Секрет Небес: Наследник (гет)

Вечером перед отплытием Сильвия, спрятавшись от дождя и чужих глаз под капюшоном, вернулась в замок. Смерть богам раскачался в ножнах, когда женщина передвигалась перебежками. Она шла ходами, которыми пользовались слуги, и знала такие пути, о которых не подозревали даже крысоловы. Она знала запах масла в оружейной, небольшой крен библиотечной башни, жар огня в очагах кухни, число ступеней тайного лаза из конюшни в город. Только родовой замок так и не стал родным. Корона главной башни темнела на синем небе, и Сильвия на мгновение остановилась, прощаясь. 

Эдгар Ронтес, ее далекий и великий предок, основал родовой замок на темницах, став первым тюремщиком Аскетгарда. В семье Сильвии почти не говорили об этом месте: есть ли смысл возвращаться на камни, продуваемые ветрами и омываемые Морем Гроз с одной стороны и морем Мрачных волн — с другой? Тем более когда это означает измену. Поэтому отец Сильвии, Демир Ронтес, предпочитал зваться лордом лишь на словах: он не имел ни земли, ни крестьян, которые бы ее возделывали, ни верных домов. Устраивало ли его это? Сильвия так и не узнала ответ. Когда ей исполнилось тринадцать, отец приказал готовиться к поездке на турнир Победы. Сложно представить радость маленького ребенка, которому предстояло столь великолепное и пышное зрелище. Она предвкушала увидеть схватки на булавах, сшибку на конях, королевскую охоту. Может быть, кто-то проявит себя и станет легендой, как Альбер Уокер. Сильвия скакала на палке, как на лошади, а потом лупила этой палкой все попадавшиеся столбы, представляя, что это Смерть богам. Однажды Торендо застал ее за упражнением с деревянным мечом — сын кузнеца молотил ее прутом, а та пыталась защититься, держа кусок доски вместо щита. Втайне от отца он пригласил для сестры рыцаря, который обучал девочку сражаться. 

Первый же турнир стал разочарованием. Ее одевали в шелка, каждый день мыли и ругали за синяки. Заставляли сидеть с другими девушками за шитьем, пока во дворе пела сталь. Она смотрела во все глаза за схватками, но как только начиналось самое интересное, когда кому-то пробивали грудь или ломали руку, девочек уводили с трибун. На пиру к ней без конца подходили мальчишки: то тоненькие, как веточки, то толстые и пышные, как тесто. Все — неловкие, с красноватыми прыщами и жидкими усиками. Ей не нравился никто, но она поняла, зачем на самом деле ее везут на турниры. Злая обида жгла сердце. Следующие годы она просила отца платьев, золота и камней — и, когда на пятнадцатые именины семья снова отправилась в столицу, девочка сбежала, украв у родителя фамильный меч Смерть богам. Сильвия помнила, что у Ронтесов есть дом. Дорога заняла около двух лет и закалила ее. Она продавала украшения и нежные платья и покупала еду и грубые одежды; обманывала и была обманутой; воровала и была обворованной. На Аскетгард прибыла уже другая девочка: сухая и длинная, с потрескавшимися губами и обветренным жестким лицом. Сильвия пошла прямиком к Шепфамалуму, занявшему замок. Отважный ребенок переплыл море, чтобы обрести свободу, но здешний король допустил ее, только чтобы посмеяться. 

— Ты светлая, — сказал он серьезно и вкрадчиво, — таким тут не место. Соедини жизнь с темным лордом — и если твое сердце почернеет, значит, замок твой. 

Сильвия, которая бежала от брака по расчету, выронила меч из рук. 

Дональд Гленн, ее нареченный, напился до свинячего визга. Впрочем, Сильвия и сама едва стояла на ногах. Вопреки наказам Шепфамалума молодые закрепили брак — от хмеля гудела голова, и Сильвия едва понимала, что делает. Темнота спальни обнажила истину: на постели не было темных и светлых, только мужчина и женщина. Сильвия понимала, что этим союзом Шепфамалум хотел добиться реакции Шепфа, возможно, выманить его в Аскетгард. Но брат слишком хорошо знал брата. Вместо гневного ответа пришло молчание. Шепфамалум сдержал обещание, поселив Сильвию и Дональда в замке Ронтесов. Те едва интересовались друг другом: Дональд пировал, а Сильвия упражнялась с мечом и готовилась к первой битве. Демир, узнав о свадьбе дочери, слег с сердцем и спустя несколько дней скончался. Через шесть лет погиб и Дональд — захлебнулся в корыте для свиней, упав лицом вниз. Мысль о его смерти поселила на губы улыбку. Этот замок не стал родным, и Сильвия молча порадовалась прощанию. 

Сын упражнялся стрельбой из лука во внутреннем дворике. Прошел дождь, серые тучи нависало над островом, синий сумрак опустился на землю, с неба еще моросило в грязные лужи. Маль вымок до нитки. Мокрая челка прилипла ко лбу, крупные капли стекали по темным стальным пластинам доспехов. Задрожала натянутая тетива, засвистел воздух, стрела вонзилась в цель с глухим стуком. Он давно заметил ее, и она ждала, когда он заговорит. Она знала, какие слова будут произнесены, и готовилась обороняться. 

— Ты ведешь меня на смерть. 

— Тот, кто боится, уже проиграл, — она сняла капюшон, сделала шаг к юноше. В ее косах тут же собралась дождевая роса, — неужели ты не хочешь отомстить Шепфа за то, что он сделал с твоими родителями? Неужели не хочешь увидеть брата? 

Маль медленно достал стрелу из колчана, наконечник проскрипел о кожаную крагу. Сильвия знала точки, на которые надо давить. Маль отзывался от брате с удивительным для него теплом и запрещал другим говорить о семье. Сильвия рассказала ему все, что знала, когда Маль был еще ребенком. А знала немного — как и все. Нисы из Рыжих песков отправились к Брайтам, чтобы заключить союз между Анабель и старшим сыном. Однако у Анабель уже был возлюбленный — Аллайя Гленн из Аскетгарда, воспитанник Брайтов. Аллайя стал воспитанником Брайтов в четырехлетнем возрасте после последнего восстания Шепфамалума. Отнятый наследник должен был научить Гленнов благоразумию. Только сами Анабель и Аллайя благоразумными не были: в запретной паре к визиту Нисов уже подрастали дети, Маль и Бонт. И это все, что известно. Лишь призраки замка Брайтов знают, почему вообще допустили приезд Нисов. Может быть, хотели избежать подозрений? Кто расскажет теперь? Что-то неизвестное случилось, и свадьба обернулась кровавой трагедией. Барды поют о чудовище, погубившем всю семью. Местные — о сошедших с ума хозяевах.

Спасся Эрагон Нис, маленький Маль, его брат-близнец и их дедушка — Этельред Брайт, который сбежал с пиршества в Цитадель вместе с детьми. Шепфа, узнавший о детях Анабель и Аллайя, светлой леди и темного лорда, сравнял замок с землей, не оставив даже руин. Тех, кто видел все своими глазами и мог бы рассказать правду, просто не было. Шепфа не пожалел никого. Маль помнил лишь, как дедушка забрал его. С тех пор имя Брайтов сохранилось лишь в песне — «Ярче». Медленной и грустной, от которой всегда мокли глаза.

«Пророчество не может быть ложным», — подумала она тогда, — «Шепфа боится, и Брайты — тому доказательство». Все знаки здесь. Сильвия продолжила уговаривать сына. 

— Шепфа не выставит армию, Торендо об этом позаботится, — она говорила горячо, с каждым словом подходя к Малю. Наконец она приблизилась настолько, что вцепилась в его рукав. Он безразлично смотрел на нее сверху вниз, дождь стекал по высокому лбу. Тьма сгущалась в глубине его глаз. — Тебе нужно сразиться с Шепфа один на один — он примет вызов выйти против мальчика, тщеславие губило и больших мудрецов. Мы отправимся на семи кораблях; возьмем с собой восемь сотен наемников. Такой силой мы легко захватим Юг, Сатана не выйдет против тебя — есть гарантии. Мы заручимся поддержкой Толлэков — домом правит глухой мальчишка, пятнадцатилетний Эймар, ничего не стоит переманить его на свою сторону. Пятнадцать, — она запнулась, вспоминая точно, — двадцать тысяч мечей: Вейны, Гринвуды, Стормы — Водные просторы встанут за своим сюзереном от Медвежьих холмов до Жутких топей. Этого войска хватит, чтобы смести любые преграды к Шепфа. Ты станешь наследником трона. 

— Наследником, — Маль отдернул руку, спокойно достал очередную стрелу из колчана, — Наследником можно стать по крови. Добыть трон кровью — разве я когда либо выказывал столь сильную жажду власти? Я не боюсь смерти. Призрачный шанс, что я когда либо смогу отомстить, — единственное, за что держится жизнь во мне, — тетива пела в его напряженных пальцах. Вторая стрела расколола застрявшую в цели на две щепки и протолкнула наконечник дальше, — даже если эта попытка меня убьет — я готов попробовать. — Маль опустил лук и небрежно добавил, не отрывая льдистого, колючего взгляда от лица Сильвии: — А ты всего лишь хочешь обменять мою жизнь на трон. 

Его гнев был обращен к Шепфа, но она почувствовала эту силу. Сердце застучало быстрее, она подрагивающими пальцами поправила намокшую косу и кисло улыбнулась. «Нет», — подумала Сильвия, — «Мы хотим одного и того же — смерти Шепфа. Только после нее я хочу видеть тебя правителем. Так предначертано». 

Они отправились следующим утром: две барки и пять галер; всадники и пешие воины, стрельцы и тяжелые латники; кони и живой скот и птица; припасы и свежая вода. Темный вал гудел и дрожал от галдежа и криков, и, когда все утихло, на деревянных подмостках порта виднелась одна мужская фигура — Брустрик Харвестоун еще долго смотрел вслед кораблям, которые отправились в Небеса. 

Первые семь дней плавания прошли спокойно. Косой луч света из распахнутого окна согрел лицо, и Сильвия открыла глаза. Тучи тут же спрятали солнце, и каюта снова погрузилась в серую тьму. Женщина медленно села на постели. За окном поднимались гребни волн: сильные и черные, с венцом из белой пены. Море Мрачных волн — так звали эти воды. Стены замка Ронтесов на Аскетгарде омывала другая вода — Море гроз, знакомое и предсказуемое. То синее и спокойное, с волнами мелкими, как смятая ткань, то темное, почти фиалковое, как небо перед сильной грозой. Особенно прекрасное в лунные ночи, когда свет серебрил лазуревые пики. Море Мрачных волн словно предостерегало — всегда грозное, волнующееся, стремящееся перевернуть их огромную барку, вмещающую до двух сотен человек. Передвигаться на столь большом корабле казалось слишком медленно, слишком заметно, и Сильвии это не нравилось. Каюта, рассчитанная на троих, досталась ей одной: Джейн и Джастина перебрались наверх, в каюту капитана, которую занимал Маль. Их большая постель напротив пустовала, и Сильвия сбросила на нее нательное платье. Не отрывая взгляда от черных волн, она  расчесала белые, почти серебристые локоны пальцами, заплела в распущенных волосах две тонких тугих косы. По косе на каждую победу. 

«За исключением одной». 

Большинство женщин Аскетгарда носили волосы распущенными, хотя многим довелось вставать с мечом рядом с мужьями — войску Шепфамалума всегда хватало оружия, но не доставало рук, державших его. Сильвия замечала уважительные взгляды на своей прическе, но никогда не могла набраться смелости носить столько кос, сколько имела права. Отгоняя мрачные мысли, женщина отвела взгляд от окна. Обычно морская волна приносила успокоение, но в этот раз тревога легла на сердце. Она возвращалась в Небеса, и мысль об этой земле мучила ее. Больше всего она страшилась оказаться обманутой, поверив в ложное пророчество. Но отступать было поздно. Думая о предстоящих сражениях, Сильвия храбрилась, мечтая встать с мечом за сыном и защитить Маля. Мальчик с младых ногтей упражнялся с оружием и в равной степени совершенно владеет мечом и стрелой, но рубить недвижимый деревянный столб и человека, который хочет зарубить тебя, — разное. «У него нет опыта в военном деле, но есть опытные советчики», — утешала себя женщина, — «Нет опыта в бою, но я отражу щитом любую опасность, что бы ему ни грозило».

Сильвия выбрала простое стеганое шерстяное платье — черное, как волны за окном. Сверху надела жилет из коричневой кожи, повязала ножны на ремень, который потуже затянула на талии. Взяла в руки меч, улыбнулась, ощущая приятную тяжесть в руке. В темной стали Смерти богам таилась жажда крови и что-то недоброе. Пора расстаться с ним. Пока ее руки еще держат щит — но этот меч должен перейти наследнику. 

Ветер гулял по палубе, упираясь в плотную ткань и надувая парусину. Мокрые доски блестели, вода, попавшая на корабль при очередном крене, окатила сапоги, ледяные брызги веснушками осели на лице. С Сильвией отправился почти весь отряд, ставший совсем крошечным. Вист сидел, опершись спиной на ствол рангоута; Астрик еще ночью на спор сел на весла; Нестереди спряталась где-то в трюме — близость к родине делали ее странной и раздражительной. Эти люди испытаны в боевых сражениях — и в малом отряде Сильвии, и в больших войсках Шепфамалума. Она не сомневалась в полезности их военных советов. На Аскетгарде остался только Брустрик Харвестоун — старик едва не встал на колени, умоляя взять его с собой. Но Сильвии еще был нужен свой человек на острове, и она мягко, насколько позволил характер, отказала ему. Его преданность трогала сердце, однако Брустрик уже не молод: когда все кончится, Малю пригодится его мудрость, но не сила. 

У борта стояла Джейн. Сильвия слишком поздно отвела взгляд: девушка уже махала рукой, подзывая. Она всегда притворно улыбалась — так, что в ее дружелюбность верили даже самые подозрительные люди. 

— Сильвия! Здравствуй. Как началось твое утро? 

Барка казалась огромной для двухсот человек, но слишком маленькой для них двоих. Джейн ласково коснулась топорика, пристегнутого к талии. Сильвия поежилась. Когда-то она стояла спиной к этой сумасшедшей и могла не опасаться, что топорик окажется между лопаток. Как же все изменилось. 

— Я ищу Маля, — Сильвия не стала разыгрывать любезность. Лживая улыбка сошла с лица девушки. 

— Он с Джастин. Ей нездоровится. Море Мрачных волн не то, что наше. 

Сильвия удивленно взглянула на Джейн, пытаясь разглядеть хоть что-то на кукольном лице. 

— Джастин никогда не страдала слабым желудком, — сказала она, — а Маль никогда не страдал сочувствием. 

Верхняя губа Джейн нервно дернулась. Что-то происходило с ней, и Сильвии это не нравилось. 

— Быть может, она отравилась. 

— И скоро умрет, как твой жених? 

— Или твой муж? — зло произнесла Джейн. 

— Или твой отец? — ответила Сильвия равнодушно. 

— Я защищала сестру, — Джейн обратилась к морю. Она встала, уперев локти в борт. — Они часто играли с Джастин. Он велел сестрице держать игры втайне — даже от меня. Она ничего не понимала: думала, отец любил ее больше. Но только любовь эта была не отцовская. 

Сильвия не знала, можно ли верить Джейн — та часто врала ради выгоды. Может быть, лорд Грейнхолд стал жертвой ревности и зависти. Он погиб, когда девочкам исполнилось восемь, от кровавой рвоты. Если Джастин носит ребенка, страшно представить, что ее ждет. 

— А я защищала Маля, — Сильвия посмотрела на свои руки, которыми удерживала голову Дональда в корыте.

Она почти была уверена, что откровенность Джейн — какая-то ловушка, и в нее нужно ступить, чтобы все выяснить. И Сильвии очень хотелось бы рассказать правду — но если ее казнят за смерть Дональда, кто встанет рядом с мальчиком?

Когда Шепфа уничтожил замок Брайтов с живыми и мертвыми жителями, вместо наследника в семью Гленнов вернули шестилетнего мальчика. Злого и испуганного, темного до самого сердца. Аллайя Гленн и Анабель Брайт, темный и светлая, тайком растили своих сыновей — за что получили жестокое наказание от Шепфа. И Сильвия полюбила Маля — сразу, как увидела черные растрепанные волосы и колючий взгляд. Полюбила так сильно, как волчица защищает свое дитя, как медведица стережет своего медвежонка, как женщина, у которой отняли сына и которая вдруг вновь обрела его. Полюбила любовью настолько глубокой, что позже много раз кидалась в ноги Шепфамалуму и молила не трогать мальчика. Она бы убила Шепфамалума, если бы могла. Дональд не понял этой любви и попытался утопить ребенка. Той же ночью, когда муж Сильвии, шатаясь, мочился в корыто с кашей для свиней, она подошла сзади; пнула его под колени, и он упал лицом в солому, перемешанную с дерьмом. Ей хотелось сделать это своими руками, без меча и ножа. Девушка подтащила расслабленное тело Дональда ближе к корыту — и тот вдруг стал брыкаться. Ей пришлось сесть на широкую спину и держать руки на грязной голове, слушая, как муж глотает отходы вместе со своей мочой. 

«Собаке — собачье», — подумала Сильвия. Джейн не отводила блестящих глаз с темной воды. 

— Я знала, что это ты убила Дональда. Все знают. 

— Но никто не сможет доказать, — Сильвия заметила Маля, вышедшего из каюты, — мне пора. 

— Я не травила сестру, — Джейн повернулась к Сильвии, и в ее глазах застыли слезы, — ей просто плохо. Если она понесла, Маль все равно ее не полюбит. Он никого и никогда не полюбит. А она не могла меня предать. Это все море.

Сильвии стало не по себе от взгляда Джейн. 

— Это все море, — согласилась она, но про себя отметила, что Джастин, выросшая на берегу Аскетгарда и выходившая в море с сотню раз, вряд ли бы слегла от укачивания. 

Она оставила девушку и невольно залюбовалась сыном, ее лицо осветилось от гордости. Маль шел навстречу, поправляя перчатки. Он носил черное, в цвет волос: бархатный жилет, расшитый серебряной нитью, рубашку из блестящего шелка с стоячим воротником, закрывающим горло. Длинный шерстяной плащ крепился к серебряным стальным наплечникам. Мальчик, которого она воспитывала, вырос в красивого юношу. Упрямого, жестокого — и хотя Сильвия еще пыталась смягчить его, в сердце своем она оправдывала каждый проступок Маля. Сильвия была очарована красотой и острым умом, но ледяного гнева его страшилась. 

— Сильвия, — он никогда не звал ее мамой — даже матерью, очевидно храня это слово для воспоминаний, и Сильвия не могла корить его за это. — Я искал тебя, — он даже не взглянул на Джейн, которая смотрела на него, как собака глядит на хозяина, посадившего ее на цепь. — Идем. 

Они поднялись на капитанский мостик, где только ветер мог услышать их слова. Сильвия бросила взгляд за корму — Аскетгард давно скрылся из вида, и только черные волны резвились под белой пеной. Смерть богам, покоившийся у бедра, вдруг показался тяжелым и лишним. Сильвия отстегнула ножны и, держа меч лезвием на ладонях, обратилась к Малю. 

— Прежде скажу я, сын. Это меч много лет передавался в роду Ронтесов, — от радостного волнения сердце трепыхалось, как пташка в клетке. — Первым владельцем была женщина, но имя ее померкло в лучах славы Эдгара Почти победившего бога. Пусть последним Ронтесом, кто прикоснется к мечу, будет женщина, чье имя останется в тени твоих побед. — Сильвия неловко улыбнулась, ладонь перехватила рукоятку, из ножен показалось глубокая и чистая синева, — эта сталь уже отведала крови Шепфа и помнит его боль —  так напои ее досыта. 

Маль бережно взял Смерть богам из рук Сильвии, и ее сердце сжалось. Каким взрослым ее мальчик стал в этот момент! Пусть не из ее живота, не от ее плоти — но он ее ребенок, сын, которого она взрастила, которого жалела и утешала, прижимая к груди, чьи слезки сцеловывала, а своими слезами омывала мальчишечьи ранки и царапины. Одного взгляда на Маля хватало, чтобы она снова видела перед собой шестилетнего сердитого ежика. 

— Я приму твой подарок, — меч снова оказался в ножнах. — К тому же, ты разоружила себя весьма кстати. 

Недоброе предчувствие заставило сердце похолодеть. Маль пристегнул ножны к поясу, черные, как мрачные волны, глаза вернулся к Сильвии — равнодушные и пугающие. Море шумело в ушах, и она непонимающе переспросила:

— Что значит «разоружила»?... 

Он произнес как приговор, и жестокие слова запульсировали в висках. 

— Я не хочу, чтобы враг искал меня на поле боя под твоей юбкой. С этого дня ты не участвуешь в сражениях.