Одна в хаосе жизни (гет)

На следующий день Эрик забрал меня засветло. С самого утра лил дождь, и Чикаго окрасился в цвета Отречения — мягкие туманные переливы серого. В отличие от мокрой холодной улицы, в прогретой машине Эрика было очень уютно. Нужно было осмотреть наш дом — вернее, бывший дом семьи Прайор. Эрик не скрывал, что мы вполне можем уйти оттуда с пустыми руками: слишком много времени прошло. Но, как он выразился, «при убийстве нельзя забивать на осмотр места преступления».

В Отречении патруль поприветствовал машину Лидера бодрым бибиканьем. Эрик остановился рядом с патрульным джипом, вежливо расспросил бойцов о текущей обстановке, а потом отправил их проверить кварталы гетто к западу от Отречения: якобы там было «неспокойно». Конечно, никто не поинтересовался, с какой стати на задних стёклах Лидерской машины в такой пасмурный день подняты солнцезащитные шторки, а также что за барахло валяется на заднем сиденье. На самом деле там пряталась я: свернулась под вещмешком и курткой Эрика и даже задержала дыхание. Бесстрашные отправились выполнять приказ, а Эрик преспокойно припарковался возле нашего бывшего дома.

— Трис, вылезай: они уехали. Подожди, не выскакивай наружу! Планировка здесь классная, то, что надо.

Я-то знала, что район Отречения лучший в городе. Концентрированная скромность и практичность были видны в каждой линии небольших серых домиков, в простых уютных двориках с ровными грядками овощей. Отгораживаться от соседей заборами или держать цепных собак у нас было не принято. С первого взгляда на наш чудесный район любой сразу понимал: здесь живут люди, лишённые эгоизма. Когда мои одноклассники из Дружелюбия хвастались цветочными клумбами и мангалами, я только пожимала плечами.

Но Эрик уж точно не мог искренне хвалить наш район: не в его характере!

— Тебе правда нравится? Или опять издеваешься?

— При чём тут мои вкусы! Я имел в виду: ваше крыльцо прекрасно просматривается с улицы и во дворах ничего лишнего — очень удобно! Обязательно один из соседей что-нибудь да видел! Кто живёт там, там и вон там?

Я добросовестно рассказала о Хопкинсах, Пирсонах, Моулах и МакГи. Вспомнила, кто где работал и где они должны были быть в первой половине дня. Эрик выразил уверенность, что хотя бы один свидетель найдётся среди соседок: «небось все миссис Убогие были дома и гоняли халяву». Я объяснила, что жёны Отреченных, — даже те, кто не работает, — загружены с утра до ночи и домашними делами, и благотворительностью. Энтузиазм Эрика погас, не успев толком разгореться, — он забрал рюкзак из машины, и мы пошли в дом.

У Эрика была заготовлена пара благовидных предлогов для посещения нашего дома на случай, если бы его уже заняли новые жильцы. Но после убийства в нашем доме так никто и не поселился. Эрик захватил из Бесстрашия ключ, с которым я когда-то ушла из дома и хранила в тумбочке в спальне новичков. Поэтому не пришлось лезть под верхнюю ступеньку крылечка за запасным ключом.

Чтобы войти внутрь, мне пришлось сделать над собой усилие. Когда-то я мечтала спрятаться ото всех именно дома. Теперь же опустевшее родное гнездо неприветливо смотрело на меня немытыми окнами.

Эрик легонько подтолкнул меня в спину, отвлекая от переживаний, и пришлось наконец войти. Он цепким взглядом осмотрел большую комнату, твёрдым шагом прошёл в обеденную зону, по-хозяйски сгрузил рюкзак с плеча на стол. Крепкий и опасный, он совершенно не вписывался в обстановку, и сейчас это было очень кстати. Уверенный вид Эрика придавал сил и мне. Я пыталась вести себя так же профессионально, будто дом не вызывает у меня никаких эмоций: до сих пор было стыдно за вчерашнюю вспышку агрессии.

— Что мы ищем? — спросила я. С момента гибели мамы и папы прошло почти четыре месяца — даже если преступники оставили какие-то следы, разве что-то могло сохраниться? А с другой стороны, за последние несколько дней я стала доверять Эрику гораздо больше, чем раньше, — у него наверняка были хорошие идеи!

Эрик удивился, почему из дома не вынесли всё от мебели до последней пуговицы, ведь в Чикаго всё вечно было в дефиците. Я строго ответила, что он имеет дело с Отречением. У нас было принято умерять свои потребности, не брать лишнего и думать о других. Без сомнения, наши товарищи по фракции брали только то, что было им по-настоящему необходимо, и то после долгих раздумий и колебаний: может быть, другим нужнее? А когда (рано или поздно) кто-то из Отречённых создаст семью, им передадут наш домик — не просто голые стены, а всё необходимое для жизни! У Эрика на лице был написан скепсис, но, к счастью, он сумел удержаться от обычных издёвок. Он велел мне внимательно осмотреть все комнаты и определить, чего не хватает и нет ли чужих вещей. Ничего чужого не было. Я припомнила, что когда меня отправляли в Бесстрашие, куда-то делись оба коммуникатора и мамин блокнот для записей об изгоях. Сейчас, кроме того, исчезли все продукты, мои школьные учебники, постельное бельё и кое-что из одежды. Но большая часть вещей лежала на своих местах. Папины бумаги были разложены на письменном столе в одному ему понятном порядке. Мамина швейная машинка так и стояла на её рабочем столике, только вот коричневую катушку ниток с неё сняли. Всё было вроде бы прежним и в то же время неправильным, враждебным, безжизненным.

Стараясь держать эмоции под контролем, я объяснила Эрику: скорее всего, недостающие вещи расползлись по фракции, их забрали другие Отреченные. И непохоже было, чтобы этот факт мог чем-то помочь в нашем расследовании. Эрик обошёл печку и прошёл в уголок, где стоял холодильник, хранилась посуда и продукты.

— Скорее всего, твои предки пригласили отравителя позавтракать с ними, и он добавил яд в их чай. А может, в тарелки.

Я попробовала развить его мысль.

— То есть если мы найдём чужие отпечатки пальцев на посуде… — я подошла к сушилке для тарелок, потом поднялась на носочки и распахнула дверцы кухонного шкафчика.

— Это ничего нам не даст. Убийца, если он не дурак, — а всё указывает на то, что это один из Эрудитов, — или вымыл чашки, или просто забрал их с собой и выбросил, вместе со следами гемотоксина и отпечатками. Я скорее пытаюсь смоделировать ситуацию в целом. Вот ты могла бы незаметно подлить мне отраву?

— Да ты что! Даже пробовать не стала бы!

— Если сидеть вот так, нос к носу, маловероятно, — Эрик уселся за обеденный стол, и тот стал казаться хрупким и шатким. — Но убийца мог отвлечь их. Ну там в обморок упасть, или притащить в дом умирающего изгоя, или бездомную дворняжку, или… Что ещё могло отвлечь твоих родителей от завтрака?

Против воли я грустно улыбнулась.

— Ты прав, всё перечисленное с вариациями…

— Какой вывод? — Эрик выжидающе посмотрел на меня и поднял проколотую бровь — ни дать ни взять учитель, терпеливо добивающийся верного ответа.

— Их было минимум двое. Один отвлекал, второй… действовал.

— Согласен. Или второй вариант: отравителя вообще здесь не было в момент их смерти. Какая-нибудь «добрая» соседка могла принести им в подарок бутылёк домашнего вина… чуть не забыл: вы же не такие! Чем у вас принято угощать — яблочным соком? А бутылку и стаканы забрали уже постфактум. Я так понял, после убийства ты могла и не заметить, кто что приносит и уносит.

Я нахмурилась. И не потому, что Эрик опять подсмеивался над нашими привычками. Вторая версия значила, что один из преступников был нашим, из Отречения…

Становилось всё темнее. Эрик велел мне задвинуть шторы и зажечь свет. Потом достал из рюкзака два прибора странного вида. Один оказался металлоискателем, второй — детектором пустот. Эрик объяснил, как обращаться с приборами, и велел методично проверить стены во всех помещениях. А также полы и потолки. Всего-то навсего. Я пыталась объяснить, что Отречённым нечего прятать, но Эрик неопределённо ответил: «Ну, их же из-за чего-то убили». И что, спрашивается, он собирался здесь найти? Клад, замурованный в стене? Тайник с оружием? Послание от Основателей?! Кажется, мой командир слишком много читал газеты и набрался теорий о грязных тайнах Отречения! Но сейчас было некогда разводить споры — пришлось слушаться.

Сам же Лидер с интересом просмотрел папины бумаги, вытащил из пазов все ящики письменного стола, зачем-то отвинтил ножки обеденного, слазал на чердак и вернулся недовольный. Потом он принялся слоняться из угла в угол, бесцельно глядя по сторонам и время от времени отвечая на звонки Макса и командиров подразделений. Металлоискатель оказался тяжёлым и неудобным. Время от времени он пищал — я звала Эрика, но тот по каким-то неизвестным мне признакам раз за разом определял, что дело в прово́дке. Я уже начинала закипать, тем более что Эрик то и дело отвлекал меня вопросами о друзьях нашей семьи, о тех, кто мог бы запросто заглянуть в гости к родителям и быть приглашённым к столу или передать угощение. Приходилось вспоминать, и получалось, что это мог быть любой Отречённый, а с долей вероятности даже изгой. Эрик заставил меня вспоминать, у кого из других фракций были дела с родителями. Из чужих фракций тоже набралось немало народу: как-никак папа был членом Правительства, а мама — известным психологом, правда, она предпочитала работать с изгоями: считала, что помощь нужна им больше, чем полноправным гражданам…

Когда Эрик хмуро велел мне сосредоточиться на проверке и смотреть внимательнее, я внутренне вскипела. Будто это не он меня отвлекал всё время!

— Эрик, ты сейчас сильно занят? — вкрадчиво спросила я со скрытой издёвкой. — Не поможешь?

— Нет, — серьёзно ответил он. — Я думаю.

Какая тяжёлая задача! И мой отважный Лидер героически взял её на себя! Я мрачно посмотрела на Эрика. Он не мог оценить степень моего возмущения: расслабленно стоял спиной ко мне в дверях бывшей спальни Калеба, положив руку на косяк. Чёрная кожанка обтягивала широкие плечи, крепкие пальцы задумчиво выстукивали по косяку какой-то сложный ритм. Нет, я нисколько не любовалась Эриком. В смысле — не как парнем. Он просто доставлял мне эстетическое удовольствие. С учётом его характера о чём-то большем не стоило и думать.

— Может, возьмёшь на себя поиск пустот: впереди ещё куча работы…

— Верно. И когда мы закончим эту кучу работы, ты поедешь спать в тёплую постельку, а мне ещё проверять патрули у Эрудиции, а потом колупать отчёт для Макса. Имей совесть. И сделай мне тишину!

Опять Эрик играет в строгого командира! Я вернулась к работе, мстительно думая, что свободные поверхности почти кончились, — сейчас попрошу этого наглеца снять кухонные шкафчики и передвинуть холодильник, а потом платяные шкафы в спальнях, а потом…

— Трис! Поди-ка сюда!

Я положила металлоискатель прямо на пол и пошла на зов в спальню родителей.

— Что это?

В углу на потолке узкая, почти незаметная щель обрисовывала небольшой квадрат.

— А, там доступ к проводам, — уверенно сказала я. — Нам с Калебом было настрого запрещено туда лазать: они под напряжением и там что-то не то с изоляцией…

— Зачем такой большой люк? — Эрик наклонил голову набок. — Распределительный щиток у вас над входной дверью. В спальне было бы достаточно кабель-канала, так или нет?

— Ну…

— Тащи табуретку.

Когда я выполнила команду, Эрик ловко вспрыгнул на табуретку, небрежно сковырнул ножом крышку люка, посветил внутрь фонариком, а потом… сунул туда руку!

— Осторожно! Там же электричество! Подожди, я отключу свет!

— Стой на месте и не пищи.

Эрик продолжал шуровать рукой в чёрном отверстии. В подтверждение моих слов наружу вывалился раздвоенный провод и угрожающе сверкнул медными концами.

— Вот видишь, я же говорила! У него голые концы! Эрик, я тебя умоляю…

— В случае чего окажешь первую помощь.

Я содрогнулась, представляя стокилограммовую тушу Лидера, падающую с табуретки в мои объятия, и вспоминая принципы лечения электротравм. Но тут услышала, что этот поганец беззвучно смеётся.

— Знаешь, смешного мало!

И вдруг Эрик бросил мне в руки что-то маленькое — я машинально поймала.

— Это ты искала после похорон?

Это был потрёпанный пухлый блокнот в серой обложке, подписанный родным красивым почерком: «Изгои. Важное». Мамин блокнот.

Эрик соскочил с табуретки, держа в руке поцарапанный коммуникатор в сером пластиковом корпусе. Тоже мамин.

— Респект твоему батьке: неплохой тайник сделал. Тоже небось дивергентом был. В электричестве мало кто разбирается — нормальные люди сюда не полезли бы.

* * *

Мы решили не заморачиваться, пытаясь найти и папин коммуникатор. Наиболее вероятно было, что его забрали преступники. За время обратной дороги коммуникатор удалось полностью зарядить. Эрик дал мне «домашнее задание» — проштудировать все записи в блокноте и файлы в коммуникаторе и понять, из-за чего стоило их прятать и могли ли они стать поводом для убийства.

А дальше Эрик пропал на три дня.

Первое время ждать его было нетрудно. Я делила время между изучением маминых записей и тренировками по программе Эрика. Чтение было увлекательным. Тонкий мамин почерк покрыл сероватые страницы разномастными заметками от коротких, в одно предложение, вроде «Мистер О’Коннор. Тёплые ботинки», до целых историй болезни. Многие изгои были мне знакомы. В блокноте была целая летопись чикагского дна, истории сломанных судеб и беспочвенных надежд, покорности и окончательной деградации. Вот интересно: много ли в гетто таких, как этот ужасный Флинн? Папа всегда говорил, грустно улыбаясь, что из гетто невозможно выбраться: изгоям по силам разве что самый примитивный труд. Но ведь Флинн, если закрыть глаза на его бесчувственность и аморальность, был самым настоящим Эрудитом, да ещё таким, без которого нельзя обойтись!

На второй день я поняла, что нам с Эриком пригодится разве что одна из последних записей: «24 мая, 15:20, Восточная 105-я улица, 98, быв. торг. центр». Файлов в коммуникаторе было немного, и один из них очень меня заинтриговал. Он был создан тоже 24 мая и был похоже на аудиозапись подслушанного разговора. Я не могла дождаться, чтобы показать находки Эрику… а он всё не шёл!

Я сделала очередную уборку и гораздо тщательнее, чем в прошлый раз. Обследовала коридор, ведущий от моего убежища вглубь здания. Выяснила, почему с той стороны никто не пытался проникнуть сюда, наверх: лестничные пролёты между верхними этажами были полностью обрушены. Обнаружила выход на крышу, а на крыше — пентхаус с выбитыми стёклами, полупустой бассейн и вазоны, в которых давным-давно ничего не росло. Где же носит этого Эрика? Я то и дело принималась качать пресс или отжиматься: нагрузка помогала скрывать тревогу от самой себя. Но после тренировок очень хотелось есть, а я начинала подозревать, что сухие пайки скоро придётся экономить.

К вечеру третьего дня у меня остались последнее полено и два сухих пайка. Я приняла решение: если Эрик сегодня не придёт, утром пройдусь по гетто, узнаю новости и принесу дров. Я слабо представляла, как рубить дрова ножом вместо топора. И скоро придётся где-то добывать еду! На благотворительный пункт мне хода нету, у патрульных тоже просить нельзя: официально-то меня нет в живых! Но даже это не главное. Всё ли с Эриком в порядке, почему его так долго нет?!

Поздно вечером он наконец пришёл.

Когда на лестнице послышались знакомые твёрдые шаги, я была готова броситься Эрику на шею. Но усталое лицо и строгий взгляд начальника говорили, что не стоит этого делать. Эрик был хмурым и небритым, в охапке нёс несколько поленьев.

— Я уж думала, что ты не придёшь!

— Куда бы я делся. Ты же полностью от меня зависишь, — заявил этот тип и сгрузил дрова в углу. — Пошли вниз, поможешь принести остальное.

Эрик, лапочка, привёз всё, что мне было нужно: и дрова, и еду, и даже новую пачку сушёной мяты с ромашкой. Единственным, в чём он меня обделил, была информация. На мои участливые расспросы он только отмахнулся.

— Какая тебе разница, что случилось! Были небольшие проблемы, это же Бесстрашие! Не трепыхайся: тебе по-любому привезли бы пожрать. Я своих не бросаю.

Своих?..

— Это я-то своя? Забыл, сколько крови ты у меня выпил?

Мой вопрос был риторическим. И вообще это был не вопрос, а удивление напополам с робкой радостью. Я не ждала никаких объяснений, и то, что Эрик ответил, было полной неожиданностью.

— Я неправильно оценил… Не усёк, зачем ты пришла в Бесстрашие. Тебя доставили на автомобиле Джанин, да и ещё с письмом от неё, — типа, чудная перспективная ученица, просьба позаботиться о тебе по полной и прочая хрень. А я не сильно люблю Джанин, мерзкая баба, вечно создаёт мне проблемы. Да ещё ты с ходу попыталась установить свои правила. Я это спустил на тормозах: Джанин написала, что ты только что потеряла родителей, думаю, хрен с тобой, прощу на первый раз. А ты вела себя так, будто тебе похер на всё на свете, кроме своей карьеры.

— Что?! Нет… всё было не так!

Эрик невесело улыбнулся, прищурился.

— Когда нормальные люди теряют близких, они ведут себя по-другому. Уходят в запои, лезут на рожон, девки заливаются слезами… Если у человека беда — обычно сразу видно, даже у Эрудитов. Я бы шизанулся, если бы моих предков убили, да ещё одновременно! А ты всю дорогу строила из себя сраную королеву в изгнании! Только и делала, что тренировалась и молчала, молчала и тренировалась! Это сейчас я понимаю, что так у тебя депрессуха проявилась. А тогда это выглядело так, будто ты бросаешь мне вызов! Ты же ни разу не ответила «не могу» или «это нереально», ты бралась за любые задания! Да ещё дивергент!

— Да какая разница, разве это проблема?

— Ещё какая. Я был уверен, что ты копаешь под меня, — сознался Эрик.

Я засмеялась так звонко, что было слышно, наверное, до самого подвала. Он что, спятил? Да я физически не могу претендовать на его место! Ну какой из меня Лидер Бесстрашия!

— Зря ржёшь, — холодно сказал Эрик. — Дивергенты высокого уровня, знаешь, на многое способны! Бесстрашие, хитрожопость и альтруизм просто лились из тебя рекой! А я… В общем, я единственный из Лидеров, кого легко заменить. Я подозревал, что Джанин засунула тебя в Бесстрашие с целью пропихнуть со временем на моё место, а Макс пойдет ей навстречу.

— Моя дивергенция выражена больше, чем у тебя? — спросила я и тут же пожалела об этом. Не нужно было лезть! Сейчас он вспылит или просто оборвёт разговор и уйдёт, и как я без него! Знала же, что это больной вопрос: нельзя обижать союзника, да ещё такого!

Но Эрик кивнул.

— У меня только два показателя: Эрудиция и Бесстрашие. Несмотря на высокие баллы, Макс считает, что этого мало.

Голос у него был бесцветный, лицо каменное. Эрик не смотрел мне в глаза, подчёркнуто спокойно закурил. Я чувствовала себя так, будто шла по минному полю: любой неверный шаг грозил взрывом. Но неожиданная откровенность Эрика заслуживала поощрения. И, кажется, это были даже — странно подумать — завуалированные извинения…

— Лажа всё это про твои показатели. Ты никогда не думал, что Макс говорит это нарочно? Чтобы выжимать из тебя все соки и держать в подвешенном состоянии — если не будешь лезть из кожи вон, тебя заменят?

— Мне уже не раз тыкали в рожу более сильного дивергента, — сухо ответил Эрик. — И я сам вижу, что у тебя есть потенциал.

Потенциал у меня, может, и был, недаром мама и папа вложили столько труда в мою подготовку. Но Бесстрашие-то здесь при чём?!

— Ты прекрасный Лидер, тебя никто не заменит, и уж тем более я! Все Бесстрашные тебя уважают, никто не справился бы лучше!

— Нечего меня умасливать, — проворчал Эрик и выдохнул длинную струю дыма. — Снова пытаешься чесать мне самооценку?

Но он не грозил всякими карами за нарушение субординации, и я совсем расхрабрилась:

— Ничего, потерпишь! Похоже, тебе очень редко «чешут самооценку»!

Мне вдруг остро захотелось до него дотронуться. Приобнять, или взять за руку… как-то выразить то, для чего не хватало слов. Но это было бы неприлично, даже вызывающе, как он к этому отнесётся?

Эрик улыбнулся на этот раз искренне — я глубоко вдохнула и почти уже решилась сделать шаг в его сторону… Но он резко сменил тему.

— Рассказывай, что накопала.

Момент был упущен — я было расстроилась, но мне и правда было что рассказать. Достав из-под подушки мамин коммуникатор, я включила ту самую аудиозапись. Некоторое время звучали помехи.

— Скоро ты наконец всё сделаешь? Обещал ещё две недели назад! — прозвучал резкий женский голос.

— Всё готово, — ответил ей ленивый тенор.

— Доставишь во второй терминал в устье Калумет.

— Сначала слиточки.

— Да ты совсем краёв не видишь!

— Как хочешь, — ещё ленивее и манернее протянул мужской голос.

Наступила пауза.

— Вот так-то лучше.

— Как договаривались: полкило вольфрама и два кило серебра!

Что-то негромко звякнуло, запищало.

— Ну что ты возишься?! — выкрикнула женщина.

— Подожди минуточку, у меня тут портативный анализатор… Отличненько, составчик меня полностью устраивает. С тобой приятно иметь дело, Эвелин!