Бегущий за Солнцем (джен)

Вместо свечей серебристый свет здесь источали вырезанные в каменных стенах письмена — Джинни знала, что это рунная вязь скандинавского Футарка.

Рядом были и другие знаки. О них Джинни не слышала никогда: их внешний вид напоминал кельтские узоры, где плавные линии изгибались в спирали и завитки, образуя бесконечный орнамент. Линии были чёрными, выжженными и будто обугленными изнутри. Эти знаки, какой бы посыл они не несли в прошлом, теперь были мёртвыми.

Сквозь покинутые магией начертания в этот мир — прямо на Джинни — смотрела безжизненная пустота. На губах будто осел пепел, в горле запершило.

Опомнившись, Джинни одёрнула руку. Наверное, глупо сожалеть об утерянном магическом искусстве, о котором Джинни никогда и не слышала, и всё же в груди что-то тоскливо заныло. В ответ, словно почувствовав её горечь, знаки Футарка воссияли ярче, то ли поддерживая, то ли выпрашивая своей порции внимания. Однако и в чтении более известных волшебникам рун Джинни также не преуспела. И её невежество им не понравилось.

Тяжелые дубовые двери, через которые они зашли, снова распахнулись — на этот раз с жутким грохотом. Ледяной северный ветер, как голодный волк, промчался, жадно рыская повсюду, а затем, учуяв Джинни, кинулся на неё, кусая её босые ноги.

Холод моментально залился в ноги свинцом, стоять с каждой секундой становилось труднее. Пытаясь вернуть подвижность и увернуться от порывов злобного ветра, Джинни неуклюже отпрыгнула в сторону.

Её схватили за руку, грубо развернули к себе:

— Что ты творишь? — прошипел Риддл. Испуг Джинни временно уступил место мстительному удовлетворению, когда она разглядела, что ветер потрепал и Тома тоже.

Риддл перевёл взгляд куда-то позади неё, и следы раздражения исчезли с его лица, уступив место сосредоточенности.

Ветер утих. Джинни обернулась.

Худощавый темноволосый человек опустил раскинутые руки в повелительном жесте руки и направился к ним. С растрепанными волосами, лёгкой улыбкой на губах и забавно оттопыренными ушами незнакомец имел вид совершенно неопасный, даже более того — нелепый.

— Я прошу прощения за это, — незнакомец склонил голову, — надеюсь, это маленькое недоразумение не помешает вам почувствовать себя, как дома, и немного отдохнуть. Вы прошли долгий путь.

С лёгким поклоном он сделал жест, предлагающий им пройти вперёд.

Риддл без лишних слов так и сделал. Пусть он молчал, от него веяло безмолвным недовольством.

«Элементарную вежливость мог бы и проявить, придурок», — подумала Джинни. Однако Том, мнящий себя богом, до какой-то там вежливости, разумеется, не опустился бы. Неужели он не понимал, что будет плохо, если дружелюбие незнакомца разобьётся о стену его высокомерия? В конце концов им бы не помешала помощь.

— Спасибо, — поблагодарила Джинни.

Глаза незнакомца, синие, как глубокие воды северного океана, сверкнули, и он улыбнулся, задорно, как мальчишка. Да и был он ненамного старше её.

Риддл шёл впереди, позади него была Джинни, а рядом с ней, едва ли не плечом к плечу, шёл обаятельный незнакомец.

— Прошу вас, идите прямо к барной стойке. У нас сегодня, к слову, как-раз пополнение напитков, вы должны непременно их попробовать — они великолепно восстанавливают силы.

Это место, похожее и не похожее на таверну, было пропитанно нарочитым противоречием: здесь стояли грубые деревянные столы и массивные стулья, украшенные искусной резьбой, достойной тронного зала самого короля. В стороне, на возвышении высотой в пару ступеней, была зона, принадлежавшая совершенно другой эпохе: с кожаными диванчиками, около которых стояли низкие лакированные столики, и, кажется, на них лежали игральные карты.

Не было здесь ни ламп, ни свечей, потому что, помимо светящихся на стенах рун, полумрак развеивали кристаллы: голубовато-бирюзовые, бледно-розовые, серебристо-белые, вросшие в стены то тут, то там, некоторые даже покоились в изящных подставках, подобных подсвечникам.

Если закрыть глаза, кожей можно было прочувствовать волны циркулирующей магии. Она вовсе не являлась злобной, но от её мощи было не по себе, и Джинни передёрнула плечами в попытке сбросить окутавшую её вуаль почти невесомой энергии.

— Это кристаллы Ниатида, — пояснил незнакомец. — Тот, кому удастся раскрыть его тайны, будет одарён возможностью заглянуть в будущее, прошлое или настоящее.

Том, у которого, видимо, был негативный опыт с пророчествами, пренебрежительно фыркнул. Он шёл впереди и, в отличие от Джинни, не видел лицо незнакомца, который на миг замер перед одним из кристаллов. Не видел, как бирюзовое свечение кристалла отразилось в его глазах, придавая незнакомцу могущественный потусторонний вид, как лицо его приняло жуткое выражение, будто бы душа покинула его тело, и блестевший в глазах свет жизни заменила магия кристаллов.

Спустя мгновение незнакомец уже шагал дальше, прикрыв глаза чёлкой; а идущий впереди и плюющий на всех Том снова оказался тем, на кого Джинни не могла положиться.

Джинни опустила взгляд под ноги, стараясь выглядеть невозмутимо. Образ мага врезался ей в память, отчётливо давая понять, что она ошиблась. Незнакомец был старше, намного старше, чем ей показалось на первый взгляд. Возможно, он даже и человеком не был, потому что не может быть у человека таких глаз.

Кристалл показал ему что-то малоприятное, от чего весь энтузиазм Джинни разгадать тайну своего прошлого поутих.

Впереди в полутьме показались очертания барной стойки и двух силуэтов. Джинни вздрогнула от того, что на миг они напомнили ей тех самых теней заблудших душ, которых Джинни недавно встретила, блуждая в тумане. Однако свет кристаллов, вместо фонариков подвешенных прямо над барной стойкой, рассеял её страх. Это были люди.

Юноша, одетый в строгий чёрно-белый рабочий костюм, нервно протирал лакированную поверхность стола. Кроме него там уже была одна посетительница — чуть в отдалении, боком к работнику этого заведения на высоком табурете сидела женщина, нарезая зелёное яблоко странным ножом, больше похожим на кинжал с волнистым лезвием. Она была красива, но пугающей красотой — змеиной. Удивительный разрез глаз, немигающий взгляд и плотно сидящее платье с оттенками зелёных переливов только закрепляли эту ассоциацию.

Когда они пересеклись с Джинни взглядами, смутная тревога усилила оборот, нарастая в душе, как снежный ком. И прежде чем этот ком покатился бы по наклонной, Джинни сделала глубокий вдох, перевела взгляд и стала выискивать в окружающем интерьере пять предметов красного цвета — чтобы вернуть себе контроль над телом, нужно было перевести фокус внимания.

Всё происходящее напоминало какой-то странный безумный сон.

Джинни не понимала, к чему была эта игра контрастов: грубость и изящность, намёки на роскошь и нарочитая простота — деревянная, возможно даже средневековая утварь и высокие табуреты, созданные по дизайну современных маггловских творцов. Был даже маггловский… как же его — телевизор? — висящий напротив застеклённой стены позади барной стойки. Старинный витражный узор изображал величественного золотого дракона на красно-бордовом фоне.

Начала болеть голова. Джинни невыносимо хотелось обратно, хотелось... куда? Она поморщилась от боли, прострелившей висок. «Игры с памятью», — вспомнилась улыбка Тома.

Джинни покосилась на Риддла: тот держался уверенно. Если она вспомнила его, то скоро вспомнит и всё остальное, верно? Это значит, что за утерянные воспоминания бояться не стоит. Но как насчёт того, кто за всем этим стоит… Джинни вновь ощутила на себе пристальный взгляд женщины-змеи. Не менее отчётливо ощущала она на себе и сожалеющий взгляд бармена. Почему он жалел её?

Все эти люди вызывали у неё недоумение, а единственным источником хоть какой-то почвы под ногами, помогающей Джинни понять, кто она есть, был Том. Человек, однажды едва её не убивший. Иными словами, опоры не было вовсе — Джинни ощущала себя висельником, который барахтается ногами в воздухе, и каким-то чудом пока жив. Но только пока.

Снова к горлу стала поступать паника и, чтобы успокоить поток мыслей, Джинни снова перевела внимание на обстановку.

Предметов красного цвета отчего-то не находилось. Тогда в такт вдохам и выдохам Джинни принялась пересчитывать деревянные кружки, глиняные кувшины, прозрачные флакончики с разноцветной жидкостью.

Нельзя было не отметить, как подобные мелочи придавали этому месту особый уют. Но разве можно уютом наслаждаться, если это возможная попытка усыпить внимание?

Вжав голову в плечи, Джинни опять оглянулась на Тома: в этот момент он очень внимательно разглядывал юношу за барной стойкой.

— Рад приветствовать вас, — пробормотал тот, пристально рассматривая Риддла в ответ.

— А уж мы-то как рады, правда, Джиневра? — обратился к ней Том.

— Э… да.

Риддл, опустив голову, тихо засмеялся, а Джинни слегка затошнило, когда она опять поймала на себе взгляд, полный усталости и сожаления. В отличие от первого незнакомца, в этом человеке не было ни задора, ни искры дружелюбия — весь его желтовато-серый вид выражал болезненность и тревогу: его пальцы добела впились в столешницу, узкие губы были плотно сжаты. Единственный кусочек цвета был за стёклами нелепых круглых очков, в его поразительно зелёных глазах.

— Гарри, не стой истуканом, — будто невзначай прозвучало позади.

Их безымянный проводник — он так и не представился — зашёл за стойку.

Он вёл себя так уверенно, будто он был хозяином этого места, и возможно стоило бы потребовать от него объяснений, но всё, о чём могла думать Джинни, так это о том, что второго незнакомца зовут Гарри… Такое заурядное имя пробудило в Джинни… что-то. Этому «чему-то» не было названия, потому что было оно непонятным и смутным, как тёмные воды, через которые Джинни сюда шла.

— Извините, сэр, — отозвался Гарри. — Скулы свело от досады.

Незнакомец, чьё имя так и не было известно, вздохнул и, поймав взгляд женщины-змеи, виновато пожал плечами и улыбнулся, что, впрочем, не привело к появлению ответной улыбке на её лице.

В этом странном месте Незнакомец был единственным, кто едва ли не сиял добротой, и его вид, ранее успокаивающий Джинни, теперь добавлял нотку абсурда в происходящее и пугал.

Гарри поставил перед Джинни и Томом две деревянные кружки — тяжёлые, массивные и роскошные. Их будто бы перенесли сюда со страниц средневековой сказки.

В кружках плескалась полупрозрачная жидкость, переливаясь перламутром, и это совершенно не внушало доверия, вопреки заверениям о том, что напиток с лихвой восполнит силы. Джинни подумала, что в ней и без того ещё достаточно энергии, хотя кружку в руки взяла. Резной узор в виде виноградных лоз по бокам ощущался ладонями очень приятно; узор тянулся к центру, где расположился дракон. Джинни провела пальцем вдоль его крыльев. Почему здесь так много драконов?

— Утварь времён Утера Пендрагона. Члены королевского рода вкушали из них яства на пирах. Пожалуйста, располагайтесь, — с видом радушного хозяина незнакомец кивнул на табуреты.

Джинни не знала, как на подобную неудобную конструкцию залезла женщина-змея, однако в ней самой высокий деревянный табурет не вызвал чувств доверия и уж тем более не вызывал желания на нём разместиться, потому что в случае нападения неудобство помешало бы быстро среагировать.

— Я постою, — отозвалась Джинни, наклоняя кружку то в одну сторону, то в другую: напиток продолжал переливаться перламутровым цветом. Что они добавили в него, пыльцу феи?

Риддл расположился на табурете совершенно спокойно, даже в какой-то мере изящно, не выказывая никаких признаков недовольства. Позёр. Однако Джинни стало легче от того, что он закрыл её от немигающего взгляда змеи.

— Это всё так интересно, — невозмутимо начал Том. — Короли, пиры. Однако, если мне не изменяет память, только короли и их свита пользовались кубками, в то время, как подобные вещи, — он повертел в руках свою кружку, медленно и с достоинством сделал глоток, после чего продолжил: — не были предназначены для людей куда более скромных сословий.

— Вас выбрали и собрали здесь вовсе не по признаку сословий.

Джинни будто ударили разрядом молнии. Наконец прозвучала хоть какая-то зацепка.

— Нас выбрали? — Джинни тут же ухватилась за возможность разузнать больше. — Кто? Почему? И где мы?

Повисла тишина, которую разбавлял ритмичный стук ногтей Тома по столешнице и скрип тарелок, что белой тряпкой сосредоточенно натирал такой же белый без кровинки Гарри.

— Что ж, я объясню, в какой ситуации вы оказались, — отозвался незнакомец, вглядываясь со всей серьёзностью в их лица. — Прошу быть внимательными. Как вы, надеюсь, знаете, тёмная магия оставляет следы. Всегда. Эти грязные следы въедаются в человеческие души… Стоит сказать, что ваши души являются вашей зоной ответственности и совсем меня не интересуют. Однако душа и магия связаны неразрывно, и осквернять магию я больше не позволю никому.

Последнюю фразу незнакомец проговорил твердо. Затем черты его лица ожесточились и он обратился к женщине-змее:

— Благие намерения о защите вашего ребёнка, которого вы так и не смогли уберечь от самого себя, — это отнюдь не оправдание, госпожа Нагайна.

Джинни замерла, потому что это имя тоже было ей знакомо. Она взглянула на непокорный профиль женщины-змеи, которая была не согласна со столь суровыми словами, и перевела взгляд на Тома. Аристократично-бледные щёки Риддла слегка зарумянились, и причиной этому было не смущение. Ему явно не понравился тон, которым отзывались об его умениях в тёмных искусствах.

И если Нагайну, увязшую в грязных делах из-за защиты своей семьи, Джинни могла понять, то приближающийся час расплаты Тома вызывал в ней чёрное злорадство. В другой раз Джинни бы посмеялась над ним, если бы не была с Томом в одной связке. Она никогда не практиковала тёмные искусства, так почему…

— Практиковать тёмную магию необязательно, достаточно открыть ей сердце и пустить в свою душу. Вы понимаете, о чём я говорю, Джиневра?

Джинни не могла вымолвить ни слова: она всё прекрасно поняла.

Ей было стыдно за глупую доверчивость, за зависть, эгоизм и неблагородные дела в своём прошлом.

Помимо катящегося в душе снежного кома тревоги, в горле тоже появился ком, которых мешал сделать даже вдох. Все, кроме Тома, смотрели на неё: Гарри, стоящий в отделении, — с жалостью; незнакомец — как будто с безмолвным упрёком; Нагайна смотрела цепко, будто хотела вытянуть из Джинни всю душу.

— Мне было одиннадцать… — она выдавила из себя несколько слов, но продолжить не хватило воздуха. Да и звучало бы это, как оправдание, а перед магией душ оправдания значения не имеют.

— Незнание не освобождает от ответственности, дитя, — незнакомец лишь подтвердил её мысли, утяжеляя груз на плечах Джинни в тысячу раз. — И, — он кивнул на кружку в её руках, — если ты не хочешь стать тенью до того, как начнётся Игра, тебе стоит сделать хотя бы глоток. Это не яд, а ключ к возвращению. Если, конечно, кто-нибудь из вас будет способен вернуться. Авалон не отпускает просто так тех, кто не соблюдает его законы, а собравшиеся здесь — сплошные нарушители...

Это и вправду не был яд. Когда Джинни сделала глоток, на место готовности расплакаться пришло спокойствие. Пусть оно было тоскливым и раздирающим изнутри, но Джинни могла продолжать мыслить:

— Кто вы?

— Зовите меня Эмрис. И если вам стало легче, я хотел бы продолжить…

— Прежде чем продолжить, — подал голос молчавший почти всё это время Том Риддл, — не могли бы вы так же представить вашего друга и то, зачем он здесь? Тоже нарушитель?

— И да, и нет. Всё, что я могу сказать, его так же ждёт испытание, от исхода которого зависит многое. А теперь, — Эмрис устремил взгляд в полутьму, из которой они пришли, — последний игрок.

Глаза Эмриса сверкнули, на миг будто заливая радужку солнечным светом. Кристаллы и руны хорошо освещали это место, но именно в этом момент Джинни поняла, как сильно скучала она по солнцу.

Незримая волна магии пронеслась по пространству и эхом раздался звук распахнутых врат. Джинни показалось, что прошла целая вечность, прежде чем из темноты к ним вышел испуганный мужчина в фиолетовом тюрбане. Видок у него был тот ещё. Джинни стало интересно: а она сама выглядит со стороны такой же слабой и пугливой ланью? Лань в змеином окружении вряд ли будет иметь шансы на победу…

— Профессор… Квирелл? — прошептал Гарри.

Джинни оглянулась: отчего-то Гарри выглядел поражённым.

Над ухом злорадно фыркнул Том — он сверлил взглядом Эмриса. Тот отвечал ему не менее пристальным и красноречивым взглядом. Джинни, наблюдающая за этим безмолвным невербальным контактом, отчётливо поняла: между Томом и Эмрисом существовал какой-то недоступный ей контекст и, возможно, все собравшиеся здесь, включая её саму, были лишь пешками, этот контекст создающими.

— Добро пожаловать в Авалон, — поприветствовал Эмрис последнего присоединившегося гостя. — И теперь, когда мы готовы начать, ответьте на один вопрос: что вы помните?