Золушкино лето (гет)

Это утро началось точно так же, как и все предыдущие, словно в её жизни наступил нескончаемый день бурундука — вновь словесные раскаты грома на весь дом вместо пожелания доброго утра. И вновь в шесть часов утра дома не было уже ни старого графа, ни отчима... Елена начала понимать, что родственники старались сбежать из этого ада еще до того, как маман проснется, а приходили домой лишь только после того, как маман засыпала. И их можно было прекрасно понять, потому что ни один нормальный человек долгого присутствия маман рядом с собой выдержать не мог…

К несчастью для Елены, маман совершенно искренне считала, что просто обязана приучить дочь вести хозяйство именно так, как она сама ведёт его, потому что полагала, что только этот метод управления домашними делами правилен и непреложен. Попутно она не забывала внушать ей, что рано или поздно Елена выйдет замуж, непременно за состоятельного человека, и что в таком случае вести хозяйство ей не потребуется — для этого любящий супруг наймет экономку, домработницу, кухарку и так далее... Не захочет же он, чтобы его обожаемая супруга сама крутилась на кухне, портя работой белые ручки?!

Вечерами уставшая от бесконечных поучений Елена с друзьями сидели в беседке, выбирались на набережную или в новый парк — в общем, дни проходили один за другим, повторяясь словно под копирку...

Вольдемар и Митрий пели под гитару, Тина была сама доброта и душка... Иногда эту компанию посещали Ветер и Константин, и тогда вся их компания вела милые задушевные беседы.

И каждый вечер, засыпая в своей постели, Елена была счастлива, что ее окружают именно такие люди — добрые, умные, спокойные...

Это утро начиналось так же, как и предыдущие — так же, под гром голоса маман, был подъем, так же мылись полы... вернее, выливалось ведро воды, которая размазывалась до тех пор, пока не впитывалась в дерево, стиралось и развешивалось белье...

И вот надо же было такому случиться, что именно во время развешивания белья — "священного" действия для маман, в беседке появились Вольдемар с гитарой под мышкой, Митрий и Тина.

Сказать что маман была взбешена — это значило ничего не сказать, но выгнать компанию со двора она не посмела, а только грубым голосом оповестила на весь двор:

— Елену не отпущу до тех пор, пока она все дела мне не поможет переделать! Это у вас, белоручек, служанок полный дом, а мне помогать некому, ясно?

Неизвестно, чего маман хотела добиться этими словами. Может, думала унизить и оскорбить: мол, вот какая я хлопотливая — аки пчёлка небесная, а все прочие только и делают, что лежат пузьями кверху и в потолок поплёвывают, но нужного эффекта не вышло, потому что Тина лишь ухмыльнулась и ответила:

— Можете и не торопиться, мы подождем.

Однако настроение маман было испорчено, ибо она совсем не хотела, чтобы во время обучения тому, как надо правильно вещать белье, были незваные зрители, и поэтому, повесив два полотенца под пристальным и немного насмешливым взглядом Тины, она зашипела на Елену:

— Иди, кулёма, переодевайся да уводи поскорее своих друзей в парк — прочь с глаз моих! Нечего им тут меня взглядами сверлить!

Как маман ни старалась говорить это тише, Тина всё же прекрасно расслышала то, что она говорила, и задорно рассмеялась, очень довольная своей выходкой.

Елена торопливо переоделась в легкое белое хлопчатобумажное платье, которое было ей почти до самых щиколоток, а сверху, на плечах, держалось на широких бретельках, которые плавно переходили в воланы, прикрывавшие предплечья. Декольте платья было средним — не совсем глубоким, но и не сказать, чтобы маленьким.

Торопливо выйдя из тёмного и душного дома и подойдя к друзьям, она предложила им пойти в парк, но Тина неожиданно бурно отреагировала на это предложение:

— А мы не собираемся никуда идти... Нам и здесь хорошо... правда?

Елена растерялась: спорить с Тиной ей совсем не хотелось, но и ослушаться приказа маман она боялась, так что она просто замерла, не зная, что и делать. Митрий перехватил её растерянный взгляд и, сложив два и два, а именно — противостояние Тины и маман, неожиданно предложил:

— А действительно, чего это мы здесь постоянно сидим? Так и всё лето просидеть можно! Вот что, друзья мои, пошли-ка в парк. Там, говорят, установили новые аттракционы — "лодочки" и "детки в клетке"... Чего здесь киснуть?!

— Фу-у, не люблю эти лодочки... — капризно протянула Тина, но Вольдемар горячо поддержал Митрия:

— Действительно сидим здесь, словно канарейки в золотой клетке, надоело! Не хочешь с нами идти, так оставайся здесь!

С этими словами он встал со скамейки, галантно подставил Елене руку, изящно согнутую в локте, та приняла предложение и, подхватив Вольдемара под локоть и не обращая внимания на вытянувшуюся физиономию Тины, парочка неторопливо двинулась к выходу.

Тина была взбешена его поступком, однако больше всего ее злила мысль о том, что весь мир стал крутиться вокруг Елены, едва та только приехала: Елена хочет в парк — значит, все идут в парк. Елену маман не отпускает со двора — значит, все сидят и развлекают эту рыжую деревенщину! Да Вольдемар рядом с ней становится совсем другим — слишком деликатным, слишком обходительным... Того и гляди, ещё чуть-чуть — и влюбится по уши!

Из этих не слишком весёлых, а даже злых размышлений ее вывел голос Митрия, который тоже галантно подал руку, приглашая быть его спутницей.

Так они и прошли весь путь до парка — впереди Вольдемар с Еленой, а позади, шагах в десяти, хмурая Тина и Митрий.

Елена, даже и не подозревая, какие мрачные и недобрые мысли сейчас терзают её подругу, как ни в чём не бывало о чем-то оживленно и восторженно рассказывала, оживлённо при этом жестикулируя.

Тина же шла мрачнее тучи. Никакого желания развлекаться рядом с Еленой у неё не было, и она раздумывала, под каким же уважительным предлогом можно было бы покинуть их компанию так, чтобы никто и не заподозрил, что она отчаянно злится и... ревнует!

Митрий шел позади и исподтишка любовался Еленой, размышляя, что бы такого придумать, чтобы занять место Вольдемара. И почему идея предложить ей свою руку не пришла ему в голову так поздно, думал он... Сейчас шли бы рядышком, и Елена смотрела бы вот так же, радостно и доверчиво, на него, Митрия, весело о чем-то рассказывала, смеялась...

А Вольдемар же в этот момент думал о том, как бы ему не влюбиться в Елену... и чтобы она, не дай бог, не расценила его жест как некое особое к ней отношение! А Елена... Елена же не думала ни о чем, а просто испытывала бесконечное чувство по-детски чистой радости от того, что Тина и Вольдемар с ней рядом, ведь она так по ним скучала!

Митрий отвел друзей в самую дальнюю часть парка, где кроны деревьев практически не пропускали солнечный свет, отчего казалось, что лес словно заволокло серой дымкой, которая погружала душу в тоску и холод. От одного этого зрелища Елене стало как-то не по себе..

— Как здесь зябко... Зачем ты нас сюда привел? — тоненько, словно маленький испуганный ребенок, спросила она.

— Здесь и находится аттракцион "Детки в клетке"! — весело откликнулся Митрий, размашисто поправив пышную челку, зачесанную направо и блеснув синими, как ясное небо, глазами. Сегодня он был одет в просторную, словно с чужого плеча, белую рубашку с манжетами-воланами, в черные классические брюки и кожаные туфли, начищенные до такого блеска, что в них отражалась листва деревьев.

Елена невольно залюбовалась им. Ей очень импонировал его характер, завораживали его неторопливые и в то же время уверенные движения... Вот он вроде бы просто взял и поправил челку... Но как он это сделал — Элегантно и грациозно, словно принц из сказки! А эта белоснежная рубашка, расстегнутая у ворота на три пуговицы, словно борющаяся со всеми запретами скромности... Да, надо признать, что было в нём нечто неотразимо притягательное, отчего хотелось смотреть и смотреть, не отводя взгляда...

Компания прошла ещё немного и остановилась... Перед ними возвышалось странное сооружение, состоявшее из спаянных между собой металлических труб, к которым крепилась железная каркасная кабина. Стены кабины были обтянуты железными прутьями, хитро переплетенных между собой так, что они складывались в узор в виде ромбов. Сооружение создавало странное впечатление того, что аттракцион одновременно был и громоздко тяжелым, но в то же время воздушно-легким... Такую конструкцию Елена видела в первый раз, и с одной стороны ей было страшновато от одной только мысли о том, что Митрий сейчас предложит прокатиться на этом невиданном ею доселе чуде, а с другой — она очень боялась предстать перед Тиной дикой простушкой и поэтому твёрдо решила не показывать своего страха перед той, кого упорно продолжала считать подругой, хотя... обоюдная ли у них дружба? Поняв, что она колеблется, Тина не преминула ехидно уколоть девушку и со смешком произнесла:

— Митя, ну ты и нашёл, куда привести нас! Не видишь разве, что Елена жутко трусит? Вон, вся аж гусиными мурашками покрылась! Её бы надо отвести на аттракцион "Маленькие пони", вот там ей самое место — и забавно, и не страшно!

Обида в душе Елены мгновенно взяла верх над страхом, и она, гордо вскинув голову, парировала:

— И ничего я не боюсь! Митя, показывай, как этой клеткой пользоваться?

— Ну, тут особо ничего мудреного нет... Те же самые лодочки, на которых мы не раз катались, всего-то и нужно, что присесть и встать, присесть и встать... А потом, когда клетка наберет скорость, она уже сама перевернется на триста шестьдесят градусов.

— Ну, видишь, ничего особо сложного нет — те же лодочки, что ты и любишь, только немного другие! — поддразнивала Елену Тина, но та её уже и не слушала, а с помощью заботливо подавшего руку Митрия уже входила в клетку, в которой оказались поручни, которые шли от пола до потолка и за которые, как объяснил Митрий, надобно крепко держаться.

— И основной упор нужно делать на ноги, то есть стоять как вкопанная, — с улыбкой заглядывая в глаза Елене, произнес Митрий.

От тёплого взгляда его синих глаз Елене стало почему-то неловко, и она торопливо отвернулась, не в силах более выдержать их небесную синеву. Ей казалось, что еще секунда — и из ее глаз польются слезы, как это бывает, когда смотришь на солнце...

Сначала они расположились к клетке так: Вольдемар и Тина, Митрий и Елена, но Митрий быстро понял, что, как бы ему ни приятно было соприкасаться с телом Елены хоть и на мимолетное мгновенье, однако он пропустит все ее впечатления от этого аттракциона, а этого ему совершенно не хотелось.

— Нет, так дело не пойдет... Тина, ты иди ко мне, а Елена пусть встанет в пару с Вольдемаром.

— Это ещё почему? Мне не хочется... — попыталась возразить Тина, скорчив недовольную мину, но Митрий стоял на своём:

— Елене будет спокойнее с Вольдемаром, она ему больше доверяет, чем мне. Мы же не хотим, чтоб ей стало плохо сразу же после первого круга?

Тине пришлось скрепя сердце согласиться, потому что она живо представила, как будет возмущаться и злиться на нее маман Елены, когда узнает, что её дочурке было дурно и что она, пардон, испортила недавно купленное в весьма дорогом магазине платье... Да никакая ревность не стоила того выноса мозгов, которое её, Тину, ожидает! И, подчинившись, она поменялась с Еленой местами.

Так как клетка была тесная, молодым людям пришлось встать позади своих спутниц, как бы прикрывая и одновременно обнимая их со спины. После того, как все были готовы, смотритель аттракциона закрыл клетку на ключ, отошёл в сторону и молодые люди начали по очереди приседать — сначала приседали Тина и Митрий, потом Вольдемар и Елена. Поначалу всё происходящее напоминало катание на лодочке: было весело, и Елена, взвизгивая, смеялась от восторга, но когда клетка набрала скорость и поднялась на высоту перекладины, на которой держалась, Митрий крикнул:

— Граф, держи Елену покрепче! Елена, а ты упирайся ногами и держись со всей силы руками... И смотри на меня, только прямо в глаза!

Елена лишь успела почувствовать, как Вольдемар обхватил ее талию одной рукой, крепко ухватилась руками за поручни и тут клетка с огромной скоростью сделала кувырок и устремилась вниз.

Душа Елены ушла в пятки, и если бы не сильные объятья Вольдемара, она возможно бы потеряла сознание, но Митрий, не давая ей опомниться, уже кричал:

— Не останавливаемся, продолжаем приседать! И раз, и два, и три! Елена, держись!

И клетка еще раз сделала оборот на триста шестьдесят градусов.

— И раз! И два! И три! — командовал Митрий.

Каждый раз, при обороте клетки вокруг своей оси, Елена смотрела на Митрия, синие глаза которого сияли подобно бездонным озёрам и казалось, что ещё немного — и она в них утонет... Рубашка развевалась на ветру, русые волосы растрепались...

Каждый раз, когда клетка взмывала вверх, Елена смеялась словно сумасшедшая, а когда опускалась — испуганно пищала, оглушая всех вокруг.

Первой такого напряжения не выдержала Тина, ведь ее так морально не поддерживали, как Елену. И уж тем более никто не обнимал крепко за талию. Не выдержав, она, словно обезумев, стала рваться из клетки, крича:

— Выпустите меня, хватит! Я больше не могу!

Смотритель аттракциона тут же подбежал к клетке, нажал на какой-то рычаг, и клетка стала потихоньку сбавлять обороты... Вот она уже не взлетала выше опор, к которым была прикреплена, а стала спокойно раскачиваться, подобно обычным качелям-лодочкам — туда-сюда, туда-сюда...

Елена быстро приходила в себя, и вот ей уже казалось, что не так уж все было и страшно, а даже жаль, что так мало покатались. Когда, наконец, клетка совсем остановилась, она вышла из неё, опираясь на руку Митрия — раскрасневшаяся и разгоряченная.

— Ух, вот это да! Я никогда ещё не испытывала подобного ощущения — и восторг, и страх одновременно! — пылая разрумянившимися щеками, восторгалась Елена, все еще не отпуская руку Митрия, словно боясь упасть. А Митрий и не отдергивал свою руку, желая, чтоб это мгновение длилось как можно дольше.

Практически зеленая, Тина ещё больше обозлилась, так как ей совсем было не до щенячьих восторгов Елены. У неё и без того окончательно было испорчено настроение, а тут еще и перепады давления от невыносимого аттракциона, довольная до невозможности Елена... и Вольдемар, который обнимал ту за талию. Бесило абсолютно все!

Вольдемар же тоже вышел из клетки каким-то подавленным. Конечно, счастливый смех Елены на какое-то время заразил его своей искренностью, и он даже смеялся вместе с ней. Но в то же время он видел полный любви взгляд Митрия, когда тот исподтишка посматривал на Елену... А заодно и взгляд Тины, полной ненависти. Всё это было так сложно и так не вовремя, что Вольдемар даже не знал, как ему теперь быть и как ко всему относиться?

Да, дружба между ним и Тиной началась ещё в детстве, как, впрочем, и с Митрием. И с Еленой тоже. Отчего же в нем теперь боролись ревность и странное спокойствие?

Немного отдохнув и посовещавшись, компания решила, что аттракционов на сегодня предостаточно и пора бы вернуться в графские владения.

Вольдемар хозяйским движением поправил на плече Елены бретельку, отчего по-прежнему зеленоватое личико Тины искривилось так, словно она куснула лимон.

Домой все шли какие-то отстранённые друг от друга... Вольдемар сдерживал своё недовольство другом, а Митрий не решался взять все в свои руки, видя, как Вольдемар реагирует на его попытки приблизиться к Елене.

Позади брела обозлённая на вся и всех Тина, размышляющая, что же ей сделать такого, чтобы Вольдемар наконец переключил своё внимание только на нее одну, позабыв про Елену... И тут ее взгляд упал на Митрия! О, так вот ведь он, желанный выход из абсолютно невыносимой ситуации — прямо перед носом! Митрий! Надо сделать так, чтобы Елена по уши влюбилась в Митрия! Тогда она перестанет цепляться за Вольдемара и... И все будут спокойны и счастливы. Во всяком случае, она сама точно!

"Митрий-то, в принципе, как я посмотрю, совсем и не против отношений с Еленой. Вон, как на нее смотрит! Но он такой нерешительный, а до этой наивной дурочки никак не дойдёт, что она ему нравится! Их надо просто подтолкнуть друг к другу! Но вот как же это сделать? Просто поговорить с Митрием, сказать напрямик: "Будь смелее! Ведь только смелым покоряются моря!"? Это неплохой вариант, но вот что будет с Вольдемаром? Вдруг он взбунтуется, станет отговаривать Елену от необдуманного увлечения? Возможно, что так оно и будет. Нет, надо всё придумать так, чтобы он сам, своими руками, подтолкнул Елену к Митрию. Надо обставить так, чтобы он сам ее отдал другу — так сказать, благословил бы этот союз! А эта провинциальная дурочка поверит всему, что скажет Вольдемар, ведь по-другому быть и не может! Она так безоговорочно доверяет ему, что иногда кажется: протяни Вольдемар ей чашку с ядом — проглотит без лишних слов и сомнений!

Тина мысленно усмехнулась, найдя решение мучившей её проблемы. Осталось только обдумать, как сделать так, чтобы планы обрели реальность...

Елена оглянулась и, перехватив недобрый взгляд жгучих карих глаз Тины, зябко передёрнула плечами, так ей стало не по себе. Что это с Тиной творится, подумала она, почему её подруга смотрит с такой нескрываемой ненавистью? Она тихонечко, на ушко, спросила об этом Вольдемара, и тот, на краткий миг обернувшись, так же тихо ответил:

— Она ревнует меня к тебе.

— Ревнует? — глаза Елены недоумевающе расширились, так она была удивлена этими словами. — Как можно ревновать? Ведь мы все просто друзья, не так ли? Или между вами есть романтические отношения, а я об этом не знаю? О боже! Какая я глупая! Она ведь тебя любит! И я даже этого не заметила! Я не поняла! Я так была поглощена своими ощущениями, счастьем от встречи с вами, что ничего не замечала! А ведь Тина и правда очень сильно реагирует, когда я рядом с тобой! О боже, конечно, это ревность!

— Да, это ревность, милая Елена! Но не от того, что между нами романтические отношения, а от того, что я свое внимание дарю не только ей, но и тебе! Тина привыкла быть единственной девушкой в моем окружении, вот она и ревнует. А что до романтики, то совершенно уверен, что как мужчина я не интересую Тину.

— Бог мой, да как же тогда она может тебя ревновать? Ведь я скоро уеду! У меня остался всего один месяц для общения с вами, и я не уверена, что на следующее лето приеду вновь! Мне просто непонятно, как можно ревновать меня к тому, к кому я отношусь лишь как к другу! Как к брату! Как к лучшему человеку на свете! Да, вот так я отношусь к тебе! Я не хочу даже думать о том, что когда ты влюбишься в какую-нибудь девушку и женишься на ней, то перестанешь быть мне другом! Перестанешь со мной общаться!

— Ну, у тебя и фантазия! Ты так далеко смотришь? — начал было Вольдемар, удивившись словам Елены.

— Нет, подожди! Раз мы начали об этом говорить, то выслушай меня, пожалуйста! Ты для меня самый лучший друг! Мой мышонок! И любую девушку, что окажется рядом с тобой, я приму с удовольствием! Я не буду ревновать, даже если это будет Тина! Да что я говорю! Я стану невероятно счастлива, если два моих лучших друга будут вместе! Это так обидно, что она ревнует тебя ко мне... Я непременно должна с ней поговорить! — и Елена сделала было шаг к Тине, но Вольдемар схватил её за руку:

— Стой, я сам с ней поговорю! Потом! Один на один!

Елена послушалась, уже начиная понимать, что для такой сложной беседы ей не найти сразу нужных слов, а испортить всё ещё больше можно очень легко. И к тому же она безоговорочно верила Вольдемару. Верила, что он сможет всё исправить.

Остаток вечера они провели в саду старого графа. Вольдемар и Митрий играли на гитаре и пели романсы. Елена сидела, крепко обняв Тину, отчего последней казалось, что та пиявкой присосалась к ней. Однако она терпела — ради Вольдемара, ведь часом ранее, взяв под локоток, тот прошептал Тине на ухо:

— Будь самой добротой по отношению к Елене, ради меня! — и так холодно и зло посмотрел в глаза Тине, что ту пробрала дрожь...

Потому-то весь вечер она и была так слащаво мила и снисходительна, только поэтому и терпела "телячьи нежности" Елены.

Разошлись друзья глубоко за полночь. Вольдемар галантно предложил Тине отвезти ее домой, на что та тоже очень вежливо и чопорно согласилась.

Митрию же надо было только пролезть сквозь кусты жасмина, и готово — он уже в своем имении.

Елена осталась совершенно одна в беседке, наслаждаясь прохладным ветерком летнего вечера... Вот где-то неподалеку застрекотал кузнечик... Бархатно-синее небо было прозрачным, а звезды светили так ярко и были так близко, что казалось — протяни только руку, и дотронешься до их колючего сияния.

Хоть и было совсем поздно, а Елена порядком озябла, ей совсем не хотелось идти домой. Что ждало её завтра? Опять ругань? Опять многочисленные оскорбления и нравоучения? Или, что того хуже, маман опять ее изобьет?

Радовало лишь, что рядом были Вольдемар и Тина. И только ради них она оставалась в этом городе, терпя издевательства маман! А еще Митрий…..

Эти мысли прервала тень, отделившаяся от дома и направляющаяся в беседку.

Это был отчим. Он молча сел рядом с дочерью, молча накинул на ее плечи свой теплый кардиган и так же молча протянул пирожок. Согревшись, Елена мигом вспомнила, что она с утра ничего не ела, и вмиг пробудившееся чувство голода жестоко скрутило её внутренности.

Отчим сидел молча, словно понимая, что не нужно разрушать волшебство вечера и только когда Елена доела пирожок, встал и протянул ей руку:

— Ты не можешь прятаться от маман в палисаднике все время. Все же спать надо в постели! Пошли, доча, домой!

Елена поняла, что отец тоже был несчастен в этом доме. И ее подозрение о том что он уходит очень рано и приходит очень поздно только потому, чтобы только не встречаться с маман, подтвердились.

"Но я-то потом уеду в свою тихую гавань, а ему придётся здесь остаться и жить! Как он это все терпит?"

Вслух же она спросила:

— Почему ты от нее не уйдешь?

Отец обнял дочь за плечи, прижав к себе:

— И бросить тебя наедине с ней? Она же на тебе тогда всю злость выместит!

Засыпала Елена тяжело. В голову назойливо лезли мысли о том, что сказал Вольдемар о Тине и о том, как сильно поменялось поведение Тины после того, как с ней тет-а-тет поговорил Вольдемар. И о тяжелых отношениях отчима и маман, которые убивали друг в друге последние крупицы любви и нежности, она тоже думала. И о Митрии… О синеве его глаз, об обворожительно бархатном голосе…

О боже, прочь! Гнать его образ из головы и сердца! Только не в него! В него точно нельзя влюбляться! Маман будет против! Она никогда не разрешит такого брака!

И, снедаемая этими тревожными мыслями, Елена заснула.