Фиктивный брак (гет)

Рон чувствовал себя так, словно попал на съемочную площадку одного из фильмов. Всё вокруг казалось нереальным — и сам дом, с его кривыми стенами и окнами, напоминающими глаза невиданных существ, и Ксенофилиус Лавгуд, исхудавший и бледный, но с тем же неугасаемым блеском в глазах, и даже Полумна, держала его за руку так крепко, словно боялась, что он исчезнет, как мираж.

Он огляделся, стараясь не выдавать своего волнения. Работа детектива научила его быть наблюдательным, замечать детали, которые могут оказаться важными, но сейчас все его профессиональные навыки словно испарились. Он был просто Роном Уизли, которого пригласили сыграть роль в странном, непонятном спектакле.

— Папа, — тихо произнесла Полумна, и Рон, встретившись с ней взглядом, понял, что она читает его мысли, как открытую книгу. В её глазах, обычно мечтательных и немного отстраненных, сейчас светился непривычный огонек — смесь хитрости и решимости, — это Рон. Помнишь, я тебе о нём рассказывала?

Ксенофилиус, сидевший в кресле у камина и обернутый пледом, словно хрупкий фарфоровый кукольный дедушка, пристально посмотрел на Рона. От этого взгляда, казалось, не скрыться даже за непроницаемой мантией-невидимкой.

— Рональд Уизли, — кивнул Ксенофилиус, и на его губах мелькнула тень улыбки, — да, Полумна упоминала о вас. Вы тот самый герой, сражавшийся плечом к плечу с Гарри Поттером.

Рон поёжился, словно от неприятного сквозняка. Ну вот, началось! Он терпеть не мог, когда его называли героем. Да и какой он, Мерлина ради, герой? Просто рыжий парень из большой семьи, который всегда мечтал быть не в тени своих братьев. Ему просто повезло — оказаться в нужное время в нужном месте, подружиться с Гарри Поттером и вместе с ним пройти через все эти опасности и приключения.

«Вот Гарри — да, он герой, — подумал Рон, невольно сжимая кулаки. — И Гермиона… Она всегда знала, что делать, всегда находила выход из самых запутанных ситуаций».

А он? Он чаще всего пугался, сомневался, делал глупости. И только чудом ему удавалось выпутаться из всех этих передряг живым и невредимым.

— Папа, — снова мягко вмешалась Полумна, — Рон не любит вспоминать о войне.

— Ах да, простите, — Ксенофилиус прикрыл глаза, словно устав от собственной проницательности, — но вы ведь не станете отрицать, мистер Уизли, что этот мир полон тьмы?

— Не стану, — честно ответил Рон, вспомнив недавнее расследование ритуального убийства, где фигурировали и тёмные артефакты, и последователи уже поверженного Волан-де-Морта.

— И вы, как и я, верите в существование… необычных существ? Магических артефактов? — Ксенофилиус приподнялся в кресле, его глаза сверкнули любопытством.

— Папа, — Полумна нежно поправила плед на отце, — Рон пришёл не для того, чтобы обсуждать морщерогих кизляков. Он… он сделал мне предложение.

Рон чуть не подавился воздухом. Вот так сразу? В лоб? Так стоп! Жениться? Они не так договаривались! Он просто должен прийти и сказать, мистеру Лавгуду, что встречается с его дочерью и все… ну и поздравить с днем рождения.

Ксенофилиус, напротив, ничуть не удивился.

— Замечательно! — воскликнул он, и в его голосе послышалась неподдельная радость, — я так рад за вас, дети мои! Полумна, дочка, ты всегда мечтала о семье.

— Да, папа, — Полумна ласково улыбнулась отцу, и в её глазах Рон заметил огромную печаль, которую она старательно прятала за радостью и счастьем.

В этот момент Рон очень хорошо понимал Джинни и её страсть к виски, ибо сам желал выпить не одну бутылку этого адского напитка, чтобы прийти в себя.

— Отлично! — Ксенофилиус радостно потёр руки, — тогда свадьбу сыграем здесь! Устроим пир на весь мир!

— Папа, — Полумна опустилась на колени рядом с отцом и взяла его руку в свои, — ты же знаешь… Врачи…

— Ах да, врачи, — Ксенофилиус махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, — не верь им, дочка, это всё происки…

— Пап, — Полумна ласково прервала его, — нам нужно поговорить с Роном наедине.

— Хорошо-хорошо, — Ксенофилиус устало откинулся на спинку кресла, — идите, дети мои, идите. А я пока почитаю о морщерогих…

Полумна кивнула Рону, и они вышли из гостиной.

— Прости, — прошептала она, как только они оказались в коридоре, — он немного… увлёкся.

— Ничего, — Рон пожал плечами, всё ещё не до конца понимая, что происходит.

Полумна развернулась и пошла по коридору, направляясь к лестнице. Рон, стараясь не нарушать образовавшуюся между ними неловкую тишину, последовал за ней. Дом Лавгудов, как и его обитатели, всегда был полон загадок и странностей. На стенах висели картины в причудливых рамах, на полках теснились диковинные растения и предметы, назначение которых Рон не мог определить даже приблизительно.

Он украдкой наблюдал за Полумной, которая медленно поднималась по лестнице. Её длинные, платиновые волосы были распущены и волнами спускались по спине, при каждом её движении слегка покачиваясь в такт. На ней были простые джинсы и голубая футболка, но даже в этой обыденной одежде она казалась Рону неземной, сказочной принцессой, случайно забредшей в его обыденный мир.

Рон в который раз поймал себя на мысли, что у Полумны красивая фигура — стройная, изящная, с плавными изгибами. Раньше он как-то не обращал на это внимания, видя в ней скорее верного друга и соратницу по «Отряду Дамблдора», чем привлекательную девушку.

Полумна открыла перед Роном дверь и, не говоря ни слова, пропустила его внутрь. Он вошел в комнату и понял, что находится в её спальне. В воздухе витал едва уловимый аромат — смесь сухих трав, лаванды и ещё чего-то неуловимого, но очень знакомого, будто из детства.

Полумна прошла мимо него, словно в этом не было ничего необычного, и остановилась у окна, обхватив себя руками. Она стояла к нему спиной, и Рон мог видеть только её хрупкие плечи, тонкий стан и длинные волосы.

Он огляделся. Комната Полумны была похожа на её — необычная, яркая, немного хаотичная, но в то же время уютная. На стенах висели рисунки, на полках теснились книги и странные предметы.

Рон улыбнулся, заметив на потолке знакомый рисунок. Его Полумна нарисовала сама. Рисунок ничуть не поблек, хотя прошло уже столько лет. На нем были изображены они — Гарри, Рон, Гермиона, Невилл и Джинни. Полумна изобразила их всех вместе, словно подчеркивая их единство и нерушимую дружбу.

Гарри — с его вечно взъерошенными волосами и шрамом в виде молнии, Гермиона — с её озорными искорками в глазах и стопкой книг в руках, Невилл — робко улыбающийся, но с твердым взглядом, Джинни — яркая, как огонь, с хитрой улыбкой на губах. И он, Рон, рядом с ними, немного неуклюжий, но такой счастливый.

Сердце Рона сжалось от боли, когда он всмотрелся в лицо Гермионы. Её яркая улыбка, лучистые глаза, каштанового цвета волосы, заплетенные в косу… Она всегда была рядом с Гарри — в самые трудные времена, в самые опасные приключения. И Рон знал, что это он, а не Гарри, должен был быть рядом с ней. Что это он должен был быть тем, кто заставит её смеяться так искренне, так счастливо.

Рон опустил голову, не в силах больше смотреть на счастливые лица друзей. Боль в его груди вновь обострилась, заставляя его сжаться изнутри. Пройдет ли она когда-нибудь? Эта вина, которая грызла его изнутри, напоминая о том роковом дне, когда он поддался проклятью медальона и оставил Гарри и Гермиону наедине с их опасной миссией?

Он помнил каждую минуту того дня, словно это было вчера. Глухой лес, пронизанный холодом и страхом, бесконечные споры, раздражение, которое он так долго сдерживал в себе, а потом… Потом тьма, которая поглотила его, заставив усомниться во всем, во что он верил, кого любил.

Рон до сих пор не мог простить себя за тот поступок. За то, что поддался слабости, за то, что оставил Гарри и Гермиону в опасности. Он знал, что они простили его, знал, что они понимают, какое могущественное зло было заключено в том медальоне. Но разве можно простить себя за такую трусость?

«Ты был под влиянием крестража, Рон», — часто говорила Джинни, обнимая его и гладя по волосам, когда его снова начинали мучить угрызения совести.

Но сможет ли он сам себя простить? Сможет ли он когда-нибудь отпустить эту ситуацию и жить дальше, не оглядываясь назад, не боясь, что прошлое снова настигнет его?

Рон резко вскинул голову, словно очнувшись от тяжёлого сна, и посмотрел на Полумну. Она все так же стояла у окна, обхватив себя руками, и смотрела куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то важное в сумеречном небе.

Комната вокруг них казалась странно нежилой, словно её хозяйка проводила здесь не так уж и много времени. Рон знал, что Полумна много путешествует — изучает волшебных существ, ищет редкие растения, погружается в такие дебри магии, о которых он сам ничего не знал.

— Так что с отцом, он болен?

Полумна вздрогнула, словно только что вспомнила, что в комнате кроме неё есть ещё кто-то. Она медленно повернулась к нему, и в её глазах, обычно сияющих неприкрытым любопытством к миру, он увидел глубокую печаль.

— Да, — кивнула она, и её голос прозвучал тихо, почти шепотом. — Врачи говорят, что ему осталось недолго. И… и он всегда мечтал увидеть меня замужней. Говорил, что я слишком… необычная для этого мира.

Он всегда знал, что Полумна — девушка неординарная, мягко говоря. Но чтобы вот так, с ходу, предложить ему сыграть роль жениха… Это было слишком даже для неё.

Конечно, ему было жаль Ксенофилиуса. Старик явно был не в лучшей форме, и Рон понимал, что хочет увидеть дочь устроенной, прежде чем… Но обманывать больного человека? Играть в какую-то нелепую комедию? Это было выше его сил.

Он вскинул голову и посмотрел в её голубые, как летнее небо, глаза. В них не было ни капли сомнения, ни капли стеснения. Она говорила всерьез.

— Полумна, ты… ты же понимаешь, что это… это безумие? — пробормотал он, стараясь выбрать слова помягче. — Твой отец… он же…

— Он очень плох, Рон, — тихо перебила его Полумна, и её голос, обычно такой мечтательный, сейчас звучал глухо и безнадёжно, — врачи говорят, что это только вопрос времени. И я… я не хочу, чтобы он уходил с тяжестью на сердце. Он так хочет знать, что я не останусь одна, что рядом со мной будет кто-то… кто-то надежный, кто-то…

Он, Рон Уизли, должен изображать жениха этой… этой феи, сошедшей с книжной иллюстрации?

Конечно, гораздо лучше на эту роль подошел бы Гарри. Гарри Поттер, чертов герой волшебного мира, спаситель от Темного Лорда. Уж он-то точно смог бы сыграть убедительно — с его-то опытом борьбы со злом и спасения мира! Да и Ксенофилиус был бы в восторге — зять-герой, чем не повод для гордости?

От этих мыслей Рону стало еще хуже. Какая-то едкая, непонятная ревность змеей зашевелилась у него внутри, заставляя сжиматься кулаки. Он почему-то вдруг ясно осознал, что совершенно не хочет, чтобы Полумна выходила замуж за Гарри. Даже фиктивно.

Он взглянул на неё и понял, что она видит его сомнения насквозь. Полумна стояла перед ним, нервно заламывая руки, и в её огромных, голубых глазах плескалась такая просьба, такое отчаяние, что у Рона не хватило духу отказать. Она едва сдерживала слезы, и он почувствовал себя последним мерзавцем.

Жених Полумны Лавгуд. Мерлиновы подштанники! Он даже представить себе такого не мог.

— Хорошо, — сдался Рон, чувствуя, как внутри у него все сжимается от неловкости и… непонятного чувства, — хоть мне и не хочется обманывать твоего отца.

Полумна резко вздохнула, словно он снял с её плеч неподъемную ношу. Медленная улыбка, которая напоминала Рону раскрывающийся в лунном свете цветок, осветила её лицо. Она подошла к нему вплотную, так близко, что он почувствовал исходящий от неё аромат — смесь полевых трав, старых книг и чего-то неуловимо сладкого, что заставило его сердце забиться чаще. Поднявшись на носочки, она прикоснулась своими губами к его губам — легко, почти невесомо, словно бабочка коснулась цветка.

— Спасибо, Рон, — прошептала она, опуская глаза, — для меня это действительно много значит.

На её длинных, темных ресницах, словно драгоценные камни, задрожали слезинки. Рон, не отрывая от неё взгляда, поднял руку и бережно, словно боясь её сломать, стер их большим пальцем.

В этот момент он вдруг ясно понял, что сделал правильный выбор. Что он готов на все, чтобы снова увидеть эту улыбку на её лице. Даже если для этого ему придется стать фиктивным женихом самой необычной девушки во всем волшебном мире.

Полумна прижалась щекой к его ладони и, открыв глаза, пристально посмотрела ему в лицо. В её взгляде уже не было печали, не было мольбы — только безграничная благодарность и ещё что-то… что-то такое теплое, такое искреннее, что у Рона перехватило дыхание.

И тут его словно током ударило. Сумасшедшая, не контролируемая волна возбуждения накрыла его с головой, заставляя забыть обо всем на свете. Он смотрел в её глаза — такие близкие, такие бездонные, — и не мог поверить, что это происходит с ним. С ним, Роном Уизли, который всегда считал себя не особо привлекательным для девушек.

Он вдруг почувствовал себя так, словно в нем проснулся какой-то неизведанный зверь, жаждущий ласки, жаждущий обладания. Он забыл обо всем — о том, что они здесь ради её отца, о том, что она просила его лишь сыграть роль, о том, что ещё несколько минут назад он был готов бежать из этого дома сломя голову.

Всё, что имело значение сейчас, — это она, Полумна, стоявшая перед ним так близко, что он чувствовал тепло её тела, слышал её прерывистое дыхание.

«Ведьма!» — пронеслось в голове у Рона. Да, она была ведьмой, этого не отнять. Ведьмой, которая смогла разбудить в нем такие чувства, о которых он даже не подозревал.

Может, она действительно что-то сделала? Подлила ему в чай какое-нибудь любовное зелье? Распылила в комнате волшебный аромат, пробуждающий страсть? Рон не удивился бы, зная Полумну и её нестандартный подход ко всему.

Но сейчас это не имело никакого значения. Он хотел её. Здесь и сейчас. Хотел забыть обо всем на свете, кроме этой девушки с лунными волосами и глазами, в которых отражались тысячи звёзд.

Он представил, как бросает Полумну на эти мягкие подушки, как её волосы волной рассыпаются по постели, как она смотрит на него снизу вверх, и её глаза темнеют от желания…

Рон с трудом сглотнул, стараясь унять дрожь, которая пробежала по его телу. Он не мог так поступить. Не с ней. Не сейчас.

Время словно остановилось. Мир вокруг них перестал существовать, остались только они двое — Рон и Полумна, — связанные невидимой нитью, которая натягивалась с каждой секундой все сильнее, грозя разорваться. Воздух в комнате стал густым, словно его можно было резать ножом, а сердце Рона колотилось в груди, как пойманная в ловушку птица.

Он не мог понять, что происходит. Что это — остатки волшебства, которое пропитало этот дом, или что-то большее? Что-то, что заставляло его забыть обо всем на свете, кроме этой девушки, стоявшей перед ним так близко, что он чувствовал тепло её дыхания на своей коже?

Полумна, словно ощущая его состояние, не делала ни малейшей попытки отстраниться. Наоборот, её глаза, обычно ясные и немного отстраненные, сейчас потемнели, словно в них отражалась та тьма, что наполняла его самого.

Время, которое все это время тянулось, словно зачарованное, вдруг вернулось в свой обычный ритм. Резко, больно, словно кто-то невидимой иглой проткнул пузырь, в котором они находились. Рон вздрогнул, едва не отшатнувшись от Полумны, и в этот момент её губы коснулись его губ.

Это было мимолётное прикосновение — лёгкое, нежное, но оно пронзило его насквозь, словно разряд молнии, заставив забыть, как дышать, как думать, как жить.

И в ту же секунду иллюзию разрушил до боли знакомый голос, который прозвучал, как удар колокола, возвещающий об опасности.

— Дети, вы где? — донесся из-за двери стариковский, немного дрожащий голос Ксенофилиуса Лавгуда, — мы будем праздновать мой день рождения?

Полумна отпрянула от Рона, словно он её обжёг, и прикрыла лицо руками, стараясь унять дрожь, которая пробежала по её телу.

— Черт, черт, черт! — прошептала она, и её голос, обычно такой спокойный, сейчас звучал сдавленно и испуганно.

Что это было? Что с ней происходит? Полумна никогда не считала себя особо сентиментальной или тем более влюбчивой. Она всегда ставила на первое место знания, исследования, поиск ответов на вопросы, которые другим казались бессмысленными. Но Рон… Рон пробуждал в ней какие-то непонятные, не поддающиеся объяснению чувства.

Она боялась посмотреть на него. Боялась увидеть в его глазах отвращение, недоумение, насмешку. Что, если он все понял? Что, если он теперь откажется ей помогать? Что, если этот странный, неловкий поцелуй разрушил всё?

— Прости, — пробормотала она, не решаясь поднять на него глаза, — пойдем. Папа ждет.

— Конечно, — сказал Рон и схватил девушку за руку, когда она проходила мимо, — не хочешь зайти ко мне?

Полумна на секунду замерла, словно не веря своим ушам. Рон приглашает её к себе? Домой? Она видела в его глазах то же самое желание, что пылало и в ней, чувствовала исходящую от него волну возбуждения.

— К тебе? — переспросила она, и в её голосе прозвучала едва уловимая хрипотца.

— Да, — Рон попытался улыбнуться, но получилось как-то криво и напряженно, — мы могли бы обсудить все подробнее. Про твоего отца, про свадьбу…

Он замялся, словно сам не веря в то, что говорит. И в этот момент Полумна поняла, что он так же взволнован, как и она сама. И от этого понимания её собственное волнение куда-то испарилось, уступив место решимости.

— Я бы хотела, — тихо сказала она, встречаясь с ним взглядом, — обсудить все детали. С тобой. Дома.

Полумна, не торопясь, поправила волосы и вышла из комнаты. Она медленно спускалась по лестнице, стараясь не выдать волнения, которое захватывало её все сильнее.

«Что я делаю?» — мелькнуло в её голове, но эта мысль не вызвала обычного ощущения паники или неуверенности. Наоборот, внутри все пело и ликовало, предвкушая то, что должно было произойти.

Полумна никогда не считала себя опытной в делах сердечных. Да и не стремилась она к этому, предпочитая компанию книг и волшебных существ обществу шумных кавалеров. Хотя и девственницей она уже и не была. Но встреча с Роном в том маленьком уютном кафе, где она обычно заказывала чай с шоколадными печеньями, перевернула её мир с ног на голову.

Он сидел за столиком у окна, погруженный в свои мысли, и медленно помешивал ложечкой остывший кофе. На нем был помятый плащ, который он, казалось, не снимал неделями, а рыжие волосы, как всегда, торчали в разные стороны, несмотря на все усилия придать им хоть какую-то форму. Допив кофе, он тяжело вздохнул и надвинул на глаза старую, потертую шляпу, словно пытаясь спрятаться от всего мира.

И она решилась к нему подойти.

Рон, казалось, не удивился, услышав её голос. Он снял шляпу, взъерошил волосы и улыбнулся — немного грустно, но в то же время так искренне, что у Полумны защемило сердце.

Это странное предложение…

С тех пор прошла неделя. Неделя томления, неосознанной тяги, желания вновь увидеть его.

Полумна понимала, что это не любовь. Не то всепоглощающее чувство, о котором писали в романтических романах, которые она изредка просматривала, из чистого любопытства. Скорее это было похоже на… на жажду. Жажду, которую она не могла утолить, которую не могла объяснить даже себе самой. И она знала, что если сейчас же не сделает хоть что-нибудь, то просто сойдет с ума.

Её тянуло к нему с непреодолимой силой, и она была готова на все, чтобы узнать, чем закончится эта странная, непонятная игра.