SCP Антиобъект (джен)

Через три с половиной часа, а именно столько потребовалось мойдодырам, чтобы дать всем пизды, отмыть и кое-как отогнать зловоние, ибо смрад был такой силы, что представлял собой квинтэссенцию морга, набитого трупами вперемешку с дурианами, в котором отключили электричество пару недель назад, группу из шести человек поместили в дезинфицирующий бокс под неусыпное око большого брата.

Ублеванные комбинезоны и обувь сменили, волглые пакли подсыхали, лысая балда мятого блестела отполированным серебром. Сотрудники класса D томились в ожидании допуска к объекту SCP-1084.

— И чо сидим, нахуй? — спросил бычара. Чо терь делать-то? — на его мрачной физиономии виднелась борьба мыслей.

— Спроси у засранки, — окрысилась Франсуаза и очень нехорошо посмотрела на Раду.

— Блядство! — трясся юнец. — Ёбаное в рот блядство! — чуть не плача скулил он.

— Слы, ты нам всю малину обосрала… в прямом смысле, — хмыкнул бугарь, и чуханы из медсанчасти принялись чмырить наркоманку.

Какую конкретно малину обосрала Рада — она не знала, но сей конфуз был слишком постыден, от того еще совестнее было выслушивать бурый понос, ниагарой изливавшийся на нее от каких-то мудней. Хотелось съежиться и исчезнуть. Рада готова была провалиться сквозь пол и все этажи, кабы таковые под ней имелись. Если бы до нее так доёбывались клиенты, она их давно послала бы. Но сейчас ее окружали опасные ушлепки, а будущее было не то, что туманным, его не представлялось вовсе. Утешало одно — отходняк немного отпустил, мерзкий ебучий лед во всем теле растаял, а кипящая лава в жерле улеглась. Однако, все равно, где-то там, в анорексичных недрах, курилось предчувствие, что это лишь коварное затишье перед очередной бурей.

Сквозь большое окно Радислава вдруг заметила охранника, который вошел в смежное помещение и вяло плюхнулся в кресло, что-то там разглядывая на экранах мониторов. Она подскочила и отчаянно замолотила ладонями по стеклу:

— Тащ майор, тащ майор! — заверещала девица.

К ней лениво обернулся усатый дядька с седыми висками и равнодушным, видевшим многое, лицом. Он уныло мазнул по ней взглядом, очень нехотя встал и приоткрыл маленькое оконце, похожее на форточку в советских хрущевках:

— Тебе чего? — спросил мужик, брезгливо оглядывая проститутку.

— Помогите мне! — сказала Рада.

— С какой стати?

— Но как же?! Мне тут не место!

— А рожа твоя говорит об обратном, — спокойно ответил усач. Та действительно выглядела, как говно.

— Свяжитесь с начальством!

— И не подумаю.

— Меня подставили! Я ни в чем не виновата! Я ничего не сделала! — вопила Рада.

— Что за детский сад? — усмехнулся "тащ майор". — Некогда мне в бирюльки играть.

— Вы сатрапы! Подчиняетесь Путину!

— Не надо валить на Путина то, что ты такая дура, — гаркнул охранник. — Оказалась здесь — значит ты самая настоящая дура и в этом виновата сама, а не Путин! Лишь бы на кого свалить, — почесав в затылке, добавил он. — А потом просто свалить туда, где сраный фрейдизм, феминизм, веганизм, онанизм, Сартр, голливуд, рок-н-ролл, грета, гага и маск, — все больше свирепел мужик. — Конечно, ведь у русских что? Фильмы срань, попса буээ, ни комиксов, ни аниме, ни модных книг, ни ярких новых учений. Лишь христианские ценности, Зыкина, ВАЗ, ГАЗ, УАЗ, да запрет гей-пропаганды. И то, что злой дядька Путин не стал развивать бедных несчастных трансгендеров и веганских лесбосепаратисток, а прокачал только ядерное оружие, энергетику, сельское хозяйство и тут, под полярной звездой, в обнимку с медведем, жующим бублик, вакцину от короны разрабатывает — так это скукота, тоска зеленая. Тьфу на тебя! Богу иди помолись что ли, о прожитой жизни задумайся, немного тебе осталось.

— Как это немного?! А сколько? Я напишу в Гаагский трибунал! — пискнула Рада с последней надеждой в голосе.

— И в Спортлото копию не забудь. А сейчас — пшла отсюда, лопнуло мое терпение, — процедил усач, с раздражением закрыл кормушку, вернулся за стол и на громкую выкрутил ручку приемника, отыскав на волнах Радио "Тапок". Из колонки полился гимн России в попсовой обработке.

Лопнуло в этот момент и что-то внутри Рады. Несправедливость мира, с разбегу, рифленой подошвой ударила ее под дых. Вселенная вокруг словно бы вскипела и вылилась на девицу обжигающим водопадом. Рада отшатнулась от окна. Ее перекосило. Горькая обида, чувство гадливости, безысходность — перемешивались с перевариванием едкого монолога, упавшего на нее, точно глухой подземный гул. Проститутка зарыдала.

От мощного рева из правой ноздри у нее вылетела большая сопля и теперь болталась между губ на тонкой ниточке. Слезы брызгали, как вода из наполненного до краев гондона. Да она и сама чувствовала себя такой — наполнили водой и сбросили с крыши, а он упал, лопнул, разбрызгался. Вот так же рухнули и все Радины надежды на восстановление справедливости в кровавых путинских застенках.

— Глупая кура! Ты не в казематах, перед судом, — заговорила страшная, как черт, бабища.

— А где же я? — выдувая ноздрями сопливые пузыри, хлюпала Рада.

— Хм, — задумалась анархистка. — Чтобы ты понимала, по сравнению с ЭТИМ, любые заведения пенитенциарной системы — сука, курорт. Там тебя ну призакроют малость, поебут чуток по распорядку и делай, что хочешь. Хочешь — книжки читай, хочешь — ящик смотри. Монополька, интеллектуальные игры, кубик-рубик — за хорошее поведение. Прогулки во дворе. Но если ты здесь, в этом, сука, гнусном узилище — это значит у тебя бооольшие проблемы, которые уже не разрешит никто.

— П-психушка? — робко заикнулась девица. Сейчас ей уже казалось это наименьшим из зол и наилучшим из вариантов.

— Гребаный экибастос, Октябрина! Разжуй козе — по чем баян! — нервно взвизгнул юнец, отрывая башку от трясущихся рук.

И Октябрина, вобрав в себя почти весь прилегающий к ней воздух, принялась, как можно яснее, рассказывать про всю ту неведомую хуйню, что творилась в остроге Российского Фонда SCP. Ну как всю? Известна ей была лишь крохотная верхушка огромного, просто циклопического, мать его, айсберга.

— Это совсем дебильной надо быть, чтобы в твою шнягу поверить! — сквозь нюни возмутилась Рада. — Что за голюмы? Какие людоеды? Какой еще мясной цирк?

— Вся моя шняга — чистой воды истина, — не дрогнув ебалом, говорила Октябрина.

— С чего мне тебе верить? Где гарантия того, что ты не пиздишь?

— Усы, лапы и хвост — вот моя, сука, гарантия, — проворчала тетка и живо задрала левый рукав робы. На коже довольно мерзкой волосатой руки отчетливо виднелся кусь взрослого человека. — Этот хмырь не терпит глютен. Сука, аллергия у него. А еще кислое, острое, соленое… Все в натуральном виде должно быть. В прошлый раз, гад сожрал Гошу. Нашего Гошу, — и бабища, вдруг, пустила скупую, но искреннюю слезу. — А знаешь, какой он был? Знаешь? Гоша был бард! — шмыгнула носом Октябрина. — Когда он брал первый аккорд, тут же начиналось такое!! И пел-то вроде бы про любовь, горы, цветы, как и все остальные. Но как! Хрипел, сука, божественно! Колошматил по струнам так, что те лопались...

Пока дочь революции ныряла в розовый кисель ностальжи, бычара не стесняясь дам стал ссать, целясь в карикатурно маленькое подвесное очко унитаза. Здесь и везде — вообще все было довольно странных пропорций и размеров. Он ссал и думал: если бы на такой толчок присела Франсуаза, то сломала бы его к херам и обрушила бы заодно с половину стены. Прецеденты бывали. Как мог он прицеливался, но попробуй тут! Моча текла из пострадавшего в замесе члена, как вода из душевой лейки. Вроде и не специально, но он умудрился обоссать весь кафель в радиусе полутора метров, включая себя.

Все это безобразие по камере прищелкнул "тащ майор", который с отборным матом влетел в бокс и, подкрепив свою нетривиальную речь увесистой дулей, запустил смятой от жесткого недосыпа банкой Ягуара в нашкодившего зэка. Еще бы! Недельная вахта почти сдана, уже и конец виден, и домашняя стряпня мерещится, и жаркая баня на горизонте, и сиськи на ложе, и там же пизда, а тут говнюков этих подвезли. Обычно, по одному звонку с мобилы сразу к объекту, а тут на тебе: пизда накрылась медным тазом.

Как только страсти улеглись и дверь за охранником с лязгом захлопнулась, бугарь вдруг приосанился и посмотрел на всех выпученными глазами. Ясно было, что его посетила какая-то идея. Он поднял с обоссанного пола банку, чуть пообтер ее об убитого горем юнца, и потряс для понимания оставшегося содержимого. Его оказалось достаточно для того, чтобы груда мышц гыгыкнула и стала лукаво пучить глаза на мятого. Мятый существенно покраснел.

— Не бздо, братва, я кое-чо придумал, — сообщил узникам гигант мысли.

В воздухе сразу как-будто завитала некая ментально-астральная охинея, и эти посылаемые бородатым громилой сигналы начали перехватывать все, кроме Рады. Чуваки, точно сговорившись, один за другим стали подозрительно молча отворачиваться к стене, прятать глаза в подмышку и принимать самые прозаичные позы типа "я тут ни при чем".

А бычара уже вертел Ягуаром перед носом мятого и допытывал:

— Ну, как? Наша ты — очень темная лошадка, хватит этого?

— Шо? Не знаю, — сконфузился мятый, извиваясь, как червяк на крючке.

— Знаешь, падла, все ты знаешь! Сам говорил, что ОНИ трезвенники.

— В этой банке от силы пара глотков, да и градус маловат.

— А если получится? Чо те стоит?

— Ну не знаю, мнится мне — не прокатит.

— Мнится ему, ёпта! Ща узнаем! Нам только терь нужен Айвенго, блять! — и бугарь, прищурясь, как фашист перед расстрелом, оглядел присутствующих. — Ну, чо, кто тут сраный коперфильд, нах? Кто решится достать зайца из шляпы? — спросил он спины пленников.

— Что? Что? — перепугано и трусливо заквохтал юнец. Я не смогу, я — пас.

— Сволота! Ну и сиди себе в углу, пипирку дергай. А принцессы и шампанское пусть другим достаются — отважным, блять. Мошт ты отважный? — бычара соскользнул с прыщавой морды юнца на заросшее салом лицо лизбиянки.

— А чо сразу я? — нервно забулькала горлом толстуха.

— Ты что, еблан, что ли? Ты понимаешь, к чему это может привести? — вякнула скептически настроенная Октябрина, как только прицел задел и ее.

— Пускай приводит! Это отличный вариан! Наш туз, можно сказать! И знаешь почему? Потому, что ЭТО, блять, последний вариант! Или мы все сдохнем!

Повисло молчание. Все напряглись.

— Ку-ку! — неожиданно раздалось около Рады. Девица пришла в себя и увидела, что возле нее возник бородач.

— Ну, а ты?

— Я? — слабым голосом пролепетала Рада.

— Ты! Ничего не хочешь сказать?

— Неет…

— Давай я те кое-чо разъясню, ципа. Это ведь ты все запорола так? Согласна со мной? — попытался выяснить он.

— Как бы… я… но... , — неуверенно блеяла Радислава с предчувствием какой-то катастрофической хуйни, в которую очередной раз влипает вот прямо сейчас.

— Значит, ты же все и исправишь, да, киса? — бычара почти вплотную подошел к сидящей на скамье проститутке и подло улыбнулся.

— Наверное… — полушепотом, нерешительно ответила девица.

— Красава! Вот и победитель!

Во рту у Рады стало кисло. Она никогда не одерживала побед, а если все-таки побеждала, то об этих победах тошно было вспоминать. В таких случаях обычно происходило какое-нибудь дерьмо. Оно и случилось.

— Чож, чувилы, если кто настроен сегодня перевариться у пидора в брюхе — пожэ, но мы с девчушкой-пердушкой пас, да, зая?

-Даа, — растягивая звуки точно надоевшую жвачку, еще более нерешительно ответила Радислава, смущенная новым позывным. Однако, уверенный настрой гнилозубого все же придавал сил и рождал надежду — ту самую тварь, которая всегда вроде бы умирает последней, да никак не помрет!

— А что надо делать? — помявшись, спросила, наконец, девица. Может все не так уж и стремно, как ей кажется?

— Значит так, объясняю популярно: ты в перетягивание каната играла?

— Угу, — буркнула Рада.

— Ну, ништяк! — скользким блатным смешком хихикнул бугарь. — Ща будет примерно то же самое. По моей команде схватишь и будешь тянуть на себя, усекла?

— Угу. А за что хватать-то?

— Погоди. Главное — тянуть медленно, не резко, усекла?

— Угу, — вдумчиво ответила Радислава.

— И запомни: это твой последний-распоследний шанс, киса. Он будет прямо у тебя в руках, не просри, лады?

— Лады.

— Ну, блять, погнали, — и с этими словами бычара аккуратно, не теряя ни капли драгоценного бухла, влил в пасть мятого остатки из обслюнявленной усачем банки Ягуара.

Через четверть часа мятый ойкнул и согнулся под прямым углом.

— Кажись пошел, шевелится, — натужно возвестил он и, оголив зад, быстро улегся животом на скамью. Бородач подвел стеклянеющую Раду к голой жопе и скомандовал занять выжидательную позицию. Девица смотрела на приплюснутые яйца и отвратную пятую точку, а в голову вгрызалось кошмарное осознание происходящего. В мозгах заклокотали темные мысли. Внутри обрушивалось цунами отчаяния. Ее заштормило паникой: "Бежать! Немедленно бежать! Хоть через унитазное очко. Но не смотреть на это дерьмо!". Только Радислава оцепенела, она приросла к полу, словно пустила корни.

— Не дрефь… соберись в кучу… жди… готовься хватать… — руководил парадом бычара. — Еще несколько секунд... и...

Секунды тянулись как медовые сопли. "Не слушай его! — кричал внутренний голос. — Чё он хочет? Чё ему надо? Неважно! Откажись! Он не имеет права тебя заставлять!" Раде казалось, что из головы ее сейчас посыплются искры — такое в ней было перенапряжение и ожидание неизвестно чего.

— Ползет, — застонал лысый мужик. — Вот он, чую его. Сейчас вынырнет!

... И из жопы мятого показалась гуманоидная башка солитера.