Один штрих (гет)

Позади — километры оборванных струн,

Впереди — миражи неопознанных лун.

— Чиж и Co

— Лили, я отказываюсь туда ехать!

— Мы отказываемся! — Гарри стоял в гостиной в точности как отец — уперев руки в бок и буквально прожигая маму глазами.

Лето в Годриковой впадине в этом году выдалось достаточно прохладным, и Гарри половину лета писал своему лучшему другу Рону о том, что к нему на каникулы ну никак нельзя, близость гор развевает вокруг прохладу, и он гостеприимно готов приехать к семейству Уизли. Конечно, Гарри немного приврал — родители совсем не были против того, чтобы к нему кто-то приехал в гости.

Рон сперва сочувственно отвечал другу, придумывая самые разные отговорки и события, по которым Гарри никак не мог приехать к ним в гости, но потом письма от него приходить перестали.

Гарри писал и Гермионе, предлагая ей прогуляться хотя бы в магловском мире, но от девочки тоже не было ответа. От Невилла же, словно по закону подлости, была тоже одна тишина — родители рассказали ему, что Лонгоботтомы всей семьёй отправились к бабушке Невилла, и что туда лучше любому здравомыслящему не соваться.

Мальчик скрывал ото всех, так ему было тоскливо от того, что друзья его игнорируют. Он долгие часы летом гулял по Годриковой впадине в сопровождении Букли, залезал на яблони и пробовал магловские развлечения — велосипеды, ролики, самокаты. Юный Поттер пробовал подружиться с магловскими детьми, но их было в деревушке немного, и все сильно младше него.

Мама поняла, что Гарри чувствует себя одиноким, когда увидела после работы картину, как её сын качался на качелях вместе с пятилетней Бетти Фламель, дочерью их магловских соседей, и вёл, в основном, сплошной монолог.

Опросив сына, Лили и узнала о том, что Гарри даже не получил поздравления от друзей, и что все причины тогда, по каким они не смогут приехать к нему, он выдумал. Джеймсу показалось это очень странным, и он предложил поговорить с Артуром Уизли — он сталкивался с ним на работе, но Гарри отказался, сказав, что это только их дело.

В это же время случилось кое-что менее ужасное, но всё же страшное — Петунья Дурсль, сестра мамы, пригласила её после стольких лет на ужин. Гарри мало знал о ней, но за эти несколько дней перепалок между родителями — он будто узнал всё что можно и нельзя.

Папа был категорически против ехать к ним. Он не понимал, для чего вообще объявилась неожиданно семья Дурсль и что здесь точно что-то не так. Джеймс со всей своей страстью наговаривал на Вернона — мужа Петуньи. Он говорил, что дядя Вернон жалкий, трусливый и до невозможности самовлюблённый человек. Оказывается, при их единственной встрече Вернон пытался хвастаться бизнесом своего отца, машиной и деньгами, при этом выказывая хамское отношение к женщинам, и когда узнал о том, что Джеймс в магическом мире страшно богат, то открыто переобулся, говоря уже о том, что деньги и всё материальное — пустой звук, и у каждого фокусника они есть.

Мама же вступала на защиту семьи Дурсль. Она говорила о том, как важно сохранять благоприятные взаимоотношения между друг другом, тем более что Гарри и их сын Дадли — ровесники и братья, хоть и двоюродные. Также мама утверждала, что несмотря на некоторое занудство и ограниченность во взглядах Вернона, она хотела бы увидеться со своей сестрой.

— Ты обещал мне, Джеймс! После той нашей встречи — ты помнишь, что сказал тогда?

— Я обещал с ними помириться.

— И что же? Сколько лет уже прошло? Пойми, Петунья второй раз в жизни позвала меня к себе, пойми же меня, как это важно!

— Так, Гарри, — папа обернулся к сыну, который продолжал стоять рядом и копировать отца. — Иди прогуляйся в саду или к себе в комнату.

— Но, пап…

— Живо!

Гарри, бормоча что-то, вышел в сад и специально оставил небольшую щёлочку. Едва услышав, что родители продолжили разговор, Гарри тихо прижался к стене их дома на заднем дворе, прямо около это щёлочки, вслушиваясь в их разговор.

-… а для меня это важно, и прекрати так мне говорить! Я думала, что потеряла её навсегда, а тут выпадает шанс поговорить наконец с ней и помириться. Родители всегда мечтали, чтобы мы с ней были рядом.

— Я туда идти отказываюсь, а Гарри к ним не хочу подпускать и на метр. Не хочу, чтобы наш сын разочаровался в маглах, дорогая!

— Она пригласила нас, Джеймс Поттер! Нас! Не смей меня бросать в такой момент.

— Ты просто боишься, что Петунья пустит слухи о разводе или неблагополучной семье? Она их в любом случае пустит, придёшь ты одна или с нами. Так что прошу, избавь нашу семью от этого.

— Джеймс, тебе так сложно сделать что-то ради меня?

— Мне никогда не было сложно делать что-то для тебя, Лили.

— В чём же тогда дело?

— Они омерзительны и пагубно влияют на тебя, ты после одного упоминания о сестре сидишь, словно рядом с нами летает дементор, и я хочу избавить тебя от этого. Поверь мне, Лили, она явно зовёт нас не для простого примирения.

— Ты избавишь меня от этого, если я наконец с ней найду общий язык.

— Ты иногда слишком наивна.

— А ты иногда слишком твердолоб!

— Лили, пойми же, она тебя никогда не любила, и ты это не исправишь! Надо просто это принять.

Гарри почувствовал, как внутри него что-то больно кольнуло от этих слов. Вокруг был слышен лишь ветер, ласково уносящий листья с их двора, и все остальные звуки словно отключились. Гарри осторожно высунулся, заглядывая в щёлку, боясь, что папа просто заметил его и наложил заглушающие чары.

Но увидел он другое — мама и папа стояли посреди гостиной и просто обнимались. Лили была примерно на одну голову ниже Джеймса, поэтому её почти не было видно за ним. Гарри заметил, как губы папы шевелятся, он что-то тихо говорил и словно укачивал Лили, целуя её в макушку

…

— И значит являемся мы туда в Литтл… как его там…эх, не помню! Там столько одинаковых домов, машин и лужаек, что невозможно вычленить хоть что-то запоминающееся. Ну и вижу я эту огромную махину, настоящего бегемота в человеческом обличии — Вернона Дурсля, мужа сестры Лили. Весь такой в лучшем костюме в клетку, с красным лицом и усами. Кстати, почти как у тебя, Бродяга.

Сегодня в «Полной Луне» было немного народу, и вокруг витала атмосфера благоприятного спокойствия. Кто-то тихо беседовал в компании, кто-то наслаждался креслом-качалкой около камина, несмотря на жаркую погоду, кто-то наслаждался напитком, читая утреннюю газету. Но всех объединяло одно — двигались они все в одном ритме, никуда не торопясь в этот прекрасный летний день. Казалось, что даже мрачный интерьер вокруг будто стал сегодня немного светлее, а люди вокруг — улыбчивее.

Джеймс прибыл к Сириусу на следующий день после визита к семейству Дурсль. Они всё равно собирались увидеться и поехать вместе на починку байка Блэка, но всё резко отложилось из-за настроя Поттера.

Сириус по его гневной походке сразу понял, что починка отменяется, и теперь они оба сидели в углу бара, вдали от всех остальных. Блэк, облачившись в магловскую надежду, опирался на свою руку, поставленную на стол, и смотрел на Джеймса со смесью усталости и скрытого ехидства.

— Я тебе клянусь, Бродяга, в жизни не встречал настолько огромных людей. И ты бы его слышал. Он половину вечера молчал, а остальную половину говорил о своём бизнесе и машинах. А потом спросил, какая модель у меня. Ну я и говорю — метла! А тот весь побледнел, и лицо своё та-ак сморщил и ухмыльнулся. Вот какого ответа он от меня ожидал?

— Это он тебе припоминает вашу первую встречу. Это же с ним ты почти подрался в ресторане много лет назад?

— С ним. Только я драться с ним не собирался, не надо, мы просто сильно поругались. Если честно, тогда он меня сильнее разозлил. Называл меня жалким фокусником, и наш квиддич — дурацкой затеей. А сам! Футбольные матчи смотрит! Лицемер.

— Ой, Сохатый, смешной ты такой, ну осудили твой квиддич один разочек, ну и хрен с ним.

— Ещё его сын, — Джеймс словно не слушал Сириуса и продолжал выпускать пар. — Крайне избалованный и вредный ребёнок, просто копия Вернона. Гарри он безумно не понравился.

— Уж прости, но я бы удивился, если ты сказал, что Гарри с тобой не согласен, и эти маглы ему понравились, — по глазам Блэка Джеймс понял, что в душе тот откровенно ржёт над ним.

— Бродяга…

— Да слушаю я тебя, — Сириус увидел, как Джеймс смотрит на него со злобным прищуром. — Мать твою, Поттер, слушаю я тебя внимательно. Лили тебе точно дома рот затыкает на эту тему, так что хоть где-то душу отведёшь, а иначе всех зае…

Джеймс откинулся на стул и сжал губы, наблюдая, как Блэк с чёртиками в глазах пил свой горький кофе. Ему явно было весело. Сириус поднял брови, ожидая продолжения рассказа.

— Этот Дадли, так зовут их сына, начал его толкать, использовал почти как какую-то тренировочную грушу! А Петунья и говорит, мол посмотрите, какой у меня Дадлик сильный растёт, мамина гордость. Ну и Гарри после этого ка-ак схватил их розовый светильник с дебильными рюшками! Нет, бывают и красивые рюшки, но там…

Блэк не выдержал и начал ржать в голос, опираясь одной рукой о стойку и закрывая глаза.

— Ой, да иди ты. Не буду больше ничего говорить.

— Ты ужасный рассказчик, — подвёл итоги Сириус. — Ты так и не сказал, чего это сестру Лили неожиданно двинуло вообще вас позвать. И кто такая Петунья?

— Петунья и есть сестра Лили. Чем ты слушаешь?

— Их родители были садоводами?

Джеймс молча просверлил Сириуса взглядом, скрестив руки. Потом стал напряжённо вглядываться в свечу, которая недалеко от них тихо потрескивала. Сириус проследил за его взглядом, и после продолжительной паузы сказал:

— Ладно, Сохатый, хватит. Я не понимаю, на кой чёрт тебя это вообще задело.

— Лили сильно расстроилась из-за сестры. Опять. В общем, слушай…

- Здравствуйте-здравствуйте! — Петунья резко чмокнула сестру в щеку, оставив еле заметный след своей ярко-розовой помады. — Та-ак рады видеть.

Джеймс заметил, что Петунья, с тех самых пор, как они виделись в последний раз, сильно похудела, а шея её будто вытянулась, и стала женщина выглядеть намного старее, хотя может Джеймс просто придирался.

Она ещё сильнее выбелила волосы, явно научившись их искуснее укладывать в одном из своих шоу по телевизору. На ней было светло-розовое платье, полностью закрытого, вплоть до каждой пуговки, кроя, с большими белыми карманами, в которые бы и ножи поместились. Женщина будто олицетворяла собой образ типичной домохозяйки.

— И мы рады, — неловко улыбнулась Лили, стараясь как можно незаметнее оттереть след с щеки.

Глядя на свою жену, Джеймс совершенно не понимал, как две настолько разные женщины могут быть сёстрами. Лили сегодня надела зелёное, под цвет глаз, немного облегающее платье в талии с небольшим V-образным вырезом. Оно было чуть ниже колен.

Перед выходом миссис Поттер долго перебирала свои наряды, пытаясь найти что-то одновременно и красивое, и сдержанное — по мнению Петуньи. Лили нанесла минимум макияжа, собрала волосы в тугой пучок, накинула сверху чёрный пиджак и напоминала сегодня директрису. Джеймс успел перед выходом пошутить по этому поводу.

— Кхм… очень рады, очень рады, — пробухтел за её спиной Вернон Дурсль.

Он напоминал бегемота…

— Сохатый, я уже понял, что он тебе не нравится — кончай это разжёвывание. Ближе к сути, что случилось-то.

— Ну раз ближе…

-… в общем, нашего Дадли все любят. Он растёт таким бойким, добрым и чутким мальчиком, — Джеймс при этих словах смотрел на сына Дурслей, который в этот момент, широко раскрыв рот, пытался запихнуть в себя всю куриную ножку целиком. Джеймс заметил, что Гарри неожиданно для него молча сидел, слегка приподняв брови и почти не притрагиваясь к еде.

— Да, да, — проговорила Лили, с неловкой улыбкой глянув в сторону Дадли, который словно не замечал, что на него все смотрят. — Он — ваша копия, Вернон.

Глава Дурсль что-то в ответ невнятно пропыхтел, горделиво выпячивая грудь вперёд.

«В самом худшем смысле этого слова» — подумал Джеймс.

— А ваш… кхм.. Гарри — копия вас, Джеймс, — коротко сказал Вернон, впиваясь взглядом в старшего Поттера и прищуривая свои поросячьи глазки.

«Что ему надо?»

— Но не глаза, — добавила неожиданно Лили, оглянувшись на сына. Когда речь заходила о Гарри, то миссис Поттер всегда словно окутывало новой энергией и атмосферой любви вокруг и, казалось, что она может говорить о сыне вечно. Как заметил Джеймс, Петуния относилась к Дадли также.

— Да, глаза нашего отца, — сказала миссис Дурсль и быстро переглянулась с мужем. — И как прекрасно, что мы его вспомнили сегодня.

— Жаль, родители не видят нас сейчас, — горько сказала Лили, и Джеймс сразу просунул руку под стол, сжимая ладонь жены.

— Да-да, жаль, — кивнула Петуния и как-то странно сжала губы. — На самом деле я хотела с вами кое-что обсудить.

Лили заметно напряглась. Это было заметно по тому, как резко она выпрямилась, словно струнка, и застыла, не сводя теперь глаз с сестры. Джеймс внезапно понял, что хотел бы, чтобы его худшие ожидания не оправдались, и Петуния действительно просто пригласила их для примирения.

— Мы слушаем, — сказал Джеймс, так как пауза несколько затянулась.

Внезапно вместо Петунии, покашливая, подал голос Вернон:

— Кхм… в общем-то… как сказать… вы пришли сюда с этими вашими… штуками?

— Какими штуками?

— Ну которыми вы пользуетесь в этом своём… мире.

— Какими ещё штуками? — Джеймс с уже накипающей внутри злостью переводил быстро взгляд со странных лиц Дурслей.

— Каком мире, папа? — Дадли отвлёкся от десерта, к которому уже успел приступить и с детским любопытством теперь взирал на Поттеров.

— Он про магический мир, — ответил ему Гарри.

— А-а, так вы из цирка?

— Сам ты из цирка!

Петуния громко ахнула, и Лили медленно закрыла глаза, сморщившись.

— Какими ещё штуками? — вновь переспросил Джеймс, не обращая внимания на всё остальное. Он и Вернон, не отрываясь, смотрели друг на друга. Казалось, что если сейчас один из них отведёт взгляд, то проиграет.

— Он имеет ввиду волшебные палочки, Джеймс, — Лили вновь открыла глаза и посмотрела на мужа так, что он почувствовал это и всё же отвёл взгляд от Дурсля. — Да, мы всегда с ними.

— Вы не могли бы их убрать?

— Я не собираюсь ничего откладывать, Дурсль.

— Ваш сын оскорбил моего Дадлика!

— Дадли и… кхм… Гарри, не могли бы пойти наверх, поиграйте, — поспешно сказал Вернон.

Дадли стал нерасторопно выкарабкиваться со своего стула, попутно беря в руки два карамельных эклера. Гарри же продолжал смирно сидеть на своём месте.

— Гарри, иди, — сказал Джеймс, и сын, с обидой посмотрев на него, пошёл вслед за Дадли.

Когда дверь за детьми закрылась, и все они услышали неторопливые шаги вверх по лестнице, то Вернон продолжил:

— Не хочу, чтобы мы все тут были на эмоциях, поэтому отложите эти ваши… штуки.

— Я не собираюсь ничего…

— Джеймс! Хорошо, — Лили достала палочку из кармана пиджака и положила её практически около тарелки Вернона. Дурсли отшатнулись от неё, как от бомбы. Джеймс закатил глаза и достал свою, отложив её так, чтобы в любой момент можно было снова взять.

— Что ж… кхм… мы… вы…

— Лили, — Петуния с улыбкой прервала мужа и посмотрела на сестру. — Мы очень рады, что вы пришли. Всё-таки мы с тобой… семья, мы должны общаться.

— Хороша семья — просить палочки отложить, — сказал Сириус, внимательно слушая историю. — Напоминает мне чем-то мою в прошлом.

- Понимаешь, Лили, недавно мы с Верноном имели дело с некоторыми бумагами. С бумагами о наследстве.

После этих слов Джеймс почувствовал, будто внутри него лопнул какой-то шарик, и сердце на несколько секунд стало ледяным. Конечно, он не верил, что Петуния действовала из чистых помыслов, но Поттер сам не ожидал от себя, что будет верить в лучшее. И он не мог представить, какое разочарование сейчас захлестнуло Лили.

— Мы обсуждали наследство после их смерти, — слабым голосом ответила Лили. Поттер нашёл в себе силы посмотреть на неё — из неё будто выкачали всю энергию. Женщина сидела немного побледневшая, с пустым, направленным на сестру, взглядом. — И мне казалось, что всё решили.

— Да, безусловно, — продолжала с улыбкой Петуния. — Завещанный дом мы с тобой продали, и сумму поделили пополам, но ты не поверишь, Лили, оказывается, наша с тобой бабушка — Падма Эванс, завещала нашему отцу свой дом. Практически особняк, я бы сказала.

Петуния ожидала от сестры какой-то реакции, но Лили продолжала на неё молча смотреть.

— Кхм… Ты помнишь, наш отец был единственным ребёнком в семье, и я не знаю почему, но он ничего с этим домом и не сделал, возможно из-за того, что много лет с ней не общался. Нам позвонили из одного агентства, сказали, что узнали, что мы владельцы этого дома, и просят его нам продать!

— И что ты предлагаешь? — спросила Лили.

— Мы хотели подписать документы, но нам сказали, что нужна подпись и второй наследницы… то есть, твоя.

- Как замечательно, — со злостью прошептала Лили. — Я-то думала, что сестра захотела наладить взаимоотношения, а это всё была лапша про семью, чтобы сейчас ты сказала, что пыталась в одиночку подписать документы.

— Конечно, я хотела подписать документы о продаже какого-то там дома! По-хорошему ещё наш отец должен был давно их подписать.

— Почему ты сразу не сказала в чём дело? Для чего ты устроила этот маскарад?

— Может быть, я и правда хочу наладить наши взаимоотношения?

— Не ври, Петунья! Ты боялась, что мы придём к вам с волшебными палочками и ограбим? Или ещё что-то сделаем из-за денег?

Обе сестры тут же вскочили со стульев, опираясь руками о стол. Джеймс и Вернон встали со своих стульев тоже и в растерянности переглянулись.

— Хорошо! — гневно выкрикнула Петунья, и её лицо стало ещё более омерзительное. — Хорошо! Хочешь сказать, что сама пришла по доброте душевной?

— Да!

— Я вижу тебя насквозь, Лили! Пришла, чтобы похвастаться своей жизнью — посмотрите на меня, на моего сына, на моего мужа!

— Ты сама нас пригласила! — лицо Лили покраснело, и она сильно нахмурилась.

-...посмотрите, какая у меня замечательная работа, как у меня всё складывается по идеальному плану.

— Как ещё, чёртов Мерлин, план?! Ты в своём уме?

— Милая, давай не будем горячиться, — заговорил Вернон, поспешно подходя к жене, осторожно дотрагиваясь до её плеч, но женщина лишь гневно смахнула его руки.

— Всю жизнь ты притесняла меня, — Петунья быстро выпрямилась, и Джеймсу показалось, что она вот-вот заплачет. Она выставила руку вперёд, указывая на Лили. — Младшая доченька, с редкой красотой — легко быть от природы красивой, с яркой внешностью. Тебе никогда не понять меня.

— Я всегда считала тебя красивой, — оторопела прошептала Лили, оглядывая сестру растерянным взглядом. — И внешность — она всего лишь оболочка, главное — это то, что у нас в душе.

Вернон и Джеймс чувствовали себя сейчас одинаково лишними в этой комнате, немного отойдя от женщин и переглянувшись, не зная, что делать: лучше остановить их или не вмешиваться?

— Ты ещё и ведьмой родилась, — миссис Дурсль будто не слышала сестру. — Родители не замечали меня. «Отдай свои игрушки Лили». «Лили у нас особенная». «Лили хочет стать врачом, она наш подарок судьбы». Тошно от этого.

— Послушай меня, родители тебя очень любили…

— И мой сын никогда не узнает о том, каково это быть вечно на втором месте. Он особенный для меня всегда! А твой сын смеет ещё что-то говорить про него!

— Не впутывай в это Гарри.

— Лили не виновата в этом, — прервал их Джеймс. Ему хотелось всеми силами как можно скорее уйти отсюда, но тут же понял, что лучше было молчать, обстановка явно ещё более накалилась.

— Тут что-то так душно, практически нечем дышать, — Вернон, раскрасневшись, подошёл к окну и нарочито медленно стал его открывать. — Милая, не подойдёшь сюда? Кажется, в нашем саду что-то расцвело — ты должна посмотреть.

— Не виновата? — громко спросила Петунья, переводя взгляд на Поттера и неожиданно рассмеявшись. Мистер Дурсль со вздохом подошёл обратно к жене. — Не виновата?! Вы все её делаете белой и пушистой, одна я всегда видела, кто она на самом деле.

Миссис Дурсль вновь перевела гневный взгляд на сестру:

— Внешность не так важна — говоришь? А чего тогда выбрала себе Поттера в мужья? «Он капитан команды», «Он спортсмен» — что ты там ещё про него рассказывала? Ты никогда себе никого попроще в мужья бы и не выбрала — конечно, никто не достоин самой Лили Эванс! Конечно, ты и подписывать ничего не хочешь, денег и так достаточно!

Лили смотрела на неё холодно, и, казалось, её взглядом сейчас можно убить.

— … и ещё вырядилась так! Тебе знакомы хоть какие-то рамки приличия?

— Джеймс, мы уходим, — Лили взяла свою волшебную палочку и положила обратно в карман, и Дурсли испуганно отскочили от неё.

Джеймс поспешно забрал свою палочку, и Поттеры направились к выходу из гостиной, и тут все услышали громкий звон чего-то разбивающегося наверху.

— Дай угадаю, — Сириус уже допивал вторую кружку американо и выглядел немного уставшим. — Это Гарри решил мягко разбавить вечер и поцапаться с их сыном?

— Да, схватил этот торшер с рюшками и разбил об пол. Не знаю, чего он этим, правда, добивался, но зато Дадли тут же прекратил испытывать на нём боевые приёмы.

— Херовый вечерок, получается, — теперь Сириус уже достал сигарету и вздохнул, после чего закурил. — Лили разбита?

— Я надеюсь, что она отпустила её, — Джеймс с сомнением запустил руку в волосы и вытянулся. От долгого сидения болела спина. — Но она её больше не упоминает, убрала подарки Петуньи с видного места, в чулан.

— Придётся принести вам новую ужасную вазу.

Джеймс рассмеялся и посмотрел в окно. Погода всё ещё стояла прекрасная, и Поттеру захотелось выйти на улицу — может они успеют ещё сегодня съездить на починку?

— А в итоге-то что? — спросил после небольшой паузы Сириус. — Подписала бумажку?

— Подписала, — Джеймс вновь обернулся к Блэку. — Сказала, что делить ничего не будем, пусть они забирают всю сумму себе — там столько получается, что Дурслям можно хоть второго Дадли заводить.

После разговора Джеймс и Сириус ещё мотались с байком весь день и попали в несколько историй, однако вечером Лили Поттер увидела, как они оба, смеясь, буквально вбежали в дом, и Сириус Блэк вручил ей вазу с плохо прорисованными цветочками, которую обернул красной ленточкой, а Джеймс достал из кармана розы из салфеточек, попросив дополнить его вечный букет.

А уже через несколько дней Гарри узнал, куда пропали его друзья.