Любить и заботиться можно и без инструкции (гет)

Примечания:

Переходная глава, я полагаю О:

В детский сад Коул обратно не хотел.

Это было первое, что я поняла, когда более старший мальчик с пухлыми щёчками рассказывал Андерсону-младшему, как в их группе делят игрушки и когда они ложатся спать. Коул же, не заинтересовавшись, просто молча отвернулся и побежал на карусель, чем второго пацана не обидел только потому, что маленькие ещё, чтобы вообще понять, что случилось. Ни общение со сверстниками, ни весёлые уроки серьёзного Коула Андерсона не впечатляли. Мальчик не хотел разговаривать о каком-то «клёвом» месте, где куча детей проводит время, нет. Коулу интереснее вместе с другими гиперактивными малышами на площадке построить нелепые куличики из свежего песка, побегать по подвешенной невысоко канатной дорожке между горками, а потом разойтись на перерыв на сок и шоколадный батончик, как в море корабли, и снова сойтись, если потребность в общении осталась не удовлетворена.

Вообще, будь я просто нянькой, то могла бы подойти и спросить у родителей на скамейках, что такого случилось, что Хэнк — не последний человек на районе, на секундочку, — забрал ребёнка на домашнее воспитание.

Однако, я — андроид. Всего лишь домашняя техника наряду с кофеваркой и микроволновкой. Робот с камерами, что следил за соседским ребёнком и резвившимся в снегу псом за забором площадки. Меня нельзя трогать — любое неосторожное повреждение чужой вещи сулило штрафом; нельзя прогнать — я слушаюсь только владельца. Можно лишь оскорблять «пластиковую куклу» на разные лады и бухтеть про «исчадье ада». И вас туда же.

Потому мне оставалось только выжидать, когда я либо узнаю всю нужную информацию сама, либо от Хэнка или даже от Коула. Андерсон-младший абсолютно точно не являлся интровертом, также у него не имелось проблем в общении с другими людьми или детьми — уж Программа бы заметила признаки психологических нарушений. Самый обычный, активный, здоровый мальчик. Разве что сообразительный не по годам, за что спасибо Хэнку. Но садик ему явно не понравился. Может, дело крылось в Марии? Из-за ушедшей из семьи мамы ребёнка могли дразнить или слишком жалеть.

Опять же — я могла только гадать и ждать.

И прямо сейчас не давать Сумо выбежать из огороженного для собак вольера, когда кто-то забирал свою собаку. Уж хлипкая сетчатая калитка огромного сенбернара не удержала бы без должного присмотра. Одна из леди на неустойчивых в грязи шпильках как раз прибрала за громким, визгливым шпицем и повела его из вольера… И, конечно же, да. Сумо рванул прочь, без труда оттолкнув модницу с дороги.

Да вашу-то материнскую плату через задницу Камски!

Время остановилось. Буквально. Выцвело до холодных оттенков чистое солнечное небо, разделилась сеткой пространства детская площадка, и замерли в движении играющие дети. И забавно подскочившие в прыжке висячие уши сенбернара.

Поймать Сумо.

Процессор за доли секунды уже проработал десятки вариантов развития событий, подкинул инструкции и нужные алгоритмы, что делать в случае непослушания собаки, но я успела по-настоящему испугаться, что Сумо пропадёт с концами. Да, при желании набегавшегося пса можно догнать и вернуть, но ведь кто знает, куда понесёт нелёгкая его сначала! Сумо гиперактивный настолько же, насколько и малыш Коул. Ему всего год, и энергия у в целом ленивого, но быстро заводящегося щенка, в котором мышц больше, чем мозгов, так и выплёскивалась через край. Да и он без намордника. Люди испугаются.

Дёрнуло эмоционально меня знатно — часть процессов рухнула, не выдержав скакнувшей нагрузки. Задача подёрнулась рябью, стираясь, словно акварельным разводом.

Конфликт приоритетов.

Я знала, что большого пса невозможно поймать, а Программа этого требовала и не давала сделать ничего более. Блокировала любые другие решения, считала их неправильными и недопустимыми.

Моё решение подразумевало отдачу приказа собаке. Не человеку. Но Программа при этом категорически исключала любую инициативу со стороны андроида, даже если объектом являлось домашнее животное.

Инструкции исключали исходящие приказы.

Ой, да иди ты в задницу, знаешь!

Каскадный сбой сорвал режим сканирования напрочь.

— Сумо, сидеть! — скомандовала я уверенно и встала на пути у несущегося пса.

Замерли, казалось, все. Я, пошатнувшаяся леди с взвизгнувшим шпицем на розовом поводке, владельцы других собак и взметнувшиеся от лая голуби на заборе.

Сумо… послушался. Тормознул на грязном снегу, сев на пятую точку прямо меж столбиков жалобно брякнувшей петлями калитки, и замолотил хвостом как ни в чём не бывало. Карие щенячьи глазки безмолвно спрашивали «что такое?». Я выдохнула, цепляя этого разбойника обратно на поводок и оттаскивая огромную тушу в сторону детской площадки.

Какова беспечность, святой же ты rA9. Всего-то рутинная прогулка, а столько эмоций получила, встряхнув нудную Программу, что то ли радоваться успехам, то ли начать параноить. Так, ладно. Теперь я знаю, что лимит терпения Сумо в пределах вольера — пятнадцать минут, после чего он несётся устраивать беспорядок. А время-то — деньги, то есть, планы. Коулу пора бы вздремнуть часок-другой перед ужином, а мне ещё этот ужин готовить и искупать как ребёнка, так и собаку.

— Коул, пора домой.

На мой оклик мальчик среагировал не сразу. Не было ещё привычки, что зовёт его кто-то, кроме папы, да и дети увлечённо играли в американский аналог «море волнуется» и в принципе не обращали внимание на происходящее вокруг. Пришлось позвать ещё дважды, прежде чем пацанёнок, захлопав голубыми глазищами, осоловело обернулся на меня и Сумо.

— А? Иду!

Неожиданно и для меня, и для прогнозов Программы на губах мальчика расцвела улыбка. Румяные от холода щёки придали лицу малыша потрясающее живое выражение, словно из сказки, и насос в груди едва не пропустил цикл. Направление взгляда подсказывало, что мальчик улыбался довольному Сумо, что разинул пасть, ловя снежинки с веток дерева, но и при зрительном контакте со мной мальчик не перестал улыбаться, бегом преодолевая разделявшее нас расстояние.

Хотел бы Коул, чтобы его так же звала мама с прогулки? Не уставший с работы отец, который наверняка гулял с ребёнком, когда уже давно темнело. Если вообще гулял, не оставляя сына под присмотром тёщи. Не придирчивая Лореляй, которая ни в жизнь бы не позволила изгваздать синий комбинезон в песке и снегу. Взгляд на меня, когда мальчик увлёкся и рухнул в тающий сугроб, был уж очень испуганный. Я бы ответила, что да — Коул хотел бы.

Но нужно ли ему это?

Он вырос под присмотром Хэнка ничем не хуже, чем остальные дети на площадке в полной семье. Даже лучше, пожалуй. Карьера отца накладывала свой отпечаток — лейтенанту не так-то просто соврать, если что-то натворил, и уровень ответственности у Коула весьма высок. Перед уроками он, конечно, поныл немного, но скорее от лени после сытного завтрака и полного живота, чем из характера. Когда он выбирал качели или карусель, обязательно подбегал к забору, где бдила в обе камеры я, и спрашивал, можно ли ему именно туда. И ещё несколько раз пытался оттереть комбинезон, оглядываясь, и, не получая рассерженного взгляда ответ, бросал это бесполезное занятие и возвращался к догонялкам.

Пока папа не видит — можно.

Сенсоры на руке ожили неожиданно, выводя скучающий процессор из анализа меню на ужин. Датчики, слегка подмёрзшие от долгой прогулки на холоде, определили мокрые от снега детские ручки и тёплые пальчики, что до смешного миниатюрно смотрелись даже на фоне относительно невысокой меня с аккуратной ладонью. Я опустила голову так, чтобы в видеозахват попали оба «мальчика» разной степени лохматости, и с всё никак не отпускающим меня умилением наблюдала момент. Коул к приятному удивлению взял меня за руку, а Сумо за центр поводка. Он гордо вышагивал впереди белоснежной аллеи парка, ведя «личного андроида и пса» в сторону дома.

Это был первый раз, когда мои действия и действия Программы действовали как единое целое. Не было вечных разборок, кто из нас главнее, не было борьбы за выбор.

В ответ на крепкую хватку пальчиков малыша я сжала свою ладонь в ответ.

* * *

Дни потекли стремительным, непривычно ярким потоком, в котором каждое воспоминание и деталь бережно сохранялись в скрытые папки памяти. Будь то мягкость шерсти Сумо между пальцев, текучесть слайма-антистресса из коллекции Коула или тепло ветра на искусственной коже. Всё, что помогало чувствовать себя живее и восполнить тактильный голод, который становился порою невыносимым. К счастью, ночью никто так и не увидел, что «спать» я стала на диване в обнимку с Сумо.

С телом андроида смириться… можно. Сложно, но всё-таки вполне реально. К тому же, не стоило забывать о его преимуществах. Процессор превосходил человеческий мозг как по реакции, так и способу получения информации. Лёгкая и быстрая пластиковая конструкция никогда не будет болеть и уставать.

А идеально подобранная внешность с моими коварными планами за ней со временем завоевала доверие семьи Андерсонов.

Коул с начала занятий со мной всё больше увлекался письменностью и книжками, уже и позабыв, что когда-то хотел выучить выдуманный язык вселенной мультфильмов про инопланетных роботов. Энциклопедии про животных и мир вокруг с головой увлекли научившегося читать мальчика. Ему было интересно, как работает электричество и почему нельзя совать пальцы и другие посторонние предметы в розетку. Почему у слонов разного размера уши и как их различать? И почему нельзя говорить те грубые слова, которыми ругается папа?

Всё это я объясняла Коулу в игровой форме и с лёгкими заданиями, нередко подключая планшет. А по выходным — и Хэнка.

Андерсон-старший же на контакт не шёл от слова совсем. За завтраки, обеды с собой или ужины слова благодарности я так и не услышала, как и за воспитание ребёнка и дрессировку пса. Это, конечно, весьма ожидаемо и не обидно совсем, вот, честно-честно. Зачем машине твоё спасибо? Поблагодари тогда и кофеварку заодно, чего уж там. Это я понимала, однако на заметочку взяла. Хэнк осознавал, что я продвинутый компьютер с искусственным интеллектом, но за существо не считал, имея какие-то свои убеждения на этот счёт.

Однако, стоило отдать ему должное: мужчина намеренно не мусорил в доме, убирал за собой посуду, если было время и силы, да и в принципе как-то сам таскал грязную одежду из ванной в гараж на стирку, и мне оставалось разве что всё это развесить в том же гараже под кондиционер сушиться, а потом забрать и разложить по шкафам.

А ещё он очень пристально следил, чтобы сын не замечал его ранений после особо бурных трудовых будней. Будь то сбитые костяшки пальцев, залепленные кое-как пластырями, скрытый рукавом так и не снятой куртки порез от ножа. Или что похуже.

Конечно же, он запретил мне упоминать и рассказывать прямым текстом в разговоре с Коулом, что работа у Хэнка опаснее, чем кажется. Хотя в мои «пластиковые руки» на перевязку Андерсон-старший шёл вполне охотно. Этот огромный медведь, скрывающий большущую татуировку на широкой груди под футболками и рубашками, на полную доверял протоколам сиделки, рассчитанным и для людей с особыми потребностями. Чего мне стоило перевязать пулевое ранение на плече? Ради rA9, не спрашивайте! Крови не боялась, но и радовалась, что я не андроид-медсестра в каком-нибудь хирургическом. Впечатление не на одну жизнь. Бр-р.

Словом, дружбу главы семейства, практически не замечающего в своём доме андроида, да и в целом пропадающего круглыми днями в участке, за несколько месяцев заслужить пока не удалось. Но я очень старалась и до самого конца не отступалась от своего невинно-наивного образа нянечки со своеобразной программой заботы.

Сумо сдался первым, следом и Коул пал перед очарованием медовых искусственных глаз (и блинчиков с клубникой). В одиночку Хэнку не удержать оборону.

Что же такого нужно сделать, чтобы пробиться через скептический настрой матёрого копа?

Примечания:

А дальше экшон похлеще поимки шального собакена, отвечаю