Серебро и дым (гет)

Ратмиру снился отец. Они похоронили старого Пастыря неподалёку от Болотных Елей, в лесу, обозначив могилу курганом и парочкой валунов. Так в древности хоронили воинов, и Ратмиру оставалось лишь утешать себя тем, что Пастырю понравилась бы подобная дань уважения. Чем дальше на север пробиралась их стая в поисках тепла и еды, тем лучше он понимал человека, что его вырастил. Нет, он не жалел об убийстве, совершённом чужими руками — жалеть было нельзя, только дай этому чувству проникнуть в сердце, как оно тут же пустит корни, отравит ядом уныния и вины, что никогда не загладить. Ратмир по-прежнему считал творимое старым Пастырем и охотой неправильным, но наконец-то понимал, почему всё это могло произойти.

Люди боялись их даже в человеческом обличье. И дело было не в уродливых шрамах и помятой грязной одежде, а в той обречённости, что настигает тебя, когда смотришь в глаза человеку и отчётливо понимаешь, на какие именно ужасные вещи он способен. Они все были способны на самое худшее и прекрасно знали об этом. Такое не сотрёшь и не забудешь. Сколько бы они не пытались жить как люди, они уже не были людьми — и дело было вовсе не в мягкой шерсти и не в острых когтях, отрастающих каждое полнолуние.

Ратмиру снился курган и его стая, роящая лапами землю. «Вставай! Просыпайся! — слышалось ему в волчьем лае. — Старый Пастырь не допускал, чтобы мы голодали, чтобы на нас охотились, чтобы нам угрожали. Мы были сильны под его началом, нас боялись, о нас говорили лишь шёпотом. А теперь мы лишь кучка нищих бродяг! Вставай! Просыпайся!».

И он восставал, мёртвый, обглоданный червями, с запавшими глазницами, полный ярости и ненависти … «Вперёд! — кричал он дико, поднося охотничий рог ко рту. — Вперёд, на Лихоборы!». И всё тонуло — поля, деревянные избы, уютная целительская с запахом блинчиков и целебных зелий — но уже не в воде, а в огне.

Кто-то бесшумно скользнул в постель Ратмира, мягкими ладошками отгоняя кошмар. Сон переменился, и на этот раз в нём была Ксюша. Её пальцы, измазанные кислым соком кизила, скользили по его обнажённой спине и плечам, гладили отросшую щетину, легонько очерчивали губы… Ратмир резко проснулся, с сожалением отгоняя приятное наваждение, и грубо перехватил запястье Алисы.

— Что ты делаешь? — прошипел он. На Лисе была одна лишь тонкая хлопковая рубашка, острые голые коленки упирались под одеялом ему в бедро.

Она не ответила, только прижалась к нему сильнее. Тёплое дыхание обожгло ему шею.

— Нет, — громко и властно приказал Ратмир, несмотря на искушение. Юная, прекрасная, она могла бы помочь ему забыться хотя бы на эту ночь… Но что он мог бы дать ей взамен? — Прекрати сейчас же.

Алиса замерла, нижняя губа её задрожала мелко-мелко, как у ребёнка. Обиженно всхлипнув, Лиса пулей вскочила с кровати и выскочила за дверь, унеся с собой почему-то ещё и одеяло. Глубоко вздохнув, Ратмир обратился, ища спасение от холода в собственной шерсти. Но сон больше не шёл.

Вспоминая лицо мёртвого пастыря, Ратмир был этому даже рад.

* * *

Ксюше не спалось, и в поисках защиты от гложущего её чувства тревоги, она спустилась в комнату отдыха с тетрадкой подмышкой. Отрывочные записи о Громоновском, Владимире Марине, Аглае и Авроре, Ордене Серебряной Стрелы и Дикой охоте плясали перед глазами, упорно не желая складываться в единую логическую цепочку. История Софьи Всеволодовны никак не проливала свет на то, кто из Лихобор мог бы напасть на оборотней — о бойне в лесу помнила лишь сама целительница. Родственники Добрыни, её несостоявшегося жениха, уже давно лежали на стареньком кладбище, а живший когда-то в их доме домовой навсегда покинул эти края. Старую прялку, напевавшую порой о горящих кострах рябин, цветах белого шиповника и ягодах кизила и барбариса, Софья сожгла.

«Магические предметы имеют собственную память, отличную от человеческой», — пришли на ум Ксюше строчки из учебника по теоретической магии. Как травница, она практически не изучала артефактологию. Принципы работы всех этих «ведающих, что было, что есть и что будет» волшебных прялок, серебряных тарелочек, говорящих зеркал были ей непонятны, хотя она и не раз с восхищением рассматривала подобные вещи в музее Колдовстворца. Что она запомнила очень хорошо, так это то, что нет лучшего носителя информации, чем самая обычная книга. «Что написано пером, то не вырубишь топором», — говорили в народе. «Рукописи не горят», — утверждал один выдающийся волшебник, приобретший известность у немагов как писатель. Слова, перенесённые на бумагу, имели свою собственную магию, а волшебные книги бережно хранили всё то, о чём предпочитал забыть человеческий разум.

В библиотеке Лихобор было много книг.

Ксюша вновь обратилась к своим записям, относящимся на этот раз к Аглае и Авроре. Старая волчица сказала, что пророчество касается её и Ратмира. Было ли это то самое пророчество, что передала ей когда-то сестра?

Всех стихий ужасней огонь,

Но его успокоит вода.

Лишь волчонок, в ком знахарки кровь,

Похоронит стрелу навсегда.

О пророчествах Ксюша знала ещё меньше, чем о магических артефактах. Её соседка по комнате Варвара Ленская когда-то рассказывала, что, например, в Британии все пророчества, сделанные на её территории, хранятся в особом зале Отдела тайн в форме маленьких белых шаров. Однако в большинстве стран, в том числе и в России, по старинке использовались книги. Когда-то книги, фиксировавшие все произнесённые в округе или относящиеся к этим местам пророчества, были в каждом магическом поселении. Министерству магии пришлось проделать огромную работу, чтобы найти и систематизировать весь этот материал. Что-то не сохранилось — многие библиотеки, подобно той, что когда-то существовала в Серой дымке, сгорели. «Но ведь рукописи не горят, — подумала Ксюша. — И записанные в них пророчества… не могли просто исчезнуть бесследно».

Она плохо понимала, что к чему, обрывочные мысли витали в её голове, вспыхивая, словно блуждающие огни в клубах тумана.

«Наиболее обсуждаемой этической проблемой прорицаний является вопрос: должна ли пифия быть безучастным наблюдателем происходящих событий либо данное ей знание даёт право вмешиваться в ход исторического процесса….» - зрительная память услужливо нарисовала перед её внутренним взором мельком прочитанное эссе, что Варя когда-то оставила на своей кровати.

«В ХVII веке группа учёных, несогласных с политикой Дельфийской Академии Прорицаний, во главе с Элиасом Виллтом провозгласила доктрину «угрозы несбывшихся пророчеств». По мнению Виллта, задача прорицателей не только в том, чтобы предсказывать грядущие события, но и способствовать тому, чтобы эти предсказания воплощались в жизнь. Виллт отвергал популярную в то время идею о том, что пророчества являются предупреждением, нежелательным сценарием развития будущего. Наоборот — по его мнению, именно пророчества указывают на самый правильный и лучший для человечества в планетарном масштабе вариант будущего. Несбывшиеся пророчества ведут к так называемым «отложенным трагедиям». Так, человек может выжить вопреки предсказанию, сулившему ему смерть, но через сто лет пятьдесят людей, на жизнь которых он косвенно повлиял, соберутся вместе на тонущем корабле. Теория Виллта была подвергнута жёсткой критике в ХХ веке со стороны Урсулы де Винсенте, утверждавшей, что сам подход к возможным сценариям будущего как к «лучшим» и «худшим» ошибочен…».

— Меня сильно напрягает одна из пифий на пару курсов старше. Она — фанатка Виллта, — поведала зачем-то Ксюше Варя, заметив её интерес к эссе.

— Я мало что поняла из всего этого, — отмахнулась Вронская, так и не дочитав про основные тезисы теории де Винсенте.

— Может оно и к лучшему, — Варя пожала плечами.

Они с Ратмиром почему-то были уверены, что тот, кто объявил войну Дикой охоте, имеет личный мотив. Насилие порождает насилие. Вот только злу не нужны объективные причины. Людей убивают и во имя мести, и за пару золотых монет, и за мифические идеи, и даже от скуки ради удовольствия. Запутавшись в поисках того, кто имеет мотив, они упустили из виду того, кто имеет возможность, а именно, кто может быть в курсе истории древней вражды Ордена и Охоты, а также того, как именно эта вражда должна закончится…

Короткая стрелка на часах указывала на римскую цифру три. Край неполной луны словно бы был измазан багряным пятном крови. Ксюша быстро оделась, написала короткую записку Софье Всеволодовне, спрятала волшебную палочку в рукав и, погладив напоследок выскочившую ей под ноги из мрака Золушку, решительно вышла за дверь.

* * *

В полчетвёртого ночи в деревенской библиотеке всё ещё горел свет.

— Ты ведь ждала меня? — осведомилась Ксюша вместо приветствия. Диана подняла брови, запуская в рот крупную ягоду голубики.

— Ждала, — согласилась Уварова. — Это я, — добавила она просто в ответ на невысказанный вопрос. — Это я напугала стаю символами Ордена Серебряной стрелы. Я стреляла в волчонка и лису из арбалета. Мне нужно было, чтобы ты и Пастырь снова встретились и сблизились, чтобы узнали больше о Серой Дымке и о Софье Лебедевой, у которой ты живёшь. Всё это могло бы произойти и без моего участия, нужно было лишь немножко подтолкнуть события.

— Зачем? — спросила Ксюша, не отрывая взгляда от бледного лица молодой пифии. Серые глаза её оказались чуть-чуть мечтательными, но отнюдь не безумными.

— Чтобы сбылись пророчества Авроры, вот зачем! — Диана бережно положила ладонь на небольшую потрёпанную рукопись и улыбнулась краешком губ. — Она была выдающейся… Пифия и музыкант в одном лице. У неё есть песни и о Дикой охоте, и о серебряных стрелах, о смерти Волчьего Пастыря и даже о белокурой целительнице, что жарит по утрам блинчики и ласкает чёрную кошку. У неё есть песни о том, что было, что есть и что будет.

— И что же будет? — спросила Ксюша, стараясь игнорировать липкую ладонь страха, скользнувшую по её спине.

— Всё будет хорошо, — улыбнулась Диана. — Прямо как в сказках. Но не сразу.

— Отдай мне рукопись, — потребовала Ксюша. Уварова, по-видимому, действительно была фанатичной поклонницей Виллта, считавшей воплощение метафоричных песен Авроры в жизнь своим призванием, и доводы Ксюши о том, что даже благая цель не оправдывает средства, вряд ли бы помогли до неё достучаться.

— Бери, — Диана покачала головой. — Но, боюсь, твоё вмешательство уже ничего не изменит.

— Что ты имеешь в виду? — взгляд Ксюши скользнул по синим чернильным строчкам:

И не ищи, ты не найдёшь следов,

Что воин вереска оставил уходя…⁽¹⁾

— Они уже здесь, — Диана кротко улыбнулась, словно смиренная мадонна на религиозных картинах. — Орден. Найдя в библиотеке сборник песен Авроры, я начала искать материалы и о Дикой охоте, и об Ордене. Ты знаешь, что все библиотеки мира связаны между собой Б-пространством? Будучи здесь, в Лихоборах, я могу извлечь из этого пространства книги, хранящиеся в Москве, Санкт-Петербурге, Ватикане, Нью-Йорке, Дублине... Особо умелые маги-библиотекари могут извлекать уже уничтоженные книги, например, из сгоревшей Александрийской библиотеки… хотя это опасно. Не так опасно, как ненаписанные книги…

Она говорила это с таким искренним восторгом и удовольствием, что на пару мгновений Ксюше захотелось забыть обо всём и просто слушать, открыв рот, обо всех тех тайнах, что прячутся за библиотечными стеллажами.

— Это было сложно, но я нашла дневник одного из учредителей Ордена Серебряной стрелы. Он появился ещё при Екатерине Второй. Старые русские маги не очень жаловали немку, предпочитая тщательно скрывать свои способности и тайны от глаз её величества, а вот молодёжь, мечтавшая попасть ко двору, ей благоволила… В тысяча семьсот семьдесят четвёртом году по России прокатилась волна нападений оборотней на людей. Под предлогом заботы о народе и борьбы с волками Екатерина негласно оказала покровительство группе молодых волшебников, провозгласивших себя охотниками. Сейчас уже мало осталось от того самого первоначального Ордена, хотя, как мне кажется, многие до сих пор не прочь поучаствовать в политических интригах… Сохранилась главная цель — очистить мир от оборотней. Сохранился символ, по которому члены Ордена узнавали друг друга и который нагонял страх на волков. Сохранился ритуал призыва охотников в волчью берлогу.

— И ты их призвала… — прошептала Ксюша, побледнев. — Ты натравила их на стаю Ратмира… Кощеевы яйца, они даже слушать его не будут, просто убьют…

— А стая Ратмира убьёт кого-то из них, — торжествующе сказала Диана. — Это всё предрешено, понимаешь? Это ещё один шаг для установления, в конце концов, мира…После череды кровавых стычек должен родиться тот, кто положит вражде между людьми и оборотнями конец…

Ксюша не понимала, как ещё одна бойня может положить конец затянувшейся на несколько веков войне, и понимать не хотела. Светлое будущее, высшее благо, великие цели — разве бесконечные дороги к ним не шли через сожжённые дома, реки крови и горы трупов?

Прижав к груди рукопись Авроры, она ринулась из библиотеки прочь. Прочь из Лихобор, через лес, к Серой Дымке, где были те, кого ещё можно было спасти. Диана что-то кричала ей вслед, но ноги сами несли Ксюшу вперёд. В памяти всплыл рассказ Софьи Всеволодовны и слова Егора, ещё тогда не ставшего Волчьим Пастырем: «Как бы ни повернулось колесо истории, миру всегда пригодятся люди, умеющие чинить, а не разрушать».

— К чёрту пророчества, — пробубнила она себе под нос. — К чёрту судьбы мира. К чёрту всё.

Небо за лесом озарилось багряным цветом, и Ксюша поняла, что опоздала.

1) Строчки позаимствованы из песни "Воин вереска" группы Мельница

Вернуться к тексту