Зови меня Психея // Call Me Psyche (гет)

.

Гермиона встала с кровати Гарри. Он перестал бредить несколько часов назад и недавно прекратил плакать. Она не хотела, чтобы друг проснулся после нападения змеи и обнаружил, что его руки и ноги окаменели и приросли к койке, но все равно подождала еще немного, прежде чем снять все заклинания. Пока Поттер был спокоен, спал и не требовал от нее ответов, Грейнджер воспользовалась моментом и вышла из палатки. Рассвет еще не начался, но небо было уже тускло-голубым, а не чернильно-черным. Полная луна стояла низко над горизонтом.

Гермиона посмотрела на руку, сжимающую единственную палочку, которая осталась у них двоих после того, как Гарри, захваченный Волдемортом, сломал свою. Она вздрогнула. Не было необходимости говорить Поттеру, что он сделал это сам; Грейнджер вообще решила, что опишет произошедшее лишь в общих чертах: что в хаосе и разрушениях прошлой ночи он лишился палочки, не уточнив, когда и как; тем более, что отчасти это было правдой.

Холодный ветерок и открытое небо помогли ей почувствовать себя легче, не такой скованной ужасным моментом, как будто еще мог быть путь куда-то вперед. Но у нее пока не было сил двигаться дальше. Она была измучена и подавлена, и вышла на улицу в поисках облегчения. И это означало — Малфоя. До этого времени Гермиона, кажется, не понимала, как сильно хочет его увидеть.

Она хотела услышать сплетни с вечеринки Пожирателей смерти; хотела как-то извиниться перед ним за то, что не осознавала, насколько ужасной была змея, — но как это было возможно, не признавшись, что она видела ее собственными глазами?

Она хотела, чтобы он подарил ей апельсин, а в ответ угостить его чаем, и Драко похвалил бы ее волшебство.

Она хотела согреться, прижавшись к его телу, и забыться в его поцелуях…

Грейнджер нахмурилась. Это было похоже на тоску. Тоску по Малфою. И это отличалось от того, как она скучала по Рону после его побега: отсутствие Драко не воспринималось как личное оскорбление. Скучать по Рону было больнее, гораздо больнее. Но она никогда не желала Рона — или кого-либо еще — так сильно, как Малфоя. Гермиона еще не была уверена, что он проник в ее сердце, но он определенно уже был у нее в крови. И после всего, что они с Гарри пережили уходящей ночью, она отчаянно жаждала того, о чем раньше не могла и помыслить: чтобы Драко Малфой нашел ее, обнял, уткнулся лицом в ее волосы, провел рукой по ее шее, под волосами, запрокинул ее голову и поцеловал.

Она тяжело вздохнула.

«Чертовы романтические фантазии». — Нет, Грейнджер не собиралась выкрикивать его имя на ветер, тоскуя, как персонаж готического романа. Но она стояла там, на снегу, завернувшись в старенькое одеяло, спиной к палатке, и щурилась на разгорающийся рассвет, воображая, что видит Малфоя сквозь голые деревья, — высокого и бледного, самого ужасного ангела на свете.

* * _ ? ? ? _ * *

Драко все еще сидел один в библиотеке поместья, а все шесть его школьных ежегодников были открыты и разбросаны по столу. Его бархатный праздничный пиджак был помят и расстегнут, галстук развязан и съехал набок, волосы на макушке взлохмачены и взмокли от пота. В руке он сжимал делюминатор, большим пальцем поигрывая с предохранителем.

Психея, Грейнджер, Купидон — кем бы она ни была, теперь Малфой увидел ее лицо на школьных фотографиях. Увидел и все испортил. Зачем он посмотрел? Почему не оставил все как есть, как она ему велела, и как предписывал тысячелетний фольклор? Конечно, Грейнджер с самого начала знала, насколько были безнадежны и обречены их отношения. И все равно оказалась такой же глупой, как и он.

Как она могла позволить ему проникнуться к ней теплотой, довериться ей, влюбиться в нее? А он ведь влюбился. Если бы она была ему безразлична, Драко бы только разозлился. Но дело было не только в этом: ему было больно, и он по-настоящему беспокоился. Может быть, Грейнджер не влюбилась… Может быть, он был одинок в этом, и она все еще ненавидела его, и поэтому причинила ему боль… Был ли Поттер там все это время, пялясь на них из своего скрытого лагеря, который все время был где-то рядом? Может быть, они оба смеялись над ним, Малфоем, и мстили, заманивая в ловушку?

Драко переложил делюминатор в другую руку. Он не был таким дураком, каким его считали, и никогда больше не воспользуется им, — вот что говорил ему его разум, его гнев. Он исчезнет, как призрак, и предоставит ей самой разбираться в том, что произошло.

«У Грейнджер, должно быть, хватит ума на это. Может быть, она задастся вопросом, не пережил ли я рождественскую вечеринку родителей? И, возможно, она даже будет рада этому?»

Малфой заерзал в кресле и пнул столик перед собой, ударив так сильно, что один из ежегодников упал на пол.

«Нет, я должен противостоять ей! Ей нужно осознать, что она со мной сделала, какой беспорядок заварила! Добропорядочная Грейнджер гордится, что является праведницей и героем? И как же она собирается объяснить самой себе, что в их истории она была «плохим парнем», тем, кто обманывал и использовал в своих интересах лучшее в ком-то другом? — Драко замер и уставился на противоположную стену. — Это, наверняка, причинит бы ей боль. Да, определенно, — заключил он, — и это то, чего она заслуживает».

Малфой кивнул в пустоту, убедив себя, что отправляется вершить над ней свое правосудие, противостоя Грейнджер по какой-то благородной причине, — и, конечно, отличной от того, что он просто ужасно по ней скучал, — и щелкнул делюминатором, исчезая из библиотеки.

* * _ ? ? ? _ * *

Драко слишком торопился и был одет совершенно неподходящее для заснеженного леса, куда Гермиона перенесла лагерь с тех пор, как они виделись в последний раз. Холод поразил его, и он застегнул пиджак, обхватив себя руками, непривычный к тому, что его не согревал волшебный плащ.

«Именно такой казалась ей погода все время, когда она торчала на своих дежурствах?» — подумал Малфой.

Приближался рассвет, и перемещаться в это время суток было глупо с его стороны, — именно об этом Снейп предупреждал с самого начала, когда отдал ему делюминатор, — но в любом случае, сам приход сюда, вероятно, был пустой тратой времени: Грейнджер, наверное уже вернулась с дежурства в зачарованный лагерь, завтракает и, возможно, смеется с Поттером — если, конечно, от Поттера хоть что-то осталось.

Он споткнулся, зацепившись за торчащий корень дерева, и смачно выругался.

«Змея — они вдвоем чуть не убили змею, и, зная тварь, она не сдалась бы без ужасной, беспощадной борьбы. — До Малфоя вдруг дошло, что это значит. — Что, если змея ранила Грейнджер слишком сильно? Что, если Психея лежит в сугробе, истекающая кровью, избитая и отравленная ядом? Что, если гребаный комплекс гриффиндорца заставил ее пожертвовать собой ради Поттера, и выжил только он?» — Отец ведь так и не сказал, что стало с «девчонкой».

Драко стиснул кулаки.

— Я заставлю Поттера заплатить за это!

Он бросился бежать, его разум метался между яростью и горем, стыдом за свои влюбленные чувства и отчаянным желанием найти ее. Не отрывая глаз от земли, Малфой искал следы на снегу, отпечатки ее маленьких ног, кровавые дорожки или любые признаки того, как она пыталась добраться до укрытия. Он пробирался по глубокому снегу, стиснув зубы, с безумным взглядом, ломая ветки на своем пути, которые хрустели под ногами.

Ничего.

На случай, если делюминатор привел его не туда, куда нужно, Драко снова щелкнул предохранителем. И остался стоять на том же месте, где и был.

Разочарованный рык вырвался из его груди.

— Блять! Блятьблятьблять… ПСИХЕЯ! — Крик был громким, но снег, словно одеяло, покрывал все вокруг, поглощая и приглушая звук.

Ему было все равно, кто услышит. Появится Поттер? Отлично. Если бы он появился, Малфой притащил бы его обратно в поместье и покончил бы со всем этим, как все и хотели! Скорее всего, именно ради этого Снейп и дал ему делюминатор в первую очередь. Не для того, чтобы свалить от змеи по ночам или найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить о своих проблемах. Все для того, чтобы найти Поттера! А потом, вместо этого, Грейнджер перехватила его…

«Ну, я никогда не был удачливым Пожирателем! И вообще к черту излишне запутанные планы Снейпа!» — Драко решил, что разберется в своих чувствах, как только увидит, что зверь сделал с Психеей.

И вот она появилась, отвечая на его зов, аппарировав в рощу.

При виде нее Малфой застыл, потеряв дар речи.

Впервые он действительно смотрел на ее лицо, хотя заклинание было на месте.

«Грейнджер». — Все было слишком очевидно, удивляя его, как он не узнал ее с самого начала. Маска скрывала ее глаза, но нос и подбородок под ней безошибочно принадлежали Гермионе Грейнджер. Это были ее губы, розовые и теперь приоткрытые, бормочущие его имя, когда она бросилась к нему. Вместо того чтобы смеяться над ним, отпуская колкие оскорбления, Грейнджер торопливо пробиралась через снег, а ее руки тянулись к нему.

— Как ты? — спросила она, хватая его за плечи. — Что случилось? Ты ранен?

Драко демонстративно держался отстраненно, давая ей понять без слов, что все изменилось, что он знает, когда им манипулируют, и больше не собирается этого терпеть. Было ли это из-за Снейпа, или из-за его родителей, или из-за нее, — но он больше не был дураком!

Однако в действительности, когда Грейнджер была так близко, Малфой понял, что все не так уж и сильно изменилось, не настолько, как он думал. Его тело обмякло в ее руках, когда она торопливо ощупала его. Психея прошлась по бокам и плечам в поисках ран, провела пальцами по его спутанным волосам… Ее голос был напряженным и испуганным — слабым после всего, через что она прошла, но все еще полным беспокойством за его благополучие.

«Что, нахрен, эта змея с ней сделала?» — На одной стороне девичьего лица была сеть мелких, но довольно глубоких порезов, а правая рука была обмотана бинтом, который Гермиона, должно быть, завязала зубами.

Драко провел по ее скуле кончиками пальцев. От прикосновения к теплой коже его захлестнули чувства, и он, забив на все обещания, которые давал сам себе, притянул ее ближе. Малфой обнял Грейнджер так крепко, как только осмелился, зная, что она может быть ранена.

— Ты в безопасности? — спросил он, касаясь губами ее уха.

Поколебавшись, она все же ответила:

— Да. Но это была тяжелая ночь. Я как раз собиралась ложиться спать. — Драко взял ее раненую руку в свою, — ту самую, которой Гермиона ударила его на третьем курсе, — и приподнял ее, чтобы показать, что заметил повязку. Она переплела их пальцы. — Просто небольшое происшествие, — сказав это, Грейнджер издала слабый, горестный смешок.

— Тяжелая выдалась ночка, — Драко легко поглаживал ее пальцы, — в поместье ходят слухи, что Поттер сегодня ночью напал на змею Темного лорда.

Румянец вдруг исчез с ее щек, а пальцы разжались.

— Гарри Поттер? Его заметили? С ним все в порядке?

Малфой кивнул.

— Скорее всего, да. Если бы он умер, Темный лорд узнал бы об этом.

Она задрожала в его объятиях.

— А змея?

— Выжила, — подтвердил он ровным тоном. — В последний раз я видел тварь на столе в кабинете моего отца. Но есть еще кое-что. Вернее кое-кто, пропавший без вести. Девушка.

Психея заставила себя закрыть рот, а Драко продолжил.

— Говорят, что она помогла Поттеру сбежать. — Его рука обхватила тонкое девичье запястье, удерживая повязку на уровне глаз, и Малфой прижался губами к точке, где бился ее пульс. Теперь он говорил, касаясь губами ее кожи. — Только благодаря девушке Поттер все еще жив. Ему несказанно повезло с ней.

Пульс под его губами бился слишком быстро, а Гермионе нестерпимо хотелось преодолеть оставшуюся дистанцию между ними, обвить руками его шею, разрыдаться и рассказать ему все о ночи в Годриковой впадине. Вместо этого она с трудом сглотнула и сказала:

— Он счастливчик, не так ли? А девушка, по-моему, ужасно глупая, раз позволяет Избранному рисковать жизнью из-за ерунды.

Драко покачал головой.

— Ну, она, должно быть, очень могущественная ведьма. И, только между нами, я надеюсь, что с ней все в порядке.

Гермиона заметила, что ее рука, удерживаемая Малфоем, дрожит. Она прочистила горло, не в силах продолжить. Ей нужно было сменить тему.

— Я никогда не чувствовала, чтобы твои руки были такими холодными. Где перчатки? — Грейнджер потянулась вперед, чтобы выдохнуть тепло на его заледеневшие костяшки.

Он прикрыл глаза, как будто ее доброта глубоко ранила его.

Ему было очевидно, что она не собиралась облегчать ему задачу.

«Был ли Купидон таким в те мгновения, когда Психея из мифа увидела его лицо? Сознательно ослепший и делающий все возможное, чтобы продолжать «не знать»?»

Гермиона положила руку ему на щеку.

— Скажи правду, если ты ранен. Случилось что-то очень серьезное, раз ты пришел почти на рассвете, кричишь, весь растрепанный и без зимней одежды.

— Я не ранен.

Ее руки улеглись ему на спину, разглаживая роскошную ткань слишком тонкого для прогулок пиджака, успокаивая Драко и заботясь о нем, хотя она с самого начала знала, кто он и за что борется.

Грейнджер знала, кем он был.

Целуя его, она знала, что это были те же губы, которые произносили «грязнокровка» в ее адрес…

И все равно Гермиона была здесь. С ним.

Он наклонился к ней.

— Мне жаль. — На мгновение она застыла в его объятиях. Возможно, именно интонация, с которой Драко произнес это, была самым очевидным признаком того, что Малфой понял, кто она такая. Но вместо того, чтобы позволить ей отстраниться, он прижался к ней еще теснее, зарывшись лицом в ее волосы.

Грейнджер выдохнула и, повернув голову, нежно поцеловала его в висок.

— Может, тебе и не больно, но это не означает, что с тобой все в порядке.

Его вздох превратился в стон.

— Давай сбежим! — заявил он без объяснений. — Вместе. Прямо сейчас.

— Сбежим, куда? И как ты можешь сбежать с кем-то, кто даже не называет тебе своего настоящего имени?

Драко вздрогнул.

— Чего бы каждый из нас не добивался, это безнадежно, — продолжил он, — мы не переживем эту войну. Давай сбежим! Ты сможешь рассказать мне, кто ты такая, позже — тогда это уже не будет иметь значения.

Она подтолкнула его к тому, чтобы он отстранился.

— Хуже, чем было сегодня ночью, уже быть не может, — сказала Психея, положив обе ладони на его холодные щеки, — но мы живы. И все еще вместе. Сбежать — не вариант. Мне нужно остаться здесь, а тебе нужно хоть немного поспать.

Малфой провел рукой по ее волосам, зацепившись пальцами за что-то, застрявшее в них, — обрывок картона от обложки одной из книг Батильды, которая была так сильно повреждена взрывным заклинанием Гермионы, что он не смог его опознать. Она улыбнулась, когда Драко высвободил ее, и со смехом выдохнула через нос.

Пока Грейнджер все еще улыбалась, он приподнял ее на цыпочки и поцеловал. Малфой почувствовал запах гранатового мыла, которое подарил ей накануне, на ее коже, и для него это оказалось похожим, как если бы он вернулся домой и застал ее там. Рот Психеи был горячим и сладким, нетерпеливым и приоткрытым для него, как будто принадлежал ему и Драко мог с ним делать все, что захочет. Изгиб его большого и указательного пальцев так безупречно укладывались на ее затылок, когда он поддерживал ее голову, что можно было подумать, будто его руки созданы только для того, чтобы обнимать Гермиону. Каким-то образом, та, кого он теперь знал как Гермиону Грейнджер, была той самой девушкой, с которой он вчера провел идеальный фальшивый сочельник. И все, кроме ее имени, осталось прежним.

Малфой почти поверил во все это.

Но на самом деле ничто не остается прежним, даже их поцелуй. Ее губы, которые нежно исследовали и ласкали его прошлой ночью, сегодня утром обрели новую пылкость. Он почувствовал прикосновение ее зубов к своей губе и поцеловал ее еще глубже, их дыхание стало прерывистым. Гермиона уже призналась себе, что скучала по нему, но до тех пор, пока они снова не встретились вот так, она не осознавала, насколько сильно, или как отчаянно ей хотелось от него большего. Драко тоже почувствовал это, — страсть, возникающую из-за страха потерять друг друга, либо из-за ее смерти, либо из-за откровения, которое он не мог заставить себя сделать в этот момент.

«Эта голодная горько-сладкая сладость в ее поцелуе — она все-таки уже знает, что я опознал ее?»

Малфой держал Грейнджер за талию, пока целовал; его пальцы встретились на ее позвоночнике, скользнув под край пальто, чтобы согреться. Она выгнулась к нему, и все это не было похоже на обман; вместо этого было такое чувство, будто Гермиона тоже влюбилась в него — именно так оно и ощущалось, думал Драко, когда она стонала ему в рот.

Он чуть отклонился в сторону, пытаясь все-таки разобраться, что происходящее может значить для нее.

— Пойдем со мной… — На выдохе.

— Я не могу… — Так же тихо в ответ.

Она потерла ладони о его грудь, беспокоясь, что Малфой замерз, несмотря на колотящееся сердце.

— Нам пока нет места нигде в мире. И посмотри, уже почти рассвело. Находиться здесь больше небезопасно для нас обоих. Тебе нужно вернуться.

Он вздохнул и уткнулся лбом в бесполезный туман, прикрывающий верхнюю часть ее лица. Под ним ее глаза были карими и яркими. Драко уже знал это и хотел назвать ее настоящее имя, шокировать ее, чтобы она сняла маску и последовала за ним или привела его в свой лагерь. Он бы выслушал, как она признавалась Поттеру, что он ей небезразличен, и смиренно попросил бы их принять его, как будто ему было все равно, живы его родители или умерли…

Но на самом деле, Малфою было НЕ все равно. Какими бы безумными ни были его родители, он любил их и должен был бороться за их безопасность.

«Что, черт возьми, мне теперь делать?»

Грейнджер ответила на его невысказанный вопрос.

— Иди домой и отдохни. Я увижу тебя снова всего через несколько часов, — пообещала она, практически мурлыча, когда он поцеловал ее в шею. — Я буду в другом лагере; в более защищенном месте.

Драко шепнул ей в горло:

— Устрой мне засаду, как раньше; мне это даже понравилось.

— Я приберегу это на тот случай, когда ты не ожидаешь.

Он выпрямился.

— А что, если сегодняшняя ночь будет нашей последней?

Гермиона провела указательным пальцем по его носу.

— Не говори так, — отругала она его, но ничего больше не добавила. И поэтому казалось, что сейчас они будут продолжать жить так, как будто все было так же нормально, как и всегда.

Это был прекрасный план, заманчивый и почти сладкий.

Однако, они оба знали, что в реальной истории Психеи невозможно было притвориться, что скрытое лицо осталось тайной.

Малфой глубоко вздохнул.

— До скорой встречи, — сказал он, — и… спи спокойно, мой Купидон.

* * _ ? ? ? _ * *

Гарри стонал, когда Гермиона вернулась в палатку. Она достала из сумки крестраж и убедилась, что тот в целости и сохранности, прежде чем полностью обезвредить его. Поттер заерзал на своей койке, потный и измученный. Грейнджер протерла его лицо прохладной салфеткой, чтобы помочь ему прийти в себя. Укус на его руке и рана на груди уже наполовину зажили — лечение помогало.

Их разговор был болезненным: Гарри был смущен и сожалел о том, что попал в ловушку. И когда он узнал, что его волшебную палочку нельзя починить, ему пришлось выбраться из палатки и побыть некоторое время в одиночестве, чтобы погоревать.

Гермиона ничего не сказала ему о Малфое. Но в ходе их разговора о волшебной палочке проскользнуло кое-что еще: после нескольких недель молчания она произнесла имя Рональда Уизли вслух.

А где-то далеко, где он сидел, сгорбившись, в пабе, пытаясь урвать несколько часов сна в самое ужасное рождественское утро в своей жизни, Рон проснулся от того, что она произнесла его имя, словно оно исходило из его делюминатора. Он поднял голову и щелкнул.

.