдавленно мяукнуло. Фокс? Мертвый рыжий кот полетел на мертвого старикашку, и обоих вовсе не видно во тьме. Неужели он, Эрик, сошел с ума, и эта чушь ему снится? Чтобы удостовериться, мальчик с силой ущипнул себя за руку, но результат оказался отрицательным, и к тому же старик ослабил хватку, пытаясь стряхнуть повисшего на нем с хриплым яростным мяуканьем кота.

Бежать! Сквозь сгустившийся мертвый мрак проклятого дома, обратно к лестнице, чтобы перебудить всех спящих, чтобы они поверили наконец-то ему и Ричарду! Но когда Эрик достиг своей цели, оказавшись на втором этаже, резко передумал, ведь все, что сделают мать с отчимом — это всего лишь отправят сыновей в психиатрическую больницу «из благих побуждений». Взрослые всегда сами решают, что для детей лучше, и им плевать на желания отпрысков, а поскольку Ивонет Силиван-Мириам привыкла смотреть супругу в рот, тут и думать нечего.

Тяжело дыша, Эрик на ощупь направился в детскую, под дверью которой виднелась тоненькая полоска желтого света. Страх не отпускал. Тошнотворнее всего казалась мысль о том, что сумасшедший старый мертвец каким-нибудь образом проник в их с Ричардом комнату, и чем-нибудь мог навредить его дорогому брату. Так что Эрик ускорил шаг, вцепился обеими руками в дверную ручку, повернул ее вниз и влетел в детскую, будто ошпаренный.

Никто так и не услышал криков, неизвестно почему. Не приди ему на помощь призрак Фокса, дело могло бы стать очень скверным.

− Ого! — полусонный и взъерошенный Ричард сидел на кровати, скрестив ноги и позевывая. — Где это ты был? Что стряслось?

− Старик… − еле слышно выдохнул Эрик. — Там, внизу. Из подвала.

− Призрак?

− Хуже.

Внезапно почувствовав себя обессиленным, Эрик рухнул на кровать рядом с Ричардом и рассказал ему обо всем, что пережил, не забыв упомянуть рыжего кота Фокса. Ничего из этого, однако же, он не поведал бы ни матери, ни отчиму, ни даже бабушке, но по разным причинам. Старенькая Мей не должна волноваться и страдать, раз у нее слабое здоровье…

Вспомнив о резких и грубых материнских словах, Эрик передал их озадаченному брату. Тот приоткрыл рот от удивления и почесал в затылке. А затем разозлился и стукнул кулаком по одеялу.

− Опять Искандер! Будь он неладен…

− Я могу убить его, − кинул Эрик яростно, еще не сумев полностью успокоиться. — Как вора, − добавил севшим голосом.

− Тогда бабушка Мей нам не поможет, а мама станет сильно страдать. Нет, брат, − Ричард с покровительственным видом обнял близнеца за плечи. — Мы просто сведем его с ума. За это малолеток не сажают в тюрьму, зато у мамы спадет любовная завеса с глаз.

− Давай, − прерывисто согласился Эрик.

Цена избавления от Искандера его теперь совершенно не волновала.

Страшные Двойники отличались медленными шагами, вкрадчивыми приглушенными голосами, жутким смехом и прекрасной способностью видеть в темноте — об этом поведала притихшим близнецам бабушка Мей, когда они ее расспросили. И впервые за все то время, что они пребывали в старинном, похожим на замок, доме из холодных камней и остывшей крови, Ричард испытал настоящий страх. Вынужденный отбросить прочь беззаботность и смелость, он вспомнил о существе с отцовским лицом и повадками монстра, явившегося в их прежнее жилище, и мальчику стало очень не по себе. А перекошенное от ужаса лицо Эрика, которому после встречи с жутким стариком виделись по ночам кошмары, и вовсе не оставляло сомнений. И в итоге Ричард забыл про оптимизм.

Прошло спокойно всего три дня, он часто подмечал, что между происшествиями в доме тянется именно такой промежуток. А надеяться на полное избавление от призраков, мертвечины и жесткого ледяного ужаса, проникающего в сердце цепкими пальцами, казалось Ричарду, ровно, как и Эрику, бессмысленным. Они не знали, как жил их дальний предок Ирвин Силиван, и не рвались узнать, однако это не стало бы гарантией их безопасности. В ту страшную ночь никто не услышал криков Эрика, значит, спящие останутся глухи и когда произойдет худшая жуть. Думать об этом не хотелось, но приходилось. Просто не было иного варианта.

В двадцать второй день месяца Осенних Заморозок в дом грозила явиться очередная беда. Только сонно смотревший в запыленное зеркало Ричард не хотел о том думать и представлять ужасное — потому что хотел спокойно спать глухой темной ночью, потому что Эрику снова снились кошмары, и наконец, потому что тайно надеялся завести нового питомца. По согласованию с бабушкой, конечно, раз дом принадлежит ей. Но точно не с Искандером!

Дом захлестнула немая война между пасынками и отчимом, в которой, скорее всего, не будет победителя, потому что все ее участники умрут или сбегут. Странно думать о смерти в двенадцать лет, почти как о недостижимом полете в космос.

− О чем задумался? — спокойно спросил проходящий мимо Эрик.

− Про космонавтов, − откликнулся Ричард невпопад.

Кинув быстрый взгляд в зеркало на озадаченное лицо брата, Эрик вряд ли поверил. И Ричард не осуждал его за мнительность. Следовало одеваться в школу, куда их вызвалась отвезти на машине мать — Искандер по каким-то причинам не мог этого сделать. Или отказался, не желая видеться с дурными детьми, коих так и не сумел полюбить как сыновей.

И кстати о любви…

− Тебе нравится Диана Шелтон? — спросил Ричард как бы между прочим, когда они стояли возле закрытой машины, одетые в теплые одинаково-красные куртки и вязаные шапки, ожидая маму, забывшую у себя в комнате кошелек с мелкими деньгами.

Эрик вздрогнул. Потупился, а затем виновато опустил плечи, будто пойманный на месте преступления жулик.

− Не знаю…

− Она красотка. Вот только…

Что «только» Ричард не успел сказать — вернулась торопливыми шагами по размытой дождем дорожке мама, прикрикнула на детей из-за того, что они до сих пор не сели в машину, а потом слишком резко и быстро нажала на газ. Не помог Эрику даже его вопросительный пытливый взгляд. Ричард понимал, что он заинтересовал брата своими словами и даже по пути в школу мучительно пытался придумать, как выразить больные чувства, однако так и не смог. И хуже всего казалось осознание безысходности. Однажды они с Эриком расстанутся, даже если у Искандера найдутся более важные дела, чем отправлять пасынков в разные школы-интернаты.

А прелестная белокурая девочка по имени Диана Шелтон совсем ни в чем не виновата.

Во время уроков Ричард пытался сосредоточить вялое ускользающее внимание на математике и изучению фиала — родного языка всех фиаламцев, а когда наступил черед физики, стало еще проще. Но во время обеденного перерыва в час дня, Эрик сел с ним в столовой за один столик, и стал болтать, как ни в чем не бывало, так что на сердце у Ричарда стало тяжелее.

«Наверное, − с печальной обреченностью подумал он, − бесполезно его ревновать».

Но эта добрая мысль вскоре улетучилась, а внутри у мальчика продолжала кипеть и клокотать гневная боль. Он спокойно относился к девочкам и женщинам, не привык видеть в них жертв и с презрением относился к ровесникам, что задирали их.

Осень в Эртвесте уже понемногу уступала место зиме. Двадцать третий день месяца Осенних Заморозок начался с ледяного ветра и крупиц первого снега, летящих пригоршнями в лица. По дороге в школу и обратно близнецы закрывали лица руками и старались не разговаривать, а потом поняли, что им очень не хочется возвращаться в особняк. Словно некто свыше говорил им о необходимости остаться на улице или напроситься ночевать к кому-нибудь из одноклассников с легкомысленными родителями, но они еще не завели новых знакомств за исключением Дианы Шелтон. К тому же, одного мальчика вполне могли впустить, но никак не близнецов.

Поэтому домой они шагали молча и понуро, и по возвращении окунулись в полумрак старого и страшного особняка. Иногда Ричарду казалось, что эти каменные стены, прикрытые обоями и краской, выпивают жизнь из живущих там людей. Он неоднократно говорил об этом Эрику, только брат пожимал плечами или отмахивался — а что Эрик мог сделать? К тому же брат сильно боялся Двойников, о которых рассказала мать.

Что, если Двойников породили злодеяния Ирвина Силивана?

За полуденным чаем Ричард медленно жевал медовое печенье и не мог перестать думать о страшном старике, пытавшемся увести Эрика в подвал. Теперь он должен охранять брата, но не будешь же с ним рядом всегда в этом доме? В школе и на улице безопаснее, а мать с Искандером не поверят.

Ричард вспомнил, что они решили избавить от Искандера, вздрогнул и поперхнулся.

− Ешь аккуратнее! — крикнула чем-то недовольная мать с дальнего конца стола, уткнувшись в газету. — О, Творец, за что все это мне… − пробормотала она чуть слышно.

− Мама, что с тобой? — удивился Эрик.

− Я неважно себя чувствую. Допивайте чай и марш к себе в комнату, − велела Ивонет Силиван Мириам, даже не глядя на них.

Ее пожелание было исполнено — близнецы и сами не горели охотой оставаться в помещении, где в любой момент можно схлопотать подзатыльник от матери или отчима за слишком громкий смех или стук посуды. Эти двое в последнее время были чем-то раздражены, и мальчикам оставалось лишь грустить или тревожиться, однако Ричарду не нравилось как первое, так и второе. С бабушкой видеться ему почему-то не хотелось после случая с убийством, ведь теперь они скрывали мрачную тайну, и лучше было держаться от бабушки подальше, чтобы не возникло соблазна обсуждать тот день. Поэтому он предложил брату отправиться в детскую.

Приготовление домашнего задания отвлекло от проблем, но как только Ричард решил последнюю задачу по математике, все оставшиеся с прошлых дней проблемы легли на его плечи тяжким грузом, а сгустившаяся за окнами холодная мгла с нависшей бледной луной навевали только плохие мысли.

Мальчик поморщился и задернул занавески.

− Спасибо, − сказал Эрик, отложив книгу с рассказом, который им было велено прочитать. — С тех пор, как я потерялся, терпеть не могу темноты.

− Сам бы и закрыл тогда.

− Ты чего? Обиделся?

Ричард промолчал. На душе у него неприятно скребли острыми когтями кошки, не покидало странное ощущение близкой опасности, медленно, но верно подкрадывающейся к старому замку на мягких лапах. И больше всего он боялся смотреть в стылый мрак — а вдруг кто-то посмотрит из него на мальчика пустыми, но хищными глазами? Сердце пропустило удар от раздавшихся на лестнице быстрых шагов, но это оказалась всего лишь мать. Всегда добрая и мягкая мама Ивонет зачем-то переоделась в спортивный костюм с кроссовками и несла с собой ружье и веревку.

− Мама? — ахнул Эрик. — Что ты…

− Тихо, дети, − отрезала женщина усталым и твердым голосом. — Слушайте меня внимательно, у меня нет времени на повторы. Эрик, ты рассказал брату про Двойников?

− Да…

− Отлично, меньше времени уйдет на объяснения. Значит так, − она прислонила ружье к стене и принялась разматывать веревочный моток, − вы близнецы и поэтому в безопасности, но если Двойники позовут вас чужими голосами, то, конечно же, откроете дверь. Сегодня полная луна и они вот-вот появятся…

Ивонет Мириам убрала с лица светлый локон и сверкнула холодными голубыми глазами, глядя на сыновей — стало ясно, что она не шутит. Распутав, наконец, веревку, она подошла к Эрику и стала связывать ему запястья, но Ричард не растерялся и потянул мать назад, стараясь отвести от брата. Сам же Эрик, вскочив с нижнего яруса кровати, на котором сидел, метнулся к двери. Ивонет ловко ухватила его за шиворот и впечатала плечом в противоположную стену возле окна.

− Мама, ты с ума сошла! — закричал Ричард, тут же заслонив съежившегося и напуганного близнеца. — Не трогай нас! Мы не откроем двери никому, честно-честно!

− Что вы как маленькие?! — рассердилась Ивонет, обреченно вздохнула и потерла лоб маленькой ладонью. — Ладно, слушайте. Тот, кто принял облик вашего отца, он и был Двойником в то время, как ваш отец уже умер. Чудовище свернуло ему шею, и свернет ее каждому в доме, кто ему не понравится, и хорошо, если просто убьет, а не снимет медленно кожу под документальный фильм о битвах в Эрте!

Мальчики молча переглянулись — к таким подробностям они не были готовы, и каждый в глубине души мечтал, что отец все-таки жив, и скоро вернется, чтобы прогнать проклятущего Искандера восвояси.

− Вы открыли дверь в ту ночь, − продолжала мама звенящим от слез голосом, − и сделаете это снова. Знайте, что Искандер сейчас караулит у двери, а ваша бабушка пьет успокоительные капли в гостиной. Не слушайте никого и не шевелитесь. Вот так… А теперь я вас свяжу.

Эрик не шелохнулся, пока мать связывала Ричарду руки и ноги, и тихо заплакал, когда взялась за него. После этого Ивонет посмотрела на сыновей странным ненавидящим взглядом, словно давая понять, насколько сильно они мешают этому дому и ее семейному благополучию лично, и усадила их на стулья, прислонив к стене.

− Как вы думаете, дети, — помедлив, задала она вопрос, − для чего это ружье?

− Чтобы стрелять в чудовищ-Двойников? — всхлипнул Эрик, опустив голову.

− Нет, я воспользуюсь им, если вы надумаете бежать из комнаты. Без шуток. Уж ваши простреленные руки или ноги я легко объясню и полиции, и докторам — мало ли детей играют с оружием?

У мамы была истерика.

В маму вселился Двойник.

Мама сошла с ума.

Вариантов оказалось невиданное множество, но Ричард не решался верить ни в один из них, ведь признать хоть что-то равносильно принятию своей абсолютной беспомощности перед взрослыми. И поэтому он ждал, искоса глядя на задремавшего брата, прикидывая, как лучше поступить, если в дом действительно постучатся Двойники. Конечно же он не собирался открывать им двери, как и Эрик, но в глубине души мальчика зародилось крошечное сомнение в этом. Ведь в прошлой раз они с готовностью распахнули двери перед тем, кого называли отцом.

А он в благодарности улыбнулся, закрыл за собой дверь и легким ударом по лицу отшвырнул прочь Эрика в сторону.

Воспоминания подкинули мерзкое ощущение неотвратимости чего-то злого и страшного, будто злодей-мертвец бродит за стенами замка и хочет медленно убить всех его обитателей пытками. Но этого не будет! Ричард сам видел, как полицейские раскроили этой твари башку пулями, им не понадобилось даже серебро для изгнания нечисти, которым пользовались в старину, и значит, что все должно пойти по материнскому плану.

Время шло, стрелки на круглых настенных часах размеренно тикали, постепенно собираясь сойтись на двенадцати. Где-то с первого этажа донеслись быстрые шаги, словно кто-то бежал, и Эрик сонно пошевелился.

− Что это, мам?

Ивонет молча вышла, захлопнув дверь, и через пару минут вернулась в детскую, с побелевшим лицом и дрожащими руками. Послышался звон, скрежет, приглушенные нервные голоса бабушки и отчима.

− Приходила ваша одноклассница, назвалась Дианой Шелтон, но Искандер приоткрыл дверь на цепочке и не впустил девицу. Уверена, что это был Двойник! — мать плотно закрыла за собой дверь. — О, Творец, почему от вас столько проблем?!

− Неправда! — осмелев, Эрик рванулся вперед. Он вскочил, и тут же зашатался, потеряв равновесие из-за крепко связанных лодыжек — пришлось усесться обратно на стул, чтобы не растянуться на полу. — Диана не может быть Двойником!

− Брось, − скривилась мать, беря ружье. — Тебе рано интересоваться девочками, Эрик, и попробуй только натворить глупостей. Мой прадед был незаконнорожденным сыном Хранителя Севера, но я не умею убивать без оружия. Магия не передается женщинам. Зато могу выстрелить.

− Мы не знали, что ты — миританка, − прошептал Ричард, надеясь успокоить мать и одновременно урезонить брата.

− Теперь знаете. Все, сидите смирно и будьте умниками, а утром я вас развяжу.

С этими словами обезумевшая почитательница древнейшего культа Миритов, бывших по легенде создателями мира Акеман в целом и страны Фиалам в частности, села на нижний ярус кровати, напротив сыновей, не сводя с двери напряженного взгляда. Чуть погодя она зажгла два ночника и выключила общий свет в детской, тем самым лишив бродящих у дома Двойников шанса заподозрить, что кто-то в доме есть.

За тревожными мыслями о массовом помешательстве матери, бабушки и Искандера Ричард не заметил, как уснул, а утром проснулся свободным, как и Эрик. Мать уже ушла из комнаты, напоследок укрыв обоих сыновей пледом, и мальчик с теплотой в сердце подумал, что она все-таки их любит. Конечно, любит, но ведь она сумасшедшая…

Этой мыслью Ричард немедленно поделился с заспанным братом.

− Конечно, сумасшедшая, − тот не стал спорить. — Кто бы еще в здравом уме вышел замуж за Искандера?

И Эрик засмеялся.

− Не надо, − Ричард сжал губы. — Наша мама хорошая. Но этот козел ее испортил.

− Да, ты прав… Пойдем умываться и есть…

Оба были огорчены и подавлены после страшной ночи, тем более, что судя по отсутствию царапин на двери ни один из Двойников к ним даже не попытался ломиться. И Диана наверняка приходила на самом деле — только зачем? Что делать двенадцатилетней девочке в осеннюю полночь одной в городе? Наверное следовало расспросить бабушку Мей, но она все еще смотрит на внуков с немым укором в выцветших глазах — она знает секрет двух маленьких убийц и готова унести его с собой в могилу, но это не гарантирует ее любви и доверия к внукам.

Пусть даже грабителя убил только Эрик.

Диана Шелтон вела себя точно так же, как вчера — в своей изящной серо-белой форме она напоминала настоящего ангела с новозимных открыток, и Эрик решил к ней подойти.

− Послушай, неанита Диана, − начал он смущенно. — У тебя все в порядке?

Обернувшись к нему, девочка посмотрела на одноклассника с огромным удивлением в голубых глазах.

− Я хочу сказать… точнее спросить…

− Зачем ты приходила к нам в полночь? — подскочил к ним Ричард, решив взять инициативу в свои руки, если брат застеснялся.

На щеках неаниты Шелтон заалел румянец — от вспыхнувшего негодования.

− Ты несешь какие-то глупости, неано Силиван. Делать мне больше нечего, как по ночам приходить к вам.

Поджав губы, она прошла мимо близнецов к своему ученическому столу, а Ричард испытал одновременно растерянность, страх и стыд. Позже, во время следующего урока, он вдруг осознал что услышал, и мальчика накрыло леденящей волной ужаса. Двойникам необязательно вламываться в закрытые двери, когда можно просто попросить…

А что, если об этом знает Ирвин Силиван из подвала?

При одной мысли о том, чтобы осыпать мертвого старикашку вопросами все внутри у Ричарда словно заледенело, но он тут же подумал, что обязан сделать это. Один, без брата. Эрик должен быть в безопасности, ведь Ричард — старший брат и всегда должен его защищать, пока они не вырастут.

Этой мыслью он утешал себя следующей ночью, когда тихо спускался в подвал по лестнице, сжимая в руке старый фонарь. Сердце неистово колотилось, словно пытаясь выскочить из груди, пересохло во рту, и влажной от пота ладонью Ричард время от времени цепко хватался за перила. К счастью дверь подвала оказалась приоткрытой — интересно, кто снял повешенный Искандером замок? Вытянув руку с фонарем, бросающим на серые стены желтый скупой свет, мальчик толкнул дверь ногой и наконец, вошел в подвал, сырой и мрачный. На него дохнуло гнилью и смертью.

Из дальнего угла раздалось тихое хихиканье, затем злой шепоток.

− Ирвин Силиван! — позвал Ричард, собравшись с силами. — Я пришел к вам!

Ответ не замедлил себя ждать — послышались шаркающие шаги, и очень скоро перед ним появился тощий морщинистый старик в лохмотьях, охающий и качающий головой.

− Кто тебя воспитывал, мальчик? — посетовал кряхтящим голосом мертвец, качая сухой головой с редкими клочьями седых волос. — Вот в мое время…

− Вы выпустили Двойников! — закричал Ричард, перебивая его. — Сейчас они преследуют мою семью! Отвечайте, как их прогнать?!

И, подтверждая, что не шутить сюда пришел, замахнулся на старика фонарем, однако тот довольно быстро отскочил и хищно оскалился зубастым ртом. Откуда у Ирвина столько зубов, он же так давно скончался?! Впрочем, неважно, не загрызет же он его в самом-то деле.

− Дрянной мальчишка! Ничего я тебе не скажу, сам не знаю! Убирайся, пока цел! — зашипел старик, отскочив от света подальше и беспомощно размахивая руками.

− Зачем тебе надо было уводить Эрика? — отчаявшись, Ричард решил задать этот вопрос.

− Потому что он мой потомок, как и ты, и один из вас мне нужен! И одного я заберу сюда, да хоть тебя сейчас!

Во время разговора Ричард успел опустить фонарь, и не заметил, как обтянутая пожелтевшей кожей рука со старыми твердыми когтями тянется к его горлу. В темноте сверкали безумием светлые глаза живого мертвеца, и слышалось шипение:

− Север и Запад сошлись в браке, матерью Запада восточница была, а коли сын Севера и Запада, внук Востока сойдется с южанкой, то породят они короля… − шипел Ирвин Силиван, напитанный страданиями своих потомков и оттого живой.

Ричард заорал, замахнулся фонарем и огрел старика по голове, после чего пулей вылетел из подвала, закрыл плотно дверь, и, прислонившись к ней спиной, некоторое время переводил дыхание. Кожу на горле саднило — поганый предок все-таки успел оцарапать, хорошо еще, что не утащил во мрак.

Остаток ночи прошел довольно мирно, за исключением того, что Ричард так и не смог уснуть, а утром за завтраком, спокойная и бледная Ивонет не стала есть яичницу, отодвинула апельсиновый сок и ограничилось чашкой чая. Выглядела она и правда нездорово, может быть, дело не в сумашествии?

− Что с тобой, мама? — рискнул спросить он, хотя еще не простил ее за позавчерашний припадок.

Ивонет Силиван-Мириам подняла голову и посмотрела на сыновей. Под ее синими глазами залегли глубокие тени.

− Я беременна, дети, − сказала она вполголоса. — Искандер уехал в город, в психиатрическую больницу вчера вечером, он хочет провести там некоторое время… Постарайтесь не озорничать, хорошо? Мне нужны спокойствие и тишина, чтобы суметь позаботиться о ребенке и о вас.

И впору бы радоваться, но близнецы переглянулись с озадаченным и виноватым видом. А Ричарда не покидала жутковатая мысль: что же увидел их отчим в замке, если это резко свело его с ума?

Конец месяца Осенних Заморозок сулил наступление крепких холодов и ранний снегопад во всем Эртвесте — об этом не уставали говорить по старенькому радиоприемнику синоптики, пугая, наверное, всех западников «аномальным холодом». Эрик некоторое время пытался понять, боится ли он плохой погоды. Он был трусливее своего брата, и родился позже него, да и в принципе соответствовал едва ли не всем стереотипам о близнецах. Двадцать восьмого дня бабушка Мей попросила Эрика посидеть с ней и почитать вслух, пока она пьет лекарства из стеклянных флакончиков и лежит на диване. Старая женщина очень ослабла после смерти единственного сына и развода с мужем, иногда по ее смуглому морщинистому лицу пробегала болезненная рябь — она признавалась Ивонет, что кололо сердце. А близнецам ничего не рассказывала.

Добрая бабушка никогда не винила внуков ни за то, что они открыли дверь лжеотцу, не узнав чужака в его обличии, ни за убийство в ее доме. Эрик привязался к бабушке сильнее брата, ведь она знала его страшную тайну и помалкивала. Поэтому он без лишних разговоров сел в кресло, открыл житие Святой Саманты — толстый, потрепанный том и стал читать про юную прекрасную деву. Ее глаза были темны по-восточному, волосы светлы по северному, кожа смугла по южному, а черты лица — западные. Дочь четырех герцогских семей Фиалама жила и не тужила, пока ее не обвинили в колдовстве и не сожгли на костре. Обычная история для десятого кватриона.

Ричард остался в детской, мучаясь с геометрией и черчением — у него всегда плохо выходили эти науки, и Эрик немного скучал. Даже читая книгу бабушке, он чувствовал себя одиноким, оторванным от близнеца, а это внушало тоску. В душной гостиной остро пахло лекарствами, и гулял сквозняк, потому что бабушка запретила зажигать камин.

− Бабушка, − мальчик положил книгу на колени и с мольбой взглянул на неаниту Мэй в белом, как саван, халате, лежавшую неподвижно на диване, − как ты себя чувствуешь?

− Высокое давление, Эрик. Погода меняется, а старость не щадит мои бедные кости и нервы.

− Может, мне позвать маму?

− Не стоит, − ответила она так же, не открывая глаз, и Эрику почудилось, что с ним разговаривает труп. Он содрогнулся. — Твоей маме сейчас и так тяжко, беременность в таком доме… ох…

− Бабушка, а что случилось с этим домом? Это все Ирвин Силиван виноват?

− Я не знаю, мальчик, мне сейчас не до старых легенд. Почитай про себя, а я посплю.

Эти слова меньше всего походили на разрешение вернуться в детскую, и Эрик огорчился. Но молча укрыл захрапевшую бабушку пледом и стал тихонько бродить по гостиной, ища что-нибудь поинтереснее чтения о невинно сожженной красавице Саманте. Возле покрытой серыми обоями стены стоял старый, местами потемневший от времени шкаф, наполненный разными книгами, но ни один из корешков не заинтересовал Эрика. Разве что новая и блестящая брошюра о воспитании служебных полицейских собак, наверное, принадлежит Искандеру.

Эрик полистал брошюру и очень скоро почувствовал себя очень неуютно. Хоть бы Ричард догадался спуститься в гостиную! Сидит там себе, копается в этой дурацкой геометрии или литературе… При одной мысли об уроках Эрик ощутил прилив тоски и безысходности. Серый дом, неинтересный и опасный, серый город, серая школа, и все это — под куполом ледяной осени. Захотелось заплакать от тяжело навалившегося на плечи чувства собственной беспомощности. Они с Ричардом остались в огромном доме одни, не считая сумасбродной матери и больной бабушки. Ах, почему отец погиб так рано?!

Он уже собрался шмыгнуть носом и смахнуть рукавом домашнего свитера набежавшие слезы, как услышал за дверью странный звук. Легкий топот, будто старательно шагает по полу маленький ребенок, недавно научившийся ходить. По спине мальчика пробежал холодок, он затаил дыхание и прислушался.

Топ-топ. Топ-топ. Топ.

Звуки приблизились к комнате, и Эрик поспешно распахнул дверь, надеясь, что ему это почудилось, и опасности нет. Он совершил чудовищную глупость, как тогда, в старом доме с Двойником отца, и теперь повторился от испуга или от желания доказать себе свою отсутствующую храбрость. Сердце отчаянно заколотилось, но назад пути уже не было.

С омерзительным верещанием вбежал некто маленький и страшный, отдаленно напоминающий ребенка двух или трех лет, белолицый, с черными глазами-провалами и полным ртом острых зубов, но не гнилых, как у Ирвина, а белых и блестящих. Одето существо было в детский комбинезон, с головы уныло свисал острый кончик колпака, а босые белые пятки омерзительно шлепали по серому каменному полу.

Эрик оторопел от ужаса и хотел закричать, но издал лишь слабый хрип — такое бывает, когда видишь кошмар во сне и не можешь позвать на помощь. Только сейчас-то все реально! На миг застыв, мальчик вдруг обнаружил, что под рукой на столе лежит толстое житие Святой Саманты, и, размахнувшись, с силой запустил его в маленькую гадину. Книга прилетела незваному гостю в голову, он опрокинулся на пол и пронзительно завопил, суча уродливыми ногами. Так рыдают маленькие дети, растянувшись на асфальте, но это не могло быть ребенком… не могло и все!

− Бабушка… − хрипло выдавил из себя Эрик, покосившись на смуглую морщинистую руку, свесившуюся с дивана. — Бабушка Мей, проснись!..

Если она не откроет глаза, то он совершит второе убийство, чтобы защитить семью и в первую очередь брата. Но на его счастье старуха зашевелилась, потянулась за оставленными на тумбочке, среди многочисленных блистеров с таблетками, очками, махнула рукой и охнула, хватаясь другой рукой за сердце.

− Беда, мальчик! — тихим голосом сказала она, страшно сверкнув глазами. — Не вздумай только открывать дверь, чтобы это не убежало.

− Кто это, бабушка?

Тут, перестав заливаться слезами и вопить, белолицее существо встало на ноги и расхохоталось леденящим душу смехом.

− Буду кровушку пить, с Двойниками говорить, − сообщило оно мерзким тонким и одновременно скрипучим голоском, почти как у подвального Ирвина.

− Это то, что приходило, под видом твоей одноклассницы… − невнятно бормотала старая женщина, шаря рукой по тумбочке. — Проникло в дом, стало быть. Двойник поганый…

Пока Эрик с ужасом переваривал услышанное, одновременно пытаясь понять, до чего пытается дотянуться бабушка, тварь резво подбежала к нему и лязгнула острыми зубами совсем рядом со штаниной. Несмотря на рост, малявка оказалась не безобидной, может из-за нее Искандер и сбежал в психиатрическую больницу?

− Уйди! — завизжал он, отскакивая.

− Ихихихи! Буду кровушку пить вашу, всех выпью… − глумливо сообщила тварь.

Мальчик схватился за ветхую табуретку, за ненадобностью придвинутую к камину и с силой замахнулся.

− Эрик, подожди! — позвала взволнованно бабушка, и наконец, открыла ящик тумбочки, дотянувшись до него вслепую. — Я не вижу, Эрик, у меня глаза не открываются… помоги мне…

− Ихихихи! Глаза тебе Падший закрывает, скоро будешь в земельке гнить…

− Замолчи!

Эрик метнулся к тумбочке, но бабушка успела уцепиться сухими пальцами за еловый венок, с которого сыпались на пол зеленые иглы. Тварь между тем не спешила, а плотоядно скалилась жуткой улыбкой до ушей и потеряла крохотные ладони.

− В земельке гнить сырой. Черви там ползают, тебя скушают…

− Закрой рот! — взревел Эрик, внезапно ощутив в себе небывалую мощь и силу. — Ты сам как червь скользкий!

− Не кричи, внучок… Бросай… Брось в него…

Голос бабушки становился все тише и слабее, пока не замолк совсем — она потеряла сознание. Пальцы мальчика вцепились в вялые колючки, и он с размаху швырнул венок в чудовище. Уже давно шли толки, будто ель изгоняет зло из домов, сейчас Эрик собирался в этом убедиться.

Пронзительный визг смертельно раненого легким дуновением святости Двойника в его истинном обличии заполнил собой всю гостиную, Эрик быстро зажал уши, чтобы не оглохнуть, и ошарашено смотрел, как тварь стремительно рассыпается по полу горстью черного пепла. За дверью раздались торопливые шаги — это приближалась мать на своих каблуках и в своем дурацком бежевом платье, и стоило ей войти, мальчик посмотрел на нее исподлобья, словно волчонок. Связывание на всю ночь он ей прощать не собирался.

− Что ты орешь?! — закричала она сразу же, ухватив сына за воротник рубашки. — Я просила вас с Ричардом не нервировать меня, это что, так сложно?! Что стряслось на этот раз, Падший тебя побери?!

Эрик хотел сказать, что и так уже едва не побрал, но прикусил язык и с ненавистью взглянул в раскрасневшееся лицо растрепанной Ивонет.

− Бабушке плохо, − только и смог выдавить он из себя.

− О, − заломила руки мать. — За что мне такое наказание?

И, закрыв лицо, горько заплакала, как маленькая девочка. Эрик отстраненно подумал, что его мать угодила по воле судьбы в огромный холодный дом, окруженный стылой серой осенью, и с ней только два сына-озорника, больная свекровь и сошедший с ума муж, а еще ребенок в животе. Уже за это маму следовало бы пожалеть, но ему не хотелось. Чувства погасли, остались лишь обрывки обиды и тупое давящее на виски желание оставить эту страшную комнату.

Наконец Ивонет вытерла слезы тыльной стороной ладони, шмыгнула носом и неохотно подошла к лежавшей на диване бабушке и велела Эрику, вызывать скорую помощь.

А потом его выставили за дверь гостиной. Зато спустился невозмутимый и беззаботный Ричард, чье выражение лица сразу же изменилось — то ли от тревоги Эрика, то ли из-за приглушенных голосов.

− Что случилось?

Эрик рассказал — вкратце и сбивчиво.

− Ну и дела… − протянул Ричард, покачав растрепанной головой. — Этот дом точно проклят!

− И мы… − невольно сорвалось с языка.

Ответить Ричард не успел — перед ними распахнулась дверь гостиной и понуро вышла глубоко опечаленная мать, а следом два человека в белых халатах вынесли закрытые носилки. Реанимация? Едва ли, они никуда не торопились, неспешно спускаясь по лестнице, и только когда они спустились вниз, до мальчика дошло.

Бабушка Мей умерла.

Повернувшись к брату, он посмотрел на него с ужасом — Ричард ответил точно таким же взглядом, и Эрику снова захотелось плакать. Он — трус? Но трусливые дети не убивают грабителей и не кидаются книгами в чудовищ.

С этой минуты в доме все утихло, стало еще хуже, серее, тоскливее. Два дня спустя, в последний день осени, наступил долгожданный выходной, за окном полился тяжелый осенний дождь и близнецы не могли даже поиграть во внутреннем дворе, а мать не хотела с ними общаться. Она поехала в больницу к Искандеру на несколько часов, затем вернулась, стряхнула с мокрого черного зонта крупные капли и сбросила с ног мокрые туфли.

Ричард и Эрик стояли на лестнице, молча глядя на Ивонет, а она, переобувшись в мягкие домашние туфли, подозвала сыновей к себе. Те неохотно спустились.

− Извините меня, − сбивчиво заговорила мать, обняв обоих и прижав к себе, а они, расчувствовавшись, молча обняли ее. — Последние дни я сама не своя. Меня мучают кошмары, дети, этот дом… Я боюсь за Кэти, за всех вас…

− За Кэти? — осмелился уточнить Ричард.

Мать отстранилась от них и с мечтательной улыбкой провела ладонью по животу.

− Я чувствую, что родится девочка и хочу назвать ее именно так.

Не успели близнецы переглянуться с обреченным и понимающим видом, скорбя о рассудке матери, как в дверь особняка ворвался человек, которого они никогда прежде здесь не встречали — да и в окрестностях тоже. Седоволосый старик с большими залысинами, злым морщинистым лицом и всклокоченной длинной бородой был одет в деловой черный костюм с белой рубашкой и опирался на трость. Весь его вид выражал яростную агрессию и явное желание нападать.

Эрик с Ричардом синхронно ахнули, Ивонет закричала от страха.

Перед ними стоял Луис Силиван — их мрачный нелюдимый дед, грозно смотревший с черно-белых фотографий, которые показывала бабушка. Она боялась его крутого нрава и была очень рада, что он уехал жить в съемную квартиру, оставив ее одну в особняке, хотя этот дом принадлежал ему по праву. А теперь он вернулся и может вышвырнуть их восвояси, ведь сейчас они так беззащитны.

И Эрик впервые за последнее время пожалел об отсутствии Искандера Мириама.

− Чего орете?! — грубо спросил дед, опираясь на трость, затем приставил ее к стене, шагнул к внукам и, бесцеремонно ухватив обоих за подбородки, вгляделся в лицо каждого. — Ну, похожи вроде на отца, а то ваша мать, пустышка бесполезная, и соврать могла.

− Серьезно? — нервно вырвалось у Ивонет. — Вы в своем уме?!

− Мой дом — значит, делаю, что захочу. Слышал, женушка моя недавно помереть вздумала, туда и дорога, а вас я гнать не собираюсь, живите, сколько хотите, − разглагольствовал старик, снова взяв трость и продвигаясь вперед, к лестнице. — Мне в этой стуже на старости лет жить ни к чему, кости старые ноют, а пришел я за драгоценностями Мей, наверху в шкатулке лежат. Сам дарил ей, и оставлять не собираюсь. Хватит с вас и дома.

Тут он остановился, положил одну руку на перила и обернулся к потрясенным родственникам.

− Ну что, может, сбегает кто-нибудь за ее цацками? — спросил он небрежно, устремив тяжелый взгляд прижавшихся друг к другу внуков. — Или старому дедушке самому идти?

− Простите, − твердо и звонко проговорила Ивонет, выступив вперед. — Мы не отдадим вам эти драгоценности. Нельзя отбирать то у мертвых то, что им принадлежало.

− Это фамильные кольца и серьги, дорогуша. Они видели ни один кватрион, а вы хотите носить их сами или чтобы эти мальчишки через несколько лет подарили их скользким девицам? — хохотнул Луис. — Ну, уж нет. После моей смерти вы вольны забирать что угодно, а пока эти вещи будут лежать у меня.

− Они не ваши, жалкий вы сноб! — вскричала мать. — Я спрятала их и убрала в надежное место, так что вам лучше уйти.

Дальше все произошло слишком быстро. Старик ринулся вперед и ухватил за волосы Ричарда; тот закричал от внезапной боли. Бросившись к брату, Эрик тут же получил ощутимый тычок тростью в живот — а старик не такой уж и немощный, каким прикидывался. Когда они с перепуганной матерью опомнились, то Луис Силиван уже тащил внука в сторону подвала. До него совсем недалеко — лишь коридор направо и лестница! Ноги сами понесли Эрика вперед, за сумасшедшим дедом — проклятая безумная семейка! Ричард верещал, мать выкрикивала вслед старому козлу страшные злые слова, а Эрик едва не врезался лбом в захлопнувшуюся дверь, бесславно скатившись с лестницы.

Он оступился, но не успел этого заметить.

Отшибленный копчик выл и ныл от боли, подвернутая нога распухла, а душу колола злость тысячами крупных игл. Никто и никогда не смеет их разлучать! Эрик стиснул кулаки и принялся барабанить в плотно закрытую металлическую дверь — затем опомнился и рванул ручку. Заперто.

Старый поганец успел задвинуть щеколду.

Где-то наверху горько и надрывно заплакала мать.

Эрик дергал ручку, как заведенный, слушая громкие звуки возни за дверью.

Ивонет убежала в гостиную — как оказалось позже, когда, не добившись успехов, Эрик неохотно поднялся, звонить в полицию. Дальнейшее запомнилось плохо, но, кажется, полицейские приехали довольно быстро и взломали дверь подвала без особых усилий. Странно, она ведь сделана из крепкого железа или дело в том, что у хрупкой женщины и слабого ребенка не хватило сил?

− Неанита Мириам! — приглушенно позвал крепкий низкорослый полицейский, выглянув из подвала.

Встрепенувшись, Ивонет побежала вниз, Эрик рванулся следом, обогнал мать и первым влетел в подвал, прошмыгнув под рукой полицейского, пытавшегося его остановить. Щелчок выключателя, и замер на месте от ужаса и недоумения: другой человек в форме лежал на полу без сознания. Что же он такого увидел? Двойника? Перепуганный взгляд мальчика метнулся левее — там лежал в луже собственной крови дед Луис, лицом вверх, с аккуратно выпущенными наружу, блестящими от крови кишками.

Эрика немедленно замутило, он поспешил отвести от трупа взгляд. В доме случилась уже третья смерть, если не считать мелкую мерзкую тварь, а ведь еще и осень не закончилась. Страшный, страшный дом! Кто это сделал?! Неужели Ирвин?!

− Миссис Мириам, − деликатно остановил его мать полицейский на пороге, − вам лучше не входить. Я вызвал бригаду врачей, они увезут тело…

− А что с вашим напарником?

− Не знаю, он вошел первым…

Ричард сидел в углу, прикованный к стене за ногу — здесь остались цепи! Уронив голову на грудь, он спал крепким сном, да что происходит?! Эрик подскочил к брату и потряс его за плечо — тот вздрогнул, распахнул глаза. Вид у него был ошарашенный и испуганный.

− Неано полицейский! — звонко позвал Эрик, обернувшись к силуэту в черно-синей форме, − помогите, пожалуйста, освободить моего брата. Его тут приковал… дед.

− Не дед, − прошептал Ричард. — Ирвин.

Вместо ответа Эрик крепко обнял его, уткнувшись лицом в братское плечо, и почувствовал, как по щеке тихо бегут мелкие слезы. Старое поместье Силиванов убивало появившихся в нем людей, а они с братом все еще были живыми, разве не это можно было бы назвать величайшим чудом? И теперь они вдвоем обязательно сделают все возможное и невозможное, чтобы спасти свою семью.

За очень короткое время у близнецов Силиван не стало отца, отчима, бабушки и деда. Осталась только мама. Не то, чтобы двенадцатилетний Ричард горевал о нахождении Искандера в психиатрической больнице, но с каждым днем все глубже опускался в темную бездну омута паники и отчаяния, а Эрик, спокойный и беззаботный, едва ли мог чем-нибудь помочь. Хотя и он поник, ему тоже было больно и страшно, а первый день месяца Осенней Стужи прошел медленно, тягуче и зловеще. Деда Луиса похоронили на семейном кладбище, где-то в тысяче тальм от особняка. Это успокоило обоих мальчиков — хоть один дух несносного старикашки будет коротать вечность вдали от старого страшного дома.

Только если призрачные и немертвые жители старого особняка угомонились, то кошмары никак не хотели оставлять Ричарда в покое. Со дня смерти деда мальчика преследовали зловещие и жуткие кошмары — о том, как в дом врываются отец и дед. Они хватают крепко державшихся за руки близнецов, выкручивают им запястья, чтобы разжать слабые детские пальцы, а потом грубо уволакивают их в разные комнаты под пронзительный крик их матери. Дальше обычно в снах происходило то, что Ричард предпочел бы забыть раз и навсегда: дед приковывал его за ногу к стене и осыпал ударами, нецензурной бранью, обещая «сделать хилого сопляка настоящим мужиком». И потом из дальнего угла подвала, кряхтя и охая, выбирался Ирвин Силиван, скрежеща гнилыми зубами, чтобы вонзить в горло Луису Силивану длинные страшные когти, выпустить ему кишки и убраться восвояси.

Ирвин Силиван не любил, когда мучают его потомков — он предпочитал заниматься этим собственноручно.

Третий день месяца Осенней Стужи начался с ворвавшегося в детскую ледяного сквозняка. Дрожа под тонким одеялом, Ричард тщетно пытался согреться, а Эрик спал без задних ног, пока не зашла усталая осунувшаяся мама и не сказала тонким надломленным голосом, что пора вставать. У нее были заплаканное лицо и спутанные волосы, но заговорить об этом мальчик не успел — она ушла.

Из-под одеяла на кровати напротив высунулась рука в рукаве синей с желтыми звездами

− Ты надоел кричать по ночам, − сумрачно сообщил ему брат, потирая сонные глаза и зевая.

− Мне снятся кошмары. Про деда…

− А мне про отца.

− И подвал? — тихо спросил Ричард, заранее предчувствуя нехороший ответ.

− И подвал.

Иногда сны близнецов бывают почти одинаковыми, только Ричард пока не знал об этом.

Тот день прошел без происшествий, и мальчики были предоставлены сами себе почти все время — в холодильнике они нашли яйца и бекон, которыми перекусили, а мама сказала, что она не голодна и вообще не желает показываться на кухне. Эрик прошептал, что это из-за беременности, а Ричард отстраненно подумал, что не готов стать чьим-то старшим братом. Да и в принципе младенец в таком страшном, глухом и мрачном месте, как родовой особняк Силиванов — дурная затея. Жаль, что мама считает иначе.

В четвертый день месяца Осенней Стужи стал падать первый снег, а ветер трепал воротники, шапки и волосы — хоть они были в западном Эртвесте, а не в северном Талноре, холод тревожил и мешал думать о хорошем. Кутаясь в теплую синюю куртку, Ричард мужественно шагал за братом в красной куртке и молился Творцу о том, чтобы не заболеть, не простудиться, не слечь с температурой, когда по дому свободно расхаживает всякая нечисть. Умершие Силиваны считают этот дом своим, они уже уничтожили бедную бабушку Мей, и теперь все будет только хуже.

Школьный день выдался скучным и занудным, так что близнецы были рады, наконец, выйти из постылого класса. Мимо плелись утомленные долгими уроками дети, не обращая на братьев никакого внимания, а они застыли посреди широкого и светлого школьного коридора, не горя особым желанием пойти домой. Там их ожидали холодные серые стены, выпивавшие тепло из живущих среди них людей, уставшая недовольная мать или вовсе ее отсутствие, страх и одиночество. Ричард неожиданно оробел и потянул Эрика за рукав.

− Что такое? — буркнул понурый брат, обеспокоенный, явно, теми же невеселыми мыслями.

− Давай останемся на ночь в школе? Здесь не водятся призраки…

− Можно. Как-нибудь потом. Пошли лучше в парк развлечений, я слышал, ближайший к нашему дому работает до семи часов вечера и недорого.

В большом городе Вете, где они жили до переезда, в центре работал парк развлечений, куда братья с одноклассниками бегали летом или весной, а то и осенью, в погожие теплые деньки. Колесо обозрения, комната смеха, тоннель страха, по которому можно ездить в вагончиках, автодром с машинами, обжигающая рот приторной сладостью сахарная вата, эскимо в тонком слое хрустящего шоколада и блестящей обертке — все это великолепие оставило неизгладимый след на душе Ричарда. Но вряд ли в Эртвесте есть такое же, тем более поздней осенью.

Мальчики надели куртки, и вышли из школы под ледяные струи льющегося с серого неба дождя — стало очевидным, что проверить парк развлечений на рабочее время сегодня не удастся. Придется развлекать себя домашней работой, посиделками в детской и кружкой горячего какао, таково примитивное веселье осени. Кроме всего прочего можно было провести время в гостиной, где так любила сидеть бабушка, однако Эрик наотрез отказывался заходить в эту страшную комнату.

Поэтому по дороге из школы Ричарду всеми правдами и неправдами удалось уговорить брата зайти в комнату бабушки. Кто знает, может быть, она оставила после себя какой-то знак к разгадке происходящего в доме безумия, и если они сделают все правильно, то их брат или сестра родится не в полном проклятий и чужой злобы особняке, а в светлом и уютном доме? Ричарду искренне хотелось в это верить, так что он не заметил, что бежит домой едва ли не вприпрыжку, звонко шлепая ботинками по лужам.

− Ты так промочишь ноги и заболеешь, братец, − пропыхтел Эрик, нагнав его около ворот величественного особняка.

Хотя, таковым родовое поместье Силиванов было, когда они сюда только приехали, а сейчас это старый страшный дом. Нахмурившись, Ричард пропустил вперед уставшего брата и погрозил кулаком безликим пустым башням, по которым уже много кватрионов гуляли пыль и ветер, где покойные бабушка Мей и дед Луис боялись появляться даже в молодости.

Мамы ожидаемо не оказалось ни на кухне, ни в гостиной, так что они пообедали остатками утреннего омлета, сполоснули тарелки и шмыгнули на третий этаж, где недавно жила бедная бабушка Мей. Иногда Ричарду становилось жальче ее, чем всех остальных, но он понимал, что рано или поздно придется смириться с этой тяжелой утратой и жить дальше, иначе им нипочем не разгадать многочисленные загадки. Шагая как можно тише и осторожнее, близнецы неспешно поднялись по крутой лестнице — вот и плотно закрытая дверь в комнату. Эрик с тревогой оглянулся на брата, потянул за ручку и тихо выдохнул. Ему было страшно.

Страх — это не прихоть, а необходимость, он всегда напоминает, что дело нечисто и нужно быть настороже; напомнив себе об этом, Ричард храбро перешагнул порог комнаты. Здесь горьковатый запах лекарственных трав, засушенных и свежих, мешался с сладким, но не приторным ароматом духов. Знакомо. Бабушка любила брызгать на седые виски эти духи. И Ричард обрадовался, что наконец-то не чувствует ни тлена, ни гниения, ни чего-то похожего.

Эрик застыл спиной к нему, молча оглядывая невиданное доселе помещение. Большая кровать, накрытая черным, без любых узоров пледом, настольные лампы красного цвета и дешевая люстра из красной пластмассы, старый ковер на полу, а за прозрачно-светлой занавеской застыли сухоцветы в тонких вазах и разнообразная зелень в пузатых горшках. На открытой тумбочке возле кровати — россыпь блистеров с белыми таблетками.

− Что мы хотим здесь найти? — голос Эрика звучал ровно, но по интонации Ричард понял, что брат боится.

− Драгоценности, которые искал дед Луис.

− Зачем?

− Просто посмотреть…

Ричард и сам не знал, зачем им женские украшения, возможно, нужно убедиться, что они действительно были нужны деду, что он не ворвался в дом по иным причинам, желая причинить зло беременной женщине с двумя детьми. Чем дальше он всматривался в страшные лики своих отца, деда и прочих предков, тем сильнее убеждался, что происходит из нечистого злого рода ненавистников, и в своей крови носит страшное проклятие. Как и Эрик. Хорошо, что ребенок мамы и Искандера будет свободен от этого.

Во рту пересохло, когда он обошел кровать по скрипучему полу, и с усилием потянул на себя круглую ручку ящика тумбочки — там оказалась большая лакированная шкатулка темного дерева, и Ричард поспешил ее достать. Сгибаясь от тяжести, мальчик донес ее на кровати и открыл крышку.

− Эрик, − позвал он севшим голосом, − посмотри.

Внутри хранились старинные тяжелые серьги, броши и перстни с крупными драгоценными камнями, несколько серебряных диадем, толстые цепи из потускневшего золота, и прочее, и прочее. Всю эту роскошь Силиваны дарили своим невестам и женам, а те — дочерям, если верить гравировкам на обратных сторонах украшений. «Бриан» «Вен», «Джан», «Эдана»… Самый крупный перстень, серебряный и начищенный до блеска, очевидно, передавался мужчинам из поколения в поколение. Может, деду Луису нужен был именно он? И почему он не передал его отцу? Возможно, традиция древнего рода Силиванов несколько устарела.

Ричард глубоко вздохнул и зачем-то надел тяжелое кольцо с алым камнем на свой средний палец, но родовой перстень болтался и сваливался оттуда. Разумнее всего было положить его обратно.

− Смотри-ка, − проговорил Эрик вполголоса. − Кто-то из наших предков воровал у королей.

Так и было. Гравировка с фамилией «Моранси» красовалась на точно таком же перстне, но золотом и с черном камнем. Конечно, королевской семьи больше не было и власть в Фиаламе передана президентам, но Ричард решил, что если последний Моранси, пропавший неведомо куда, отыщется, он отдаст ему реликвию. Незачем старинному перстню в доме Силиванов, будто они воры.

Вернее, были ворами — все, включая живущего в подвале страшного Ирвина, но это не относится к близнецам.

− Положи на место, − велел Ричард брату, и, когда тот сделал это, закрыл шкатулку. — Пойдем отсюда?

− Погоди, − Эрик уже успел вернуться к торчащему из тумбочки ящику. — Смотри, какой ключ.

Большой и тяжелый ключ был сделан из меди, и, взглянув на него, Ричард вздрогнул от возвратившегося ледяного ужаса — он вспомнил замысловатую резьбу на кандалах в подвале. Откуда-то у деда Луиса имелся дубликат этого ключа, но зачем бабушке ключ от кандалов, неужели она тоже совершала преступления здесь?! Полный страшных дум и неясных догадок, Ричард выхватил у брата проклятый ключ и швырнул в тумбочку. За ним отправилась проклятая шкатулка.

− Надо перепрятать! — возбужденно проговорил Эрик, тронув Ричарда за плечо. — Вдруг кто-нибудь найдет.

− И куда же?

− Да хоть на чердак…

Но это прозвучало совсем не уверенно, да и Ричарду уже не хотелось брать на себя ответственность за драгоценности. Если мать после бабушкиной смерти убрала их сюда, значит так и нужно, а у них двоих и так хватает проблем.

Дверь за спиной стала открываться с мерзко режущим слух скрипом, будто кто-то с наслаждением скреб куском острого железа по стеклу, и Эрик тут же вцепился в руку Ричарда. Тот закусил губы, пытаясь оставаться спокойным и невозмутимым, хотя больше всего хотелось заорать и заплакать от ужаса. Еще несколько месяцев и они сойдут с ума в этом ужасном доме, обязательно!

Скриииип.

Скрип.

Шурх-шурх, топ-топ, это приближался к ним со спины, шаркая ногами по доскам пола и по ковру не живой и не мертвый старик. Теперь ужас пробирался в каждую клеточку тела, вливался в вены, наполняя собой кровь, и Ричард не смел дернуться или вскочить на ноги — его словно придавило к кровати. Эрик же, судя по белому лицу, был и вовсе склонен к обмороку.

Чьи-то ледяные, пахнувшие тленом руки, гладили их по затылкам, плечам и спинам, кто-то позади них тихо и отвратительно веселился.

− Ихихи, мальчики. Вот я вас и застал вдвоем, а не порознь. Вот и славненько, − шуршал ехидный голос Ирвина Силивана, видевшего смерть ни одного и даже не пятерых потомков, и верно замысливший извести следующих. — Я вас так люблю, мои дорогие прапраправнуки. Оно, конечно, дальше идет родословная, но вы же сами понимаете… Хи-хи.

Конечно же, Ричард понимал — то, что Ирвин это наихудший представитель рода Силиванов, но едва ли мог решиться это сказать.

− Что ты от нас хочешь? — едва смог выдавить он из себя — тихо, жалко.

− Не ворошите старое, мальчики, − заскрипел стариковский голос. — Оставьте все, как лежит. Цепь в подвале не трожьте, кольца не забирайте раньше времени — а то неровен час придем мы с моими сынками, внуком, правнучками, застигнем вас в разных местах замка, поймаем и переделаем.

− Что? — прохрипел сухо Эрик. — Что ты говоришь, дохлый старикашка?!

− Переделаем, говорю, праправнучек. Как ваш отец хотел вас переделать, да не успел — ну мы над ним поработали до этого.

− Так это был не Двойник?!

Ирвин издал сухой смешок и желтая, сморщенная, воняющая смертью рука с острыми когтями прошлась по теплому и живому лицу Ричарда. Погладила обе щеки, коснулась век и исчезла.

− Это был ваш отец, хи-хи. Мы его поймали и переделали. И вас тоже, ежели чего…

Тонко завизжав, Эрик дернул Ричарда за руку, увлекая за собой, и тот не успел опомниться. Брат тащил его под кровать, где скопились темнота и залежи серой пыли, но от зла их охраняли дерево, толстый матрас, черный плед. И мальчики улеглись на жесткий холодный пол, с трудом сдерживая кашель, а сверху на кровати еще некоторое время кто-то прыгал и мерзко хихикал. Потом шаркающие шаги удалились за дверь, раздался громкий хлопок, и все стихло.

Ричард плохо запомнил, как они бежали к маме в комнату, чтобы ворваться и слезно просить о возможности уехать поскорее из проклятого дома, из маленького унылого города, из Эртвеста, в конце концов — а вдруг им удастся снять квартиру и остаться там на неопределенный срок? Но, выслушав их, Ивонет покачала головой.

− Я все понимаю, мальчики, но пока не вернется Искандер, мы никуда не уедем. После того, как он спас нас всех в ту ночь… − голос у нее стал хриплым и резко прервался, а глаза заблестели. — Нельзя бросить его одного, и к тому же…

Не договорив, Ивонет Силиван-Мириам, молча заплакала, и Ричард подумал, что она боится за ребенка, которого вынашивает, больше, чем за них. А что подумал Эрик, осталось неизвестным.

На следующий день Ричард Силиван свалился с простудой, высокой температурой и нервным срывом.

Никогда прежде у Эрика не было настолько неуютно, тяжело и страшно на душе — даже когда в их старый дом ворвалось то, что прежде было отцом. Теперь ему предстояло посещать школу в одиночестве, оставляя брата-близнеца в страшном особняке, и коротать целые дни в одиночестве. Шестой день месяца Осенней Стужи показался мальчику невыносимо тяжелым, но Эрик обладал легким и веселым характером, поэтому довольно быстро смирился с новой ситуацией. Дома его ждал печальный растерянный Ричард, которому запретили вставать с постели, и, делая уроки, Эрик не переставал болтать, надеясь, что рано или поздно на нездорово раскрасневшемся лице брата появится хотя бы слабая улыбка. Про Ирвина Силивана они старались не вспоминать.

Ричард жаловался на больное горло — Эрик приносил из кухни горячий чай и даже рискнул спуститься в подвал за небольшой банкой меда из запасов бабушки. Там царила звонкая, пронзительная и многозначительная тишь, красноречиво говорившая, что ради такого случая обитатели подвала не будут трогать мальчишку, но ему лучше не соваться туда снова. И Эрик не рисковал идти по страшной темной лестнице, а мед оставил на кухне.

В восьмой день месяца Осенней Стужи он сварил бульон из курицы и сжег старую алюминиевую кастрюлю, но, кажется, мать не узнала об этом. Едва ли ей теперь было дело до сыновей — она завела новую семью и совсем забыла о старой. Эрику было горько думать об этом, только меньше всего ему хотелось быть эгоистом и просить утешающих материнских объятий, когда она сама нуждается в любви и защите. Хорошо бы потолковать об этом с Ричардом, но беднягу и без этого лихорадило, лучше немного подождать, зато однажды встретившись с матерью за завтраком, Эрик осторожно спросил, не видела ли она в этом доме чего-то странного.

− Кроме Двойников и твоего тронутого деда? — спросила она, помолчав, искривив тонкие розовые губы в испуганной улыбке. — Ты шутишь?

− Я видел Ирвина Силивана, мам, − ответил Эрик.

Они пили чай в выходной день. Горячий фарфор приятно грел мерзнувшие ладони, во рту таяли хрустящие вафли с мармеладом: наконец-то маму перестало тошнить, и она научила сына готовить. Но даже такой прекрасный и лишенный тревог день события не могли идти лишь так, как угодно одному Эрику.

− Какого еще Ирвина? — Ивонет со стуком поставила чашку на стол, игнорируя изящное блюдце.

− Силивана. Он жил здесь… давно, − Эрику вдруг стало страшно, и он посмотрел в окно, за материнскую спину — там, на фоне низкого серого неба и зловеще черных ветвей деревьев отчетливо показалось лицо. Совершенно белое, без кровинки — оно смотрело на мальчика глубокими провалами черных глаз, и только приглядевшись повнимательнее, он увидел смутно знакомую сеточку морщин.

Лицо принадлежало Луису Силивану — их с Ричардом деду. Но хуже всего было то, что находилось оно на уровне второго этажа, где располагалась гостиная. И едва ли имело смысл рассказывать об этом матери.

− Не понимаю, о чем ты говоришь, − отрезала мама ледяным тоном, в котором, однако, четко звенел испуг.

Десятый день месяца Осенней Стужи выдался теплым и солнечным: наконец-то надоевшие серые тучи расступились, уступая место пусть и холодному, но все же яркому и приветливому свету. Кроме того, Эрик в отсутствие брата наладил дружеские отношения с Беном Смитом — коренастым белокурым мальчиком, который так же, как и он, имел слабость к веселой непринужденной болтовне. Жаль, что Диана Шелтон не пожелала присоединиться к их славной компании, но, как отметил про себя Эрик, не бывает всего и сразу.

После уроков они вприпрыжку выбежали на небольшую асфальтированную площадку перед школой, и Бен с радостной улыбкой посмотрел на небо. Глаза у него светились от восторга.

− Не хочешь прогуляться, Эрик?

− С удовольствием.

Но Эрика обуревали сомнения — в детской особняка его ждал больной и нуждающийся в поддержке Ричард. С другой стороны, если проводить Бена до его дома и вернуться, ничего страшного не произойдет, а брат будет рад, что теперь у них есть компания в классе. Раньше близнецам приходилось держаться особняком. И, окончательно выбросив из памяти дурные мысли, Эрик направился вместе с Беном в сторону незнакомых пока еще улиц. Небольшой западный город приветливо раскинул широкие короткие улочки с магазинами, киосками, старыми домами, некоторые из которых принадлежали реставрации или сносу, Где-то играла веселая музыка, очевидно, владельцы кофеен и пекарен таким образом заманивали людей зайти за покупками.

Только сейчас сообразив, что за минувшие два месяца он забыл о возможности узреть такое великолепие, как причудливая эртвесткая архитектура, Эрик Силиван вертел головой по сторонам, и в какой-то момент забыл о необходимости быстро вернуться домой. Бен, видимо, тоже не торопился — он то заходил в пекарню за коробкой пончиков, которые можно было съесть вместо обеда, то рассказывал веселые анекдоты, так что Ричард в скором времени выскользнул из памяти, как и прошлые, полные страха и тревоги дни. До скорби ли, когда пончик с джемом свежий и вкусный, а солнце ярко светит над головой, прогоняя уныние?

Они дошли до очередной незнакомой мальчику улицы, и тут Эрика осенило.

С Беном Смитом ему не приходилось общаться раньше, но даже при своих невнимательности и легкомыслии он давно отметил, что этот застенчивый прилежный отличник никогда не носил ярко-зеленую куртку и голубые джинсы. Только деловой костюм и темный плащ с капюшоном, спасающий от осеннего холода. А еще − вязаные перчатки, которых на Бене не было.

Эрик остановился, чувствуя, как в его груди колотится перепуганное сердце.

Уловив эту перемену в нем, Бен, идущий чуть впереди, замер тоже, а потом очень медленно, стал поворачиваться к Эрику, и тот обратил внимание, что все прохожие куда-то делись. Улица вмиг стала безлюдной и опасной, утратила былую привлекательность, и чем больше разворачивался к нему Бен, тем жутче становилось. Наконец, Смит повернулся к нему лицом, а затем широко улыбнулся.

Люди не могут так зловеще улыбаться, без усилий растягивая оскаленный рот от уха до уха, будь они хоть трижды безумными. И перед Эриком стоял не человек и, в общем-то, существо, никогда доселе не существовавшее. Румяное лицо Бена стало белоснежным, почти как увиденная недавно за окном физиономия, но ни единой морщины. Немертвый? Двойник? Кто же он?!

− Убирайся, − проскрипело существо странным голосом, похожим одновременно на детский и на старческий. — Беги, мальчик. Не то — переделаю!

«Переделаю».

Просидевший в подвале несколько кватрионов Ирвин Силиван примерно так и говорил им с Ричардом.

Времени на раздумье совсем не оставалось, и Эрик, издав хриплый полу-вскрик, развернулся и бросился прочь, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Страх гнал вперед, как и внезапно поднявшийся ветер. Куда пропала ослепительная яркость солнечных лучей? Неважно! Главная цель мальчика — убраться поскорее с незнакомых улиц в полный черной злобы особняк, а понимание того, что за его пределами теперь тоже опасно, пришло к Эрику только, когда он влетел в негостеприимный старый дом. Сердце отчаянно колотилось, дыхание отзывалось болью, пересохло во рту, и первым делом он закрыл дверь на все замки и щеколды. Затем прошел в пустую грязноватую кухню, рухнул на стул и расплакался, мучимый страхом, болью, горечью и острейшим ощущением несправедливости. Дома никого не было, кроме Ричарда — мама оставила на кухонном столе записку, что уехала в больницу на обследование.

С тяжелым сердцем Эрик вернулся в прихожую, повесил в шкаф куртку и переобулся, а затем поднялся к брату в детскую — тот лежал под одеялом и скучал, с тоской рассматривая белый потолок. Они снова остались одни, и если раньше Эрика радовала эта тесная братская связь, то теперь кое-что вызывало беспокойство. Кто защитит двух детей, один из которых является убийцей? Бабушка Мей умерла, а ведь раньше она так славно поддерживала их! И на глаза немедленно навернулись слезы от этих горьких мыслей.

− Не хнычь, − грубовато сказал Ричард, вертя в руках разноцветный кубик-головоломку. — Лучше расскажи, где пропадал.

− Я гулял, − признался Эрик, и вытащил из портфеля помятый пончик. — Держи, это тебе.

Кивнув, брат принялся жевать угощение, но без особого восторга — наверное, его смутило и огорчило, что Эрик не направился после школы сразу к нему. Поэтому тот поспешил рассказать о случившемся. Бен, прогулка, пончики, страшная улыбка, и долгая беготня до дома. Едва ли чудовище его преследовало, но зачем тому, кто заменил Бена, все это нужно?! Страшные сущности отныне будут преследовать близнецов не только в особняке, но и на улице, может еще и в школе. Неужели их предки настолько провинились?

Ричард вздохнул и посмотрел на брата с тоской и печалью в слезящихся глазах.

− Одного не понимаю, Эрик, − прошелестел он сиплым голосом, − почему вся эта нечисть преследует именно нас? В Фиаламе полно людей дворянской крови, и едва ли кто-то из них видел хоть одну белую морду.

− Откуда ты знаешь? — невесело усмехнулся Эрик.

− Я серьезно! Все это началось с отца, затем — дед, выходит, что мы следующие?

− Кто-то из нас точно. Интересно, кого выберет Ирвин?

− Хватит! — умоляюще попросил Ричард и смахнул слезы с глаз. — Я даже представить не хочу, что случится со мной, если ты вдруг пропадешь.

− Но мы же не всегда будем ходить всюду вместе, и жить в одном доме, − справедливо, как ему показалось, рассудил Эрик.

Брат промолчал и перевернулся на бок, и только сейчас Эрик очень ясно прочувствовал: со временем все будет только хуже. Их предок Ирвин Силиван был преступником и убийцей, он разгневал древних богов и разную жуткую нечисть, а теперь все это идет по пятам за каждым мужчиной из рода. Спасения не будет ни в школе, ни дома, даже если им сбежать прочь из особняка и жить в ночлежке.

Разговаривать об этом хотелось меньше всего, тем более, в скором времени их ожидали другие проблемы.

Вечером вернулась Ивонет и даже поднялась в детскую — она выглядела удрученной, но сдержанно улыбалась сыновьям, когда те поспешили ее обнять. Эрику хотелось верить, что матери стыдно за то, что она их связывала в детской, но вслух свои надежды мальчик не высказывал, а просто слушал ее слова, показавшиеся сейчас тяжелыми и страшными.

− Врач сказал, что я могу потерять ребенка, испытывая постоянный стресс, − сообщила за ужином мать, − а этот дом словно душит меня. Поэтому я уезжаю отсюда.

− Куда?! — воскликнул Ричард, поднимаясь на локтях, и его светлые глаза вмиг наполнились слезами.

− В дом, который достался Искандеру по наследству, − безжалостно ответила Ивонет. — В предместье Веты. Я бы рада остаться с вами, мальчики, но мне нужен покой, и ребенку тоже. Искандер любезно отдал мне ключи и обещал, что скоро его выпишут. Он присмотрит за вами.

Она ничуть не переживала из-за предстоящей разлуки с сыновьями, обрекая их на невыносимое и тягостное прозябание в старом доме. Но так действительно лучше для всех, кто находится рядом с близнецами, им нужно держаться от Эрика с Ричардом подальше! Наверное, покойный Луис Силиван понял это и развелся с бабушкой Мей, а потом уехал подальше от дома, чтобы не причинить ей вред. Возможно, он любил жену и ненавидел всех остальных, включая сына и внуков.

Пятнадцатый день начался с того, что к замку подъехал на своем Фиоре Искандер Мириам, мрачный, притихший и бледный. Подождав, пока соберется Ивонет, он галантно открыл перед ней дверь, положил в багажник чемодан и сумку, и на прощание строго посмотрел на вышедшего на крыльцо Эрика. Того била крупная дрожь от холода, страха, тревоги и боли, он не мог понять, как им с Ричардом повлиять на происходящую ситуацию и защитить себя хотя бы вне дома.

Когда Искандер вернулся, в голову мальчика невольно закралась мысль о том, что это невозможно. В родовом поместье Силиванов наступили темные времена.

Тяжелая болезнь растянулась на две седмицы, но благодаря поддержке и заботе Эрика Ричард почувствовал себя гораздо лучше уже к первому дню зимы. Врач, которого вызвал угрюмый Искандер, прописал микстуру, теплое питье и постельный режим, после чего велел Эрику ночевать в другой комнате, чтобы не заразиться самому. Это было еще тяжелее, но конечно же брат не оставил его в одиночестве и забегал в детскую перед школой. После учебы, сделав уроки, он направлялся к Ричарду, ничего не боясь. И Эрику повезло — он не подхватил простуду, находясь рядом с братом. Казалось, все шло на лад. Как только Ричард смог выходить из детской, сразу же добрел до телефона и позвонил маме.

У Ивонет Силиван-Мириам все шло отлично. В другой обстановке, спокойной и лишенной тяжелой атмосферы, ей стало гораздо легче, так что до рождения ребенка она не собиралась возвращаться в замок. Это тяготило, но Ричард быстро уверил себя, что так надо. Ведь, в конце концов, у них обязательно все наладится, и забудется прошлый траур, тем более, нежить в доме успокоилась и перестала тревожить немногочисленных жильцов старого поместья, а рассказ Эрика казался Ричарду плодом богатой фантазии. Хотя во время болезни он считал иначе.

В ночь со второго на третий день Зимнего Ветра брату приснился первый кошмар, а Ричард совсем перестал их видеть. Что снилось ему: Двойники или другие страшные сущности? Эрик не рассказывал, морща лоб и хмурясь, а потом и вовсе отмахнулся, и у Ричарда неприятно заныло в груди, на глазах выступили слезы. Неужели скопившаяся в этом доме губительная сила настолько успела их разделить, чтобы завладеть каждым поодиночке? Свела с ума отца и деда? Но ведь отец не жил здесь после свадьбы — они с мамой купили дом в Вете.

Запоздало Ричард вспомнил, что Кайл Силиван провел в старом поместье все детство — без братьев и сестер, с ласковой тихой матерью и безумным отцом. Отцу было в разы тяжелее, чем сейчас близнецам, и он поспешил убраться отсюда, не желая приводить в это страшное место свою жену — их мать Ивонет.

Чуть позже он присмотрелся к Искандеру. Вернувшийся из психиатрической больницы отчим не изменился внешне, но стал менее серьезным и строгим, чем раньше, и в его темных глазах постоянно плескался плохо скрытый испуг. Его тоже пугал этот дом, но скорее всего Искандер старался не подавать виду и оставаться главой семьи — сильным и смелым человеком, способным защитить жену, своего ребенка и даже пасынков, которых недолюбливал. По этой причине Ричард невольно проникся к нему уважением.

Сам Искандер, судя по всему, тоже не собирался злиться на близнецов за устроенные ими в прошлом злые шутки и розыгрыши; это было подобно перемирию. В четвертый день месяца Зимнего Ветра он встретил Ричарда и Эрика из школы с готовым обедом.

− Знаете, парни, − сказал он приглушенно, опустив голову, − я подумал, что нам с вами нечего делить. Поэтому предлагаю договор: я не лезу в ваши дела, а вы не устраиваете мне подлянки. Договорились?

− Да, − ответили близнецы звонким нестройным хором.

− Отлично.

Мимо кухонной плиты промелькнула маленькая тень, и Ричард уже собирался испугаться, как вдруг невольно улыбнулся — у его ноги остановился серый пушистый котенок, и, внимательно посмотрев на мальчика, мяукнул. Откуда здесь взялись коты?

− Я подумал, − словно прочитав его мысли, сказал Искандер слегка смущенно, − что вам не хватает рыжего Фокса. Тот отчего-то помер. И подобрал этого на улице. Был голодный и мокрый, я его взял и накормил.

− Спасибо, Искандер, − внезапно поблагодарил отчима Эрик, и присел на корточки, чтобы погладить дымчатую шерсть.

Ричард молча смотрел на зверька, и не переставал думать о том, как в одночасье изменилась их привычная жизнь, превратившись в мрачный и нескончаемый ужас. Оставалось надеяться, что котенка не постигнет печальная участь Фокса.

− Будешь называться Шайн, − сказал Эрик, глядя питомца по голове.

− Мяу, − ответил котенок, которого меньше всего волновало имя, его радовало, что здесь тепло, светло и сытно.

− А еще, − тверже и серьезнее добавил Искандер, отведя взгляд в сторону, − я позвал экзорциста. Этот дом нечист, в последнее время здесь случилось аж две смерти, да и в подвале кто-то сидит.

− Ты тоже заметил? — вздрогнул Ричард.

− Да, парень. Поэтому я запрещаю вам туда ходить и впускать туда кота. Он очень любопытный. Сбежит в подвал — поминай, как звали.

− С ним такого не случится, − заверил Эрик. — И с нами тоже.

− Посмотрим.

Ненадолго в особняк вернулись душевное тепло, спокойствие и уют, чему Ричард был очень рад. Стараясь не вспоминать о смерти бабушки Мей, близнецы спускались по вечерам в гостиную, где пили чай и играли в карты, найденные в одном из шкафов. Возможно, бабушка или дед тоже играли в них, но думать об этом не хотелось, и Ричард старательно гнал все мысли о мертвых родственниках прочь. Игральная колода содержала четыре масти: щиты, клинки, кубки, фитили. В каждой масти было десять цифр, паж, королева, король. Единицы назывались кошельками и в большинстве игр считаются старшими, так как даже король подчиняется власти денег.

Именно такие были карты в Фиаламе, а про другие страны Ричард ничего не знал, и только радовался, что отец научил их с братом играть в карты, когда близнецам было девять лет. О, отец!

Вечером шестого дня Зимнего Ветра, когда они играли в гостиной при свете настенных бра и настольных ламп, вспомнились странные и страшные слова Ирвина Силивана.

− Как ваш отец хотел вас переделать, да не успел — ну мы над ним поработали до этого.

Ричарда замутило. Затряслись руки, и он выронил карты — они мягко упали на ковер, рассыпавшись у его ног светлым веером. Значат ли эти слова, что отец посещал этот дом незадолго до своей смерти, и Двойники с немертвыми схватили его?! Они пытали его, рвали, резали душу, выбрасывая доброту и человечность, а потом домой к жене и детям вернулось чудовище в обличие отца.

Ричард не выдержал этой мысли и по его лицу потекли обильные слезы.

− Что с тобой? — изумился Эрик. — Опять заболел?

− Нет, − всхлипнул Ричард, − но я подумал про отца…

И срывающимся голосом он рассказал брату все, что считал необходимым, все, до чего додумался; в результате Эрик зарыдал тоже. Им было страшно за погибшую душу отца, за Искандера и котенка Шайна, за самих себя. Они думали, что нечто жуткое вселилось в Кайла или приняло его облик на промышленном заводе, где он работал, но все оказалось намного сложнее и страшнее. Конечно же, нельзя рассказывать об этом матери, ни теперь, ни потом. Кайл Силиван стал для нее монстром, ночным кошмаром, о котором лучше забыть раз и навсегда.

Эрик предложил забыть тоже, и Ричард не имел ничего против, но смутно подозревал, что однажды им напомнят о себе немертвые. И к тому же переделанный отец оставил на руках сыновей «зеркальные следы» − одинаковые толстые шрам на правом локте Эрика и левом локте Ричарда. Эти отметины останутся с ними навсегда, не позволяя забыть о прошлом — конечно, если им суждено вырваться из поместья и встретить будущее.

Седьмой день месяца Зимнего Ветра принес с собой новый и вполне обоснованный страх, дающий понять, что беды мальчиков еще не растворились в небытие и что от них не закроешься потертыми игральными картами. Явившийся молодой парень, худой и рыжий, с бородкой, одетый в длинный темный плащ с капюшоном, назвался экзорцистом, которого вызвал Искандер, и тот с радостью пропустил его в дом. Ричарду это очень не понравилось. Что может быть хуже начинающего экзорциста-недоучки против заполонившей дом нечисти?

Ричард посмотрел на брата и махнул рукой, призывая прокрасться в гостиную следом за экзорцистом. Сняв тапки, мальчики проследовали в одних носках за двумя мужчинами, и наблюдали, как Искандер, сильно жестикулируя, рассказывал гостю о неполадках в доме.

− Здесь умерла свекровь моей жены, неано Мортин, − объяснил он сбивчиво, − и мои пасынки оба твердили, что видели перед ее смертью какое-то чудище. Эй, парни! — позвал он громче, заметив два невысоких силуэта на пороге, − заходите сюда, раз пришли. Что там вам говорила эта тварь?

− «Буду кровушку пить, с Двойниками говорить», − тихим голосом припомнил Эрик.

Ричарда передернуло. Искандер скривился, не скрывая отвращения.

− А выглядела как, не помнишь?

− Белолицее существо с огромными черными глазами. Ростом с маленького ребенка или большую куклу. В колпаке…

− А я видел без колпака, − посетовал Искандер. — Что же, значит, оно тут не одно бродит.

− Я сделаю все, что в моих силах, − пафосно пообещал экзорцист, отдаленно напомнив сказочного рыцаря, клявшегося в верности то ли прекрасной даме, то ли своему королю.

Ричард закатил глаза и потянул брата прочь из комнаты. Очень скоро Искандер тоже покинул гостиную и быстрым шагом заторопился наверх, но близнецам хотелось послушать, о чем будет говорить экзорцист с жутковатой фамилией Мортин. Из-за плотно закрытой двери повеяло запахом южных курений, оттуда же донеслась скрипучая заунывная музыка, и послышались монотонные слова на древнем фиале, произносимые словно в трансе. Лучше не слушать, чтобы не бояться, все равно гость не сможет изгнать нечисть — Ричард это знал, чувствовал.

Близнецы тихо шмыгнули за мраморную колонну, чтобы высунуться из-за нее и понаблюдать за дальнейшим поведением неано Мортина, но он не задержался на этом этаже и пошел на следующий. Третий этаж был самым заброшенным в доме, не считая чердака, здесь жила недавно только домработница Саю из Донгмина, но после смерти бабушки мама рассчитала ее. Ричард с братом бродили по темным мрачным коридорам днем, в выходной, слушая странные шорохи и скрипы, а потом предпочли убраться подобру-поздорову, а Мортин вздумал подняться туда в одиночестве, на ночь глядя?

− Смелый дядька, − шепнул Эрик, и непонятно было, одобряет он или порицает такую неосторожность, хотя раньше Ричард различал любую эмоцию брата.

Идти следом за экзорцистом на третий этаж поначалу не хотелось, ведь велик риск выдать себя скрипом ступеней или любой другой неосторожностью, вроде громкого дыхания. Но через некоторое время детское любопытство победило осторожность и мальчишки, стараясь ступать как можно тише, стали подниматься наверх. Электричество в коридоре и на лестнице было выключено, а за окнами давно стемнело, и они поднимались почти в кромешной тьме, не считая льющегося в маленькие окошки холодно-серебристого света уличных фонарей. Ричард шагал чуть позади Эрика, и, услышав шуршание позади себя, быстро поднял голову.

Он увидел страшное.

Дед Льюис Силиван, перекошенное дикой ненавистью и испещренное старческими морщинами лицо которого еще не скоро покинет сны Ричарда, висело над ним. Белое. Уродливое. Ухмыляющееся. Словно некрасивая жуткая маска из бумаги, с черными провалами глаз и похожей на приклеенную щетку бородой, физиономия зависла над мальчиком, а парой секунд позже он увидел изломанное тело, с помощью которого мертвый старик ловко перебирался по потолку.

Или не мертвый.

Немертвый.

Пытаясь не закричать, Ричард зажал себе рот ладонью, больно хлопнув при этом в темноте по губам, но испуганное оханье все-таки издал. И Эрик немедленно остановился.

− Что-то стряслось? — спросил он напряженным голосом.

− Не смотри наверх, − посоветовал Ричард шепотом.

Слава Творцу, брат решил послушаться! Слава Творцу, мертвый дед не стал ничего говорить, да и просто не пополз за ними дальше, так что они смогли спокойно добраться до третьего этажа, где из-за одной из неприкрытых дверей виднелась узенькая полоска света. Затаив дыхание, Ричард подкрался к этой двери и осторожно приоткрыл ее ногой. К счастью за движением не последовало скрипа, значит, этаж не совсем заброшен, как он считал.

И Ричард заглянул в эту комнату — круглую, освещенную желтым по краям и красным посредине светом, полупустую пустую комнату. Она была бы хороша, будь амфитеатром, только слишком мала для этого. В самом центре замер несчастный и глупый экзорцист Мортин, выставив перед собой Святую Книгу в черном кожаном переплете, читая молитвы срывающимся шепотом, а его крепко держали за плечи и зажимали рот те, кто являлся двойниками. Страшные призрачные животные — всклокоченные собаки и козлы с горящими глазами, явившиеся будто бы из Мертвой Пустыни, грызли его ноги, а кровь тихо лилась на пол темными ручьями.

Бедняге нужно помочь, пока не стало поздно!

Сдержав рвущийся из горла отчаянный крик, Ричард Силиван отпихнул брата и рванулся вперед, в дверь, навстречу новой опасности, но его шею стиснула когтистая ледяная рука, знакомо пахнувшая тошнотворно-сладким тленом. Кто-то немертвый отдернул мальчика от двери и швырнул назад, в сторону лестницы; на первой ступени ему удалось удержаться от падения. В следующий момент Ричард схватил за руку Эрика, которого неведомо откуда взявшийся дед Льюис толкнул тоже.

Сейчас он смотрел на мальчишек с потолка возле самой двери и широко, от уха до уха, ухмылялся зубастым ртом.

− На полу слишком много крови, внучки, − сообщило то, что недавно являлось их дедом, а потом вырвалось из могилы и перенеслось обратно в дом. — А я так не хочу пачкаться.

И, перебирая изломанными конечностями, он стремительно дополз до приоткрытой двери, а затем повернул к перепуганным близнецам голову, вывернув ее на сто восемьдесят градусов, и красноречиво щелкнул зубами, давая понять, что лучше им не вмешиваться. Дверь за ним захлопнулась с громким стуком, за ним последовало две минуты гробовой тишины и громкий, разрывающий душу, вопль боли и отчаяния, будто у несчастного Мортина заживо вырывали сердце.

Переглянувшись, Ричард и Эрик побрели вниз, чтобы забиться в детскую, как испуганные волчата в нору. Они не смогли спасти человека от немертвых — снова, но разве возможно спасти хоть кого-нибудь в этом страшном доме, включая самих себя? И они сидели молча, не разговаривая друг с другом и почти не спали в ту ночь, а наутро на всякий случай спросили за завтраком у приободрившегося Искандера, не видел ли он экзорциста.

− Какого экзорциста? — спросил он с удивлением и неудовольствием. — Никого я не встречал и не приглашал.

− Отлично, − сумрачно сказал Ричард чуть позже, выходя в прихожую со школьной сумкой. — Этот дом устраивает выборочную амнезию всем, кто не Силиван.

Вместо ответа Эрик толкнул его локтем, и мальчик увидел, как в темном углу, заросшем пылью и паутиной, маленький серый Шайн весело играет с рыжим котом, которого при жизни звали Фокс. И только сейчас Ричард с горечью допустил прискорбную мысль, что им с братом уже ничего не сможет помочь.

В одиннадцатый день месяца Зимнего Ветра Эрик понял, несмотря на свое напускное легкомыслие, что все становится только хуже. Брат твердил ему об этом без конца, он же предпочитал не слушать, и опомнился лишь, когда увидел нечто страшное в стенах школы. Это место за несколько месяцев успело стать для мальчика привычным и даже безопасным. Гораздо страшнее казался старый дом, который Эрик вряд ли смог бы назвать родным. После первых трех уроков в тот день он, смеясь над шуткой Дианы Шелтон, запрокинул голову.

И тут же поперхнулся звонким хохотом.

С белого ровного потолка на Эрика смотрела мерзкая перекошенная морда: бурая бугристая кожа, злые узкие глаза и оскаленный рот с острыми зубами. И уже знакомое ему бескровное лицо — с противоположной стены. Сначала ему захотелось кричать, но Эрик просто потер глаза, изо всех сил надеясь, что страшное зло почудилось. А потом снова украдкой взглянул на потолок. Нет, увы и ах, лица остались, их даже появилось большее количество. Хмурые и злобные, улыбающиеся и смеющиеся, они брались невесть откуда, и ему даже не хотелось предполагать причину.

Чтобы проверить себя на сумасшествие, Эрик рискнул пригласить брата спуститься на первый этаж, и еще на лестнице неосторожно глянул на потолок. Оскаленные зубы и выпученные жуткие глаза — вот, что он там увидел. Хорошо, что здесь поблизости никого не оказалось.

− Смотри на потолок! — прошипел Эрик, изо всех сил стараясь сосредоточить все внимание на светлой плитке пола. Еще шаг — и ровные квадраты сменил коричневый линолеум. Хорошо, что эти твари не появлялись еще и оттуда, не то бы он точно умом тронулся.

Если уже не…

− Откуда это?! — воскликнул Ричард, и тут же зажал себе рот ладонями.

Но не стоило. Никто их не услышал. Людям неинтересны страдания и боль братьев-близнецов, которым не повезло родиться в проклятом семействе, и на что он мог рассчитывать, если отчим насмехался над их страхами, а мать оставила их одних? Эрик закусил губу, стараясь совладать с нахлынувшими чувствами. Он хотел бы успокоить Ричарда, но не мог перестать трястись как осиновый лист.

Значит, Ричард тоже видит эти лица, а Эрик не сошел с ума от пережитого ужаса и потрясений.

На следующий день они смогли увидеть больше: у сущностей на потолках появились неестественно тонкие и длинные руки. Мальчику они напомнили щупальца осьминога, однако своими ассоциациями он с Ричардом не стал делиться. И без того брату хватает поводов для тревоги. Стараясь не привлекать внимание близнеца, Эрик проследил за тем, что делают руки сущностей — эти твари тянулись к головам детей и вытягивали из них нечто белое и блестящее. Мозги? Радость? Волю к жизни? Предположений было довольно много, только долго любоваться на них Эрик не смог, его быстро затошнило.

Пришлось рассказать об увиденном Ричарду — вечером, в детской, когда они оба молча делали уроки, стараясь не смотреть на стылую черноту за окном. Они оба задвинули занавески, а думать о том, что прячется за этой тьмой, не хотелось, ведь кошмары могли вернуться в любой момент. С другой стороны, вечно скрываться от своих страхов — глупо и слишком по-детски, а ведь им уже тринадцатый год. Лучше оглянуться к страху и прямо посмотреть в его мерзкое лицо.

Ричард слушал очень внимательно, иногда вздыхая или хмурясь, но ни разу не перебил брата.

− И что нам делать? — тихо спросил он, поникнув и уронив на стол ручку.

Эрик знал единственный возможный вариант, но сперва боялся его называть. Слишком радикально, опасно, страшно и рискованно. Но если вспомнить съеденного беднягу экзорциста, то почему бы Силиванам не попробовать освятить школу ближайшей ночью? Можно пробраться в нее, обезвредив охранника, разобраться со страшными сущностями и навести порядок — тогда других детей не будут беспокоить эти злые образы. Имеет смысл также навсегда покинуть и город, и школу, возможно тогда мистика и прочие ужасы навсегда исчезнут отсюда. Но гарантии никакой нет. А потом он рискнул сказать, что необходимо залезть ночью в школу, выйдя из дома. Все равно Искандеру до них никакого дела нет, он проводит время то на работе, то в своем кабинете, а мама и вовсе перестала звонить сыновьям.

Если взрослым наплевать на их слова и убеждения, они сделают все необходимое сами. Следующие два дня потратили на переговоры с Беном и Дианой, которые согласились на эту авантюру, хотя сами, конечно же, не видели никаких призраков и чудовищ. И Эрик испытывал тоскливое желание оказаться на их месте — побыть обычным, а не проклятым подростком. Неужели он так многого желает?

Холодный зимний вечер встретил мальчишек пригоршнями колючего снега в лицо и пронизывающим ветром. Поеживаясь и кутаясь в куртки, они торопливо направились в сторону школы. Напоследок Эрик обернулся — в доме горело всего одно окно. Это Искандер работал или читал в своем кабинете и не собирался разбираться, как дела у пасынков. Что же, пусть так.

Раз отчиму нет до них никакого дела, значит, призраки запудрили ему мозги окончательно.

− Ты взял нож? — шепнул Ричард, обернувшись к брату.

− Да, конечно…

Идея прихватить по кухонному ножику принадлежала Эрику, но требовалось это исключительно для храбрости. А может сущности, живущие в школе, имеют плоть, и придется их резать? Брр! От этих мыслей мальчика передергивало, но что с собой можно поделать, когда добровольно идешь сражаться с монстрами? Их двое, а Бен и Диана на подхвате, но если что, защищать придется еще и их.

− Зря мы их взяли, − сказал Эрик вполголоса, вспоминая Двойника, обратившегося недавно Эриком, и по его спине пробежала волна мурашек.

От раннего морозца мерзли руки — мальчишки сунули их в карманы и ускорили шаг, но к школе все равно пришли позже, чем запланировали. С другой стороны школьной ограды уже дожидались возбужденный Бен с сияющими от восторга глазами, и Диана — спокойная, невозмутимая, безмолвная, одетая в темное пальто и вязаную шапку. Эрик невольно залюбовался ее бледным узким лицом и красивыми глазами; у него забилось сердце при ее виде. Первая любовь так и случается?

Пришлось лезть через решетчатые ворота — Эрик чуть не порвал джинсы и тихо выругался сквозь зубы. Странная затея нравилась ему все меньше и меньше, но что делать, если он сам придумал все это? От усталости слипались глаза, и, взглянув на бодро шагающего вперед Ричарда, мальчик невольно почувствовал зависть. Под подошвами ботинок заскрипел первый снег. Как много его налетело и как рано!

Это была первая зима Эрика Силивана, встреченная им в Эртвесте, и возможно последняя. Но не думать об этом, не думать, не сметь! Какой же он тогда герой?! Эрик привык храбриться и казаться беззаботным, легкомысленным, смеющимся и непосредственным, хотя ему было тоже больно и страшно. Как сейчас, например. Он спрятал за пазухой нож, чтобы встретить школьных страшилищ лицом к лицу и напасть на них. Он — сильный, а брат-близнец его поддержит.

− Вы готовы? — спросил Ричард у приятелей.

− Да, − откликнулась Диана звонким голосом, и кокетливо улыбнулась.

Ричарду или Эрику?

− Да! — горячо подтвердил Бен. — Пошли. Мы проверили двери школы.

− Отлично, − кивнул Ричард. — Идем через главный вход. Возьмем охранника в заложники.

− Это шутки такие? — встряла Диана, видимо перепугавшись услышанного.

− Нет, неанита Шелтон. Все серьезно.

Кажется, выбора не было ни у кого, а спутникам близнецов оказалось страшно возвращаться по темному опустевшему городу домой в одиночестве. Никто из них, четверых, не подумал ни об этом, ни о последствиях ночной вылазки, ведь ножами ничего не сделаешь и никого не убьешь. Не с их детской прытью. Эрик испытывал тревогу и беспокойство, медленно шагая от ворот до двери, однако предпочитал помалкивать. Ричард обогнал его и потянул ручку двери на себя.

Открыто.

В холодной темноте было трудно следить за каждым движением брата, но Эрик старался. Он так боялся потерять его из виду, что следовал по пятам, желая в любой момент броситься и защитить Ричарда, а сердце щемило от самой мысли, что может произойти что-либо непоправимое. В школьном холле первого этажа застыла пугающая ледяная тишь, и даже света никто не включил. Ни единой лампочки. Здесь ли охранник, а если да, то где? Сидит в темноте, притаившись, чтобы наброситься с ужасным воплем на лазутчика, как в фильме ужасов?

Не смешно. Эрик передернулся от собственных мыслей и тут же вздрогнул, когда Ричард взял его за руку теплыми пальцами. Это прикосновение подбодрило его и утешило, и вдвоем они сделали несколько осторожных шагов вперед. Жаль, что не догадались украсть из дома фонарь, с которым раньше спускались в подвал — он пригодился бы в этом жутком мраке. Позади слышались приглушенные шаги; Бен и Диана шли за ними, и лучше бы им не отставать.

Внезапно вспыхнул яркий свет, слепя успевшие привыкнуть к темноте глаза, и Ричард с Дианой завизжали. Бен ойкнул, а Эрик даже не успел испугаться. Все четверо резко остановились, в спины близнецов врезались одноклассники, и сердце заколотилось сильнее прежнего, а кровь прилила к щекам. Но нельзя было медлить ни минуты, потому что охранник, едва заметив чужаков на школьной территории, не стал вступать с ними в бесцельные переговоры и бросился к тревожной кнопке на стене.

Диана ловко метнулась наперерез и ударила его в горло ребром ладони. Где двенадцатилетняя девочка такому научилось, осталось неизвестным, да и сейчас было интересно Эрику в последнюю очередь. Они вместе с Ричардом одновременно напали на него со спины, молотя по голове и шее крепко сжатыми кулаками — хорошо, что он оказался среднего роста. Ошалевший от удивления и боли худощавый мужчина, несмотря на свою силу, ничего не мог сделать, ведь Бен схватил стоявший неподалеку стул и огрел охранника по голове, одновременно заехав по руке Ричарда со всей дури.

− Ты идиот! — зашипел брат, маша в воздухе ушибленной кистью и скрипя зубами. — Зачем так бить?!

− Прости, я промахнулся… − с сожалением вздохнул Бен.

− Ладно, − не до этого. Его надо связать.

− Я взяла пару мотков веревки, − обрадовала Диана Шелтон близнецов, и поспешила достать нужную вещь из оттопыренного кармана пальто.

− И выключите свет. Надо наверх. Нам нужны икона, − у Эрика в кармане лежал деревянный образ святой Саманты, − свеча, и спички.

Последнее было у Ричарда. Они запаслись, прежде чем выходить из дома.

− И последнее. Бен, не отходи от нас, − сказал Эрик очень серьезно. — Здесь небезопасно. Можно сломать шею или наткнуться на призрака.

− Ничего себе у тебя приоритеты… − вздрогнул испугавшийся мальчик.

Бен аккуратно поставил стул на место, и они крепко связали охранника. Наверное, было лучше прикрутить его к стулу, но чтобы поднимать и усаживать бесчувственное тело, нужно время, которого у них и так немного. Где-то должен бродить другой охранник! И только Эрик успел об этом подумать, как над головой резко взвыла сигнализация, переходя на мерзкий пронзительный визг, а затем раздался новый топот. Второй охранник уже мчался к нарушителям по лестнице — ах, как славно, что Бен оказался прытким мальчиком и успел добежать до табуретки, чтобы оглушить его.

Только для этого Ричарду пришлось толкнуть охранника в сторону Бена, чтобы он пошатнулся. Этот мужчина был выше первого. Крепкий удар, и он рухнул на пол ничком, не успев ничего понять.

− Свяжите их и охраняйте, − велел Эрик хриплым, срывающимся от волнения голосом, и нащупал дрожащими пальцами твердый уголок иконы за пазухой. — А мы пойдем наверх.

Ни к чему одноклассникам видеть Двойников и призраков, совершенно ни к чему…

Близнецы поднимались наверх очень тихо, крепко вцепившись в перила, и только оказавшись в густом непроглядном мраке второго этажа, Эрик почувствовал, что успел вспотеть в теплой куртке и свитере. По его шее и спине поползли капли пота, и мальчик машинально потянул молнию вниз, надеясь унять этот жар. Может быть, он тоже заболел от тревоги и перенапряжения? Но где тогда кашель и слабость? Ах, как же повезло Ричарду — он валялся в теплой мягкой постели и ни разу не встретился с Двойником, а то, что было Беном, едва не убило Эрика.

Мальчик остановился и тряхнул головой. Зачем вообще такие мысли? Откуда?

Голова кружилась, и он, чтобы отвлечься от этого, нашарил на стене маленький выключатель. Все. Теперь они обязательно увидят мерзких сущностей снова и победят их. За тихим щелчком вспыхнул яркий пугающий свет. Если его увидят прохожие, им несдобровать, но кому надо слоняться по городским улицам темной зимней ночью? И Эрик с Ричардом дружно задрали головы, желая как можно скорее увидеть мерзкую морду на белом потолке.

Однако они увидели только потолок — белый, ровный, без единой трещины. В застывшей мучительной своей пронзительностью тишине Эрик четко услышал, как Ричард скрипнул зубами от досады. Он понимал брата, он и сам был рассержен. На что они надеялись?! Конечно же все монстры по ночам прячутся, ведь для них нет еды, когда школа пустует! И Эрик в ярости сжал кулаки, его ногти впились в кожу ладоней.

А потом он кое-что услышал.

Зловещий ли шепот, злорадное ли шипение, ласковый ли голос, которым уже давно не говорила с ним мать — неясно. Важным было для Эрика Силивана смысл этих слов.

− Ричард не любит тебя. Он ненавидит тебя. Он смеется над тобой…

Мальчик вздрогнул и замер, а брат, заметив его задержку, остановился чуть поодаль. На лице Ричарда застыло нечто среднее, между тревогой и ожиданием — наверное, подумал, что Эрик нашел какую-нибудь зацепку, но едва ли он слышал то же самое. Грудь сдавила острая боль, захотелось плакать, но младший близнец Силиван закусил губы, стараясь не выдать душащих эмоций.

− Уйди от Ричарда. Он — твой враг…

Вместо ответа Эрик погрозил кулаком потолку. Глупый жест, разве нечисть испугается? Где она, интересно спряталась: за слоями побелки или на стене? Им пора выключать свет, если кто-нибудь заметит и решит зайти, все малолетние преступники попадутся с поличным, ведь недаром ездят по улице полицейские патрули ночью. Но не успел Эрик ступить и шагу, как на первом этаже снова взвыла сигнализация.

− Проклятье!

− Что ты видел?!

− Потом расскажу. Бежим!

И Эрик, ударив по выключателю кулаком, вылетел на лестницу. Растерянный Ричард побежал следом, но он, как и Эрик, уже мало что понимал. С первого этажа донесся девичий крик. Диана! Что с ней?! Возня, топот, ругань… Страх исчез, осталось ощущение близкой опасности, кровь колотилась в висках, а сердце и вовсе грозило вырваться из груди. Он схватил руку близнеца и слегка сжал ее: кажется, им придется расстаться.

− Разбегаемся! — прохрипел он еле слышно. — Двоих заметят, а поодиночке — нет.

− Что?

− Вылезай через окно, бей стекло, если придется, − адреналин мешал здраво размышлять, но сейчас не до того. — Я побегу через центральный вход.

− Но там же…

− Все будет хорошо, Ричард. Слышишь?

Эрик Силиван не помнил, как отпустил руку брата и как промчался по лестнице в одиночестве — сломя голову и задыхаясь. Что-то злое, гневное и тревожное закричал за спиной охранник, а позади него шевельнулась прикованная наручниками к батарее Диана Шелтон. Бен был без сознания — друга оглушили. Охранник слишком рано очнулся и поймал их. Но близнецов не схватят!

− Стой, тебе говорят! Щенок паскудный! Стоять! — крики мешались с громким топотом, даже когда Эрик выбежал из школы и помчался к ограде. — Скоро приедет полиция!

Эти слова подстегнули его бежать быстрее, а рука нащупала за пазухой нож. Что же, если иного выхода нет, если по-другому не спастись, придется пойти на крайний шаг, и когда возле самой ограды охранник уже схватил убегающего мальчишку за воротник, тот размахнулся и ударил его ножом в грудь. И хрипло выдохнул, чувствуя свободу, а затем поскорее отскочил, пока на его куртке не остались брызги крови.

Здесь было очень много красного, разливающегося на первом снегу, на темном асфальте. Мальчик-убийца поднял голову и увидел, как от школы к нему быстро приближается знакомый силуэт человека, похожего на Эрика как две капли воды. Его брат-близнец. Единственный человек, которого он точно знает, что любит — несмотря на тонкий злой голос ниоткуда.

А потом резко накатило осознание.

− Я убил человека, Дик! Я снова…

− Беги! — брат схватил его за плечи и встряхнул, и от решительного выражения на его лице стало очень тревожно. — Я улажу все, тебя не тронут.

С минуту Эрик смотрел на Ричарда, медленно понимая, что тот собирается сделать.

− Нет… Нет, пожалуйста!

− БЕГИ!!! ЛЕЗЬ ЧЕРЕЗ ОГРАДУ!

Вдалеке завыла полицейская сирена, она стремительно приближалась, и у них больше не оставалось времени. Ричард крепко обнял брата, прощаясь с ним без лишних слов, а потом толкнул к высокой ограде, присел рядом с трупом охранника и вцепился обеими руками в окровавленную рукоятку торчащего из его груди ножа. Теперь путь назад был отрезан, обрублен этим же самым ножом, и Эрик, проклиная себя, подтянулся на руках, чтобы перелезть через высокий забор. А потом бросился бежать подальше от школы, стараясь не думать, что не простит себя никогда.

Ноги сами понесли Ричарда Силивана в сторону школы, которая хищно скалилась из кромешной мглы желтыми квадратами окон. Наверное, убитый охранник включил свет — интересно, если выключить, решат ли полицейские, что налетчики успели убежать? Можно проверить, но на душе было настолько муторно из-за липкого страха и чувства вины, что войдя в школьный холл, мальчик тут же забыл о своем решении. Тем более, в темноте они с Беном и Дианой станут легкой добычей для Двойников и прочих сущностей.

Диана сидела в углу холла, обняв колени, и медленно раскачивалась туда-сюда, как донгминский болванчик. Стало не по себе. Что с ней происходит? Прерывисто вздохнув, Ричард позвал ее по имени, и, вздрогнув, Диана подняла на него широко раскрытые глаза. Она боялась.

− Привет, − сказала она глухо. — Ты кто?

− Я — Эрик.

− Ясно.

− Что стряслось, Ди?

− Меня оглушил охранник.

Ее не волновало ни сокращенное обращение к ней — так обращаются только к родственникам, друзьям и любимым, ни куртка другого цвета на Ричарде, но это и прекрасно. Эрик был влюблен в эту девочку, так пусть тайна близнецов сохранится на как можно более долгий срок. Он застыл, медленно осознавая, что недавно случилось непоправимое. Брат-близнец совершил уже второе убийство и сбежал по его, Ричарда, просьбе, а в первый раз ему помогла бабушка. Эрик младше на десять минут и слабее, чем Ричард, его надо оберегать — когда был жив отец, родители не забывали напоминать об этом старшему близнецу. И он вспомнил эти слова лишь в последний момент.

В холодном холле пахло сыростью и кровью. Лежавший на полу Бен был оглушен и связан, а Диана потирала затылок, морщась от боли. На ее длинных ресницах дрожали слезы, и если бы Ричард был Эриком, то почувствовал бы непременно нежность и желание ее утешить и защитить. Однако он ничего не испытал.

− Нам надо уходить, − сказал он устало — как раз в тот мерзкий момент, когда вдалеке завизжали полицейские сирены.

Вместо ответа Диана откинула голову назад и истерично засмеялась. Надо бы дать ей отрезвляющую пощечину, и Ричард непременно сделал бы это, не будь таким маленьким и робким. Отойдя от девочки, он посмотрел на приоткрытую дверь, из-за которой дышала промозглой мглой зимняя ночь, и понял, что бежать слишком поздно. Они все попались, и лишь Эрику удалось уйти. Точнее — Ричарду.

И пусть никто не поймет, что на самом деле Ричард остался здесь.

Гадко, будто ножом по стеклу, заскрежетали тормоза остановившейся машины, а затем снаружи затопали тяжелые сапоги. Чьи-то нецензурные восклицания дали понять, что труп охранника обнаружен, Ричард выхватил нож из-за пазухи — чистый от крови кухонный нож, и бросился вперед. Пусть полицейские поверят, что лже-Эрик — сумасшедший убийца, и пусть делают с ним, что сочтут нужным, если это действительно поможет спасти настоящего Эрика.

В распахнувшуюся дверь школы ворвались несколько человек, их точное количество трудно рассмотреть, когда кидаешься на них с ножом. Ричард знал, что не попытается никого убить, о нет, это было своего рода представление, но оружие у него все-таки выбили сильным ударом, а потом набросились втроем и повалили на пол, вцепившись в его плечи, в волосы, в одежду. Мгновением ранее нож стукнул деревянной рукояткой где-то неподалеку, но это уже неважно. Руки Ричарда с силой заломили за спину и сцепили стальными браслетами, после чего его подняли за воротник с пола. Первое, что он осознал — полицейских здесь трое, а второе — по лицу, неприятно щекоча кожу, медленно ползет кровь. Кажется, он разбил нос при падении.

− Как твое имя парень? — мрачно спросил немолодой полицейский с седыми усами.

− Эрик Силиван, − само сорвалось с губ.

− Ты арестован по подозрению в убийстве. Имеешь право хранить молчание. Если отпечатки на ноже окажутся твоими, тебе не поздоровится.

Наверное, ему говорили еще что-то, но Ричард не слушал. Все его мысли были настолько сильно прикованы к Эрику — испуганному, дрожащему от тревоги и холода, добирающемуся до старого дома в одиночку, что не хотелось думать о самом себе. Пока два полицейских крепко держали под руки мнимого убийцу, третий надел наручники на остолбеневшую от ужаса Диану и на Бена, что еще не очнулся. Возможно, их родителей просто оштрафуют за проникновение детей в школу, но с Ричардом все кончено.

И он осознавал это очень четко и ясно.

Машин на холодной улице, куда их вытолкали полицейские, оказалось две, и Ричарда усадили в отдельную. Он не сопротивлялся, да и к чему, если необходимо заменить брата?

− Пока, Эрик, − донесся до его слуха нежный девичий голос.

Значит, все действительно пошло по плану.

Его называли Эриком и дальше: в полиции, во время коротенького допроса, предшествующего отправлению за решетку, и на следующий день, когда на допрос явился школьный учитель, нарочито встревожено всплескивая руками. Никто не верил, что двенадцатилетний мальчик и хороший ученик способен на убийство — никто, кроме полиции. Но мать не явилась, должно быть, с ней не смогли связаться. И ему оставалось только безучастно смотреть на серые стены участка, на наручники, на некрасивый массивный стол, за которым он сидел напротив седоусого полицейского.

А Диану отпустили — Ричард сам видел мельком ее с родителями, они торопливо шли по коридору, когда их с Беном вели на допрос. Красивое лицо молодой женщины, неаниты Шелтон, уродливо исказилось, едва она завидела мальчика, а потом она подтолкнула дочь вперед и что-то неразборчиво пробормотала. Что было дальше, он старался не запоминать: и учитель, и полицейские задавали однотипные глупые вопросы вперемешку с наводящими, и чтобы защитить брата, Ричарду ничего не оставалось, кроме как признать вину полностью.

Он проник в школу с организованной группой одноклассников для исполнения непонятных целей, после чего убил охранника и набросился на полицейских с ножом. Список вменяемых ему в вину преступлений довольно серьезен, однако к чести Бена и Дианы никто из них не сказал, что с ними были братья-близнецы, а не один Эрик Силиван.

Должно быть, они все поняли.

Самым невыносимым для мальчика оказались охи-ахи вперемешку с визгом от других учителей, явившихся в полицию, чтобы своими глазами увидеть малолетнего убийцу, но он не хотел слушать их глупых вздорных слов. Пусть болтают, что хотят, пусть заламывают руки, а ему важно не раскрыть себя взглядом, не выдать случайным гневным словом — поэтому смотреть Ричард старался наподобие загнанного звереныша, а также неизменно молчал.

Однако разговор, решающий его судьбу, просто нельзя было пропустить мимо ушей.

− Где его опекуны, неано Ричардсон?

− Мать живет в соседнем городе, отец мертв… там темная семейная история. Отчим лежал в психиатрической больнице и сейчас вернулся домой.

− А брат-близнец?

− С этим чисто. Обычный, нормальный из двойни. Мы уже проверяли.

Проверяли… значит, они наведывались в замок или вызывали Искандера? Думать было трудно, как Ричард ни старался, ведь любая теория может стать ошибочной, а спрашивать полицейских ни к чему. Он признал свою вину, с него довольно.

Шестнадцатый, семнадцатый и восемнадцатый дни месяца Зимнего Ветра, напичканные допросами и чужим лицемерием, прошли отвратительно. Но больше, чем об однообразных и бессмысленных разговорах мальчик думал о том, что все, живущие в старинном особняке Силиванов, умерли или сошли с ума. Это дом, наполненный древним злом от подвала до чердака, его прежние владельцы распространили множившуюся долгое время ненависть. Именно поэтому Эрик убил двух человек, дед Луис напал на внуков и их беременную мать, а Ивонет связала сыновей и держала их под прицелом ружья. Бедная бабушка Мей и вовсе умерла.

Как ни странно, последовали новые вопросы, по сути звучавшие иначе, но подразумевающие то же самое, что раньше. С какой целью Эрик Силиван вышел из дома? Что он собирался делать в школе? Почему с ним вместе пошли одноклассники? И, не выдержав давления, мальчик посоветовал спросить об этом у Бена и Дианы лично.

Видимо, ответ не понравился полицейским, потому что через пару дней, проведенных в одиночной камере, лже-Эрик отправился под конвоем в психиатрическую больницу. На освидетельствование — так сказал старый полицейский, но едва ли это могло кого-нибудь обрадовать.

Он не предполагал, что дело дойдет до подобной гнуси, но раз уж случилось, к этому придется приспособиться, чтобы выжить. Среди бело-зеленых стен психиатрической больницы Святой Вилмы царило отвратительно-убийственное спокойствие, сочащееся едкими запахами хлорки и медикаментов, а в приемной с ним долго не разговаривали и определили в детское отделение. Так полицейские передали мальчика под надзор санитаров, а наручники заменили бинты и веревки, которыми его привязали к кровати на сутки. Правила есть правила.

— Будешь хорошо себя вести — мы тебя быстро освободим, неано Эрик, — нежно пропела молодая медсестра, скорее всего неосведомленная о том, за что он сюда попал. Или еще не научившаяся ненавидеть детей, как другие взрослые.

Палата была просторной и двухместной, со сверкающими белизной стенами и потолком, а за ширмой стояла чья-то кровать. Ричард не хотел никого видеть, он был рад уже тому, что в камере и в больнице его не преследовали сущности и Двойники, а сейчас неплохо бы побыть в одиночестве и немного подумать. Но как только медсестра закрыла за собой дверь, из-за ширмы выглянула худенькая темноволосая девочка в серой пижаме.

— Привет, — звонким голосом сказала она.

— Привет, — Ричард с усилием выдавил из себя улыбку.

— Меня зовут Лили Борген, — сообщила девочка. — А ты?

— Эрик Силиван.

— За что ты здесь?

— У меня шизофрения, — солгал Силиван.

— И у меня! — кивнула Лили. — Я видела призраков и страшилищ, а когда папа узнал об этом, то отвез меня сюда. Сказал, что тут помогут с ними справиться. Ты знаешь о Двойниках?

По спине пробежал неприятный холодок, и только через пару минут, справившись с охватившим его страхом, мальчик решил, что приятельское общение с Лили станет полезным как ему, так и ей. Борген — фамилия аранийская, но за последние кватрионы многие из них переехали в Фиалам, да и на исторической родине осталось немало. Но почему она видит Двойников и прочую нечисть, если род совсем не древний и не относится к западникам?

Или относится?

Лили оказалась очень разговорчивой десятилетней девочкой, и к тому же любительницей истории — она рассказала ему, перелистывая толстенную «Историю Фиалама», что по женской линии род Боргенов идет от древней семьи Кэйн, казненной пару кватрионов назад. А Ричард лежал, смотрел на нее и искренне сочувствовал маленькой бедной девочке, невинной душе, у которой из развлечений была лишь одна книга.

Потом пришла медсестра и сделала каждому из них обязательные уколы, от которых невыносимо захотелось спать. Устало зевнув, Лили скрылась за белой ширмой. Прежде чем провалиться в кромешный мрак, Ричард посмотрел на потолок, и ему показалось, будто с него кто-то скалится.

Мучительные сутки казались ему вечностью — после пробуждения мальчик некоторое время соображал, где он находится, но, когда Лили вышла к нему, вспомнил все до последнего момента. И о том, что остался один, потому что хотел защитить брата.

— Какое сегодня число? — спросил он хриплым срывающимся голосом. Язык заплетался, голова кружилась при попытке поднять ее, и очень сильно хотелось пить.

— Двадцать первый день Зимнего Ветра. Ты долго спал.

— Я знаю.

— Дольше меня. Тебе вкололи что-то другое, — Лили помолчала и посмотрела на мальчика не по-детски серьезным взглядом. — Они боятся тебя, Эрик.

Значит, той медсестре все известно. Ну и ладно. Но когда в его голову проскользнула мысль о возможном побеге отсюда? Что бы он стал делать, окажись за пределами психиатрической больницы: побежал бы домой, где его почти не ждут или бросился бы к матери или просто, куда глаза глядят? Сердце заколотилось, словно бешеное — то ли от лекарства, то ли от пережитых волнений и тревог. И, лежа на опостылевшей кровати, Ричард лихорадочно размышлял о том, что неплохо было бы сбежать вместе с Лили из больницы. Затея глупая и заранее провальная, но попытаться-то стоит.

Вдвоем можно потихоньку спуститься на первый этаж и отключить сигнализацию. Охранника по идее тоже следует вырубить, но это не доходяга из школы, а сильный здоровяк — Ричард видел его.

− А я тебя не боюсь, − дополнила ответ Лили.

Оставалось только дождаться освобождения от пут, и вот, наконец, Ричард получил возможность вставать с койки и передвигаться по палате. Не такое уж и достижение, но в его ситуации вполне значимое.

Немного пообщавшись с девочкой, он понял, что все плохо и что помочь им некому.

Лили Борген жила с отцом и мачехой в Арании и раз в году они ездили сюда, считая фиаламский Эртвест своим вторым домом. Но когда она начала говорить отцу про Двойников и чудовищ, он, недолго думая, посадил дочь в машину и привез сюда, где Лили жила уже почти год.

− Я слежу за временем, − вздохнула она, вертя в дрожащих руках яркий кубик, − и чем дальше оно идет, тем сильнее мне кажется, что мой папа за мной не вернется.

− Понимаю тебя, − искренне сказал Ричард. — Но мы вдвоем можем сбежать отсюда.

Она ничего не сказала в ответ, лишь посмотрела на него со страхом и недоверием.

Прошло несколько долгих томительных недель, и каждый отвратительно-пустой день был похож на предыдущий. Разве что Ричарда регулярно водили к врачам и те задавали ему вопросы, заставляли проходить какие-то нудные тесты — но разве сделаешь тест с затуманенной лекарствами головой? Возможно, этого они и добивались, упрятав его сюда.

Третьей ночью Ричард не выпил таблетку, а зажал в кулаке и притворился, что проглотил ее. Лили же заранее улеглась в постель, притворившись спящей, и медсестра вслух решила «не трогать бедняжку». Это было им на руку. Двое заговорщиков выбрались из постелей, и Лили с улыбкой продемонстрировала ему запасной ключ, мастерски извлеченный из кармана халата медсестры.

− Я воровала у мачехи ключ от буфета, − прошептала девочка.

− Молодец. Но нам надо бы идти.

Они неспешно спускались по темной лестнице, вцепившись в перила и стараясь ступать почти неслышно, а потом Лили включила свет в приемной. Без этого не обойтись, жаль, что нельзя устроить побег днем, но финал не утешал: одинокие отчаявшиеся дети оказались перед железной мелкой решеткой, отделяющих их от внешнего мира и свободы.

У Ричарда пересохло во рту. Надо было добраться до сигнализации и деревянной ключницы по ту сторону узкого коридора, но там находился охранник. Тот самый, страшный. Его можно бы оглушить или усыпить, но у Ричарда нет с собой ни биты, ни таблеток.

Подумав, он разжал кулак и посмотрел на белый кружок в нем. Вышла небольшая ошибка — таблетка в нем все-таки осталась, но сломанная пополам. Так не пойдет.

− Мы сможем скормить это охраннику? — безнадежно спросил он, протягивая на ладони свою находку.

Лили покачала головой, в огромных карих глазах промелькнула тревога.

− Нет…

− Тогда отвлеки его, а я стяну ключи.

Лили не струсила и без лишних разговоров зашагала в нужную сторону, а Ричард преступно медлил. Он чувствовал странно знакомые пугающие звуки над головой, точно кто-то ползет по потолку, и до последнего боялся поднять глаза наверх. Шаг, второй, третий… Тошнота подступила к горлу скользким мерзким комом. Сердце снова сильно забилось от тревоги и набегающего ужаса, и все-таки перед ним стоял выбор: смотреть на потолок или идти к охраннику.

Неподалеку раздалось звонкое щебетание милой крошки Лили, к которой хорошо относился весь персонал, и которая сейчас заговаривала зубы охраннику, умоляя его дать ей стакан воды. Ричард сглотнул — он чувствовал жажду. И резко посмотрел наверх.

С серого потолка скалился старой челюстью Ирвин Силиван.

− Ихихихи! Здравствуй, мальчик… Ну а где же твой братец?

Ричард зажал рот обеими руками, чтобы не заорать от ужаса, и быстро пошел вперед.

− Ты не нужен Эрику Силивану, − хрипел и шипел мертвый старик, стремительно перебирая по потолку конечностями, будто паук. — Ты нужен только мне. Он или ты или вы оба все равно будете у меня!

Мчась к охраннику, Ричард уже не скрывался и не таился, а кровь стучала в висках, и позади остался гадкий злой смех давно умершего человека. Кажется, потом Лили отчаянно замахала тонкими руками, призывая его бежать назад, кажется, охранник отшвырнул девчонку в сторону и схватил его за плечи, кажется, мир померк, когда ползучий покойник ткнул в макушку Ричарда длинным сморщенным пальцем.

А может быть, и не казалось.

В первый день месяца Зимней Вьюги Эрик Силиван был признан вменяемым и виновным в убийстве школьного охранника, и приговорен к восьми годам заключения. Лишь два человека знали, кто из них истинный Эрик, но ни один из них не признался. Так было необходимо, чтобы сплелись близнецовые судьбы, уходя от злого рока, так Ричард спасся от чудовищ из страшного фамильного особняка Силиванов, а Эрик получил имя своего брата. Так две судьбы резко разошлись врозь.