Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Только через пару дней я понял, что Гарри какой-то притихший. Очки неплохо скрывали круги под глазами, но я всё-таки их заметил. А ещё Гарри перестал приходить в нишу за рыцарскими латами.

Я долго уговаривал себя не лезть. У каждого человека должно быть личное пространство, а навязываться — неприлично. Но после того, как и Блейз заметил: «Что-то Поттер с лица спал», — я решился.

Оказалось, что поймать Гарри, который не желал быть пойманным, не так-то просто. Он виртуозно уклонялся от разговора, улыбался и сбегал. Так что, сдавшись, я пошёл за помощью к Рону. Тот почесал в затылке и признался:

— Не мой секрет, не могу рассказать. Но да, с Гарри не всё хорошо. Проблемы у него. Я ему уже говорил, что это опасно, но это же Гарри!

Мы условились, что Рон заведёт его в нужный уголок в коридоре, и там зажали вдвоём. Гарри дёрнулся, но если меня оттолкнуть ему бы ничего не стоило, то с длинным Роном тягаться бесполезно. Гарри вздохнул и нахохлился.

— Ну, чего?

— Расскажи ему про зеркало, — велел Рон.

— Это моё дело и моё зеркало! — отбился Гарри. Рон вздохнул, а я попросил:

— Можно мы поговорим вдвоём?

И Рон, кивнув, отступил. Мы с Гарри остались наедине, но я не начал наседать с вопросами — внезапно растерял всю смелость. Гарри стоял, тихий и очень грустный, такой одинокий, каким, кажется, никогда не был я сам.

— Пошли. Вряд ли нас заметят сейчас, — сказал он и повёл меня одному ему известным маршрутом. На нас никто не обращал внимания — мало ли, куда в середине выходного дня идут первокурсники. Во всяком случае, мы точно не нарушали правил, а до остального никому не было дела. Гарри огляделся, достал палочку и направил её на дверь класса.

— Аллохомора! — и замок открылся. Мы быстро вошли внутрь, и Гарри снова запер дверь до сих пор неизвестным мне заклинанием «Коллопортус». — В библиотеке нашёл. Пойдём…

Гарри потянул меня за рукав, и мы оказались перед высоким старинным зеркалом. По краям оно потемнело, пошло пятнами. Медная рама позеленела от времени и недостаточного ухода.

— Попробуй… — сказал Гарри, — вот отсюда.

Он поставил меня точно напротив зеркала и отступил на полшага в сторону.

— Что ты видишь?

Сначала я смотрел на своё отражение в недоумении, а потом увидел, как оно поменялось. Это по-прежнему был я, только старше: мне в зеркале было лет восемнадцать. У меня слегка потемнели волосы, и я мало походил на мышонка.

Подмигнув, зазеркальный я опустился на траву. Я узнал Гринвич. На газоне под ярким солнцем мы сидели впятером — с Блейзом, Гарри, Роном и Гермионой. Мы смеялись над чем-то и болтали. Мимо ходили люди — туристы, лондонцы. Никто не обращал на нас внимания. Мы были просто компанией друзей, которые выбрались на пикник. Как ни старался, я не сумел увидеть чёрных представительских машин и телохранителей. Никто меня не охранял и никто ничего не требовал. Я почему-то точно знал, что мы можем сидеть так весь день. И нам будет, о чём поговорить.

— Ну, что там?

— Это странно… Я вижу нас. Тебя, Рона, Гермиону и Блейза. Мы выросли и, кажется, закончили школу. И у нас пикник в Гринвиче… Что это за зеркало?

Вздохнув, Гарри подошёл ко мне и едва слышно признался:

— Я вижу свою семью. Маму, папу, дедушек и бабушек… Всех. Я никогда их не видел, даже на фотографиях.

Стоило мне немного наклонить голову, как я опять увидел нашу компанию на пикнике. Мирная, светлая картина. Только почему-то мне было неуютно от этого зеркала.

— Я всегда мечтал быть обычным. Не принцем. И чтобы у меня были друзья, — пробормотал я.

— Как думаешь… — Гарри заговорил далеко не сразу, — туда можно попасть? В Зазеркалье?

Я отвернулся от солнечной весёлой сценки и задумался. В мире волшебства, наверное, всё возможно. И путешествие в Зазеркалье — тоже. Но насколько это безопасно?

— Я сомневаюсь, что там на самом деле твои родители, — ответил я.

— Почему?! — вскинулся Гарри, и я быстро пояснил:

— Они же умерли! То есть… прости, не смотри так, выслушай! Они же умерли, они наверняка уже в Раю, с Господом. Так миссис Томпсон мне объясняла про умерших. Если человек был хороший, после смерти он попадёт в Рай. Уверен, твои родители уже там. Зачем бы им оттуда уходить?

— Ты в это веришь? В Рай и остальное с проповедей?

— Верю. Наверное, верю. Бабушка — защитница веры, она бы не стала защищать что-то неправильное. Гарри, как думаешь, что это написано? На зеркале? — я только сейчас заметил, что сверху на медной раме были выгравированы какие-то слова. Но смысла не разобрать. Вот эти слова:

«АЦДРЕС ОГЕОВТ ЕИНАЛЕЖ ОН ОЦИЛ ЁОВТ ЕН ЮАВЫЗАКОП Я».

Думаю, окажись перед зеркалом кто-то более сообразительный или просто взрослый, он без труда прочёл бы надпись. Но мы с Гарри простояли несколько минут, так и эдак читая её. И, наконец, сдались. Гарри, вздохнув, уселся перед зеркалом на пол, поджав ноги по-турецки. Поза выглядела привычной. Я замялся, не зная, что делать, как убедить друга уйти, и вдруг он подскочил и взъерошил волосы.

— Ты сказал… Берти, ты сказал, что всегда мечтал быть обычным, и увидел в зеркале именно это?

— Ну, да.

— Рон… Не важно, что он увидел, но это наверняка его заветная мечта. Точно! А я… — он тяжело вздохнул, опустил плечи и неожиданно повернулся к зеркалу спиной. Бросил мне: — Пошли. Идёшь?

— Гарри?

Мы покинули кабинет, и я понятия не имел, куда мы идём. Гарри шагал, не разбирая дороги, лицо у него было красное, но он не плакал. Я не сумел бы его остановить, да и не хотел. Куда угодно — главное, подальше от зеркала, которое вызывало во мне неприятные ощущения.

Остановились мы возле любимой оконной ниши. Громко сопя, Гарри первым пролез между рыцарскими статуями, прижался спиной к боковой стенке и зло сказал:

— Дурацкое зеркало!

— Что ты так разозлился?

— Не понимаешь? Я думал, — он сжал руки в кулаки, — что это какое-нибудь другое измерение. Как в кино. Я видел однажды у миссис Фигг… не важно. Они там живы, и можно попасть к ним или вытащить их сюда. А это просто моё желание. Я сам знаю, что хочу увидеть родителей, и мне не нужна для этого помощь зеркала!

А загадку надписи потом разгадала Гермиона. Спустя два дня я её спросил, не знает ли она, как читаются эти слова. И записал их аккуратно, по памяти. Гермиона посмотрела на меня с недоумением и спросила: «А ты сам не догадываешься? Прочитай наоборот!»

* * *

Зима в Хогвартсе оказалась суровой. В классах, гостиных и спальнях ещё более или менее топили, но в коридорах от холода леденели окна. Гуляли сквозняки. В классе зельеварения мы жались к котлам как можно ближе, рискуя обжечься. Разумеется, я не мог не заболеть. Лёгкая простуда в один день превратилась в ангину, и Блейз уволок меня в Больничное крыло. Мадам Помфри посмотрела на меня, недовольно поцокала языком, бормоча что-то про старые за́мки и слабых детей, и оставила у себя на три дня.

От бодроперцового зелья из ушей у меня повалил дым — небольно, но странно. Зато мне понравились зелья от больного горла — сладкий такой сиропчик, после которого во рту ещё несколько минут было щекотно.

Рассказываю я об этом, преследуя две цели. Во-первых, чтобы читатель мог составить наиболее полное представление об условиях жизни в замке. А во-вторых, чтобы объяснить, каким образом я пропустил знаменательный скандал между Драко и Гарри.

Конечно, начал всё Драко: по причинам, тогда ещё мне неизвестным, он болезненно воспринимал любые достижения Гарри, да и его самого с трудом выносил. Кажется, Драко начал громко рассуждать о бедных детях, растущих без родителей. Он достаточно выразительно поглядывал на Гарри, чтобы тот не пропустил его слова мимо ушей. Гарри ответил, что лучше расти совсем без родителей, чем с такими, как у Драко. Потому что, конечно, только ужасные родители могли вырастить такого самовлюблённого придурка. Слово за слово, и началась драка, причём не магическая, что было бы ещё как-то приемлемо, а самая обыкновенная. К тому моменту, как их разнял профессор Снейп, Гарри лишился очков и заработал синяк под глазом. Но Драко досталось значительно сильнее.

Декан рвал и метал. Драко отделался, по слухам, строгим внушением, а Гриффиндор лишился тридцати баллов. Поскольку оба участника драки пришли потом в Больничное крыло, я услышал разные версии произошедшего. Драко заявлял, что он рассуждал теоретически, а «бешеный Поттер» накинулся на него и оскорбил его отца. Гарри говорил, что Драко подначивал его специально, и «в рыло» получил заслуженно, но мало.

Эта драка стала началом целой серии взаимных оскорблений, подначек и даже подстав. Гарри действовал прямолинейно, а Драко — исподтишка.

— Мой отец считает, что Поттер и вовсе может быть сумасшедшим! — возмущался Драко. Теодор и Блейз закатывали глаза. Блейз пояснил как-то:

— Ну, вот, Дракоша начал упоминать отца. Плохо дело.

Гарри ничего на эту тему не говорил. А когда я попытался спросить, не пора ли это прекращать, он огрызнулся:

— Боишься, что Слизерин потеряет слишком много баллов?

Но, к счастью, быстро остыл. Гарри вообще довольно легко прощал, если понимал, что его обидели не специально.

Эта затяжная война затрагивала нас всех. В спальне только и разговоров было, что о коварных планах Драко. На уроках я то и дело слышал возмущённое шипение Гермионы, которая уговаривала Гарри заняться учёбой, а не «всякими глупостями». Но ничего не менялось.

На квиддичном матче Гарри снова поймал снитч, причём не проглотил его, как в прошлый раз, а сделал это чисто и красиво (даже на мой дилетантский взгляд). Драко после этого задвинул речь о том, что ловить снитчи — много ума не надо. Мы с Блейзом, переглянувшись, просто ушли из спальни. Нас это достало.

Закончилась зима. Стаял снег, и Хогвартс преобразился. Мы теперь не прятались по углам, а использовали каждую свободную минуту, чтобы выйти на улицу. Там пахло свежестью и ранними цветами — совсем как в Балморале в эту пору. Только, наверное, ещё слаще. На берегу озера постоянно кучками сидели студенты. Младшим редко доставались места близко к воде — их занимали старшие. Но и мы находили, где пристроиться с домашними заданиями. На смену играм в снежки пришли всевозможные догонялки. Я сильно проигрывал в скорости и ловкости подвижному Блейзу, длинноногому Рону и шустрому Гарри, но мне всё равно нравилось носиться с ними по полянам возле замка, а потом падать в траву и смотреть в небо или разглядывать Запретный лес.

Могучий древний хвойник завораживал нас всех. По слухам, старшие братья Рона, близнецы Фред и Джордж, не раз бывали там и оставались живы. Да и кое-кто из слизеринских старшекурсников пробирался туда ночью за хитрыми ингредиентами или на спор. Но, конечно, мы не отваживались даже мечтать об этом. Нам всем довольно подробно объяснили, почему именно этот лес называется Запретным. И что там водится. Но это не мешало нам вслух гадать, как бы туда зайти и какие заклятия использовать, чтобы выбраться. Гарри предполагал, что поможет его мантия-невидимка, но Блейз и Рон хором объяснили ему, почему он ошибается: мало того, что она будет путаться под ногами, так ещё и от хищников не укроет. У них же нюх не хуже зрения! Слопают вместе с мантией.

А потом, внезапно, почти сразу после пасхальных каникул, на которые никто не уезжал домой, у Гарри, Рона и Гермионы появился от нас с Блейзом секрет.