Великий поход (джен)

Игорь Хаецкий стоял на Красной площади, смотрел на развевающиеся флаги и испытывал отчетливое чувство дежа вю... Все это было до безобразия похоже на конференцию в Таре, где терране впервые заявили о себе — правда, масштаб на сей раз был куда большим. Сейчас в Москве собирались не только европейские лидеры...

Справа от красного флага развевалось зеленое полотнище с золотой арфой, а вот слева... Этот флаг Хаецкому был абсолютно незнаком — полотнище всех семи цветов радуги не вызывало никаких ассоциаций.

— Тауантинсуйю, — пояснила Этне, поймав удивленный взгляд Хаецкого. — Держава Четырех Сторон Света, лидер в Западном полушарии. В свое время сумели отразить натиск испанцев, а затем собрать всех недовольных пришельцами и сбросить конкистадоров в море, попутно позаимствовав немало полезных новшеств... А вот этот флаг, думаю, вам знаком.

— Знаком, — согласился Игорь, разглядывая звездно-полосатый флаг. — Когда-то он и в нашем мире был таким же...

— Да, здесь территория Соединенных Штатов почти не увеличилась, — кивнула Этне. — И причину этого вы видите перед собой.

Еще один незнакомый флаг — черная, желтая, белая и красная полосы, в центре — очень условно изображенная птица, напоминающая чукотские рисунки.

— Полагаю, это флаг индейской конфедерации?

— Именно так. Союз Племен, одно из влиятельнейших государств Западного полушария, хотя и уступают Тауантинсуйю. Заметно уступают, но считаться с ними приходится всем. С ним рядом вы можете видеть флаг Китая...

— Тунмэнхой... — задумчиво протянул Игорь, разглядывая синий флаг с белым солнцем.

— Вижу, вы решили повнимательнее изучить нашу историю?

— В нашем мире эта партия существовала, но потом слилась с несколькими другими и стала называться Гоминьдан, — пояснил Хаецкий. — Ну а после войны благополучно рассорилась со всеми и коммунисты выгнали их на Тайвань... Буквально пару месяцев назад. А это, я полагаю, флаг Японии?

Страна Восходящего Солнца и в этом мире имела привычный бело-красный флаг, но вот следующий... Красно-белое полосатое знамя с золотым восьмилучевым солнцем, похожим на китайский флаг было ничуть не более знакомым, чем радужный инкский флаг.

— Япония, вы совершенно правы. А рядом флаг империи Маджапахит, Давние союзники... Вы рассказывали о войне с Кореей — так вот, у нас она тоже была. Только после после поражения японцы повернули на юг и столкнулись сначала с яванцами, а потом с мусульманами и заключили с империей союз против них. Великая Южная война, сражение в проливе Сунда... Знаете, японцы даже до Калифорнии добирались — правда, надолго там задерживаться не стали — не хотели лишний раз ссорится с испанцами, но несколько поселений все же основали. Потом выменяли на эту территорию Филиппины, и теперь на Тихом океане у альянса почти нет конкурентов... Ну, кроме инков, конечно. Остальных вы, кажется, знаете...

— Как вы полагаете, кто из ведущих игроков может выступить на стороне Германии? — сменил тему Хаецкий.

— Однозначно сказать трудно — проще ответить, кто этого точно не сделает, — Этне заправила выбившуюся прядь за ухо. — Республика, мы, Византия и Пацифика.

— Пацифика?

— Тихоокеанский Альянс — Япония, Маджапахит и Тауантинсуйю. С одной стороны, европейские проблемы их волнуют мало, а с другой — против России и Ирландии разом не выстоит никто. Канада... Ну, небольшой шанс есть, но почти наверняка они будут на нашей стороне, также как и Китай. Мексика, Америка и Союз вообще никого не поддержат — слишком заняты друг другом. А вот Англия, Франция и Португалия... От них вполне можно ожидать такой пакости. И дело не столько даже в их симпатиях к Германии, сколько в антипатии к Ирландии. Италия... Тут можно ожидать всего, что угодно — нынешнее правительство Италии отличается изрядной непоследовательностью, поэтому предсказать его решения проблематично. Ну а как именно лягут карты... Подождем окончания совещания — может быть, немцы даже сболтнут что-нибудь полезное для нас...

Вернувшись в гостиницу, Хаецкий предложил пообедать. Этне согласилась — главы государств могли просовещаться до вечера — и это при том, что сама встреча была трехдневной. Правда, оставшиеся два дня отводились под сугубо второстепенные вопросы — сегодня же речь шла о Германии... А учитывая, насколько скандальной была эта тема — разговор будет сложным. И чем бы он ни закончился — война неизбежна. Сегодня лишь уточнят, когда и как она начнется...

Об этом и говорили за обедом два разведчика. Прикидывали расклады, сравнивали силы, оценивали шансы... Дискуссия продолжилась в номере Этне и грозила затянуться до глубокой ночи — и затянулась бы, если бы не заявление участников совещания.

Первую половину заявления разведчики проигнорировали — это были обычные вежливые разглагольствования. Зато вторая...

«Международное сообщество обеспокоено восстановлением и ремилитаризацией Германии. Признавая за германской нацией право на самоопределение, международное сообщество все же настаивает на существенном сокращении военного бюджета, предлагая при этом присоединиться к Константинопольскоу протоколу. Международное сообщество требует от Германии гарантии неприменения вооруженных сил иначе как для защиты от агрессии.»

— Хорошо, если у нас в запасе год, — заключил Игорь, когда трансляция окончилась. — О двух я даже и не мечтаю...

— Ближе к полутора, я думаю, — поправила Этне, — но это ничего не меняет. Будем исходить из того, что у нас не больше года, да и то лишь потому, что наци придется как-то легализовать свою технику и войска...

— А зачем? Достаточно стянуть технику сюда — и все. Не сидели же они все это время, сложа руки?

— А производственная база в других мирах у них есть? За три года промышленность с нуля не создать... Да, я помню про ваш опыт, но здесь другая ситуация — им пришлось бы делать все с нуля.

— Совсем не обязательно. Если они нашли еще хотя бы один промышленно развитый мир, они вполне могли там обосноваться и строить все, что заблагорассудится, а потом притащить сюда. Думаю, нам стоит усилить группировку, а вам начинать переходить на штаты военного времени — иначе получим еще одно двадцать второе июня...

— Ну а если вы их спровоцируете?

— Если они нападут прямо сейчас, поломав все свои планы, это будет далеко не худший вариант развития событий. Конечно, он оставляет инициативу за ними — но на этот раз мы готовы к войне и более или менее знаем, чего ожидать... А им придется торопиться и перекраивать планы на ходу — они ведь понимают, что мы навалимся на них, как только соберем ударную группировку... Собственно, план примерно таким и был с самого начала.

— Главное ввязаться в битву, а там будет видно?.. Ну, в принципе, такая стратегия срабатывает, — кивнула Этне. — Я отмечу в докладе, что у нас очень мало времени, но на полное развертывание уйдут недели, а мы, к тому же, посередине перевооружения...

— В точности как мы семь лет назад. Только на сей раз у вас будет поддержка — ООН готовит силы именно на такой случай. Осталось только убедить командование, что этот случай пришел...

— Вам проще — вы к этому готовились, — вздохнула Этне. — Вам сейчас только и остается, что изложить все как есть, а мне придется немало потрудиться, изобретая подходящие формулировки...

— Могу помочь, — отчет действительно не был для Хаецкого проблемой , а помочь Этне действительно хотелось. И отнюдь не только потому, что он рассчитывал на ответную услугу...

Отчет Хаецкий отправил с курьером — и всего через полчаса раздался телефонный звонок.

— Слушаю. Так точно, товарищ адмирал. Советник О'Шей уверена, и я склонен в этом ей доверять. Так точно, до связи.

— Горшков?

— Да. Приказал передать, что мы начинаем переброску. Ваше правительство уже известили, но всех остальных — пока нет. Логичное... Да что опять?! — Этне схватила трубку снова зазвонившего телефона — и застыла.

— Будет исполнено, — произнесла она несколько минут спустя.

— Что-то случилось?

— Ирландия начинает развертывание армии по штатам военного времени. Разведка что-то нашла — документы будут у нас примерно через час, посмотрим, что они там откопали, да еще такого, что через мою голову обратились к королю. Это должны быть сведения чрезвычайной важности... Кажется, вы говорили про базу в Антарктиде?

— Руины базы... Черт! Вот где они могли обосноваться — и там же можно прятать флот, сколько угодно.

— Возможно, речь идет именно об Антарктиде, — предположила Этне. — Сколько времени вам потребуется, чтобы перебросить сюда ваши силы?

— Если очень надо — то два-три дня, — ответил Игорь, — да к тому же, пока мы тут сидим, переброска уже идет.

— Если бы еще знать, сколько у нас времени... — вздохнула Этне.

Как оказалось, Хаецкий был прав насчет Антарктиды — разведчикам каким-то образом досталась отснятая инкским самолетом-разведчиком пленка, на которой был запечатлен «карманный линкор», полным ходом идущий на юг.

— Ну вот и все, — хмуро произнес Игорь, — отсчет запущен...

В дверь снова постучали. Гостей не ждал никто, и потому, достав из лежавшей на столе кобуры ТТ, Игорь настороженно осведомился:

— Кто там?

— Патрик О'Шей, — ответил с ужасным акцентом знакомый голос. — Сестрица, может, ты меня все-таки впустишь?

Встав у стены, Этне приоткрыла дверь, заглянула в щель и только после этого впустила брата. Патрик, оценив картину, хмыкнул и вручил сестре записку от Хилленкоттера и письмо от отца.

Записка подтверждала, что Патрик — и в самом деле Патрик, а так же содержала кое-какие дополнительные распоряжения и запросы. Письмо было сугубо личным, и его содержанием Игорь, естественно, интересоваться не стал — хотя настроение Этне оно явно улучшило. Сам Патрик весьма эмоционально рассказал о совещании в штабе, на котором был стенографистом, о том, как его сразу после этого совещания отправили Архангельск, а оттуда — в Москву, о приказе Хилленкоттера охранять экспертов...

— С чего бы такая паранойя? — недоуменно приподняла бровь Этне.

— Так на него покушаться пытались, — Патрик махнул рукой. — Поймали-то этого стрелка еще до того, как он хотя бы подобрался, но он, тварь такая, где-то прятал яд и отравился. Допросить его не успели, документов никаких, особых примет тоже не нашлось — мало, что ли, блондинов...

— Татуировка была? — немедленно спросил Хаецкий.

— Буква «А» на сгибе локтя, а что?

— Что ж, придется признать, что наци уже в курсе нашего появления... — Игорь вытащил пистолет из кармана и убрал в кобуру. — И я бы хотел знать, откуда им это известно... Есть идеи?

Идея у ирландцев была, судя по их взглядам, только одна — та же, что и у него самого. Предательство. Кто-то из аборигенов, достаточно высокопоставленный, сливал нацистам информацию — причем кто-то из тех, кто непосредственно работал с пришельцами. Это, конечно, сокращало круг подозреваемых, но значительно усложняло дело — к фигурам такого ранга не подобраться без очень веских доказательств, а на то, чтобы их найти, потребуется время...За которое предатель может привести их дела к катастрофе. Впрочем, зная Хилленкоттера, Игорь не сомневался, что предателя вскоре найдут. И если для расследования придется арестовать хоть самого короля — адмирала это не остановит...

— Все это очень интересно, но что делать нам? — поинтересовался Патрик.

— Все, что прикажут, — Игорь пожал плечами. — С расследованием справятся и без нас — в этом можно не сомневаться — а пока что вернемся к нашим прямым обязанностям и отредактируем список первоочередных целей с учетом новых данных.

Наконец, длинный и утомительный день закончился. Отправив очередную порцию отчетов, в основном сводившихся к сакраментальному «я так и знал», Этне проследила за курьером, пока тот не скрылся за углом, предупредила связистов и неожиданно спросила:

— Что вы скажете, если я предложу поужинать вместе и на время ужина забыть о делах?

— Что это лучшее, что я слышал за сегодняшний день, — с энтузиазмом ответил Игорь.

В штабе Сил Особого Назначения царил хаос. Строго говоря, штаб, как и сами Силы, пока что существовал по большей части на бумаге — а то, что существовало в реальности, было либо Объединенной эскадрой, либо бессвязным набором самых разных подразделений и отдельными кораблями. Единственным, кто не только свободно ориентировался в этом хаосе, но и усмирял его — только что назначенный командующим генерал армии Дуайт Эйзенхауэр.

Он прибыл утром на борту «Новороссийска», переговорил с Горшковым, с советником О'Шей и тут же начал наводить порядок. К вечеру ему это в первом приближении удалось...

Все было еще хуже, чем во Франции. Правда, за четыре года Айк ничуть не утратил хватку, да и высаживаться под огнем недобитых батарей не приходилось — но перебросить несколько сотен тысяч человек в другой мир — задача ничуть не проще. А с учетом того, что сделать это надо скрытно — так пожалуй, и сложнее. Ну а если добавить к этому тот факт, что участники операции все еще относились друг к другу с подозрением... Впрочем, чем сложнее задача — тем интереснее, а это — самая серьезная работа на его памяти, превосходящая даже Нормандию.

И первое, что сделал Эйзенхауэр — пригласил к себе адмирала Хилленкоттера, возглавлявшего разведку эскадры, и задал ему вопрос:

— Известно ли наци о нашем присутствии?

— Известно, — ответил Хилленкоттер, — но что именно — пока не ясно. Во всяком случае, имело место покушение на меня — нападавший убит, однако при осмотре трупа выяснилось, что это был эсэсовец — сейчас на Терре идет работа с захваченными архивами...

— Терра?

— Да, кто-то предложил называть наш отряд терранами, название прижилось, а затем нашу Землю Террой...

— Подробности сейчас неважны, — отмахнулся Айк. — А пока прошу вас вкратце доложить — что еще нам известно, кроме того, что наци в курсе нашего присутствия.

Особо кратким доклад не получился — Эйзенхауэр постоянно задавал вопросы, уточнял и стремился вникнуть во все детали — но спустя три четверти часа он закончился. Отпустив Хилленкоттера, Айк подошел к висевшей на стене огромной карте мира и принялся отмечать упомянутые Хилленкоттером места. Затем, поставив непривычно красный флажок рядом с Дублином, он взял линейку, приложил ее к карте и задумчиво хмыкнул. Да, работа была явно сложнее того, что он сделал в Нормандии... Но теперь хотя бы стало ясно, с чего начать.

Вернувшись за стол, Эйзенхауэр вызвал адъютанта и распорядился принести справочники и атласы. Появившаяся идея пока что не тянула на план. Но именно что пока... Через несколько дней, когда штаб начнет нормально работать, каждому генералу и адмиралу будет известно, что ему делать, и тогда уже наци не смогут застать Объединенные нации врасплох.

Следующее утро началось с того, что Эйзенхауэр собрал все командование и устроил разнос — больше в целях профилактики, чем из-за реальных просчетов. Хотя, с другой стороны, действительно выкладывались всерьез только Горшков и Хилленкоттер, остальные же считали, что торопиться особо некуда. И были решительно неправы — если враг действительно знал об их присутствии, то атаковать мог прямо сейчас. Правда, сам Айк считал это не слишком вероятным и ожидал, что наци перейдут к активным действиям лишь тогда, когда окончательно подомнут под себя Германию — но на это он отводил не более месяца. Через месяц войска должны быть полностью готовы и к обороне, и к наступлению — и на сей раз хребет нацистского монстра должен быть сломан окончательно.

Завершив на этом совещание, Эйзенхауэр собрал штаб и принялся за постановку задач подчиненным, а затем взялся за доклады разведки. И весьма заинтересовался первым же документом- докладом ирландского дипломата о происшествии в Иране. Совершенно секретная информация, предоставленная шахом в обмен на какие-то уступки, требовала немедленного изучения... Вот только кого послать? Здесь не Нормандия, здесь он никого не знает... Хотя — вот же кандидаты, он совсем недавно читал их доклад.

Эйзенхауэр выудил из кипы бумаг нужную, взглянул на подписи и, вызвав адъютанта, приказал:

— Принесите личное дело полковника Хаецкого и досье на Этне О'Шей.

Досье на ирландку оказалось до безобразия скудным, но весьма интригующим. Дочь одного из высших сановников Ирландии, коронный советник, по всей видимости, с детства готовилась к работе в разведке... Да еще и брат-физик — невероятная удача, даже верится с трудом. Но раз уж так повезло, просто глупо этим не воспользоваться. Тем более, что все три человека сейчас в одном месте — надо пользоваться случаем...

Отложив документы, Эйзенхауэр пододвинул стопку чистой бумаги и принялся писать. Несколько минут — и приказ готов. Сегодня вечером он будет в Архангельске, а завтра утром троица отправится в Иран и самое позднее к утру послезавтра штаб будет иметь хоть какие-то сведения о потенциальной угрозе.

Эйзенхауэр ненавидел неизвестность.