Исчезнувшие (джен)

Кирка выбрала верить. В конце концов, вера её всё ещё ни к чему не обязывала, а недоверие и подозрение её саму изнутри разрывало сильнее, чем оберегало, так что больше она уже не могла.

А сожалеет ли мать, не сожалеет, особо разницы не было. Ей хватало пока того, что её не пытались в этот раз использовать. Все дела были её же инициативой, которую она не могла себе нормально объяснить.

Ну, кроме варианта некоторой жалости. Просто её языком всегда были не слова, а действия: растя в компании-то Медеи, весьма язвительной, но при том поразительно чуткой, неудивительно. И чувства Кирка свои описать сейчас не могла, а делать — делала. И это в собственных глазах её выдавало куда сильнее, чем внезапные эмоциональные срывы.

Просто она вроде как не тянулась за какой-то призрачной иллюзией семьи или что-то в этом духе. Семья у неё уже была, вполне себе настоящая: сначала Медея, теперь Арис с Геустом. Либо она слишком скучает по бабке, либо всё-таки ищет, пусть и не задумывалась об этом.

В конце концов, Кирка-то знала, что по доброй воле в первый раз полезла, демон её побери, в тюрьму!

— Почему так сложно, — вслух поинтересовалась она у люстры в своей комнате, растянувшись на кровати.

Ну и поездочки, конечно. Никаких сил не хватит с такой частотой мотаться столь далеко. Арис ещё не вернулся, Геуста она опередила тоже, её отсутствие приметила только Катрина, а ей хватило и неподробного объяснения, что загулялась.

А она ещё и заморочилась с готовкой напоследок. Планировала просто немного еды подкинуть, чтобы с голоду не померла, а в итоге растопила печь и умудрилась что-то состряпать из сохранившихся круп да принесённых продуктов. Мирабелль так поражённо на неё глазела, что сохранять невозмутимый вид «всё идёт по плану» оказалось трудновато.

Кирка вздохнула и накрыла глаза рукой. Поскорее бы Арис вернулся — признаваться в том, что повела себя не очень умно, и то легче, чем в дурацких чувствах разбираться.

Спать, как назло, больше и не хочется. А то, что вчера её сон сморил в итоге чуть ли не на руках у той женщины, как и то, что Мирабелль пыталась быть будто бы ласковой, только хуже эмоции делало. Злиться было легче. А тут… Если врёт, гадко. Если не врёт, то бессмысленно. Кирка её не помнит. Мирабелль её не знает. Они чужие.

Хотя Кирка-то тоже эту игру поддержала, получается. Вот же ерунда! Как там она сказала, общая привычка игнорировать происходящее? Смешно, конечно, но на правду похоже.

И вера не обязывала… а вот ляпнутое на эмоциях обещание — уже да. Как минимум, перед самой собой. Идей-то никаких у Кирки нет.

Ладно, рефлексия явно не её сильная сторона. Кирка встала и оглядела комнату, пытаясь вспомнить, куда дела так же необъяснимо сохранённую вещицу.

Скомканный листок обнаружился на дне нижнего ящика стола, старательно и одновременно небрежно запрятанный под остальными вещами. Кирка распрямила его и, положив на стол, неловко разгладив ладонью. Лист с копией картины. Сначала он казался ключом к её прошлому, потом дурным напоминанием, а сейчас это просто лист бумаги. Себя она уже нашла.

Но он вёл ещё и к связи с кровной матерью.

Кирка сердито поджала губы, вглядываясь в рисунок. По «отцу» взгляд скользнул равнодушно, тут совсем ничего нет. На «тётю» — сама постаралась не смотреть. Ей не нравилось, что даже на написанной рукою неизвестной художницы картинке запечатлелись очень уж похожие на её собственные черты. Жуть берёт.

А вот на изображение матери Кирка уставилась как в первый раз. Иллюстрация явно копировала какой-то парадный портрет (интересно, цел ли оригинал?), и Мирабелль здесь была в роскошном красном с золотом платье и в короне. Мастерство рисовавшей и здесь можно было отметить, на, пусть и куда более взрослую (Кирка слабо определяла возраст на глаз, но девушке с картинки дала бы лет двадцать от силы), бывшую королеву иллюстрация очень уж походила.

Получается, тут примерно её ровесница. Очень странно, конечно. Друг с другом они не очень-то похожи, если ориентироваться на беглый взгляд.

(Значит, красный.)

Обратно многострадальный лист Кирка запихнула уже чуть аккуратнее. Кажется, от избытка эмоций она всё-таки рискует его когда-то порвать.

* * *

Остаток дня Кирка валяла дурака так, как будто и впрямь ничего не произошло. Отдохнуть нормально-то надо.

Геуст вернулся следующим утром и особо не показывался, видимо, уставший за ночь в дороге, но с возвращением Джека замок и так ожил, став очень уж людным местом по сравнению с тем, что было, так что, рано пообедав с ним чуть ли не наедине и изрядно устав от его болтовни, Кирка сбежала на рынок. Важное уточнение — на рынок в ближайший крупный город.

Кирка не очень хорошо разбиралась в том, как делятся между собой области хоть раньше, хоть сейчас, но знала, что у Лилиумов под конец в прямом владении оставалось лишь две деревни. Собственно, в них Кирку сейчас каждая собака знала. А значительная часть населения помнила ещё и давнюю резню. Проще говоря, совершенно неподходящие места, чтобы привлекать внимание, когда делаешь что-то странное.

Времени, конечно, ушло в несколько раз больше, поскольку большая его часть ушла на дорогу. И из чистой паранойи Кирка волосы собрала, чего обычно не делала, но это был самый простой способ хоть немного изменить облик.

Зато здесь почти не было любопытных взглядов, и никаких вопросов ни у кого не возникло, когда она покупала одежду не своего размера, ещё и очень примерно пытаясь объяснить, что именно ей нужно. Демон знает, какие у неё мерки, если что, подошьёт немного, это проще. Сама Кирка не настолько хорошо шила с нуля, чтобы получилось что-то относительно приличное, вот Медея да, умела, но её не сумела научить, не хватало усидчивости. А у портных не закажешь, ни мерок, ни самой модели. Да и как-то надо будет Кирку оповестить о готовности, а это уже слишком заметно.

Поэтому одёжка, конечно, не самая лучшая, но явно получше того уже побитого жизнью тряпья будет!

Приобретения Кирка припрятала на дне своего шкафа: учитывая то, что она не была склонна к особому порядку, то для этого усилий не требовалось. Правда, в её комнату никто, кроме неё самой, почти и не входил, тем более, без спроса, но так, на всякий случай. На самое видное место все равно ж странно класть.

Прошло пять дней. Завтра шестой. Значит, Ариса ещё дней семь-девять не будет. Да Кирку за такое время чувства просто разорвут! Обидно, конечно, что с Геустом не поделишься: они только-только начали ладить, и Кирка боялась, что едва возникшее доверие испортится, если тот узнает о том, какую тайну она умудрилась завести. Да и разочарования тоже. Но ведь и правда не расскажешь.

То есть, рассказать, конечно, было правильнее. Кирка всё ещё не могла гарантировать, что мать действительно не опасна. Хотя поверить в то, что вот это потерянно хлопающее глазами создание и впрямь представляет угрозу, конечно, сложно. Но всё ещё есть дух тётушки… а его вот вообще непонятно, как в расчёт брать!

Медея-то разбиралась в тёмной магии, но с ней больше не посоветуешься, а полученных знаний не хватало для реальной оценки ситуации. Кинжал, правда, у матери откуда-то был…

Кирка взлохматила себе волосы. Да у неё он и был! Не помнит только, откуда именно взялся. Кажется, из старого замка.

Нет, если она хотя бы что-то в магии понимает, по-настоящему у духа власти быть не должно. Непонятки, скорее, в том, насколько долго он может влиять, если «жертва» и не против… Всё-таки выживание пять месяцев с такими навыками с неба не свалилось. Ладно, будем считать, что причина действительно в отстранённости.

С этим духом вообще вряд ли можно логически что-то объяснить. Это в людских сказаниях ты получаешь просто прозрачного человека, но на самом деле неприкаянная душа, сама себя загнавшая в такое состояние, вряд ли в принципе будет подчиняться каким-либо объяснимым разумом законам и уж тем более — жить по ним. Из заклинания ещё можно делать выводы, потому что оно было наложено при жизни и должно поддаваться обычным магическим правилам, а вот пытаться представить, как Кларабелль сейчас в принципе существует — уже бессмысленно.

К слову, отстранённость матери была причиной ещё и того, что Кирка не могла злиться полноценно. Поведение Мирабелль было слишком неосознанным, тогдашние проблески выпали в основном не на неё реальную. Вроде и выбрали не её — в ущерб ей! — а вроде и какой там выбор сейчас был? Вот восемнадцать лет назад — да.

Но и неопасная, Мирабелль всё ещё осуждённая за то, чего Кирка и не знала толком. Зато видела последствия… Судьба Ариса с Геустом чего только стоит! Проще говоря, Геуст явно не решит «а давайте так и оставим». И прав будет, по идее. Не Кирке здесь судить.

Она… она предвзята, потому что всё-таки хочет иметь мать.

Вот тебе и осознание.

Кирка чертыхнулась и уронила голову на руки, растянувшись на письменном столе. Лучше бы Арис не строил из себя мыслеправа, заботясь о её чувствах, и не дал ей зайти так далеко, а просто сразу же сообщил куда-нибудь.

Что ей, пять лет, что ли?

Вот бывает самосуд, а у Кирки какое-то самопомилование выходит. Неуютно, и поэтому она, скорее всего, действительно продолжит вести себя… ну, как получается. Одежду вон уже купила, не выкидывать же теперь. Надо минимум ещё один раз съездить.

«И вообще, это даже не я сама виновата, что семнадцать лет прожила не с лучшим примером для подражания в том, как же с окружающими в принципе контактировать!» — неловко оправдалась перед собой Кирка и для верности спрятала лицо в ладонях.

Знала бы та женщина из Совета, чего чудит бедная сиротка, вряд ли бы тогда так дружелюбно заговорила. Да самой Мирабелль и то небось забавно будет, если поймёт, что Кирка это искренне.

Лучше бы совсем не думала.

Кто ж её за язык тянула вдобавок, когда у неё совсем никаких предположений нет. Получается, сделала и без того неразрешимую ситуацию ещё труднее. Эмоции можно было бы, наверное, подавить (не сказать, что Кирка так умела, но можно же!), но сказанного не воротить, а просто заявить, что что-то придумает, и потом пропасть, она не может. Если Кирку и обманывали, и использовали — сама она врать не собиралась никому!