Народный и бытовой эпос (джен)

Жили-были старик и старуха; детей у них не было, отчего горевали они.

Пошла как-то старуха в лес по грибы; шла, шла, шла и видит — растёт пышный белый гриб; взяла его, положила в корзину-лукошко, пришла к старику и говорит:

— Старик, старик, давай себе дочку из гриба сделаем!

Старик согласился; взяли они гриб, изжарили, измочили, иссушили и поставили на подоконник; а сами ушли. Приходят — а на подоконнике вместо гриба сидит красна де́вица, румяная, красивая, и говорит:

— Здравствуйте, батюшка и матушка! Я красна девица, ваша дочь, из гриба сделана, изжарена, измочена, иссушена, солнышком подрумянена.

Обрадовались старик и старуха несказанно, и стали все жить благополучно.

Однажды пошла красна девица, старикова да старухина дочь, в лес по грибы. Идёт-идёт, а ей навстречу идут два серых человека — спорят, ругаются-бранятся.

— Здравствуйте, серые люди! Из-за чего у вас спор да ругань-брань?

— У нас в избушке мышки серые завелись; всё думаем, как их выгнать.

— Не печальтесь, серые люди! Лучше пошли в вашу избушку.

Пошли они по лесу и пришли в самую чащу, там изба стоит, вошли в неё; а там серые мышки, еду таскают и пожирают! Красна девица, старикова да старухина дочь наклонилась к мышкам и говорит ласково:

— Мышки серые, успокойтесь.

Успокоились мышки и пропищали:

— Когда ты в беду попадёшь, скажи: «Серые мышки, явитесь предо мной!»

А серые люди сказали:

— Ежели беда с тобою приключится, скажешь: «Люди серые, явитесь предо мною!»

Поблагодарила красна девица, старикова да старухина дочь, серых людей и серых мышек и пошла своей дорогой.

Идёт-идёт и видит пенёк, на нём сидит медведь и ревёт да плачет.

— Здравствуй, Михайло Потапович! Чего ревёшь да плачешь?

— Как же мне не плакать да не реветь, — отвечает медведь, — заноза мне в лапу воткнулась!

Поднял медведь заднюю лапу, а в неё глубоко острый куст шиповника воткнулся. Вытащила его красна девица, старикова да старухина дочь; медведь её отблагодарил и молвил:

— Ежели в беду попадёшь, скажи: «Михайло Потапович, явись предо мною!»

Поблагодарила его красна девица, старикова да старухина дочь, и пошла дальше.

Шла она, шла и увидала — стоит дерево, под деревом — нора; из неё кунья вылезла и молвит:

— Здравствуй, красна девица, старикова да старухина дочь! Куда идёшь?

— Здравствуй, кунья! Иду я по грибы.

— Иди на ту поляну, там ты великое множество грибов найдёшь.

Пошла красна девица, старикова да старухина дочь на ту поляну; а там грибов и взаправду множество великое; собрала все, съела один натощак и тут же упала:

то был не простой, а дурманный гриб — если съесть его, сном дурманным уснёшь. А кунья хихикать стала, подползла, взяла девушку и поволокла на опушку.

Пришла на опушку — там стоит избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, на обезьяньих ручках; говорит кунья:

— Избушка, избуха, встань как надобно — к лесу задом, а ко мне передом — мне в тебя лезть, хлеб есть!

Повернулась избушка, вошла в неё кунья; а там на печи, на девятом кирпиче лежит Баба-Яга, костяная нога — руки да ноги из угла в угол, нос из потолка в потолок, сопли через порог висят, зубы в пол вросли, глаза на подоконнике лежат — сама чёрная, а изо рта один клык торчит.

— Вот, кунья, это то, что я хотела; подготовлю котёл, воды налью, добычу положу, её приготовлю и сожру!

Поклонилась кунья, взяла хлеб и ушла; пришёл серый волк — котёл водой наполнил, огонь развёл, бросил в подземелье красну девицу, старикову да старухину дочь, и ушёл.

Сидит красна девица, старикова да старухина дочь, в подземелье; вдруг проснулась она и молвила:

— Серые люди и серые мышки да Михайло Потапович, явитесь предо мною!

Появились серые мышки и серые люди — серые люди стену сломали, а серые мышки вынесли красну девицу, старикову да старухину дочь из подземелья. А к избушке подбежал медведь — обглодал курьи ножки, обломал бараньи рожки, оторвал обезьяньи ручки и в пропасть бросил — погибли смертью лютой Баба-Яга, кунья да серый волк.

Старик и старуха обрадовались и устроили пир; туда пригласили серых людей, серых мышек и медведя Михайло Потаповича. Я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.