Дни в Уайтфилде были абсолютно одинаковыми. Все преступления сводились к пьяным дракам, мелким кражам и одному убийству (умер кто-то, а родственники наследства не поделили). В спокойной обстановке Джеймс расслабился и даже перестал курить. У него было достаточно времени для сна, на обед все расходились по домам в обязательном порядке, коллеги приняли его вполне благосклонно, хотя он и здесь не влился в коллектив.
Две недели протянулись неспешно и мирно. Чейн написал снова: он уверял, что с Эли всё в порядке, но она скучает.
В их некогда общем деле подвижек не наблюдалось. Эла-Ши на очередном допросе напоили-таки «эликсиром правды» под видом воды, но это привело лишь к тому, что он обозвал всех андарцев в целом и старшего инспектора в частности «гл-лязными пал-лазитами» и «дул-лаками». Установили, что вагон был «взорван без взрывчатки», то есть криминалисты вообще ничего не нашли.
Писал он и об ищейках из Тайной канцелярии Её Величества, приходивших и шипевших. Им, однако, дела не отдали, так как суд постановил, что данные преступления не несут вреда суверенитету и безопасности государства.
Джеймс читал письмо Чейна на пассажирском сиденье паромобиля. Они с Джонни ехали в подведомственную полиции Уайтфилда деревушку, где кто-то что-то украл. Гарретт мог бы справиться и в одиночку, но он не умел управлять паромобилем или ездить на лошади, а идти пешком было слишком далеко.
С кражей разобрались быстро. Джонни, заступивший на службу этой весной, справился сам. Джеймсу можно было и не ехать.
Скорость оказалась на руку — они вернулись в Уайтфилд в восемь вечера, а не за полночь, как думали. Попрощавшись с парнишкой у дома, Гарретт позвонил.
— Я открою, мэм! — оповестил странно знакомый мужской голос. Тяжёлые шаги пробежали от лестницы до двери, и та отворилась.
Джеймс сначала подумал, что спит. Перед ним стоял высокий молодой человек с длинным лицом и характерной челюстью дельканца, внимательными зелёными глазами и беспорядочной шевелюрой.
— Вы возмутительно рыжий, сэр, — мрачно произнёс Гарретт, входя.
— А вы возмутительно невежливый, сэр! — захохотал Генри Джеральд Рэнделл.
— Вы знакомы? — Из кухни выглянула хозяйка.
— Виделись, — буркнул Джеймс.
— Замечательно! — воскликнула она. — Мистер Гарретт, когда пойдёте переодеваться, позовите, пожалуйста, мисс Верити ужинать.
— Да, мэм, — кивнул он.
В гостиной Джеймс обнаружил карту Крея, которой у него не было. Это значило, что мистер Рэнделл теперь живёт в этой же квартире. Наверное, миссис Уилкинс считала неправильным подселять мужчину к юной мисс. Гарретт, в общем-то, был с ней согласен, но не тогда, когда речь шла о его, Гарретта, личном пространстве.
Во время ужина Джеймс молча наблюдал за соседями. Верити с любопытством разглядывала нового жильца и изредка задавала ему вопросы о Делькании. Господин инженер рассказывал много и интересно.
— Скажите, мистер Родерих, — заговорила миссис Уилкинс, — почему вы приехали в наш городок?
Джеймс удивился этой фамилии и навострил уши, готовясь услышать ответ.
— В прошлом веке здесь какое-то время жил один изобретатель. Я хочу изучить его биографию. — Мистер Рэнделл покосился на Гарретта, словно говоря: «Видите, вам незачем на меня злиться».
За весь вечер Джеймс так ничего и не сказал. Он пожелал спокойной ночи дамам и поднялся к себе.
— У вас есть объективные причины ненавидеть меня? — поинтересовался Рэнделл, появляясь в гостиной.
— Вряд ли. Но у ненависти, если вам угодно звать её так, редко есть объективность — она слепа. — Джеймс отложил местную газету, которую читал до того, на подлокотник кресла и уставился на портрет какого-то мужчины в военной форме, висевший над камином.
— Меня подозревали в ограблении, в ходе которого погибла ваша мать, — вспомнил собеседник, заняв второе кресло. — Это причина. Но моя вина не доказана, так что справедливее ненавидеть безымянного преступника.
— Тайри, — добавил Джеймс, чтобы посмотреть на реакцию Рэнделла.
— Вот! А я дельканец наполовину! — Тот нравоучительно поднял указательный палец.
— Это не доказательство. К тому же вы сказали, что ваша вина не доказана, хотя могли бы утверждать, что вы невиновны.
— Для вас это ничего не будет значить. Но, — усмехнулся он, — если слово джентльмена в наше время ещё ценно, я даю вам слово, что не совершал этих двух ограблений. Собственно говоря, во время первого я находился в Силверкроне и прибыл только перед вторым. Да я уже говорил и вам, и тому инспектору. Он, кстати, улыбался, когда услышал, куда я еду.
— У Чейна своё чувство юмора, — хмыкнул Джеймс, впервые повернувшись к собеседнику.
Помолчав, Рэнделл заметил:
— Будет забавно, если сюда приедет и тот журналюга Бёрнс!
— Я тоже думал об этом. Между прочим, он однофамилец нашей юной соседки.
— Юной? Я бы назвал её нашей ровесницей. Ей ведь года двадцать три?
— Мне и вам — двадцать шесть и двадцать семь соответственно. А вообще я говорил в сравнении с хозяйкой, — Гарретт пожал плечами.
— Тогда возможно. Скажите, детектив… — Рэнделл подался вперёд. — Вам не известно, что местные называют зелёным городом?
— Как я понял, это местная шутка. Мол, если город — «белое поле», а пустошь вокруг него в стихах Уайетта Смита названа «вересковым лесом», то ближайшую рощу прямо-таки необходимо назвать городом. Только зачем вам это?
— Для начала я найду то, зачем сюда приехал, а потом уже расскажу. Идёт?
Джеймсу не осталось иного, кроме как согласиться, хотя было весьма любопытно, что на самом деле привело этого человека в глубокую провинцию.
* * *
Детектив в домашней обстановке позабавил Генри и вызвал чувство не то жалости, не то сочувствия. Он был какой-то... заброшенный, но не пустой, если так можно сказать о человеке. Более правильным было бы сравнение с воробьём. Он тоже серо-коричневый и никому не нужный. Скачет, что-то делает, но всё равно ненужный...
На следующий день он поднялся спозаранку и ушёл на работу. Это показалось Генри необычным, но Гарретт, видимо, не считал субботу выходным днём. Или, что тоже возможно, он сегодня был за дежурного констебля.
Сам Рэнделл поднялся часов в девять, выпил чудесного кофе, сваренного мисс Бёрнс в честь нового соседа, и, накинув привычную летнюю куртку с латунными нашивками-пуговицами, направился на почту.
За скромную плату почтмейстер мог предоставить лошадь. Взяв под уздцы неказистую коняшку соловой масти, Генри двинулся к роще. Любопытство гнало его на поиски нового послания от таинственного любителя загадок. Кроме того, он надеялся обнаружить ключ от ящика, найденного в Рейвенхаусе.
Оставив лошадь на опушке, он углубился в рощу. Обойти её целиком не составило труда, и вскоре Генри наткнулся на развалины часовни.
Когда-то, двести-триста лет назад, это было простое, но красивое здание из белого камня с пристроенной сверху башенкой. Сейчас оно выглядело угрюмо: стены потрескались, черепица обвалилась, окно зияло чёрной пустотой, витражное стекло осыпалось.
— Остались совы, — сказал себе Генри.
Обломанные ветки хрустели под сапогами, вдали пробирался сквозь кусты зверь, где-то высоко пели птицы — и вот всё стихло. Ни один живой звук не проникал в часовню даже сквозь дыры в крыше.
Там было не только тихо, но и почти пусто: лишь старые, потрескавшиеся от времени деревянные скамьи стояли, сдвинутые к стене. Генри бросил куртку на ближайшую.
— Совы, совы, со-о-о-овы?! — пропел он, поднимая голову. Эхо ответило протяжным «о-о-ы».
На потолке, рядом с башенкой, обнаружилось выжженное изображение совы. Генри возмутил подобный вандализм, но он достиг цели — нашёл эту птицу! Только... Как до неё добраться?
Рэнделл передвинул под рисунок одну скамью. Потолок в часовне, конечно, был не слишком высок, но её оказалось мало. Пришлось ему взгромоздить сверху ещё одну.
— Вы уверены? — саркастично спросил подкравшийся детектив Гарретт. Генри отчётливо представил себе приподнятую тёмную бровь на его лице.
— Что вы здесь делаете? — Рэнделл задал вопрос, уже стоя на верхней скамейке и разглядывая потолок в поисках подходящей трещины.
— Гуляю. У меня, знаете ли, выходной. Полиция Уайтфилда имеет обыкновение отдыхать в субботу и воскресенье, — объяснил Гарретт, практически не меняя интонации.
— Отлично! Х-ха! — Генри нашёл выступ в начале башенки и подтянулся на нём. — Вам всё же нравится работать в этом месте?
— Возможно, — вздохнул собеседник снизу. — Сэр, что вы ищете? Ваша сова, о которой вы несколько минут назад изволили петь, нарисована в другом месте.
— Мне нужно много сов! — заявил Рэнделл, пролезая к витражному окну. — Нашёл!
Изначально в окне был витраж-икона, но позже, судя по разному цвету металла, его заменили новым — совой. А вместо глаз у совы были колечки двух фигурных ключей, скрещенных в виде клюва. С трудом Генри вытащил их и спрятал в карман. Он начал медленно и осторожно спускаться.
— Не упадите, мистер Рэнделл, — предостерёг детектив, наблюдавший за ним.
Он и не собирался падать в такой важный момент! Генри спокойно спустился на скамью.
Что-то треснуло. Скамья вдруг стала наклонной. Потеряв равновесие, Рэнделл рухнул на пол, зацепив детектива.
— Дерк возьми! — прошипел тот. — Вы в порядке?
Генри сел. Правая рука болела, пальцы отказывались шевелиться. Он закатал рукав рубашки. Локоть начинал опухать.
Детектив покачал головой. Встав, он помог Рэнделлу подняться.
— В Уайтфилде есть врач?
— Да, сэр, вам повезло: он приехал всего неделю назад, — сообщил Гарретт, выходя из часовни.
Не успел Генри последовать за ним, как тот вернулся, держа в руке небольшую крепкую палку.
Он помог Рэнделлу надеть куртку на правое плечо, сунул палку в рукав и как-то хитро закрепил руку с помощью всё той же куртки.
— Где вы этому научились? — удивился Генри.
Детектив, пожав плечами, проворчал:
— Работа у меня такая.
Пока они выбирались из леса, Рэнделл попытался углубиться в мысли, чтобы не чувствовать боли. Он рассматривал конец палки, торчащий из рукава, изредка бросал взгляды на Гарретта... Детектив оказался интереснее, чем Генри думал вначале.
До города шли долго. В основном, из-за лошади, воспылавшей ненавистью к Гарретту. Он облегчённо выдохнул, когда животное вернули почтмейстеру.
— Как вы? — поинтересовался детектив уже около нужного дома.
— Скверно. Надеюсь, он никуда не ушёл, — отозвался Генри.
Врач, к их счастью, находился у себя в приёмной. Он сразу занялся рукой Рэнделла, попросив Гарретта никуда не уходить.
— Зачем? Господин инженер может и сам найти дорогу, — возразил тот.
— Я хочу с вами поговорить, — не терпящим возражений тоном сообщил врач.
Пока Генри накладывали гипс, он продолжал думать о детективе и никак не мог составить его портрета. Джеймс Гарретт казался то ворчливым мизантропом, то одиноким неудачником, но кем он был?.. Генри не мог понять.