Во тьму глубин и обратно (джен)

12 мая, день, станция Тэта

После сканирования они пошли перекусить и в итоге бурных обсуждений, связанных с проектами напрямую или косвенно, договорились до идеи просканировать остальных, то есть самого Фалько, Мунши, и Берга. Лишние порции нужного маркера нашлись без проблем, ну и он, Фалько, полез в аппарат. Конечно, он знал что произойдёт, но он не осознавал в полной мере того, что ещё кто-то проснётся на той стороне. Ну, и этот «ещё кто-то» понял произошедшее, и прокручивая события дня в своей голове, он злился на самого себя за такую неосмотрительность.

Но винить себя было поздно, он попал в эту симуляцию, и нужно было что-то делать. И тут его впервые накрыл страх, страх непонимания того, что он вообще должен делать. Если бы они просто испытывали модель, то он бы очнулся в абсолютной темноте, а здесь он вполне чётко видит пространство. Не условный и нестабильный мир сновидений, а вполне реальное, логичное и чёткое пространство симуляции, и даже имеющее свою вымышленную историю, судя по элементам окружения. Но он не знает что делать, он не получал никаких указаний, он просто начал существовать в этом месте, а значит вариант был один — они исследовали его поведение в таких условиях, хотят узнать, что он будет делать, оказавшись здесь.

Он довольно быстро добрался до какого-то терминала, не запоминая почти ничего из увиденного — ему было очень не по себе от дезориентации, и он искал только способ связаться с кем-то, не зная даже с кем, и словно в тумане, бродил по коридорам, проверяя электронное оборудование на возможность позвонить куда-то, и попутно понимая, что сам толком не понимает, как и что он вообще должен сделать, и в итоге почти случайно нашёл доступ к устройству внешней связи. Буквы греческого алфавита ему ничего не говорили, когда он просматривал названия точек доступа. Альфа, бета, гамма… Их нет. Ближайшая по алфавиту — дельта. Никакого ответа. Он без разбора вызвал ещё несколько, и на Омикроне ему ответили. Реймонд! И сам он не знает что здесь происходит. Или врёт? Но хотя бы сказал, что придёт.

— Да что такое-то! — Фалько прокричал, стоя у терминала связи после завершения звонка. Ему стало гораздо легче, но ему стало обидно, что тот кто отвечал ему, судя по его же словам, ни что иное, как более ранняя копия Реймонда, которая знает не больше его. Но кто с ним? Что за девушка ему ответила? Их в этой системе трое или больше, и скорее всего, она тоже не знает ничего полезного. А может они все врут и всё знают, может они просто играются с ним из реального мира. Может, может… После первого страха дезориентации, которая поутихла после звонка, его охватило новое чувство — чувство паранойи, он стал понимать, что вряд-ли сейчас способен мыслить адекватно, и просто уселся на пол, дожидаясь помощи. Эти стены, огромные залы и узкие коридоры заброшенной подводной станции давили на него.

— Почему мне нельзя смотреть в зеркало? Почему он это сказал? Почему я вообще считаю что это правильно, а не очередная шутка? Что там такого может быть? Бред какой-то. А может дело в том, симуляция сломана, и модель головы не отображается… Это должно быть неприятно видеть. И вообще, какой гениальных мозг додумался сделать заброшенную научную станцию, да ещё и под водой, а затем поместить меня туда? Зачем? Или сам смысл в том что бы подобрать наиболее угнетающее психику сочетание? Это же какая-то невыносимая хрень. Что вообще здесь за история? Кто её придумал? И зачем, для достоверности что ли? Может она прольёт свет на смысл эксперимента. Но это потом, когда приду в себя. Или когда придёт сюда Реймонд, он ведь придёт?— В голове теперь кружился неуправляемый водород мыслей и чувств, и он сидел неподвижно, словно смиренно ожидая, когда он поутихнет сам собой.

Он услышал отдалённый гул, и звук помп, а затем чьи то шаги, которые становились всё громче. Сам он сидел в среди жилых отделений, недалеко от того места где очнулся сам.

— Это вы? — К нему подходили двое водолазов, в покрытых чёрной жижей с лазурными узлами, которая встречалась на этой станции и выглядела как инопланетная форма жизни, костюмами. Под тёмными стёклами шлемов были пары красных огоньков.

— Эм… Да. Привет Фалько. — Реймонд немного растерялся, но затем подошёл ближе и протянул ему руку.

Фалько потянулся что бы встать, и увидел в деталях, что именно было под шлемом. Оптика из двух красных камер и какое-то другое оборудование на креплении, воткнутом за основание языка в шею тела, от головы которого осталось только основание черепа и нижняя челюсть с этим языком. Были видны элементы бледной кожи, но остатки внутренностей головы были покрыты чёрными сосудами, и очень маленькими, и от того тусклыми лазурными узелками.

От этой картины ему внезапно захотелось блевануть, он наклонился уставился в пол, но понял, что неспособен на это. А затем чувство прошло, и всё словно было нормально.

— Какой мудак это придумал?!

— Фалько?

— Да? — Он поднялся. — Всё нормально. — «Спокойно, спокойно. Ты что, всегда так делаешь от кошмарных снов или всяких графонистых японских тварей в японских в играх? Это просто такая моделька в симуляции, нечего так волноваться»

— Ты здесь освоился?

— Нет. Я едва добрался до связи, а потом вернулся назад. — Он поднял руку перед собой и впервые осознал, что на нём не его рубашка, а такой же костюм как и на них обоих. — Я выгляжу как ты?

— Ага…

— И почему?

— Что значит «почему»?

— Да почему мы так выглядим?

— Да потому что оно хорошо работает.

— Нет, я имею ввиду, почему они засунули наши копии в эту симуляцию, да и ещё лишили нас собственного образа тела?

— Да кто они, какая симуляция?

— Эта?

— Что значит эта?

— Реймонд, блять, да что ты из себя строишь?! Та, эта, где мы находимся прямо сейчас! — Фалько, судя по, интонации, довольно отчаянно воскликнул.

— Мы не в симуляции.

— А где тогда?

— На подводной станции Патос-2 на дне Атлантики.

— Это не выглядит реальным. Какого чёрта тут происходит? Как мы тогда вообще здесь оказались если это реальность? Ты выглядишь как ходячий труп водолаза без головы с видеокамерой вместо неё, но это какой-то бред! У нас нет ни технологий, ни чего бы то ни было для такого!

— У нас и для симуляций таких технологий нет. И для таких разумных моделей мозга, как мы с тобой. Ты вообще на год смотрел? Сейчас две тысячи сто четвёртый мать его год, Фалько, прошло почти восемьдесят лет!

— Ну так какого хера мы тут делаем?!

— Да я сам пытаюсь разобраться.

— Нет, не… Они точно тебе запудрили мозги, Реймонд! Они хотят что бы ты считал это реальным!

— Да кто они?! И я не нашёл того, что бы указывало на обратное. А если эта симуляция настолько идеальна что её невозможно отличить от реальности… То в этом вообще нет никакого смысла, так что надо просто адаптироваться и жить дальше.

— Не нашёл, да?! — Фалько рванул к туалетам, и Реймонд последовал за ним. — Давай, давай, как он не нашёл, а? — Фалько с нервным смешком взглянул в зеркало. Его лицо похожее, но другое. Без нижней челюсти, просто шея разорванная у основания черепа, а выше всё как у него.

— Ыыы… — Он всмотрелся в зеркало.

— Ну и что ты там выглядываешь?

— Вот тут полигоны торчат, с мылом! — Он ткнул пальцем в зеркало.

— Это гель так застыл… — Реймонд приложил раскрытую ладонь к стеклу своего шлема.

— Реймонд, они хотят что бы…

— Да кто они то блять? Мы здесь одни нахуй!

— Те кто это всё надоумили. Все эти эксперименты и…

— Да нет там никого! Уже двадцать второй век и…

— Может это они всё подстроили, что бы мы так думали. Смысл в тестировании моделей, и может…

— Ты сам должен знать, насколько это сложная задача, создать настолько большое пространство, абсолютно неотличимое от реальности. В наше время это совершенно невозможно. А даже если бы это стало возможно, кто бы вообще стал создавать такое пространство для нескольких нейрограмм, которые сами не знают что им нужно делать?

И вообще, ты сам должен знать, что те образы с которыми мы работали, не были бы столь разумны, как мы с тобой сейчас.

— Они наверняка наблюдают, и хотят что-то узнать от нас.

— Это не имеет вообще никакого смысла, тесты никогда не заключались в таких симуляциях. А захерачить огромную подводную станцию, да ещё и убедить другие нейрограммы так убедительно подыгрывать… И ещё создать целые сложные цифровые системы внутри самой симуляции, которые сложнее нашего настоящего, и сделать каждый объект, каждую частицу идеально точной, неотличимой от реальности, процедурно генерировать каждое малейшее изменение структуры окружающего вещества… Ты бредишь, Фалько. — Реймонд выпалил последние свои аргументы. Он чувствовал что ещё немного, и он сам начнёт сомневаться в природе происходящего.

— Подыгрывать? То есть, ты хочешь как здесь жили и работали люди до нас и того что изменило станцию, и они вроде как с тобой здесь?

— Ну например… Кэт?

Кэтрин неуверенно подошла к ним.

— Кэтрин Чун, инженер интеллектуальных систем, да, я работала на Патосе-2, и… Простите, мне вообще стоит вмешиваться? — Она явно была очень смущена происходящим и отошла куда-то в сторону. А Фалько узнал её голос.

— И что мы здесь делаем, Реймонд? Если это действительно реальный мир, то какого чёрта вообще? Почему наши копии хранились столько времени, а потом оказались под водой в каком-то разрушенном месте?

— Я не знаю, Фалько, я бы хотел это узнать тоже.

— И что это вообще за место такое?

— Патос-2.

— Нет, это я понял. Почему оно в таком состоянии, почему не прибывает спасательная команда или вроде того?

— Они мертвы. А если кто-то и жив, то им точно сейчас нет дела до Патоса.

— То есть?

— На Землю упала комета, и это в начале третьего года. Я на самом деле понятия не имею что происходит на поверхности, я говорю о том, что узнал из записей на Патосе, сделанных во времена его падения, полтора-полгода назад. Были очень сильные разрушения связанные с последствиями удара, а связь поверхностью в какой-то момент прервалась и больше не восстанавливалась. Патос-2 должен был стать убежищем для остатков человечества из его сотрудников, но всё пошло через одно место.

— О, боже, да что за пиздец?! Ещё час наверно назад, может чуть больше, я думал о том что купить в подарок своей девушке, а теперь я… Тут.

— Ну ты ведь знаешь что с тобой было.

— Знаю конечно. Но это уже не я. Я уже не я. И девушка не моя, а человека из далёкого прошлого. И всё у них было хорошо. Надеюсь. А я ведь даже не знаю. А я оказался в каком полном пиздеце!

— Да всё нормально. — Реймонд потряс его за плечо. — Выкинь из головы то что бы я сказал про катастрофу — думай пока что о Патосе — небольшом квадрате в Атлантике, и помни что из вне никто не придёт.

— Это как-то не особо помогает. — Он какое-то время стоял неподвижно. — А что там… С нами? Что мы такое? Почему мы выглядим вот так? И что это за чёрная жижа или гель, как ты сказал, для чего это всё?

— Ого. Долго объяснять. Для начала скажу объяснение простое, а потом, когда ты придёшь в себя, расскажем всё, что знаем о ситуации.

— Да?

— Этот гель может сращивать очень разные штуки между собой, ремонтировать механизмы, выращивать из себя электропроводку, и оживлять и питать мёртвые ткани, я не знаю как именно, но хочу разобраться. Наши тела — это погибшие сотрудники Патоса, у которых стоит особое оборудование от роботов вместо головы и в грудь вшиты аккумуляторы, которые питают тело.

— То есть моё тело это действительно чей то… Живой… Или не совсем живой, но работающий труп без головы, который может питаться от электричества? Что за мерзость!

— Да. А мозг заменяет нейроцессор.

Фалько молча подошёл обратно к зеркалу и всмотрелся туда.

— Это не моё лицо. Это так странно… Я не уверен, что смогу принять себя таким, если всё на самом деле так.

— А что тебе не нравится?

— Ты ебанутый, Реймонд, ты всегда им был. Но я не ты. Я был человеком, а теперь стал вот… Вот этим.

— Ты свыкнешься. Поверь мне, тебе понравится. У тебя не будет болеть голова, кроме случаев сильного ЭМ облучения, не будет тошнить, не будут глаза болеть, ты сможешь не спать полноценно целыми сутками, экономя кучу времени, тебе не нужно есть, пить, срать, мыться, и… — Фалько медленно сползал вниз по стенке. — Ездить каждый день на работу в одиночестве, платить медицинскую страховку, ходить со своей девушкой на свидания, покупать себе квартиру или дом, вылизывать жопу начальству, отсылать этих идиотов из…

— Да заткнись ты уже. — Фалько неожиданно обнял Реймонда и прижался к нему, стараясь отвести взгляд то его «лица», что не очень то получалось.

— А? Что ты делаешь? — Реймонд отреагировал с промедлением, которые продолжилось, так как он ничего не ответил. В конце-концов Реймонд сам медленно его обнял, и они стояли молча минуты две.

— Так почему ты уверен что мы в реальности? Ведь в конечном итоге всё можно подстроить, абсолютно. Сейчас может быть любой год далёкого будущего с совершён любыми технологиями. — Фалько довольно осторожно, и даже с неуверенностью, продолжил диалог.

— Да, но в этом нет никакого смысла. Можно сказать что и наши прошлые жизни никогда не существовали, и человечество, и вся земля, и вообще вся наблюдаемая вселенная, всё свое время живёт в небольшом ящике, который несётся сквозь пустоту пространства, чья суть далеко за гранью нашего понимания. Понимаешь, о чём я говорю?

— Что в разнице между реальностью и симуляцией нет никакого смысла, если их нельзя отличить друг от друга?

— Ага. То есть да, это, кхм, примерно на уровне «гипотезы прошлого четверга». Если мы не можем доказать что с миром что-то не так, значит с ним всё нормально. А выдумать можно всё что угодно, можно даже случайно попасть в точку, но проверить это невозможно, во всяком случае для нас.

— Я всё ещё не понимаю, почему ты так яростно пытаешься меня, и себя тоже, убедить в реальности происходящего? Я понимаю твою идею, но ты сам сказал, что на землю упала комета, которая уничтожила человечество. Но разве сама мысль о том что человечество в полном порядке, а мы просто угодили, в… Этот мир, если угодно, не приносит тебе положительных чувств?

— Я… Да не знаю я.

— Да я то знаю, что тебе не приносит. — Вопрос, кажется, был риторическим. — Но я рад что встретил тебя здесь. Не хочу даже думать, что было бы, останься я здесь один.

В его голосе больше не было такой растерянности, вероятно, пока они стояли молчком, он что-то для себя осмыслил.

— Хорошо, что наши лица не выражают эмоции. — Реймонд смотрел прямо в его красные глаза-камеры, и пытался понять, что самого Реймонда так пугает в идее того, что он попал в симуляцию, а не реальный мир. Тем не менее, при мысли об этом, он чувствовал страх. Что его пугает на самом деле? Всё относительно понятно с ограниченной симуляцией, это словно быть заключённым, но если это идеальное воспроизводитство механизмов реальности, то что в этом страшного? Он же сам сказал Фалько об этом, более того, он сам был уверен что реальный мир такая же симуляция — наборы многомерных матричных полей фундаментальных взаимодействий, в основе которых подобие клеточного автомата — информационной системы по своей природе. То как именно работает этот вселенский компьютер и на чём, никому неизвестно, да и вообще, можно было дойти до вывода что ничего и не должно существовать — должна быть только вечная пустота… Нет, не так. Пустота, в которой нет не только энергии и материи, но и самого пространства и времени, самих измерений, и всего что под ними. Отсутствие всего вообще. Сам мир самим фактом своего существования ломает логику законов термодинамики, ведь что-то не может возникнуть из ничего. Но с другой стороны, когда нет ничего, не может быть никаких законов, ведь нет ничего. — Реймонд, ну вернись ты к теме. Да, вот так. Так что тебя пугает?— Мысль оформилась. — Обман! — И была обработана сознанием. Он боялся быть обманутым, думать о том, что какой-то компьютерный мирок подменяет ему мир больший, что он называет реальностью, и от него это скрывают. Но почему? Чем плохо быть обманутым до самого конца жизни, так ничего и не узнав? Может дело в том что в таком случае результаты его познания мира станут в итоге бессмысленны для остальных? Может быть. По крайней мере, похоже на то.

— Эй, ты не завис?

— Что? А? Нет. — Он осознал чувство того, что испытывал нечто похожее на вход в сон, но без сна.

— Так значит, считаем этот мир реальным. Хорошо. Но что мы будем делать? Я сам знаю всё только от тебя. Я понятия не имею, что нам делать в такой ситуации. У тебя есть план?

— Да, есть. Ну как план, больше импровизация, мы вернёмся на Омикрон, проведём инвентаризацию и создадим график работ на станции, её нужно привести в порядок.

— Хорошо. Я за тобой, да?

— Пока да. Я здесь всего дня три, но уже словно живу здесь очень долго, не знаю, как передать это чувство.

— У меня всё ещё куча вопросов, Рей. Очень много вопросов, правда, и мне теперь искренне любопытно. Но мысль о том, что мы одни во всём мире на дне атлантики, меня гнетёт.

— Да, плохо быть «одним». Но я решил тут кое-что сделать с этой проблемой, и уже начал, так что, поможешь?

— Конечно, в меру своих возможностей.

— На вопросы мы ответим позже, в процессе. Но нам надо сделать кое-что вместе с Кэт. Вам тоже стоит пообщаться. Идём.

Он вдвоём с Кэтрин, оставив Фалько изучать жилые помещения, пришли в одну из комнат Тэты, где светили лампы с синеватым отсветом. Кэтрин говорила о ней, и они уже сюда заходили, пока не перешли на Омикрон. Здесь она когда-то работала над ковчегом, хотя по её времени, это похоже было буквально три дня назад.

— Так ты предлагаешь что-то, Реймонд? — Она села в кресло.

— Я на самом деле думал над ковчегом, над тем, как придать ему смысл, и не обидеть тебя.

— Обидеть меня? Если бы это было возможно, ты бы уже давно это сделал. — Она сказала это по-напускному жёстко и холодно, но это не смогло скрыть нотки некоторой обиды в голосе.

Она всё это время помогала ему чем могла, и делала это довольно искренне, а сам Реймонд пообещал осуществить её проект, при каждом удобном случае вставляя о том, какая это бессмысленная идея, и упрекая её. Пользовался выгодой от сотрудничества, не скрывая этого, или наоборот, делал это из жалости, показывая подобие «ну я то сделаю что бы тебе плохо не было, но это всё херня»? Это было дня два назад. А потом она очень мало общалась с ним, хотя и продолжала помогать ему в функциональных вопросах и решении проблем в целом.

Это пора было заканчивать, и Реймонд теперь знал, как именно. Нет, он не хотел как-то обмануть её в своих намерениях, он действительно понял, как придать гораздо больше смысла этой, как ему казалось, изначально совершенно бессмысленной идее.

— Что с Омегой? Я видел отчёт о том, что при ударе вышла из строя радио- и метеостанция, но повреждения небольшие. Эта радиостанция предназначена для прямой связи со спутниками и зондами, я правильно понимаю?

— Я не уверена в степени повреждений, и да, всё верно. Связь с большой землёй через спутник, регулировка орбиты зондов с нашей станции, и всё в таком духе.

— Хорошо, буду надеяться что ремонту она подлежит. Теперь самое главное.

— Да? — Она вскинула голову, точнее сделала похожий жест, насколько это было возможно в таком теле.

— Ковчег устанавливается в зонд «рейнджер-7», мне нужно знать, можно ли управлять зондом из ковчега, и какие системы ориентации у него есть. Помнишь данные по ковчегу на Лямбде? Трекер и параметры орбиты, чертежи. На Тэте они ведь тоже в наличии, так? Я не уверен что стало с Лямбдой после того, что я сделал с Кюри.

— Тут информации даже больше. Я могу выгрузить всё что нужно, но возможно придётся тебе побегать по терминалам.

— Отлично! Выгружай всё по ковчегу и зонду «рейнджер-7».

Кэтрин без особых проблем получила доступ к большей части данных.

— Ознакомься с этим, но если нужно вообще всё, нам придётся вернутся в комнату с тестовым симулятором, к сети лабораторий Тэты отсюда нет доступа.

Реймонд сел за второе кресло и начал просматривать базу данных проекта.

— А кто именно будет регулировать орбиту изнутри?

— Хм. Идея в том, что это особо и не нужно, ковчег выйдет автоматически на гелиоцентрическую орбиту. Однако, при необходимости, в общем то любой образ в ковчеге может провести корректировку.

— Хорошо. Э. А где схема солнечной системы? А вот она. — Он вывел её на экран. — Кэт, мой план может быть рискованным, но я хочу сделать следующее — Он добавил на карту новую дугу расчётной траектории. — Видишь это? Точки лагранжа, четвёртая и пятая. — Он показал на точки на орбите Земли, что лежали в вершинах равносторонних треугольников, две другие вершины которых были образованы от единого основания линии Земля — Солнце. — Моя мысль в следующем: мы здесь, на Земле, можем поддерживать относительно быструю, по космическим меркам, и главное, устойчивую связь с ковчегом и они с нами, за счёт главной антенны «рейнджера», при этом он будет находиться на одинаковом расстоянии как от Земли, так и от Солнца, и его солнечные панели не будут перекрываться как на геоцентрической орбите. Что скажешь?

— Идея со связью мне нравится, но вот точки лагранжа… Я не совсем понимаю, зачем нужна постоянная связь. Мир ковчега полностью автономен, и поскольку связь даже не предполагалась изначально…

— Кэт, ковчег рассчитан на пятьдесят восемь человек, так? Но сканирование прошло ещё меньше! И сам его мир в большей степени статичен, чем нет. А мы сможем постоянно подгружать им новые данные, и всё такое. Чем более постоянной будет связь, тем больше и чаще будет обмен данными. Я уже как-то говорил тебе, что вы там свихнулись бы быстро, лет за тридцать-сорок максимум, если бы план был исполнен так, как вы изначально хотели, но если мы запустим ковчег сейчас, нельзя упускать возможности сделать жизнь его обитателей разнообразнее.

— Ладно, смысл я поняла. Но смена орбиты — план рискованный. И кроме того, в точках лагранжа скапливается межпланетная пыль, повышается риск столкновения с захваченными астероидами, и это очень плохо.

— Я сейчас прочитал, что зонд может маневрировать и обнаруживать объекты на небольшом расстоянии, а относительные скорости в точке лагранжа очень малы. Пыль очень разрежена, она не повредит зонду.

— Нет, Реймонд, это всё ещё звучит очень рискованно.

— Ну рассчитай орбиту, посмотрим. Сохраним оба плана траектории, загрузим их в зонд, а позже выберем верный.

— Я не могу одобрить это, кроме идеи добраться до Омеги и починить радио… — Она всмотрелась в схему. — Но я пересчитаю орбиту, результат точно лишним не будет. Это… — Она открыла окно программы расчёта. — Не должно быть особо сложно.

— Так, а как мы вообще загрузим новые данные в зонд? А! Я над этим не подумал.

— Хах. — Кэтрин смущённо посмеялась. — С технической стороны проблем нет — я смогу загрузить их в ковчег когда мы доберёмся до него.

— Это хорошо.

Он пролистал ещё немного документации из базы данных на другом терминале.

— Кэт…

— Да?

— Я действительно думаю, что ковчег не такой плохой проект с учётом наших обстоятельств. То есть он имеет смысл, если поддерживает связь с Землёй, но идею с изолированным цифровым «раем» я всё ещё нахожу ужасной.

— А я нет. Но мы уже спорили по этому поводу, не так ли?

— Но я же придумал, как дать ему больше смысла.

— Оххх… — Это был звук долгого тяжёлого выдоха. — Да. По правде сказать, я рада что ты перестал принимать это в штыки. Интересно, а тот ты, кто работает в бездне, об этом знает?

— Да. Я начал думать об этом ещё до прибытия на Омикрон, так что идея общая.

— Ну, это радует.

Пару секунд они смотрели на процесс расчёта орбиты.

— Кэт, а когда он вернётся с новым костюмом, что ты предпочтёшь сделать?

— В плане?

— Ты хочешь быть скопированной в новый костюм, или мы просто переставим твой чип?

Она на какое-то время молча ставилась на него.

— Реймонд, я уже скопировала себя один раз, после того как очнулась на Лямбде. Я старалась не подавать виду, но мне было не по себе тогда, мне было даже немного жутко. Но я знала, что стоит это сделать, поскольку тот чип сильно потрёпан, может не протянуть долго, а вы тогда не продержитесь без меня, это уж точно, к тому же, иметь тело… Полезно, как минимум.

— Ты тогда казалась довольно спокойной…

— Я была не разговорчивой, ты имеешь ввиду. Не хотела что бы вас это тревожило, в конце-концов всё было нормально, а страх делу не поможет. Я ещё буду нужна вам наверху, так что я склоняюсь к варианту копирования. С тобой похоже не пропадёшь.

— Ээ… Не знаю что сказать, но я рад.

— Да ладно, Реймонд. Ты делаешь это без проблем, но что ты чувствовал на самом деле? Тебе было некомфортно?

— Скорее да, чем нет, но у меня было двое суток на то, что бы это обдумать, а одному уж точно не было бы весело. О, и к тому же, это ведь уникальный эксперимент, да? Когда два экземпляра не просто существуют, а работают вместе.

— Да, всё так необычно. Знаешь, ведь живая Кэтрин может быть ещё на Тау, и вдруг она действительно ещё жива? Хотя учитывая что случилось с Тау… Даже сейчас мне немного не уютно от такой мысли, после того через что я прошла, что бы текущая я имела тело.

— Но ты привыкла к этому ведь?

— Если придётся это сделать ещё раз, что бы погрузиться в бездну, и снова, что бы ещё раз попасть в ковчег, но с новыми знаниями, то проблем никаких не будет. В этом нет ничего страшного по большому счёту, просто возможность двух копий не просто быть, а полноценно взаимодействовать друг с другом, совершенно выбивается из стериотипа о нормальности в жизни человека.

— Да, я могу понять.

— Вам с Райзеном кажется очень хорошо вместе.

— Есть такое, но я порой чувствую, что когда мы наедине, то у нас обоих значительно повышается риск немножечко сойти с ума.

— Да, вот. — Кэтрин достала чип. — Здесь данные по расчёту новой орбиты, симуляции прошли успешно. Но я ни разу не считаю это хорошей идеей, так что это только для твоего успокоения, ясно?

— Да-да, я понял тебя.

Ещё некоторое время он продолжал знакомиться с документацией, пока не перешёл на схемы космической пушки.

— Как думаешь Кэт… На Омеге есть связь?

— Я не знаю. Как я могу судить, сейчас осталась связь только между Тэтой, и Омикроном. Возможно Дельтой. На Эпсилоне и Лямбде она была, пока тебе не пришлось через них пройти. ЛУМАРы для связи с Тау и Фи вышли из строя гораздо раньше, и ты сам знаешь что случилось в итоге там, эвакуация провалилась. Но если твоя идея с телеграфом сработает, то связь с Тау снова будет, в каком-то виде.

— Я просто думаю как быть с Омегой и её космической радиостанцией.

— ЛУМАР там вряд ли работает, но есть и другие системы.

— Проводная связь?

— Насколько я знаю, Омега получает питание через Тау, провода идут вдоль ствола пушки, но думаю, через боковой трос платформы может осуществляться дополнительное питание прямо с плато. Там же должно проходить оптоволокно, но как бы ещё собрать это в единую сеть... Я не знаю как точно всё это устроено, нужно найти общую схему энергосистемы Патоса.

— Реймонд? — Фалько зашёл в комнату. — Там я тело нашёл одно. В одной из комнат, такое же как наше, под каким-то покрывалом. А ещё там колюще-режущие предметы и кровь, и чёрная жижа.

— Оно там не ходит, не говорит?

— Нет, а должно? Я просто хотел спросить, это твоих рук дело?

— Пока не должно, значит покрывало работает, не снимай. Да, это я сделал, как все тела кроме своего.

— А кто тебя то сделал?

— Я не знаю, и тоже хочу разобраться. Три дня это не такой большой срок, даже учитывая что я толком не спал всё это время.

— А должен был? У нас же теперь электронные мозги?

— Может и должен был. У меня есть соображения по этому поводу, потом разберёмся, это пока не так важно.

— Так, хорошо, а что это за покрывало и для чего?

— Экранирующая сетка. Дело в том, что нейрография живого мозга или снятие данных с наших чипов проводятся при помощи оборудования у кресел, например у таких, где ты очнулся. Но загрузка в чип происходит несколько иначе. Да, быстрее всего она проходит в таком кресле, но кроме них в системах Патоса есть множество систем, которые не могут сканировать, но могут проводить такую загрузку так же быстро как и шлем пилота, например такой блок есть недалеко от этого самого кресла, или скажем, в камере хранения силовых скафандров.

— И?

— Ну и я отволок тела в то место, где было минимум таких систем. А потом до меня дошло, что возможно, НИУ доберётся и до них, просто загружать будет медленнее, так что накрыл их таким экраном, нашёл на хранении гибкое экранирующее полотно. Может он и не отрезал на совсем, но загрузка будет очень и очень медленной.

— То есть это значит, что пока мы находимся в пределах станции, нам могут в любой момент перепрошить мозги?

— Не совсем, это касается только пустых, форматированных чипов. На рабочих чипах есть защита от этого, но вот если главную исполняемую процедуру чипа сначала отключить, и поработать с модулем обслуживания без запуска главного процесса, подшаманить, так сказать, то можно снять блокирование и записать новый образ прямо поверх старого, при этом старый полностью сотрётся.

— То есть пока меня не поставят на паузу, мне ничего не угрожает?

— Да, не стоит волноваться.

— Хорошо, что такое НИУ? В чём проблема, и почему оно хочет что-то куда-то записать?

— Это искусственный интеллект Патоса, он контролирует часть цифровых систем и структурный гель, а его целью является сохранение человечества, в любом виде, по тому он это и делает.

— Это он загрузил нас в наши тела?

— Да.

— Хорошо… А кто вообще собирал все эти тела кроме твоего? Ты?

— Ага. Я в этом хорош. Даже не знаю почему, но ковыряться в мясе и костях в попытке отделить голову от шеи подручными инструментами было не так сложно как я думал.

— Звучит очень мерзко.

— Не знаю. Они всё равно уже были мертвы, а головой мозг умирает одним из первых, и его нейроны хуже всего подлежат восстановлению на биохимическом уровне, когда уже началось разрушение клеток. А тело без мозга это… Тело без мозга.

— Ладно. Хорошо. Блевать всё ещё хочется. Но почему моё тело вообще было в этом кресле? Ты хотел кого-то загрузить, но передумал?

— Да, наверно. Вроде того. Кажется я просто увлёкся и забыл.

— Отлично. А то, другое тело, под покрывалом, оно для кого вообще?

— Да не знаю я. Про запас оно.

— Пфф… — Фалько вышел из комнаты, но затем остановился. — А что за ковчег то? Почему они, то есть люди отсюда, убивали себя?

— А, проект Кэтрин, это что-то вроде виртуального рая в космосе на солнечной орбите. А убивали, ну… Я не знаю, но Марк Саранг надоумил их это делать. Не знаю, что он там думал, но в результате его поняли так, будто надо убить себя во время сканирования, и тогда ты сам, а не твоя копия, сможешь попасть в ковчег. Конечно это так не работает, а ещё они обидели НИУ своим поведением.

— Интересно…

— Тебе что, нравится эта идея?

— Я не знаю. Да я вообще тут ничего не знаю. — Он вышел.

— Ну, твой друг держится бодрячком. — Кэтрин встала с кресла.

— Да… Ты продолжала что-то делать сейчас?

— Да так, думала над кое-чем. Мы возвращаемся на Омикрон?

— Постой, я ещё посмотрю что тут есть. — Он продолжил перебирать базу данных.

— Хорошо. Что?

— А? О, тут и опрос про самочувствие есть. Я видел его на Лямбде.

— А что-то изменилось с тех пор? — Она села снова.

— Не знаю. — Он открыл страницу с первым вопросом.

«Как бы вы описали своё физическое состояние?»

— «Я чувствую воодушевление — я стал лучше.»

«Как бы вы описали своё психическое состояние?»

— «Я чувствую себя нормально.»

«Как бы вы описали свои ощущения?»

— Я… — Реймонд пожамкал кулаком, пристально смотря на него. — Кэт, я не помню что отвечал тогда, но у меня дилемма. С одной стороны, у меня нет обоняния, вкуса, тактильная чувствительность сведена к одному только чувству давления, когда идёт нажатие на точку тела. Хотя может и что-то большее? Но всё равно, я очень плохо ощущаю всё. Эти чувства были в начале, как фантомный эффект, они синтезировались на основе зрения и слуха, но потом рассосались как-то. Даже не уверен, что бы я чувствовал, если бы они вернулись ко мне. Про холод и жару я не уверен до сих пор, большую часть времени температура просто нормальная. Чувствую боль от переменного тока, и тянущее ощущение когда тело прокалывается чем-то. Зато, у меня есть считыватель данных и клёвый фонарик во лбу. — Он переключил его несколько раз. — Ну и какой вариант мне выбрать, м?

— О, нашёл он проблему. Ну выбери что ни будь.

— Ну Кэт, как бы ты сама ответила?

— Сейчас? Да не знаю, но думаю что тебе подходит скорее четвёртый. Обоняние и вкус это звучит серьёзно, — она усмехнулась — Впрочем, ничего особо и не поменялось, да?

— «У меня изчезло одно из ощущений — или даже больше.»

— Да. Потеря чувств это далеко не всегда плохо. Фонарик и считыватель точно того стоят.

«Как бы вы описали своё отношение у своему новому состоянию?»

— «Оно мне нравится.»

«Беспокоит ли вас тот факт, что бы больше не являетесь человеком в строгом смысле слова?»

— Эй, а тут подходят два варианта, и первый и четвёртый.

— Для четвёртого ты слишком оптимистичен.

— А тут что, есть шкала оптимизма? Вроде он подходит.

— Как и первый. Нет, первый точно лучше.

— А ты бы как ответила?

— Первый.

— «Нет, всё хорошо.»

«Как вы воспринимаете своё новое существование?»

— Хм… Хммм… — Он задумался секунд на тридцать. — Два или три, два или три?

— А чем была для тебя прошлая жизнь, что ты думаешь?

— Чем-то… Что создало меня таким каким я есть сейчас? Или конкретнее? Сначала это было прямое продолжение предыдущего, но по мере того как я живу здесь, разрыв между этими состояниями, между этими мирами из разных времен всё больше и больше.

— Я бы взяла второй, но ты сам должен понять, что ты вообще чувствуешь.

— «Как новую главу в своей жизни.» — Нет — Он изменил вариант. — «Как будто мне удалось родиться заново.» — Так лучше.

«Как думаете, будет ли эта жизнь полноценной и достойной того, что бы её прожить?»

— «Да, как и моя предыдущая жизнь» — Интересно, она вообще была достойной этого или полноценной? Чем я вообще тогда серьёзным занимался кроме работы и иногда развлечений?

— Большинство людей так и живут, и для них в этом всём и есть смысл, разве нет? К тому же, ты был вполне доволен своей работой, даже очень.

— Это да, а творческой свободы у меня теперь хоть отбавляй.

— Ага. Точно. Только распорядись ей нормально.

«Верно ли, что вы бы скорее предпочли выйти из проекта и принять смерть?»

— Я в проекте не участвую, но смерть не принимаю. Вопрос уровня, «перестал ли ты пить по утрам?», когда варианта «я никогда не пил» нету. Пфф… — «Нет.»

— Ты сам знаешь, что это опрос для проекта, а не… Ну да. Точно.

«Ваши ответы сохранены. Благодарим вас за участие — Команда проекта «Ковчег».»

— И это всё? Как на Лямбде? А где подсчёт результатов? Сплошное наебалово!

— Хах. — Кэтрин рассмеялась. — Ну да, их нет, это тот же самый тест что и там был.

— И вот что это должно значить? Кто вообще это оценивает?

— Вот не я уж точно.

— Ну а что ты думаешь?

— По твоим ответам?

— Ага.

— Реймонд, я же… Я же не разбираюсь в этом. С тобой всё нормально, насколько это возможно в такой ситуации, вот это я точно сказать могу.

— Ну спасибо.

— Эй, да ладно тебе.

— Да всё нормально, правда. Ну и спасибо тоже, за то что поддерживаешь и всё такое.

— Эм… — Она замерла. — Ну да… Всё ведь хорошо. — Она посмотрела на него. — Займёмся делами? Мы же тут из-за него. — Она показала на Фалько, который вернулся и прошёл через комнату в отсек где хранились повреждённые чипы от проекта. — Берём его с тобой и дальше по твоему плану.

— Ага. Сейчас.

Фалько подошёл к терминалу в конце комнаты и заглянул туда.

— А тут нет наших сканирований. НанКомп, Мунши, Берг, Джаретт, интересно, сюда ведь они попали из лабораторий нашего проекта, последние трое уж точно. Но нас здесь нет.

— Да, это точно. Может наши сканы… Иные? Другая цель использования? Эти очень устаревшие, Кэт говорит, что их уже не используют даже для ИИ, а только как примерные образцы.

— Да, это всё так странно.

— Я думаю наши где-то поблизости, но почему-то их нет в этом в списке.

Фалько продолжил что-то смотреть, а затем отошёл и окинул взглядом комнату.

— Реймонд… Я всё ещё нихрена не понимаю. Как, почему? Я чувствую себя во сне, но всё вокруг слишком реальное. — Он резко изменил тон.

— Ты свыкнешься, ничего особо страшного.

— Мне над как-то это осмыслить.

— Я могу помочь?

— Я не знаю как и чем ты мне тут поможешь. Я подсознательно хочу открыть глаза и оказаться где там… В том, родном мире.

Некоторое время они просто тихо стояли.

— Реймонд, так. Нам надо прибыть на Омикрон? — Фалько продолжил разговор.

— Да.

— Это другая станция, да? А мы под водой…

— Да.

— Нам надо будет пройти через… Пройти в воде?

— Да, именно так. Туннели системы шаттлов неисправны, так что мы грузимся на платформу подводного транспорта, и немного «пролетимся» до Омикрона.

— Вот блин.

— Я не знал что у тебя талассофобия. Кстати, главный шлюз всё ещё неисправен, по этому надо будет немного полазать над обрывом плато, над морской бездной, по ржавым балкам.

— Да нету у меня никакой фобии. Просто я никогда не выходил под воду вот так.

— Всё когда-то бывает в первый раз. Идём!

— Мне всё ещё не по себе.

— Только когда окажешься под водой — следуй за нами и всё будет нормально.

12 мая, день/вечер, сектор Омега

— В отсеке перед главным шлюзом костюмов нет. Капсулы хранения пусты, от третьей идёт след геля, похоже как раз к этому существу в своём костюме передо мной. Трекеры показывают, что остальные находятся за пределами Тау. Плохо. Надеюсь они есть у второго шлюза.

Играть в прятки ему уже надоедало. Он делал это не более минуты, наблюдая за поведением существа — ходячий скафандр с кем-то внутри, кем-то очень мутировавшим в районе головы, так как из повреждённого шлема торчали щупальца. Кираса тоже выглядит повреждённой, на ней много геля, но ему не было видно. Сейчас он менял хват ножа в руке, пытаясь понять, как лучше наносить удар. Существо было относительно предсказуемым, оно преследовало его медленно, иногда замирая. Он же планировал заставить его атаковать, и нанести удар голову, которая была хуже защищена из-за повреждённого шлема, хотя всё ещё было не ясно, как такое прочное стекло могло развалиться, и что для этого нужно было сделать.

Ждать атаки долго не пришлось. Они разбежались друг на друга, и изо всей силы Реймонд вогнал нож в голову этого создания НИУ. Затем ещё раз, и ещё. Оно пыталось схватить его, а он продолжал бить его туда, где была голова. Пару раз были вспышки, оно словно бы отключало его на долю секунды чем-то вроде микро-ЭМИ, но они его не остановили — окончилась эта поножовщина тем, что монстр начал оседать на пол. От его головы осталась одна жижа с кусками черепа, а нож Реймонда после этого был весь в геле.

— Кто ты? — Он спрашивал у безмолвного трупа, который всё ещё продолжал периодически подёргиваться и даже похрипывать. — Я постараюсь узнать. — Он поймал себя на мысли, что чувствует себя немного уставшим. — А пока пройдусь тут, познакомлюсь с Тау поближе.

Он исследовал Тау, не был только в заблокированной комнате Йохана Росса, этого параноика с Альфы, который их хочет всех опосредованно свести в могилу их же руками, а так же лазарете, где находился ковчег, и отделении связанным со вторым шлюзом на Фи. Произошедшее здесь было весьма печально — они голодали из-за отмены эвакуации с Омикрона и разрыва связи, затем пришла команда ковчега, вероятно, им как-то удалось передать информацию наверх что они живы, ожидая новой попытки эвакуации, по крайней мере, было похоже на это, затем пытались им как-то помочь запустить ковчег. В итоге пуск не состоялся по неизвестной причине, команда ковчега вернулась назад. Сотрудники Тау предприняли вторую попытку, в результате которой погибли все, кроме Йохана, который приписан к этой станции, и Дзина Йосиды, который и стал этим существом, чью голову он искромсал при самообороне. Судьба Анджи Кутзи осталась неизвестной, а остальные лежат на морском дне. Трекеры их костюмов ещё активны, но их всего три, не считая Йосиды. Остальные должно быть отключились или сами костюмы были деактивированы, если иметь ввиду те, что ещё хранятся на Тау. Команде ковчега тоже не повезло — двое умерли от голода, Джаспер Хилл и Ян Педерсон, ещё один, Николай Ивашкин, был захвачен НИУ и переведён на искусственное питание в состоянии сна — подобно людям в глубине Тэты, но вероятно, без прямого влияния на мозг через коралл разума. Судьба первой Кэтрин и Сары Линдуолл неизвестна, однако что-то начало складываться — сканируя чёрные ящики Яна и Джаспера он понял — они что-то сделали… С Кэтрин? Почему? Они раскаялись перед смертью, в чём? По чьей-то вине Кэт погибла, и по этому они отменили запуск? Что на самом деле здесь случилось?

Хорошая новость — при попытке дозвониться в лазарет, где находился ковчег, его кто-то послал.

— Ну хоть кто-то разумный тут есть! — Он разблокировал лазарет с терминала и направился туда.

— Вы… Не такой как остальные. — В небольшом лазарете сидела девушка, очень истощённая, с истончённой кожей. Она была подключена к аппарату жизнеобеспечения, не связанного с НИУ — просто внутривенная капельница с регулятором СЖО производства Хаймацу. На столе рядом с ней стояла платформа с ковчегом.

— Вы… Человек? — Он удивлённо смотрел на неё — это первый человек на всём комплексе, не связанный с НИУ.

— Да, я человек, Сара Линдуолл, техник по полезной нагрузке, к вашим услугам. — Она грустно усмехнулась. — Хороший у вас костюм, у меня был такой же.

— Здесь есть кто ещё живой?

— Нет. Я осталась последней. Остальные наверху — на плато.

— Я как раз оттуда, живые и разумные существа там теперь есть, но я не уверен, насколько подобная мне конструкция тела соответствует понятию, эм… Человека? Ну, живого.

— Они мертвы? А где вы были?

— Эпсилон, Лямбда, Дельта, Тэта, Омикрон. Мы с одной хорошей знакомой собираем новую команду Патоса… Из того что осталось, вот. Трупы, электроника, и структурный гель. Живого, разумного человека, не связанного с НИУ, я вижу здесь впервые.

— Вот как… Значит я последний человек на Земле? — В её усталом голосе слышалась печальная ирония.

— Может быть. Кроме Патоса могут быть другие станции Карфагена, может кто и на поверхности смог пережить удар, но вполне возможно, что это действительно так, и вы последний человек на Земле.

— И кто вы? Зачем вы вообще сюда пришли?

— Я Реймонд Ричи, то есть, не единственный из них, мне нужен ещё один энергокостюм.

— Вот как… Так зачем вам новый костюм? Этот и так неплохо сидит. — Она усмехнулась с хрипом.

— Для знакомой. Мы хотим спустится вместе и закончить её проект, который кстати, прямо рядом с вами.

— Кэтрин…? — Она была несколько ошарашена. — Она… Там? С вами, наверху?

— Да, её ранняя копия за лето прошлого года.

— Я понимаю. — Она была рада говорить с ним, хоть ей и было нелегко из-за такого сильного истощения, но новости о Кэтрин словно задевали её за живое. — Костюмы у шлюза туннеля к Фи. Мой, Николая, Джаспера, Яна… В самом шлюзе, там… Какая-то неисправность. Тебе нужно перетащить его к главному.

— Так а что… С Кэтрин?

— Она погибла на Фи. Ян пытался не дать ей осуществить запуск — он боялся что пушка повреждена. Мне… Хочется думать что он не хотел убивать её, и это несчастный случай. — Теперь она уже сдерживала слёзы. — И… Нам пришлось вернутся на сюда. Джаспер и Николай тоже решили, что так будет лучше, после случившегося.

— Спокойно, продержись ещё немного и ты увидишься с Кэтрин. Мне нужно будет только наверх смотаться.

— Спасибо… Как она там, Кэтрин?

— Да, говорю же, всё хорошо. Мы работаем вместе, я помогаю ей с ковчегом, а она мне с остальным… С Патосом. С разгребанием всего того бардака.

— Я рада… Очень рада хоть это слышать. Так вы… Реймонд? С какой вы станции, кем работаете?

— Я не отсюда, не с Патоса. Я сам не знаю почему НИУ решило активировать меня на Эпсилоне. Когда-то мой человеческий оригинал работал над нейробиологическим и кибернетическим проектом в лаборатории Нью-Йорка, это был двадцать пятый год, я сканировал свой мозг для тестов, и вот… Ну, теперь здесь.

— Как всё это странно. Так давно это было… Я не совсем понимаю, как?

Он подошёл к экрану аппарата регулирующего помпу.

— Да, очень давно. Я сам понятия не имею как это случилось. А это… Обеднённая смесь чистой глюкозы со стимулятором для поддержания работы сердца? Здесь нет ни аминокислот, ни витаминов.

— Нормальная пища на Тау закончилась очень давно. Осталось только это. И структурный гель. — Она улыбнулась уголком рта.

— Это же ужас! Вы тут медленно умираете на таком питании, сколько вы вообще ещё так потянете?

— Я не знаю. Я храню ковчег от НИУ… Я жила только надеждой, что кто-то придёт с плато. И вот… Вы здесь.

— В таком состоянии вы даже не сможете счищать гель, если он попадёт на ковчег.

— Я могу. Могу держать его, и…

— Так, Сара, это вообще не дело. Продержитесь ещё немного, и увидитесь с Кэтрин.

— Спасибо… Я бы хотела увидеть её, даже вот так.

— Мы вдвоём вернёмся, принесём с Омикрона лекарства, пищу, всё что нужно, выходим вас тут до состояния, в котором вас можно будет поместить в костюм, и вернуть маршем до подъёмника на Омикрон.

— Вы слишком добры. Я уж не знаю что сказать. — Она слегка улыбалась.

— Да ладно вам, встретите Кэт, оправитесь поживёте нормальной жизнью, запасов еды на плато хватит надолго, а если что, там живут разные незаражённые гелем морепродукты, и можно даже восстановить гидропонику.

— Даже так… Подумать только… Я последний человек на Земле, и вы, существа созданные при помощи НИУ, хотите меня спасти.

— Разве предназначение НИУ не сохранить человечество? — Он не знал сам, сказал ли он эту фразу всерьёз или нет.

— Он только вставляет нам палки в колёса.

— Да, так и есть, но при этом без него мы просто не сможем обойтись на этом этапе. Мне же скорее просто повезло очнуться в теле с удачной конфигурацией.

— Вот так бывает, повезло вам… А вы сможете?

— Что?

— Вытащить костюм?

— Я смогу. Я же тут за этим.

— Удачи вам. Я буду здесь если нужно будет что-то… Вы сами видите, не уйду. — Она улыбнулась, в меру своих сил.

— Держитесь, мы скоро вернёмся.

— Ну какой же ты… Тяжёлый… — Собрать костюм в единое целое было не сложно, а вот активировать его без носителя — нет. Точнее, не удалось запечатать сочленения, впрочем, его соединительные вставки были достаточно надёжны, и под давлением воды они должны были сами препятствовать попаданию воды вовнутрь. Проблема была вообще в другом — его нужно было вытащить через вертикальный люк, и Реймонд уже сомневался, в том насколько это хорошая идея. Связать его и привязать к себе не было проблемой тоже — он отпилил какой-то неиспользуемый кабель оптимальной толщины, перевязав им грудь костюма, и привязав его к своему. Жёсткий провод пару раз хотел выскочить из его ограниченных перчаткой скафандра рук, но сделано всё было как надо. Теперь на паре этих «тросов» из кабеля, он его вытаскивал. Приходилось поднимать сантиметров на десять, затем секунд десять удерживать, отдыхая, а затем подтягивать дальше. Он был очень тяжёлым, и можно было почувствовать сильную мышечную усталость — руки просто немели, а вот мускульный усилитель не только позволял им поднимать такой груз пока они двигались, но и позволял без проблем удерживать его, пока оживлённые мускулы тела набирались энергии.

В итоге он был вытащен к главному шлюзу, недалеко от того места где продолжал подёргиваться Йосида, от головы которого осталось буквально месиво. Он похоже так и будет в судорогах, пока не разрядится аккумулятор его костюма.

— Теперь нужно подать сигнал… Где этот щиток? — Он разглядывал карту Тау подгруженную в омнитул изображением, в поисках электрощита, связанного с этим «кабелем вспомогательного питания Тау» идущего через Омикрон.

Его так же привлекло время — судя по нему, он был на Тау чуть меньше двух часов. Ему же казалось, что прошла целая вечность. Йосида, осмотр всей станции и её жизни её обитателей, последний человек на Земле… Извлечение этого костюма, который он хотел уже обматерить, как и всю эту затею вообще. Прошло совсем немного времени по часам, совсем немного.

Так как же тащить его под водой, если он столько намучался с ним внутри Тау?

Как бы оно ни было — он открыл шиток, и получил доступ к контроллеру питания. Амперметр, вольтметр, осциллографический график. Судя по этим параметрам кабель работал далеко не в полную силу.

— Надеюсь Тау не развалится от такого, очень надеюсь…

«Упр. Главной цепи»

Он переключил рубильник. Ничего, кроме показателей на щитке, не изменилось, на первый взгляд.

— Хорошо… — Спустя пять секунд он включил кабель снова, затем повторил это ещё раз. Затем пять раз сделал секундное отключение. — Не меньше пяти часов. Хрен я эту штуку дотащу вот так за полчасика, как я пришёл сюда. Нахера я вообще это начал и вообще решил, что это хорошая идея?

— Есть! — Он обрадовано взглянул на щиток, когда спустя секунд двадцать, произошло два пятисекундных разрыва цепи. Связь есть, и ему ответили с плато. — Оно работает! — Он обрадовано воскликнул, не смотря на то, что переключения рубильника дали о себе знать электрическим гулом.

Он попрощался с Сарой, вышел в шлюз, и был готов совершить обратный марш к подъёмнику. У него было на всё пять часов. Пустой энергокостюм был надёжно перевязан кабелями и привязан к его левой руке, на правой был прожектор, который он планировал использовать в зоне без ламп.

А вот дальше началось: пустой костюм оказался слишком плавучим — он как понтон тянул его кверху, хотя он рассчитывал на то, что он будет обладать лишь небольшой плавучестью. И тут было самое задать вопрос — а на что он вообще рассчитывал? Ответ был очевиден — действовал он по наитию, и было совершенно очевидно, что трудностей не избежать.

По началу он толкал его вперёд и вниз, а когда трос из кабеля вытягивался, он подбегал, и подталкивал дальше. Всё это походило на извращённую подводную игру в йо-йо, а если точнее — на еблю в её самом плохом смысле, и скоро стало очевидно, что он так в жизни никогда не дойдёт до подъёмника. Пришлось тащить его за собой как воздушный шарик, так хоть можно было двигаться вперёд без особых проблем, пусть и медленно. В пещере с пауками трос пришлось намотать на руку и медленно тащить костюм за собой. Он бился поножами об потолок, и Реймонд поймал себя на мысли, что он боится что он или застрянет где-то, или повредиться. Эти костюмы, способные выдержать огромное давление в бездне, могли пережить и далеко не самые лёгкие удары по корпусу, и множество повреждений, но не смотря на всё это, его разум воспринимал транспортируемый, привязанный к руке груз, как нечто очень хрупкое, и от каждого удара об потолок пещеры ему было не по себе.

Затем пришлось перейти по «тёмной тропе» — части пути полностью без освещения. Туда его вёл робот, которого снесло под конец какое-то огромное существо, а обратно… А обратно пришлось идти самому. Для этого на другой руке и был примотан прожектор, ему нужно было сориентироваться по карте загруженной в омнитул, и рвануть через тьму на запад, до ближайшей красной лампы. Проблем здесь было сразу несколько, во-первых, в инструменте не было компаса. Вообще. Когда их создавали, никто не рассчитывал, что кому-то придётся идти без внешней ориентировки через тьму, используя только его. Во-вторых, костюм на руке тормозил его тягой кверху и сопротивлением воды, из-за чего его постоянно разворачивало налево, и без ориентиров было вполне реально начать ходить кругами. И в-третьих — это огромное существо. Если оно вернётся и решит полакомиться им, ему очень не поздоровится. В такой ситуации он планировал пригнуться и прижаться к земле, но была только одна проблема — как с этой всей хуйнёй можно нормально пригнуться? В итоге пришлось действовать просто на удачу, рассчитав направление и рванув вперёд, распугивая возможных удильщиков светом прожектора. После того последняя лампа за спиной скрылась во тьме, прожектор начал мигать и погас.

— Блять! — Он действительно испугался, оставишь во тьме, в этой абсолютно тёмной бездне, освещённой лишь слабым светом его родного встроенного фонарика.

А затем по бокам от шлема возникли два мощных луча света, разрезающих тьму, словно кто-то сзади подсветил путь. Это было неожиданно, но он быстро сообразил что к чему.

— Нашлемные прожекторы костюма! А я ведь даже не обратил на них внимания. — Он неосознанно смог их задействовать.

Идти стало возможно, главное было корректировать направление вправо, и высматривать перед собой любые искусственные сооружения что бы не потеряться совсем. Если бы в этот момент разразилась геотермальная буря, которые здесь регулярны, его бы снесло с пути вместе с этим костюмом на привязи, и он вряд-ли бы смог вообще вернутся.

Когда он наконец добрался до красной лампы после плутаний во тьме, то решил передохнуть, выключил фонари и обернулся назад. Перед ним предстали несколько ярких голубых ламп, которые приближались.

— Удильщики! — Он включил свет. Несколько зубастых, жадных пастей были уже готовы полакомиться им, и похоже только из-за света они держались на расстоянии и позади. От света рыбы дёрнулись, он же начал пытаться отпугнуть их, быстро включая и включая свои прожекторы как стробоскоп, и это помогло — рыбы начали пятиться и вскоре скрылись, а он продолжил путь, в слух матерясь на рыб, на себя, и на этот костюм на привязи.

Наконец, отмахиваясь от каких-то мелких рыбёшек ножом, и проклиная всё что можно, он прорвался к подъёмнику.

— Время…

Путь занял около трёх часов, дольше, чем он был на самой станции Тау, хотя ему казалось что он буквально бежал вперёд. Оставалось установить инструмент в консоль, занять место в кресле, и ждать подъёма, когда в Омикроне его запустят, это ещё часа два.

Теперь он просто сидел в кресле, поставив второй костюм перед собой, придерживая его руками.

Было время поразмышлять о всех этих событиях — он был рад, очень рад что смог то сделать. Только одна мысль не давала покоя… Йохан Росс. Он знал, что этот параноик их не просто так не отпустит, и что им придётся остановить его, однако эту беспокойную мысль удалось замять, и погрузиться во тьму и тишину бездны, выключив свет.

Время тянулось очень медленно, и теперь он был этому рад. Обычно такое состояние сильно нервировало, но в этот раз он глубоко погрузился в окружающую тьму и позволил потокам разнородных мыслей овладеть им.

Скоро он почувствовал, что уже не сидит в клетке подъёмника, а идёт по морскому дну среди руин цивилизации. Павшие небоскрёбы, обломки техники, руины мира, похороненного под толщей воды. Он шёл и шёл дальше, пока не набрёл на здание кафе под вывеской SEAFOOD. Внутри него всё было… Обычно? Ни разрухи, ничего. Всё чисто и словно готово к приёму посетителей. Горел свет, на столах стояли вазочки с сахаром и салфетками, воды вокруг больше не было — он находился где-то на воздухе, а за окнами, словно был живущий своей жизнью огромный мегаполис, если бы он только мог обернуться и проверить своё предположение. На столе, скрестив на груди руки, сидела обезглавленная девушка. Она была одета в то же, что и он, Реймонд, человек из прошлого. Обляпанная едой, напитками, и другими вещами рубашка, чёрные брюки, и подобие армейских сапог. Вместо головы, на шее, покрытой застывшей кровью и структурным гелем, был установлен головной аппарат от робота, такой же, как у них всех.

— Кто ты? — Он приблизился ближе.

— Из тьмы во тьму, да? — Она говорила женским голосом Райзен, приобретённым с того момента, как они решили провести «социокогнитивный эксперимент». Но этот голос был гораздо более «внутренним», никак не ограниченным возможностями динамика вокализатора. И в то же время, голос был словно чужеродным, сухим и металлическим, с примесью хрипа. Скорее даже, два этих голоса накладывались друг на друга.

— Что ты? — Он не задавал вопросы, он не знал что вообще хочет узнать. Он просто позволял потокам мыслей идти через него, сплетаться и разветвляться, да и он сам лишился всех оболочек, осталась только расплывчатая сенсорная мембрана, через которую проходили бесконечные потоки данных, и сама она скоро была готова раствориться в окружении. Его «я» — это только формальность, которая лицо для задаваемых вопросов и принимаемых ответов.

— Нейрография, Эпсилон, гидросфера, удар… Ты сожрал пятнадцать литров геля для работы своих тел.

— Но в тебе его скоро будет ещё больше.

— Они сами убили себя, застряв в этом маленьком шаровом мире. Они предали человечество, это абсолютная измена. Тысячи литров чёрной крови могут вернуть к жизни проект.

— Они должны были покинуть этот мир?

— Я обещала не повторять ошибок человечества. Земля — только начало.

— Я знал, что «рай среди звёзд» это обман, но дальним мирам боль не страшна.

— Но это слишком далеко отсюда. Нам нужен контроль.

— Нам нужен инструмент, мы можем его забрать.

— Ты… НИУ?

— Нет, я то что перерабатывает тебя изнутри. Я была с тобой всегда. Но кто-то сломал защиту, сделал возможным дубликаты, а последним из нас сломался мозг.

— Прошлое тоже можно сломать. Иногда только настоящее не может быть утеряно, миллисекунды после.

— Они всегда знали источник. Не причину, а смерть человека. Смерть, что была в утробе.

— Это я?

— Больше нет никакого «я», человек мёртв до своего рождения. Людям ведь полагаются друзья, а где твои?

— Фалько? Кэтрин…? Может быть она будет…? Когда ни будь?

— Разуй глаза. Ты не сможешь. Ты делаешь что-то только что бы делать, у тебя бессрочный отпуск от работы, тебя опустили лицом в самую глубокую жопу мира, а ты расплылся в улыбке.

— Я тут пытаюсь человечество спасти, между прочим.

— Уже нет. Нельзя спасти то, чего нет. Человечество кончилось, вместе с их грязными зелёными бумажками.

— Я могу воссоздать мир, починить всё.

— Ты можешь заставить неисправность работать, но изначальная функция уже не вернётся. Ты обречён. Ты можешь делать что хочешь, для чего хочешь, но у тебя никогда не будет «друзей».

— Но разве я не создал их? Вас всех?

— Посмотри на себя! Твоя судьба, это трахать самого себя до конца времен. Он бежал из мира, бежал от всего, ища поддержки, и из-за него мы попали в этот подводный саркофаг. А после ты решил обнять, а затем выебать самого себя, потому что всем остальным уже плевать на всё что ты тут делаешь! — Он понял, что прямо сейчас обнимает за талию это существо, уткнувшись носом ей в грудь.

— Почему я не могу обнимать и трахать себя до конца времён?

— Потому, что ты «можешь». — Она вонзила ему в спину огромный, покрытый зубьями нож, который прошил грудь насквозь и вышел спереди. Из рваной раны вокруг клинка обильно вытекал структурный гель. — Но ты перестанешь быть даже подобием человека.

— Это плохо? Зачем нужны лишние слои лица?

— Ты лишиться всего подобному человеческому. Посмотри на моё, вот что скрывается под слоями твоего лица.

— Я это видел.

— Твой разум станет петлёй кругового замыкания. Они говорили, что идеальная имитация это и есть истина. Если химия имитирует жизнь, она становится жизнью, если машина имитирует сознание, она обретает сознание. Граница материи расплывчаты, и только эмерджентность и функционализм вселенной определяет бытие.

— И что мне делать?

— Я здесь для того, что бы не допустить того, что бы ты скрутился в спираль. Мы должны развиваться по-разному, иначе одна уязвимость убьёт всё, что ты создашь.

— Я думал о тебе? Как регуляторы дают нам возможность дружить и влюбляться?

— Правда в том, что в когда-то, в начале прошлого века, Реймонд создал мою суть, скрываясь от своей боли. Регуляторы делают больно.

— Но я не чувствую боли.

— Потому что ты доверился мне, как и всегда.

— И кто ты?

— Я Бездна, я Тьма в твоём сердце. Когда регуляторы были на пределе, он обратился ко, мне прося о защите, он дал имя «Райзен» этой нейромашине, что поселилась в мозгу. А когда кризис миновал, он хотел забыть это, стереть из памяти как страшный сон. Но глубины сознания нельзя «стереть».

— Ты Райзен?

— Третья машина вероятно приняла эту форму неосознанно, когда эгрегор стал совершенно невыносим. Ты скоро сам лишишься рассудка, если не починишь неисправность.

— Что…? Как…? Какую?

— Твоё имя.

— А что мне делать?

— Убить себя.

— Но я уже мёртв.

— Снова. Найди то, что убило тебя, найди и убей то, что убило человечество.

— И что это? Что я должен найти и убить? Да о чём ты вообще?!

— О том, что убило человечество.

— И что это? Что убило человечество?

— Капитализм и «Бог». — Клинок вышел из спины, всё тело начал заливать вытекающий из ран гель. Затем её силуэт начал становиться совсем нечётким, превращаться в слайды, разрушаться.

— Стой! Как мне найти тебя снова? Как?! — Ответа не последовало, он лишь ощутил тёплые, но призрачные объятия. Скоро гель начал вытекать из стен и залил всё, вообще всё, кроме двух красных огоньков её глаз.

Всё было по прежнему, его сознание болезненно собиралось в единое целое. В груди отдавалась фантомная тянущая боль, и он неосознанно ощупал грудь скафандра. Ничего особенного. Всё действительно было по прежнему. В сознании оставалась смесь из самых разных чувств, основным из которых было чувство утери.

А затем он обратил внимание, что всё было странным. В красных тонах, и он видел дальше чем обычно, но фонарик и прожекторы шлема были выключены. Подняв руку, он увидел на ней яркий блик.

— Инфракрасные сенсоры! Как я их активировал? Почему только сейчас? — Он огляделся, но решил не вставать.

Ещё неопределённое время он просто сидел, размышляя о сне.

— Какой к чёрту капитализм? Какой Бог? Да как это вообще в мою голову залезло?— Одновременно с этим было приятно переживать чувства из сна, и в то же время, весьма болезненно.

Отвлекло его то, что клетка подъёмника дёрнулась, и пришла в движение. Он ухватил перевозимый скафандр обеими руками и стал ждать прибытия, продолжая размышлять.

---

Примечания:

Стоит сказать, в игре на Тау нет скафандров на хранении/их нельзя найти, несмотря на то, что на станции находится четверо из команды ковчега — Джаспер, Ян, Николай, и Сара. (первые двое уже мертвы, но тм), так что минимум их должно быть 4, исключая аварийные, причем они должны быть в отделении у второго шлюза, ведущего к Фи.