Шепот Пламени (гет)

Солнце уже клонилось к закату, неясные тени опускались на землю, погружая мир в подступающий сумрак, предупреждающий о наступлении скорой ночи. Море утихло, волны ушли на глубину, забрав с собой остатки тепла и рыбин, что грелись в последних лучах солнца. Деревья тоже погрузились в безмолвие, попрятав в своей кроне уставших за день щебечущих птиц, и только неугомонный ветерок всё ещё носился по округе, задувая то в одну щель, то в другую, словно никак не мог понять, почему все вдруг стали такими ленивыми, сонными, и пытался их растормошить, не осознавая, что из этого ничего не выйдет.

Чёрный Замок безмолвно смотрел на горизонт, его чернота озарилась в ярких красках заката, овеянная светом и теплом, и всего на мгновение он перестал казаться таким холодным и отчуждённым, словно безмерная любовь заходящего солнца смогла затронуть и его мрачные недра, пусть и ненадолго, но сумев растопить лёд его души, отогрев замерзающее сердце замка, пережившего на своем бесконечном веку столь многое и столь пугающее, что и в страшном сне не приснится.

Его каменные ступени чуть поскрипывали, осыпаясь каменной крошкой под ногами двух людей, поднимающихся на его вершины, едва ли не на самый верх, туда, где острые пики сужались и вздымались на неимоверную высоту и где были расположены последние покои, годящиеся для жизни и сна.

— Верхние этажи не так пострадали от пожара, как нижние, поэтому лучше всего поселиться здесь, — сказал Азер и толкнул тяжелую дверь, неожиданно светлую, в отличие от сплошной черноты остального замка. Войдя внутрь, девушка обомлела, прижав ладошки к щекам. Она и подумать не могла о таком…

Это были небольшие, но просторные покои и, на удивление, очень светлые, приятные на вид и на ощупь. Гладкие стены без единого пятнышка копоти или грязи украшали толстые, зелёно-синие гобелены с расписными узорами, олицетворяющими животных и природу, а некоторые даже сохранили в себе символы угасшего королевства: раковина на голубом поле и три жемчужины подле неё.

Напротив входной двери находился ещё один дверной проем с аккуратными, створчатыми дверцами, сделанными из тонких, выкованных из стали прутьев и прозрачного стекла, ведущие на небольшую лоджию, занавешенную лёгкими голубыми портьерами. Справа стояла широкая кровать, под пышным балдахином, подле неё — небольшой резной столик с объёмным зеркалом в половину её роста, рядом — стул с высокой спинкой, а слева — широкий шкаф почти со всю стену и несколько дверей, по видимому, ведущих в уборную и купальню.

Здесь не было ничего лишнего, лишь самое необходимое и, несмотря на темные стены, являющимися таковыми сами по себе, в помещении было довольно уютно и тепло, а свет, легко проникающий из окон и дверей, развеивая мрак и прогоняя тени, превращал заброшенные покои в вполне приличные хоромы, в которых отказалась бы жить разве что, очень капризная принцесса, чьи вкусы менялись ежесекундно.

Амэя прошла вперед, прижав ладошки к груди и никак не могла поверить, что действительно находится здесь. Что это не обман зрения и не ложь, а самая настоящая правда.

Увидев такую красоту, такую восхитительную утончённость и такую роскошь, о которой и помыслить не могла, она была так поражена, что забыла обо всём на свете, даже о том, что плакала всего каких-то пять или шесть часов назад, а может и больше. Она этого уже не помнила!

Обернувшись к Азеру, который стоял на пороге, облокотившись о дверную коробку, она спросила, не скрывая своего восхищения и недоверия одновременно:

— Т-ты сделал это… д-для меня?

Он пожал плечами и ответил:

— Для тебя. Для кого же еще? Не на улице же тебе жить. Тем более, — он оттолкнулся от двери и направился к ней, — теперь это твой новый дом. Привыкай.

— С-спасибо, — скромно поблагодарила она его с румянцем на щеках, сцепив руки замком и опустив взгляд. Она не знала, как ещё может выразить то, что чувствует. Ей казалось, что никаких слов не хватит, чтобы описать эти чувства.

— Пока не за что, — возразил он, продолжая подступать к ней, затем указал кивком головы на створчатые двери. — Смотри, лоджия выходит прямо на море, ты сможешь любоваться им, сколько захочешь.

Она тут же посмотрела туда, на багряный закат, танцующий на переливающейся поверхности бирюзовой глади, что тут же приковала её внимание, зачаровав в одно мгновение, и ее губы тронула нежная, мягкая улыбка. Море… так близко…

Какое-то ощущение невесомости, странного возбуждения охватило её с ног до головы. Ноги сами сделали шаг вперед, будто её тело было больше не её, будто стало чужим, незнакомым… Словно отныне принадлежало морю, и оно звало её, манило, умоляло… Требовало и нашептывало очень странные слова: подойди, прыгни и распахни свои крылья…

— Стой! — услышала она над самым ухом и почувствовала горячие руки Азера, крепко стиснувшие её плечи. Вздрогнув, она вынырнула из внезапного наваждения, возвратившее её упорхнувшее в далекий горизонт сознание обратно на бренную землю, в небольшие покои, в объятия Азера. Не успела она даже подумать, как плечо резануло острой болью. Она сморщилась, слезы выступили на глазах, рука сама потянулась к уязвимому месту, инстинктивно пытаясь защитить, укрыть от опасности…

— Что это? — снова прозвучал голос Азера над ее головой с очень странной интонацией, полной… гнева?

Она обернулась и посмотрела ему в лицо, высоко задирая голову. Его полыхающие огнем глаза заставили ее испуганно вздрогнуть и отпрянуть. Еще более странный и внезапный шипящий звук вдребезги разбил ту тишину, что воцарилась между ними в эту напряженную минуту. Она перевела взгляд на его руки и ее глаза широко распахнулись в ужасе, навалившимся на нее снежным комом, собирающимся вот-вот погрести под собой.

Не осознавая собственных действий, она попятилась.

Она еще никогда не видела его таким… Даже на пляже, когда он обратился в дракона, ей не было так страшно, как сейчас…

— Что. У тебя. На спине? — отчеканил он изменившимся до неузнаваемости голосом, в котором все больше проявлялось животного, погребая в себе все человеческое. Огненные линии разрастались по его телу, поднимаясь все выше, испещрив грудь как россыпь светящихся молний и уже касались шеи, подбираясь к глазам.

— А… Азер? — продолжая пятиться, она снова вздрогнула и замерла, напоровшись на дверцу, преградившую ей путь, и не зная, что ещё ей делать, ухватилась за неё обеими руками, будто бы утопающий за соломинку, и не сводила с него круглых, остекленевших от усиливающегося страха глаз, ледяными пальцами стиснувшего ее насмерть перепуганное сердце.

В одну секунду он преодолел это ничтожное расстояние между ними и, не став церемониться, рывком сдернул вниз ворот платья, оголив покатое плечико, на котором насмешливо, открыто красовалась тонкая, взбухшая полоска с кровоподтеками, словно насмехаясь над ним. Она дёрнулась и застыла, стремительно заливаясь краской, но тут же побледнела, нервно сглатывая — страх не позволил ей забыться, держал крепко, не позволяя уклониться или сбежать.

Его горящие пламенем глаза не отрывались от её плеча и она, с бешено колотящимся сердцем, ожидала, что будет дальше, с трепетом предполагая худшее.

Но он лишь стоял и смотрел, а выражение его лица неуклонно менялось…

Вдруг пламя в глубине его глаз погасло, линии вспыхнули и исчезли, не оставив после себя и намека на то, что было, словно ей это привиделось, словно она себе все это выдумала. И лишь обжигающе горячая ладонь подсказывала ей — ничего она не придумала и ничего ей не привиделось. Случившееся было правдой, жуткой реальностью, которую ей лишь каким-то чудом удалось избежать.

Сжавшись в комок и втянув голову в плечи, она глядела на него снизу вверх, как загнанная в угол голодным котом маленькая мышка, которую вот-вот съедят и не оставят даже косточки, не то что пощадят и отпустят с миром.

— Не успел… — выдохнул Азер, затем стиснул челюсти, глядя на нее с сожалением, искренним чувством вины и аккуратно, стараясь не задеть пульсирующую болью рану, поправил ворот платья, а после отступил, нервно пройдясь по покоям, в задумчивости потирая свой подбородок.

— Когда это случилось? — спросил он вдруг, продолжая выхаживать по комнате.

Она не сразу нашла в себе силы ответить:

— Т… Той ночью к… До того, к-как д-дракон п-прилетел…

— Значит, до, — сказал Азер, будто бы обращаясь к самому себе. — Вот почему он принес её с собой… — добавил он и ощущение, что мужчина говорит сам с собой лишь усилилось. Амэя настороженно следила за ним, нервно теребя пальцами ткань платья и решительно не знала, как ей быть. Она боялась его. Он выглядел таким… пугающим…

— Прости, что напугал… — мягко, извиняясь произнес он, обернувшись к ней. — Этого не должно было случиться… — и не говоря больше ни слова, вышел вон из покоев, громко хлопнув дверью и оставив её одну, наедине с собой.

Молча посмотрев на закрытую дверь, она закусила губу и, снова поморщившись от боли, чуть огладив израненное плечо, повернулась к потемневшему морю, укрывающее за собой гаснущее солнце, ушедшее за полосу, разделяющее день и ночь, почти на половину.

Мысли роились в голове жужащими пчёлами, беспокойно снующими в своем улье, и она никак не могла выхватить хоть одну их них, сосредоточиться и хорошенько её обдумать. Сердце всё ещё гулко отбивало барабанную дробь, а руки предательски дрожали.

Терзаясь сомнениями и ощущая себя отбившейся от стада овечкой, оставшейся в лесу в полном одиночестве, где её поджидают дикие звери, не прочь полакомиться свежатинкой, она глубоко вздохнула, надеясь унять учащенное сердцебиение и привести в порядок сбившееся дыхание, а затем принялась осторожно развязывать шнуровку на боку, освобождаясь от платья, которое подарил ей Азер и аккуратно сложила его, положив на сундук, стоящий у изножья кровати.

На ней осталась только легкая, нательная сорочка, колышущаяся на едва ощутимом ветерке, задувающем через открытые створки и щекочущим кожу прохладным прикосновением.

Обняв себя руками, она шагнула к постели и тут же вздрогнула, услышав, как открылась дверь. Повернув голову, она увидела Азера, нерешительно замершего на пороге. Хотела было сделать шаг, но он поднял руку, жестом выражая свои благие намерения. Она замерла и он осторожно шагнул вперед, а потом тихо произнес:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда, я же обещал, помнишь? Я лишь хочу помочь.

— К-как? — пискнула она и тут увидела в другой его руке небольшой сверток непонятного назначения. — Ч-что это?

— Повязки и лекарство. Твои раны нужно обработать, иначе они загноятся, — помолчав немного, он продолжил: — Одна ты не справишься, позволь мне помочь тебе.

Она молчала. Молчала потому, что понимала его правоту.

— Амэя?.. — ещё раз начал было он, но она перебила его:

— Все хорошо. Я… Я не боюсь, — отвернувшись, стискивая в ладонях ворот ночной сорочки, она прошептала. — М-можешь подойти.

Он ничего не сказал, но вскоре раздались его осторожные шаги. Подойдя к ней, он положил свёрток на сундук и так же осторожно разложил лечебные принадлежности, и всё это происходило в полнейшей тишине. Амэя не видела этого. Она стояла к нему спиной, так и не осмелившись обернуться.

— А теперь, — произнес он тихим голосом, будто не желая нарушать эту тишину, повисшую между ними, как сплошная стена, — пожалуйста, сними свою сорочку.

Дрожь прокатилась по ее коже, румянец прилип к щекам. Она знала, что должна сделать это, что это необходимо для её же блага, но тело не слушалось — оно отказывалось подчиняться, парализованное смущением и страхом. Слишком страшно, слишком неожиданно и слишком стыдно. Как она может…

Она еще никогда не обнажалась перед мужчиной.

Как она должна это сделать? Как она должна перебороть себя? Это все… слишком.

— Х-хорошо… Т-только о-отвернись… — согласилась она наконец, приложив неимоверные усилия, чтобы просто произнести это, самое первое слово.

— Ладно… — услышала она и по звукам поняла, что он выполнил ее просьбу. Бросив взгляд через плечо и убедившись, что он действительно отвернулся, она шумно выдохнула и крепко зажмурившись, дрожащими руками распустила тесёмки на плечах, ощущая в миг ставшей очень чувствительной кожей, как шуршит мягкая ткань, соскальзывая по телу и как безумно бьется трепетущее сердце, смешанное с прерывистым дыханием.

— В-всё… — едва слышно молвила она, обнимая себя руками, придерживая сорочку на груди, не позволяя ей сползти окончательно, замерев на округлых бедрах.

Она отчетливо расслышала, как он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и почувствовала, как тепло окатило её со спины, словно накрыло невидимым шлефом, защищающим от холода. А потом… Потом вместо тепла пришел жар его рук, легонько, едва ощутимо коснувшейся кожи.

— Сядь, — попросил он тихо и она не нашла в себе сил воспротивиться, только повиноваться.

Послушно опустившись на кровать, по прежнему не оборачиваясь, она напряженно замерла, в ожидании новых прикосновений и ощущений, которые за ними последуют.

И они не заставили себя ждать.

Влажное, прохладное прикосновение к пылающей коже заставило её вздрогнуть и податься вперед. Но горячая рука, резко контрастирующая с холодом, обожгла плечо, удержав её на месте.

— Все хорошо… — прозвучал его голос где-то совсем рядом и её глаза широко раскрылись, поверхностное дыхание вырвалось из груди, растворившись в воздухе едва различимым облачком пара. — Смотри на море, оно придаст тебе сил, — прошептал он и влажное пятно медленно проследовало свой путь, начиная от шеи и опускаясь вниз, к пояснице. Там, где оно касалось кожи, защипало от холода, мурашки пробежали по спине.

Затем пятно вновь устремилось вверх, вбирая каждый кусочек ее израненного тела, даруя прохладу и прогоняя прочь болезненное тепло, ослабляя боль и наполняя облегчением.

Но вот внутри все сгорало в пламени, разгорающимся где-то в глубине её тела, там, докуда она никогда не пыталась достать и даже не подозревала, что в ней есть такая глубина…

Её щеки пылали огнем, а влажные губы чуть приоткрылись. Это пытка… — подумала она рассеянно, — сладкая, безумная пытка… Хватит, прекрати…

— Всё.

Его подхрипловатый голос прошелся по её нервам, как колок по струнам, вызвав в разгорячённом теле очень необычные, совершенно новые ощущения, затянувшие ее в эту темную и сладостную негу ещё глубже, почти утянув на самое дно, но в тоже время отрезвили, сбили эту розоватую дымку, рассеяв её, прояснив голову и вернув ясность мысли.

— В-всё? — севшим голосом спросила она, впервые за это время осмелившись обернуться к нему и недоуменно моргнула. Почему он так на неё смотрит? У неё что-то на лице? — А… Азер? В… Все х-хорошо?

Вместо ответа, он мягко обхватил её за плечи, держа свои руки чуть ниже ран и пристально посмотрел в глаза, так близко наклонившись к её лицу, словно пытался что-то в нём прочесть.

Амэя же замерла, вся превратившись в немое ожидание, и не имела ни малейшего представления, как себя вести и как быть. Почему?.. Что он хочет сделать?..

— А… Азер? — повторила она, от напряжения начав мелко дрожать. Бледные ладошки стискивали ворот сорочки на груди, прикрывающей ее наготу.

По-прежнему не говоря ни слова, он прижал её к себе, аккуратно обняв так, будто боялся причинить лишнюю боль и оперся подбородком о её затылок, беззвучно выдохнув. Вздрогнув, она застыла в его руках, словно натянутая на луке тетива, ощутив как гулко забилось её сердце, отбивая одному ему известный ритм и как вместо мыслей в голове появился странный перезвон, заполнивший все ее существо от кончиков волос до кончиков ногтей. Выждав мгновение, он заговорил сильным, уверенным голосом, таким, будто приносил ей церемониальную клятву:

— Он тебя не тронет. Больше нет. Я тебе обещаю. Слышишь меня?

— Д-да… — глухо ответила она, уткнувшись лбом ему в грудь, все еще напряженная, не торопящаяся расслабится. О… О чем он таком говорит?.. Что вообще делает? Я… Я не понимаю..

Его поступок потряс ее. Она не ожидала, она не привыкла к такому. Как ей быть? Что делать? В её голове царил только хаос.

Медленно отстранившись, он заглянул ей в глаза и провел пальцем по щеке, от чего её бедное сердце окончательно сбилось с привычного ритма и умчалось куда-то за горизонт, догонять уходящее солнце. Да… Да что же это такое?! Почему… Почему он так себя ведёт?!

А он, не подозревая, но возможно, догадываясь о той полемике, что творилась за кукольно-большими, бледно голубыми глазами, продолжил, как оказалось, всё ещё не покончив со своей «клятвой»:

— Ты — моя Невеста, я — твой Жених. Любой, кто захочет тебе навредить, будет иметь дело со мной… Даже твой «отец». Хорошенько запомни это, ладно?

— Ла… Ладно… — выдохнула она, кивнув и он отпустил её, бросил взгляд на закат и улыбнувшись, как ни в чём не бывало, заговорил уже совсем другим, будничным тоном, будто бы и не было всей этой странной «беседы», чуть не довёдшей её до смертельного приступа:

— Осталось только перевязать и можешь ложиться спать, — сказал он, глядя на ее грудь, затем перевел взгляд на её лицо и умолк, мысленно что-то прикидывая, чуть нахмурив брови. Догадавшись, что он собирается делать дальше, Амэя крепче вцепилась в ворот сорочки, подтянув его до подбородка и побледнела настолько, что если бы знала, что такое снег, только с ним и могла бы сравнить себя в этот жуткий для нее момент.

Обнажить спину, чтобы дать промыть рану и смазать ее целебной мазью — это она ещё вытерпит, уж как-нибудь переживёт, но обнажить ещё и грудь! Этого она не перенесёт! Умрёт прямо тут, на месте! От стыда и страха!

— Я так и думал, — сказал вдруг Азер, а она ошалело уставилась на него, думая о том, что еще минута этой пытки и её сердце не выдержит, остановит свой бесконечный бег даже не дойдя до обнажения её передней части тела, умрёт, и всё тут.

— Тогда обмотайся вот этим, — он протянул ей широкое, полупрозрачное белое полотно, но тут же переложил на кровать, — и постарайся не ложиться на спину. Пару дней еще придется помазать твою спину, уж больно она… — он замолчал, крепко стиснув челюсти, и ей показалось, что она увидела в его глазах тот же самый янтарный блеск, который напугал её до полусмерти совсем недавно. Однако когда он моргнул, его уже и в помине не было. Она даже подумала: а не привиделось ли ей это?

— Мази и повязки я оставлю здесь, — он помолчал немного, а затем потрепал её по волосам, немного кривовато улыбаясь, и сказал с теплотой в голосе, едва ощутимо смешанной с грустью, — Спокойной ночи, милая пастушка. Надеюсь, тебе будут сниться хорошие сны, — и, развернувшись, направился к двери.

Несколько мучительных секунд она смотрела ему вслед, а затем робко, нерешительно окликнула:

— Азер…

Почти дойдя до двери, он обернулся и вопросительно взглянул на неё.

— С-спасибо… — тихо поблагодарила она, тонкими пальцами сминая белоснежную ткань ночной сорочки. Он ответил ей лучезарной улыбкой:

— Пока не за что. Сладких снов, — и, махнув рукой ей на прощание, вышел, тихо затворив за собой дверь.

— С-сладких… — эхом повторила она, с легким румянцем на щеках. Закусила губу, заново огляделась вокруг, рассеянно рассматривая свой новый дом…

Новый дом… Так он сказал. А ведь и правда… Теперь это ее новый дом. Теперь… здесь её место. Здесь…

Длинно, шумно выдохнув, Амэя повернулась к створчатым дверцам и устремила свой взгляд на горизонт, провожая уходящий день, любуясь багряным закатом и греясь в последних лучах заходящего солнца.