Наши чувства - феникс (гет)

— Куда мы идем? — Эйприл постаралась выдернуть руку из цепких пальцев тащившего ее прочь от шумящей и взволнованной арены дядю Аластора, но он только быстро оглянулся, пронзив ее страшным взглядом, и ускорил шаг, цепче сжимая толстые пальцы. На последнем испытании Турнира Трех Волшебников произошло что-то невнятное: Эйприл видела, как мелькнула вспышка в воздухе, и Гарри с Седриком вывалились из пустоты, как люди затихли на мгновение, а в следующее ученики закричали. Она сидела слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно произошло.

Люди бросились к полю, Эйприл осталась на месте. Вынырнувший из толпы дядя с обезумевшим и полным злобы лицом схватил ее за руку и потащил прочь. Никто не заметил их ухода.

В груди Эйприл пылал страх. Она слышала вопли отца Седрика, рокот людей, а дядя уводил ее все дальше и дальше. Наконец, заглушив панически наводнившие мозг мысли непонимания, она осознала, что они бегут в сторону Запретного Леса. Настойчивость дяди, то, как он постоянно облизывался и оглядывался по сторонам, держа палочку наготове, пугали ее хуже возни и криков возле лабиринта.

— Да скажи же ты, что происходит! — вскрикнула она и безуспешно постаралась остановиться. Дядя не отозвался. На языке Эйприл крутился ответ, который не покидал ее голову весь этот год, но она не могла позволить себе принять его. — Что ты делаешь?

Дядя обернулся, последний раз сканируя внимательным взором местность вокруг, отпустил Эйприл, достал из нагрудного кармана плаща листок и ручку и принялся что-то быстро писать корявым почерком. Его волнение напрягало и колкими разрядами тока передавалось Эйприл. Инстинкт самосохранения лихорадочно молил ее сбежать, пока дядя отвлекся, но она не сдвигалась с места. Она жадно осматривала его лицо, прикушенный кончик языка, помутневшие безумством глаза и черные, совсем не редкие дядины, волосы. Вот он закончил писать и бросил блокнот на землю.

— Обязательно найдут, — пробормотал он и нервно облизнул губы. Его лицо забурлило. — Время на исходе.

Не говоря больше ни слова, он вновь схватил несопротивляющуюся Эйприл за руку, прижал к себе и крутанулся на месте. Она покладисто прикрыла глаза, задержав дыхание, стараясь абстрагироваться от ощущения его тела совсем близко. Мгновение спустя их выплюнуло на землю, и она, приложив все силы, которые в ней были, оттолкнулась от груди дяди. Не удержав равновесия, упала на мокрую траву, пачкая юбку в земле. Подняла пораженные глаза на стремительно меняющегося человека перед ней.

Сердце рухнуло.

Все это время она была права.

Она была права.

Похудевший, вытянувшийся, приобретший совсем другие черты, перед ней стоял далеко не дядя. С колкой болью в сердце она вглядывалась в острые скулы, покрытые щетиной, в прямой нос, в тонкую полоску губ и маленькие беснующиеся глазенки. С болью она смотрела на человека, о котором одновременно мечтала и старалась забыть.

Но сейчас, когда он предстал перед ней настоящим, когда не было оболочки тела ее дяди, Эйприл больше не чувствовала страха. В венах растекалась усталость от их долгой игры в одни ворота, оказавшимися правдивыми подозрений и непонимания, что происходит. Она зажмурилась. Барти панически осмотрелся и, подумав мгновение, осторожно опустился на колени рядом с ней, внимательно и с толикой испуганного безумства разглядывая ее побледневшее лицо.

Как будто видел в первый раз.

Как будто не обманывал весь этот год.

Он положил свою руку поверх ладони Эйприл, но она резко выдернула ее и отрицательно качнула головой. Сделала глубокий вздох. Выдох. Распахнула веки. Они были в прибрежной зоне, в нескольких метрах простиралась песчаная полоса, на которую мерно накатывало спокойное серо-синее море. Над краснеющим закатным диском Солнца парила одинокая чайка.

— Что с дядей? — разлепив пересохшие губы, спросила она. Горло сдавил болезненный спазм.

— Он жив. Все нужные лекарства принимал, раны обрабатывал дважды в день, ел трижды по расписанию и много читал.

Эйприл кивнула. Рассмеялась. Барти так профессионально водил ее за нос! Он оставлял столько подсказок, столько было возможностей, чтобы понять, что рядом с ней был он, а она так и не смогла! Ни чай, ни «малютка Мари», ни его отношение к происходящему в мире, ни странное зелье в шкафу — теперь уже понятно, что оборотное, — ни его поведение не подтолкнули ее к нужной мысли. А реакция на смерть Крауча-старшего? Неприязнь к Николасу из-за его схожести с отцом? Запугивание учеников? Насмешки над Мари?

Мерлин, сколько всего не сходилось, сколько было не в характере дяди! А она ошибочно принимала его поведение за последствие неудачно подобранных лекарств, путала незнакомую ей жестокость с дядиным упрямством. Она видела в камне привычный ей стальной стержень и упорно закрывала глаза на несовпадения.

— Какая же я дура, — прошептала она. Ее звонкий смех, заставивший Барти скривиться, потонул в шуме волн. Отряхнув друг о друга ладони, Эйприл неуклюже поднялась и пошатнулась. Голова кружилась. Вскочивший следом Барти хотел было подхватить ее, но она отпрянула в сторону. Омерзение отразилось на ее лице. — Не трогай меня. Не смей.

Еще один глубокий вздох. Как будто это могло помочь. Как будто это могло исправить кучу ее ошибок. Вытащить дядю неизвестно откуда.

— Я написал в блокноте, где Грюм и как его открыть. А еще чистосердечно признался в совершенных грехах, — силой выдавливая из себя эти слова, произнес Барти. Чужой Барти. Совсем не тот весенний мальчик, которого помнила и любила Эйприл. Нет, он был другим: выросшим, обезумевшим, превратившимся в жестокого и хитрого монстра, все такого же, как собака, верного своему Повелителю. Ей не нужно было спрашивать, чтобы понять, что все это было ради Него. Барти буквально жил ради Него.

— Какая щедрость. А что с Поттером и Диггори? Устранены после выполнения своей роли? Что ты молчишь? Что? И меня сейчас устранить? Твой спектакль ведь закончился, поздравляю, Барти! Гений, обманувший всех вокруг! Для чего?! Для чего?! — повернувшись к нему, с исказившимся лицом вскричала Эйприл. Ее трясло от переживаемых эмоций, непонимания, чувства вины и желания провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть его лица, не быть сейчас рядом с ним. — Что с детьми, Барти? — не дождавшись его ответа, тише переспросила она.

Глаза Барти были опущены. Он нервно облизнулся. Поднял голову, позволяя ветру запутаться в черных волосах.

— Поттер жив. Диггори — нет. Он не должен был там быть, не смотри на меня так, я не знаю, что произошло! — вскричал он. Эйприл отшатнулась от того, насколько страшное выражение приняло его лицо в этот момент. — Я выполнил свою часть дела. Ради себя, ради нас, ради этого мира, Эйприл. Сейчас ты не понимаешь, но у меня не было другого выбора, я сделал то, что был должен. Создал портал, запустил мальчишку.

Эйприл не знала, что ответить. Несколько мгновений она, словно рыба, выброшенная на сушу, тупо молчала.

Он отправил ребенка на верную смерть? Гарри Поттера, бедного мальчика, прямо в руки своему Повелителю?

Сцепив пальцы в кулак, она со всей силы ударила не ожидавшего этого Барти по лицу. Послышался хруст, его слабый стон. Горячая кровь испачкала ее костяшки, и Эйприл брезгливо вытерла их о юбку.

Барти поднял голову, пальцами придерживая кончик сломанного носа, завел другой рукой, сжимающей палочку, упавшие на лоб пряди на затылок и, слизнув кровь с губ, улыбнулся.

— Заслуженно, — кивнул он. — Можешь хоть избить меня, но сейчас мы уходим, — вновь осмотревшись и резко схватив Эйприл за плечо, он притянул ее к себе и сорвал с шеи медальон. Эйприл вскрикнула, начала сопротивляться, ее разметавшиеся на ветру волосы хлестнули его по щеке, но портал уже активировался в руке Барти. Всего секунда, во время которой он обнял Эйприл, прижимая к себе и, зажмурившись, не обращая внимание на то, с какой силой она старалась вырваться, и их объял белесый свет.

Он все ей объяснит. Все расскажет. И уйдет, если она попросит. Он уже ушел когда-то по ее просьбе. Даже спустя столько лет, столько сумасшедших ужасающих лет, проведенных в Азкбане и в доме наедине с тяжестью смерти матери за него, он не пойдет против ее слов, сказанных в здравом рассудке. Единственный человек, против которого он не пойдет, это Эйприл.

Всех остальных он уже предал. Даже Темного Лорда. Даже себя. Предал в тот момент, когда, вместо того, чтобы закончить дело со смертью мальчишки, раз это почему-то не вышло у Повелителя, он в первую очередь подумал об Эйприл, схватил ее и бросился бежать. Барти выбрал ее. Он всегда будет выбирать ее, сколько бы Эйприл от него не отказывалась.

* * *

Раздавшийся в дверь стук Мари проигнорировала так же, как игнорировала последние две недели. Третье испытание вместо долгожданного освобождения и увольнения принесло ей море проблем: Эйприл исчезла вместе с фальшивым дядей, оказавшимся Барти Краучем-младшим, якобы погибшем в тюрьме за несколько лет до этого, убили студента, настоящий дядя нашелся в сундуке, в котором просидел целый год, и в Министерстве на ее голову свалилась куча разбирательств. Отдел Кингсли занялся расследованием, Мари силой выбила обещание о невыезде с Антонина (это был первый и последний раз, когда она виделась с ним за все это время), вынудила Фаджа подписаться под больничным дяди и, не слушая протестов, восклицаний и попыток сбежать из дома, отправила Аластора на полное обследование в больницу Св.Мунго с курсом восстанавливающих физическое и моральное состояние зелий.

Спешно забранный домой Николас (так поступила большая часть перепугавшихся родителей) старался хоть как-то помочь ей: убирал дом, бегал в соседний магазин за продуктами, что-то пытался приготовить, по ее настоятельной просьбе не пускал несколько раз приходившего Антонина за порог и вместе с ней утром и вечером навещал обидевшегося дядю, делавшего вид, что их не существует. Проходить лечение тот отказывался, все время рвался на работу, чтобы убить укравшего одну из его племянниц и натворившего столько дел Барти. Спорить с ним у Мари не было сил, а убеждавшего его в нужности лечения Николаса дядя Аластор совсем не слушал.

— Я открою, мам, — донесся с кухни голос сына, и приподнявшаяся на диване Мари вновь упала на него мертвым телом. Прикрыла глаза. Она почему-то была уверена, что за дверью не будет стоять вернувшаяся Эйприл или кто-то хороший. Эйприл, по скромному мнению, Мари возвращаться не собиралась вовсе. Она даже не была уверена, что Барти удерживал ее силой. Увел — наверняка, а дальше только Мерлин знает, что между ними произошло и из-за чего сестра прислала лишь одну короткую записку со словами, что она в порядке. Больше на связь Эйприл не выходила.

— Кто там? — слабо спросила она. В коридоре послышалась возня, протестующие слова Николаса. С трудом приоткрыв глаза, Мари увидела появившегося в арке гостиной Антонина. Зажмурилась.

— Надеюсь, вы наигрались в молчанку, — без приветствий бросил Долохов. — Никто за вашим домом не присматривает, никаких заклинаний не стоит, я все проверил. Мой приход не нанесет вам вреда, — отчеканил он, шагнул вглубь комнаты и сел на другом конце дивана. — Надо поговорить. Николас, заваришь нам чаю?

Увидев, что Мари не сопротивляется присутствию Антонина, Николас покладисто кивнул вышел вон, прекрасно понимая, что его просто-напросто отослали.

— Я выяснил, что Барти и Эйприл покинули Британию в день третьего испытания, засветились на ночь в Болгарии, а затем их перехватил Каркаров. Он тоже сбежал, скрывается от Темного Лорда. Скорей всего, они все втроем кукуют в Дурмстранге. Живые и почти в адекватном состоянии. Судя по поставке восстанавливающих расшатавшуюся психику зелий, те, кто не в порядке, вскоре будут, — без лишних предисловий отчеканил Антонин.

— Как ты это узнал? У нашего аврората никаких сведений, кроме того, что они покинули страну, — приоткрыв глаза и приподнявшись, пробормотала Мари. Ее волосы были заплетены в растрепавшуюся косу, и она спешно пригладила их. Голые ступни утыкались в бедро Долохова, но тот не обращал на это никакого внимания.

— Зелья передал один из поставщиков моего брата. Его же люди видели их в мотеле в старой магической части Софии.

— Даже спрашивать не хочу, чем таким интересным твой брат занимается.

— Он сам расскажет, — слабо улыбнулся Долохов. Его шрамы дернулись. Мари предпочла пропустить эту реплику мимо ушей. Она устала задавать себе вопросы насчет их с Антонином взаимоотношений, положении в жизнях друг друга и будущем. С исчезновением Эйприл, возвращением настоящего дяди и отвратительным, сжиравшим ее чувством вины, постоянно напоминавшим о том, что она не поверила сестре и не смогла вовремя помочь Аластору, она как будто посерела и постарела на несколько лет.

Антонин громко вздохнул, осторожно поднял ее щиколотки и притянул волшебницу ближе к себе. Мари бросила на него непонятливый взгляд, но позволила перекинуть ее ноги через подлокотник. Она внимательно разглядывала его лицо.

Мари не питала надежд насчет его исправления, обретения морали, установления других принципов и раскаяния. Она прекрасно понимала, кем он был и какую сторону занимает, но странная, пугающая привычка к его своеобразной заботе, к его участию в делах ее семьи, пустила ростки в ее душе. Мари позволила Антонину занять нишу в их с сыном жизни, и он, как и обещал ей, обустроил ее под себя. Да еще так ловко, незаметно, что она сейчас даже не могла заставить себя выгнать его.

— Нам нужно помочь Эйприл? — положив голову на спинку дивана, тихо спросила она.

— Не думаю. Уверен, что твоя сестра осталась с Барти по своей воле. Видимо, его слова и его присутствие все еще трогают ее, — криво улыбнулся Антонин. — Но какое-то время они будут обречены безвылазно сидеть с Игорем в Дурмстранге. Барти, конечно, выполнил все то, что должен был, чтобы Темный Лорд отпустил ему все грехи и позволил уйти, но он сбежал, и это оставило свой отпечаток. Им нужно переждать, пока буря стихнет.

— Почему она ушла с ним? Он же столько времени обманывал нас, издевался над дядей.

— Не издевался он над ним. Так-то, Барти должен был убить его сразу же, а не сажать в сундук, кормить, поить, давать нужные лекарства и что там еще ему нужно для жизни. Он не убил его из-за своей дурацкой любви к Эйприл, так что не считай, что он полностью сгнил как человек. Если твоя сестра дала ему шанс, то в нем осталось что-то хорошее. Она все же не такая дура, как ты сейчас думаешь.

Мари сморщилась и не ответила.

— Во многом она разумнее тебя. Так что перестань злиться и послушай моего совета хоть раз: забирай дядю из больницы, тут ты его только еще больше доведешь, и с той же силой, с которой ухаживаешь за ним сейчас, увези во Францию к мистеру Сайксу. Море, тепло, ваше присутствие рядом сделают намного больше всех этих зелий. Да и я бы хотел, чтобы вас с Николасом не было в Британии этим летом.

— Не расскажешь, что замышляют Пожиратели Смерти? — хмуро спросила Мари.

— Не расскажу, — слабо дернув уголком губ, улыбнулся Антонин и, подняв руку, костяшками пальцев приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. — Все пройдет настолько малокровно, насколько возможно. Мы с Темным Лордом тоже не маленькие глупые дети, Мари.

Она показательно закатила глаза, но не шелохнулась. Читая ее, словно открытую книгу, Антонин лукаво прищурился. Руку не убрал.

— Я давно должна была сдать тебя аврорам, — прошептала она.

— Ты знаешь, что ничего из этого не вышло бы. Только мы бы с тобой ненадолго поссорились.

Он опустил руку. Мари не отозвалась. Она слышала, как Николас шумел на кухне. Она несла ответственность за него, за дядю и за папу. Ту самую ответственность, о которой говорила Антонину. И сейчас, как бы детский дух противоречия не кричал внутри, она должна была прислушаться к его совету. Он знал больше, чем она, он старался помочь с поисками сестры, в конце концов, он просто был рядом все это время.

— Пообещай, что в сентябре ты выйдешь из игры.

— Пообещай, что в сентябре вы с Николасом уедете со мной в Россию. Он поступит в Колдовстворец, — мы уже говорили, и он не против, если ты согласишься, — ты можешь пойти работать в наше Министерство. И Аластора с собой заберем. Я его, конечно, на дух не переношу, но бросать его будет подло.

— Он не собачка, чтобы кататься с нами на поводке куда угодно.

— Если он захочет, — пожал плечами Антонин. — Ты только предложи нормально и уже в конце августа, когда все решится и он хоть немного придет в себя.

Николас что-то со звоном уронил (скорей всего, любимую чашку Мари, из которой постоянно пил, когда ее не было рядом) и крикнул, чтобы никто ни о чем не волновался. Изредка в нем просыпались черты материнской неуклюжести.

— Пообещай, Мари, — настойчиво повторил Антонин.

Она подняла задумчивый взор и внимательно всмотрелась в его лицо. Совсем скоро в стране начнется анархия и политический переворот. Захват власти, неспокойное общество и ее пост в Министерстве явно не располагали к счастью и безопасности ее семьи. Ответственность. Не только за близких, но и за сказанные ею слова.

— Обещаю, — слабо отозвалась она и пододвинулась ближе к Антонину, обняв его. Это был первый раз, когда она обнимала его сама за долгие-долгие годы, прошедшие с ее побега в молодости.

Его горячие руки недоверчиво легли на ее спину.

— Тогда я обещаю тоже.

* * *

Несколько лет спустя.

Мари переложила букет больших белоснежных лилий из руки в руку и неловко опустила приподнявшуюся на теплом летнем ветру юбку молочного платья. Осмотрела большой двор Дурмстранга и, ощущая себя максимально неуютно рядом с замершим в костюме несколько отъевшимся Барти, отвернулась и глянула в сторону величественного готического замка. Студенты уехали на каникулы неделю назад, и сейчас он был пуст, а от того еще более великолепен в ее глазах.

Это был первый раз с побега сестры, когда Мари переступила порог школы, в которой Эйприл и Барти поселились. Они, как и убеждал Антонин, сумели найти общий язык и с новым учебным годом стали преподавать по приглашению Игоря. Нет, за эти годы Мари, конечно же, виделась с сестрой, но с Барти — ни разу. У нее так и не хватило духу принять тот факт, что он врал им столько времени и использовал для этого тело дяди.

Пусть бы давнишние переживания схлынули и заполнились новыми проблемами, пусть бы Барти прошел курс лечения, заработал благосклонность Эйприл и постарался встать на новый путь ради себя, ради жизни, вкусить прелесть которой он так и не успел, пусть бы конфликт в Британии отгремел, и Темный Лорд успокоился, посадив в Министерстве своих марионеток и позволив по каким-то своим причинам пойманному Гарри Поттеру жить, пусть бы Антонин сдержал слово и переехал вместе с Николасом и Мари. Все равно несмотря на все это тот год остался в памяти тревожным темным пятном.

— Ты очень красивая, — нарушая установившееся между ними молчание, тихо произнес Барти. Нервно поправив букет, Мари кивнула.

— Спасибо. Надо же быть красивой на собственной свадьбе.

— Долохов все же раскрутил тебя на нее, — слабо улыбнулся Барти. — А он умеет добиваться своего.

Мари не ответила. На горизонте показалась приближавшаяся к ним сестра, нарядившаяся в светло-голубое платье и распустившая длинные рыжие волосы. Она улыбалась.

Сморгнув появившиеся в уголках глаз слезы, Мари поспешила ей навстречу и обняла ее. Прикрыла веки, на несколько мгновений утопая в аромате человека, столько лет поддерживавшего ее, помогавшего и всегда находившегося рядом. Все время с самого детства, с окончания школы из-за сложившихся обстоятельств они были не разлей вода, проводили много времени вместе, и разлука, разъединившая их из-за того, что они все же начали строить собственные жизни, пусть и поздно, тяготела над ними обеими.

Но вот, Эйприл была рядом. Она искренне радовалась за Мари, принимала Барти, смеялась над схожестью вытянувшегося и выросшего Николаса с Антонином, покровительственно позволявшего ей это, и жила. Сколько бы Мари не пыталась ее разбудить и разворошить, годы, проведенные сестрой в Хогвартсе, были похожи на спячку, в которую она самолично вошла. Сейчас же за ее спиной распустились крылья. Только это заставляло Мари терпеть Барти неподалеку и не вспоминать о произошедшем.

— Я очень за тебя рада, — шепнула Эйприл и взяла сестру за руки. — Теперь, когда ты как взрослая и самостоятельная женщина, за эти несколько лет уж точно убедившаяся в том, что он этого достоин, принимаешь решение быть рядом с Антонином, я с чистой совестью могу принять вашу свадьбу.

— Что-то ты поздновато. Наш сын через несколько лет сам невесту в дом приведет, — рассмеялась Мари и вновь обняла сестру.

— Чувствую себя старой, — поддержала ее смех Эйприл.

Барти неловко сделал круг вокруг дерева, в тени кроны которого они замерли, и уставился на шпили высокого черного замка.

Венчание прошло с утра в присутствии самых близких членов семьи Антонина, Николаса и мистера Сайкса. Платье было проще простого — чуть ниже колена и подпоясанное, с широкими рукавами до локтя. Никакой торжественности или помпезности, что могли ждать от юного (точнее, уже довольно-таки немолодого) князя, взявшегося наконец за голову. Дяди не было. Мари не могла настаивать на том, чтобы он присутствовал — она слишком хорошо понимала его нежелание быть на свадьбе и ценила то, что он хотя бы поздравил их с Антонином, пусть и сквозь стиснутые зубы, и обнял ее.

Дядя принимал ее выбор (но не понимал и не одобрял его). А еще, как в детстве, отведя в сторону, пообещал защищать во что бы то ни стало.

— Как он? — тихо спросила Эйприл. — Он так и не захотел встретиться.

Отступив на шаг, Мари подарила сестре утешающий взгляд и прищурилась. Пронырливые солнечные лучи все норовили пролезть сквозь веки в самую душу.

— Держится. Ты же знаешь, он все выдержит. Сейчас уже активно скандалит с Княгиней, как делал с Фаджем. Разница только в том, что они тайно друг друга обожают, как профессионал профессионала, но стараются не показывать этого.

Внемлющий взор Эйприл задал вопрос, произнести который вслух она так и не осмелилась.

— Он поймет. Может быть, лет через десять, но мы все усядемся за общим столом и отпразднуем Рождество в старых добрых традициях. Правда, Антонина и Барти придется отсадить на пару метров, — усмехнулась она. — Когда-нибудь он сумеет простить тебя. Буду честна, насчет Барти не уверена, но тебя точно. Не забывай, что ты его кровиночка и выросла на его руках. Любовь часто заставляет даже сильнейших мира сего идти на те поступки, на которые они никогда бы в жизни не осмелились без нее.

Судорожно всхлипнув и стыдливо отвернувшись, Эйприл кивнула. К ним приближались Антонин с Николасом и Игорь Каркаров, несший в руках камеру.

— Сделаем колдографию? — голосом, не принимающим отрицательного ответа, спросил Николас и подлетел к ним, обнимая Мари и Эйприл за плечи. Антонин хмыкнул, но ничего не произнес, после чего встал рядом с Мари. Барти обошел их и взял Эйприл под руку. — Скажите сыр! Ну, давайте же, не молчите!

Улыбаясь, Мари крикнула «сыр» вместе с остальными. Она была уверена, что на колдографии Николас будет сиять ярче начищенного пузатого чайника. Она сама хотела сиять, как он, отпустить произошедшее, принять его полностью и жить дальше.

Сделав глубокий вздох, она наклонилась и посмотрела на глядевшую в ответ сестру. У нее получалось сиять. Эйприл была сильной и доброй.

Признаться честно, Мари восхищалась ею всю жизнь.

Заставив себя приподнять голову, она подарила улыбку и Барти. Шагнула вперед, крикнула и кинула в него букет. Лицо Барти удивленно вытянулось, по инерции и под громкий хохот Антонина и Каркарова он поймал цветы, чихнул и нервно улыбнулся. Это заставило взорваться смехом всех остальных.

— Кто-то выходит замуж! — вскрикнул Николас и чмокнул Эйприл в макушку. — Поздравляю, тетушка.

Зардевшаяся Эйприл хлопнула его по плечу и закатила глаза. Игорь Каркаров приблизился к ним и протянул Антонину вылезшую из камеры и проявившуюся колдографию, на которой сначала Николас, а потом и они все вместе кричали и смеялись. Радостные. Живые.

За их спинами рассветом заливался новый день новой жизни.