Хранители Омоину: Незаконченный путь (джен)

Редакция 141224

Над селением снизился дракон со сверкающей во тьме чешуёй. Наклонившись одним крылом к земле, он облетал периметр по кругу над стеной. Засверкали белые вспышки, подобные молниям, озаряя все по ту сторону; клубы дыма поднимались и растекались в воздухе, потянуло странным запахом свежести — какой бывает после грозы. Донеслись людские возгласы.

— Это Феникс! — крикнули откуда-то. Люди торжествовали: всадник этого дракона нёс им победу. Со стены добивали оставшихся существ, и вскоре шум воздуха и огня повсеместно затих. Хранители посёлка перекликались в радостном затишье.

Сделав ещё пару кругов, Феникс опустился на открытое место недалеко от навеса целителей — дракон цвета золотого вина, увенчанный роскошным гребнем и седлом. С его спины спрыгнул Хаймон без шлема, но в очень красивых доспехах из позолоченных чешуек, тонко и искусно изукрашенных узорами.

То, что он держал в руке — сразу перехватывало внимание всех, даже Куэ, бестолково сидевшей под навесом, словно птенец кукушки на чужом гнезде. А предмет сиял, напоминая изящно украшенный жезл, горящий, словно факел. Но это было не то пламя, что поедает воск или смолу — суть этого явления ускользала от сознания. Куэ представила себе словно бы невидимый вихрь, уходящий куда-то за пределы понимания.

Поселение заполнил тёплый свет, исходящий словно бы из земли, из тех мест, где впору таиться теням.

“ Хозяин Огня здесь”, “Сам Хозяин здесь,” — заслышалось отовсюду. Раненые подняли головы вопреки наказам целителей. Остроглазая Куэ заметила ещё и женщину в серебристой броне, как у неё самой — она соскользнула с дракона и последовала за Хозяином Огня. По высокому росту и походке то была та самая Нарвен, рыжая, старшая из гостей, с громким голосом и мыслями.

“Ну ничего себе, — думала Нарвен, — маленький Тейнуэт посреди Долины”.

Посёлок пришёл в движение. Скрипнули двери. Из погребов стали выходить люди, все смотрели на Хаймона. При нём никто не боялся существ; лишь хранители стены оставались на местах. Хаймон внимательно оглядел их всех.

— Сколько здесь погибших? — пронёсся его негромкий голос в “уступающей дорогу” тишине.

— Погибших нет, слава богу Пути, — ответил, выступая вперёд, высокий старец с сединой в длинных волосах, волнами спадавших на плечи. — Нескольких порвали сильно, но целители их подлатали. Нескольких собак унесли да коз.

Хаймон кивнул ему, оглянул людей:

— Завтра каждая пострадавшая семья получит от меня двойную компенсацию. — Над площадью послышались вздохи восхищения. — Теперь можете отдыхать: вы в безопасности. Я и мои друзья истребим остатки существ, если они ещё есть.

Люди постепенно собирались на открытом пространстве, переговаривались, обсуждали бой и благодарили друг друга, кому-то латали травмы, кто-то с жаром рассказывал другим о том, как в ночи заметили первых тварей, как поднимали тревогу, прятали домочадцев и животных. Какая-то женщина щебетала со старцем, называя его старостой — похоже, рассказывая об убытках, и о том, как стадо овец загоняли в подземный кош под массивной заслонкой, опускаемой даром Земли.

А Куэ сидела и слушала, упершись руками в свои прикрытые доспешным подолом колени, и созерцала движение людей. Знакомые лица — Вэйн, Анаис — обступили Хаймона, к ним подошли ещё несколько из местных. Пошли разговоры. Вдруг кто-то возник рядом:

— Ты как, цела? — вдруг раздалось сзади голосом Эйлы и легкая рука обняла её за плечи. Куэ вздрогнула, что обычно несвойственно ей.

— Много дара потратила, — ответил за неё Ферн, и возвысил голос, обращаясь к окружающим:

— Кого ещё подлатать надо?!

— Меня царапнули немного, — откликнулся молодой чернявый парень из местных хранителей, снимая костяной нагрудник с окровавленной рубахи.

— Ох… Куэ, ты как? — Хаймон заметил её там, где опасался заметить.

Но Куэ сидела с гордо выпрямленной спиной и отсутствующим видом. Чувствуя только одно: решительно ничего не хочется. Недовольна была, что засветилась в лазарете. И странное чувство протеста запретило ей отвечать; на вопрос лишь пожала плечами и нетвёрдо поднялась на ноги. Сама не зная, зачем. Эйла взглянула на неё несколько удивлённо. И обратилась к Хаймону:

— А ты чего так быстро? Сами бы справились.

— Час прошёл, — наполовину улыбнулся он. — Главное — безопасность людей.

— Ага-а… Зря не взяли сразу зеленую смерть у Пушистика. Потом он улетел со своей куколкой мансер знает куда… Вот мы и провозились так долго. Я хочу есть, — и Эйла направилась к другому навесу, где соорудили стол. Взяла там бутылку с вином, и воздействуя на воздух внутри, заставила пробку вылететь с характерным “Чпонк!”

— Налить тебе винишка, а, мать Куэ?

Танцовщица недейрры, напрочь позабывшая свой недавний триумф, поднесла руку к лицу, прикрылась и начала смеяться бестолковым нервным смехом безо всякой причины, вяло пытаясь его сдержать. Вдруг возле неё появилась Лейта, непривычная в изящной серебрянной броне, обняла за плечо да повела куда-то. Там был навес с колоннами из мелких камушков, слепленных вместе. Были скатки сена размером с пуфик и даже столик в форме гриба. Лейта усадила Куэ, налила вина в стоящий на нём стакан и подала ей.

— Выпей, станет лучше, — сказала ласковым полушёпотом эта невысокая, но могущественная женщина.

И хочется и колется: признать, что в этой схватке полуторавековая илитиири была самой бестолковой в своей жизни. Это будило какие-то стародавние воспоминания из школы воинов, когда она, полная иллюзий и предубеждения, с треском провалила состязания по концу полугодия. “Бесполезная”, — вспомнила она самую лестную оценку в свой адрес. А сила в том народе решала всё. Для неуспешной ученицы начался сущий ад: ей приходилось оказывать старшим студентам-воинам унизительные до мерзости услуги, быть покорной и держаться за счёт своей внешности, привлекательной по меркам её народа. В случае неудачи Матери её незнатного Дома даже не сообщили бы о том, что платить за учёбу больше не надо. А на вопрос: где дочь — никто не знал бы ответа. Не видел, не искал. Может, сбежала? А может, демон съел: слабая была.

Прекратив-таки смех, альв пригубила вино. Оглянулась. Осушила стакан, такой маленький… И взяла всю бутылку да запрокинула из горла. По серой щеке протекла карминовая струйка. Ополовинила бутылку, попрехнулась, закакшлялась и спросила очевидное:

— Ну что, всё? — покачала головой, держа бутылку. — Ну и праздничек... Кхех. Продолжится здесь?

— Вам нужно отдохнуть, Куэ, — с укором сказала Лейта.

Достала из сумки украшенную самоцветами коробочку. Вынула оттуда сигару серо-голубого цвета, подожгла касанием пальца.

Куэ передёрнуло: а как стала бы она сама себя вести с кем-то, кто бы так проявил себя там, на её родине? Точно не стала бы возиться с ним. Бесполезного определила бы в рабы. Ценного для чего-то — поручила бы слугам с наказом “не обижать”. От внимания этой sargt’sinss* в серебре ей становилось неудобно.

— Отсюда нужно вдыхать дым, — *воительница людей приставила сигару к её губам, словно ребёнку. Альв чуть отстранилась от непривычки, понюхала. И вспомнила храмовый зал, затянутый густым алым дымом, пронизываемым лиловыми, алыми и бледными лучами света.

Умопомрачительное благовоние, выводящее душу на иной уровень восприятия. Волнистые кантаты жриц, и фигуры обалдевшего коленопреклонённого прихода — таких, как она, серокожих мужчин и женщин. Её Дома.

И она порхала среди них, сама двигаясь на интуиции, и пела восхищёные силой и властью, горько-сладкие осанны Богине. И он там был, серокожий её "Пушистик", вечно подстриженный, словно простолюдин, Мастер Дома. Её так забавляло, как от этого дыма закатывались его глаза, как он сопротивлялся… А потом привык. Кантата стихала, воцарялась тьма и упругая волна божественной магии срывалась с её рук — Верховной матери и главной жрицы, захлестывая приход. И тьма закрытых глаз, и головокружительный поцелуй, найдя объект наощупь.

И волна смятения поразила её, сейчас ну никак недостойную целовать кого-то подобного ему. Такого полезного и красивого... Его целовала жрица и воин, ловкая и гордая, с клинком и магией, дарованной самой богиней. А главное — со знаниями, как там жить.

Внимательное лицо светлокожей Лейты терпеливо находилось перед ней, ясные тёмные глаза, рука, тонкая на фоне доспеха, будто фарфоровая, держала перед Куэ дымящуюся палочку. Куэ взяла сигару губами, вдохнула... И жестко закашлялась, морщась, словно встал этот дым ей поперек горла.

— Айх-кх-ке-хе... сейчас, ух…

Взяв палочку, просто стала нюхать странный сладковатый запах.

Ощутила, как её накрывает покоем и умиротворением, а воля размягчается. Её клонит в сон. Лейта рядом, обнимает ее… Рука на лбу, разум — в голове. Куэ увидела перед своим воображением лицо серокожего мужчины с бордовыми глазами. Та же уверенность, та же полуухмылочка, та же четкость и смелость… Как у хранителя Вэйна. Чётко ощутила вторжение. На лицо смотрят двое. И испугалась. Потерь контроля на сегодня более чем достаточно. Выходить снова "на щите", как вчера, ей совершенно не хотелось. Она захлопнула разум с быстротой мышеловки, и на импульсе вскочила от Лейты, кажется, напугав ту. Выскочила прочь из под навеса, бросив на ходу:

— Благодарю, теперь я в порядке…

Сколько в этом порыве было недосказанности, столько же и неловкости, недопонимания. Но Куэ не нашла, что с этим делать, и просто сбежала, вдруг сообразив, что Лейта может разгневаться за такую неучтивость…

Кругом что-то обсуждали, прогуливались Хаймон, хранитель Вэйн и несколько местных жителей. Всё-таки интересно разобраться в произошедшем, рассмотреть существ — ведь в процессе, за вспышками, будущая помощница Эйлы — сейчас всерьёз сомневающаяся в этой роли — поняла слишком мало, слабо разглядела существ и считала себя "с пустыми руками". Это неприемлемо. Молва в её народе гласит: "Хуже никчемного мужчины может быть только безрезультатная женщина". Это пугало. Лейте на глаза теперь лучше не попадаться. Хлебнула ещё вина на ходу — бутылка оказалась в руке. Мир немного плыл в её восприятии, равновесие держалось нетвёрдо, и сомнительной была грация движений. Но экзотическая танцовщица из Златоверхого на каком-то истерическом кураже не собиралась пасть в эту ночь.

Вспомнила, как обучала девочку танцу. Ну конечно, захотелось тогда побыть покровительницей, сильной. Недейрру провела тоже затем, чтобы увидеть своё превосходство отражающимся в их глазах.

Хаймон отделился от группы, нагнал альва возле подъёма на стену. Та прикрылась рукой от огня Скипетра, в свете которого он осмотрел её лицо и доспех.

— Ну как ты, Куэ? Страшно было тебе?

Щурилась из-под ладони:

— Не-а, — соврала без зазрения совести. — Но праздничек-то затянулся. И часто так празднуете?

— Я бы сказал, он нежданно сократился, — с нотками сожаления он тихо коснулся её предплечья. — Планировал, будем охотиться на этих существ завтра, а они напали сегодня. И, честно, не думал, что их будет так много.

— Так что ж, — она мягко отстранилась и упёрла руку в бок. Интонация словно бы разочарования: — Завтрашней охоты не будет, значит?..

— Нет. Хочешь ещё посмотреть на звезды? — предложил он, — здесь, в предгорьях, до них чуть ближе.

Она усмехнулась этому замечанию.

— Нет, хочу взглянуть вон туда, — показала на стену. — Хочу разглядеть наконец, с чем мы имели дело и как это получилось. Именно за этим я здесь, не так ли?

При этом её пошатывало, и такой походочкой, как в море лодочка, темнокожая дама в серебряном направилась к лестнице наверх. Шлем она потеряла под навесом, а в руке была недопитая бутылка вина. Ещё отпила.

Хаймон нагнал её:

— Там сейчас только пепел, — взял её под руку. — Это, — показал ей скипетр,— не оставляет ничего другого.

— Правда? — прищурилась она. — Что, ни одной убитой зверюшки? — высвободила руку, продолжив движение.

— Посмотри, если не веришь.

Хаймон кинул со стены огненный шар. В рыжем свете лежало опустошённое пространство, засыпано пеплом шагов на сто. Белели кости среди кочек и камней, засыпанные пеплом. Пейзаж склона был затянут дымом, дымились какие-то останки, что-то тлело угольками. Далее темнел невысокий кривой горный лес. Горьковатый запах гари раздражал нос: мерзкая смесь паленого мяса, чешуи, хитина и чего-то ещё; такой массивной вони она не чувствовала давно.

— Теперь эти существа удобрят собой нашу землю… — тихо сказал Хаймон.

Куэ'ятрин недовольно прикрылась от новой вспышки. Подождала, пока глаза снова привыкнут ко тьме. Пошла по стене вдоль, глядя вниз, к тому месту, где сделала взрыв. На стене горели чаши с огнём. Даром земли одна чаша погасла. Затем вторая. Теперь глазам ничто не мешает настроиться на "холодную картинку".

Морща нос, Куэ прошествовала вдоль стены туда, где из неё торчали длинные каменные шипы устрашающего вида. Полюбовалась на плоды своего труда — пять острых шипов почти сажень длиной, торчащих из стены наклонно наружу, словно бы её собственные пальцы. Два обломаны, на других трепещут на ветерке какие-то ошмётки.

Внизу, под стеной, кучей пепла присыпана воронка более сажени диаметром.

Отошла от края, подняла голову, вдохнула посвежевший воздух. Действительно хорошо видно звёзды. Приложилась к бутылке, осушила до дна. Чувство полного отрыва от реальности захватывало всё дальше. Лошади, покои, танцы, бассейн были не в этой жизни. Не в этом мире. Но бесполезной женщиной считать себя она сегодня не будет. И не покажет наземникам, как сильно этой ночью прогнулась её гордость. Что упруго — да не будет сломлено. Это поговорка её народа. Её любимая поговорка.

— Высший дар земли, — сказал Хозяин Огня.

Куэ покосилась на него.

— Хаймон, — сказала с философской неспешностью, — тут звёзды ближе, говоришь? А что, если использовать крылья и подняться так высоко, как только можно — удастся ли их достать со сводов?

Подняла глаза вверх; он тоже:

— Нет, они очень далеко. И чувствую я, в каждой энергии больше, чем в моем скипетре. Дотронешься — сгоришь…

— Ммм... Так они той же природы с даром огня?

— Да, похоже.

Ей очень хотелось пить. Но гордое и ошалелое существо не пойдёт просить воды, само не зная, у кого. Оно, отрешённо поглядев на небеса, с прежней прямой осанкой побрело по стене назад, держась за край, да стало гасить факелы, что попадались на ходу. Неприятны их яркость, трепыхание… Та же самоуверенная ухмылка — будто это она тут всех победила. Тот же прищур в серебристых ресницах — каких нет ни у Пушистика, ни у красавицы с крыльями.

— Хочу тоже крылья, — сказала, нетвёрдым шагом неспешно спускаясь со стены. Пустая бутылка в её руке расплылась и превратилась в стеклянный длинный кинжал с обоюдоострым лезвием. Подняла его, любуясь рассмотрела.

— Крылья, — да, — вдруг раздалось позади, — приобрести дракона тебе было бы неплохо…

Это был голос Эйлы, возникшей рядом. — А кинжал тебе зачем?

Обернувшись, Куэ заметила, что все чаши и факелы, которые она погасила, снова горят.

— Да так... — рассеянно ответила альв, — хочешь, тебе подарю?

— Симпатичный. Только стекло в бою сломается. Хочу такой же из стали, от дара заговорённой.

Куэ усмехнулась, взглянула на кинжал, задержала какой-то напряжённый взгляд… и он превратился в расчёску:

— Как символично. Оружие моей родины — здесь ничто. Зачем тебе кинжал из стали? Пыхнула огнём — и враги сгорают раньше, че м успеешь рассмотреть.

— Ну, огонь нельзя использовать там, где много чего может загореться, например, в доме.

Альв усмехнулась странному разговорчику:

— Ну как, ты довольна охотой?

— Да, поработали славно.

— Сколько зверюг было?

— Много; я не считала…

Они стояли посреди опустевшей площади у ворот, кое где мерцали фонари. Куэ оглянулась и запустила расчёску в свои перепутанные локоны. Эйла глянула на неё внимательно:

— Ответь мне, мать Куэ, ты хочешь дальше иметь дело с существами, или это не для тебя?

Прохладный блеск её глаз казался каким-то стеклянным. Куэ смотрела на неё, пытаясь выделить, что же различает тех, кто стал по разные стороны этого выбора.

С краю площади ближе к домам творилось какое-то столпотворение. Там появилось несколько каменных домиков и вокруг сновали люди, что-то носили. Там обнаружились Анаис, Нарвен, Лейта и тот мужчина, её второй брат. Вэйн делал пассы руками и перед ним висело в воздухе что-то странное.

— О, Пушистик мойку устроил! — обрадовалась Эйла, — а мы с тобой пыльные да потные — пошли!

Эйла бодро устремилась туда. Куэ рассмотрела беловатый шар, висящий перед Вэйном прямо в воздухе. Лейта в одной тонкой рубашке шагнула прямо в шар, который охватил её, как колдовская медуза, и промочил прямо с одеждой.

— Что это? — Куэ округлила глаза на Эйлу, вынужденно догоняя. — Что он делает со своей госпожой?

— Моет её даром воды, — отвечала та, — идём.

— Какой странный способ. Тут разве нет чаши? Прудика? Вон, вижу, речка, — указала куда-то в темноту. Эйла обернулась на пятке, уже расстёгивая пряжки доспехов:

— Так мыться быстрее и одежда потом сухая.

— Хм-м… А как же удовольствие? А поплавать? Сушатся-то у вас без проблем…

— Удовольствие потом, — голос Эйлы выразил нотки нетерпения, — завтра вернёмся домой и хоть весь день плавай!

Серокожая чуть встревожилась и спросила:

— Мы не собираемся вернуться во дворец? Я просто мечтаю опробовать ту кровать, что нашла в покоях. Она такая многообещающая!

Эйла оглянулась, поджав губы.

— Сегодня возвращаться не будем. Существа еще могут появиться, да и по темноте лететь неохота. Вот начнет светать, тогда… Думаю, здесь тоже найдётся, что опробовать, — ответила девушка, глянув на новенькие домики.

Тёмная леди снимала доспехи нарочно медленно, заодно изучая их плетение. Известные ей кузнечные инструменты не могли такого сотворить с металлом: это магия. Бросилось в глаза, что они не двигаются под действием дара, словно бы вообще не подвержены ему: их только руками можно снять. Она скептически хмурилась, повторяла попытки и оттягивала время, держась в сторонке и пропуская на мойку пришедших позже.

Когда все помылись, колышущийся шар воды повис перед Куэ, последней. Посмотрела на него с сомнением:

— А знаете, что мне это напоминает? На моей родине... — сказала медленно, словно бы её не ждут, — чародеи содержат в стеклянных колоннах с водой таких вот существ... как купол, слизистых, с тонкими ниточками щупалец. Они колышутся, и считается, будто усиливают магию. Им требуется солёная вода...

Эйла усмехнулась над странным поведением взрослой женщины и решила подыграть:

— Чистота усилит твой дар.

Альв посмотрела на Эйлу укоризненным взором: "За кого ты меня держишь?..”

Когда Вэйн со сдержанной ухмылкой поднёс ближе к ней воду, протянула руку, нерешительно потрогала, натянула ответную ухмылку и стойко приняла свою участь, крепко зажмурив глаза. Вода пронизала её до ниточки, от росяной накидки до белья, освежающей мокрой прохладой, от щекотки содрогались мышцы живота. Жуть как непривычно — не то, что купание…

Также текуче вода покинула её одеяние, и она кивнула Вэйну в знак вежливой благодарности, как это делали другие; вынула из-за пояса стеклянный гребень и стала терпеливо расчёсываться, пока мыли ещё и тех, кто только что подошёл. Затем собрала свои волосы в толстый волнистый хвост, отщепнула кусочек стекла и, сделав "колбаску", окольцевала ею основание хвоста. Предложила гребень Эйле.

— Мы постережём,— заявила Лейта, — можете идти спать.

Вымытая Эйла придирчиво оглядывала свою одежду. На одном из золотых полукружий, покрывающих ее грудь нашлась глубокая царапина. Недовольно прихмурилась Эйла.

— Вот мансер, как пробили… Можешь ее убрать, Куэ, а?

Та начала бережно гладить пальцем полукружие. Царапина затянулась, будто это подогретый воск, а не металл.

— Это кто же тебя?

— Я не помню. Кажется, когда летели.

— Что такое мансер?

Эйла усмехнулась:

— Существо такое. Летучее, очень опасное. “Зеленая смерть” — яд, который добывается у него.

— Ты видела сегодня такое?

— Нет. Но я часто видела его в Тейнуэте на стене, — Эйла улыбнулась, жестом предложила подруге прогуляться вдоль селения под молчаливые взгляды звёзд.

Вокруг было тихо, спокойно. Тонко пахли ночные цветы, стрекотали цикады.

— Животные хорошо чуют существ, — сказала золотая дева, — слышишь, стрекочут? Значит, существ поблизости нет. Куэ кивнула; странно она себя ощущала. Свежесть мойки наполнила её энергией и томной слабостью одновременно. И пить хотелось.

Свет в большинстве домов селения погас, люди вернулись ко сну. Но не все. Не всем после такого жаркого вечера было до сна. И парочка из светлой девушки и темной леди с мерцающей в ночи белой причёской была в прохладе ночи в числе таковых. Кое-где мерцали фонари в зелёном ореоле ветвей.

— Куэ, ответь мне вот что, — проявила интерес Эйла. — Хочешь ты дальше сражаться с существами или это не для тебя?

Неспешно шагая, та задумалась, потрогала скошенным черным ногтем подбородок. Эйла развила мысль:

— ...Хочешь ли стать хранителем, как все мы?

Куэ вознесла взгляд к звёздам.

— Хочу ли я сражаться с существами как солдат этого мира?.. — задумчиво переспросила Куэ сама себя. — А ты, Эйла, позволь спросить, почему выбрала сражаться?

— Я... Родители меня к этому готовили. Когда мне было десять, их не стало. Ну… Я и не знала, как можно по другому. Теперь знаю… Но не жалею, что была хранителем.

Куэ'ятрин философски помолчала:

— Эти существа приходят к вам извне, — вернула глаза на Эйлу. — И питаются вами везде, где встретят, так? А ты живёшь здесь. Ты охраняешь своё пространство. Свой Дом. Вот что значит Хранитель, да? — тёмная леди выделялась на фоне тёмной ночи искорками глаз, бровями да причёской .

— Да… — Эйла глянула в небо. — Уже шестьсот лет они приходят и нападают. Проникают в леса горы. Уничтожают всё, что движется. Опустошают земли — даже растения вянут от них. Когда-то они едва не истребили всех нас. С тех пор каждый день мы от них защищаемся. Вот как-то так, — Эйла смотрела куда-то вдаль, за горизонт тёмной равнины, словно сквозь ночь непрерывно искала существ. Альв любовалась ею при свете звёзд, рассматривая странноватый, немного противоречивый, но какой-то красивый характер этой и юной, и зрелой, и, главное, сильной жительницы этого мира. Она была довольна, что попала к ней. Здесь было что-то другое, недоступное на её тёмной родине. Какая-то иная, но очевидная сила. Сила эта интересовалась мнением Куэ. И это зажигало золотистый отблеск интереса в глубине души.

— Мы с тобою похожи, — заявила Куэ и начала неспешный свой рассказ:

— Я родилась первой дочерью небольшого благородного дома на моей родине…

— Ты вспомнила свое прошлое,— улыбнулась Эйла, — о, расскажи.

— …То есть, у Верховной матери, правительницы дома. Небольшого, в серединке списка из сотни домов города. У нас было сто пятьдесят воинов, два мага и восемь жриц.

— И вы жили там под землей? Как там вообще? Наверное, много разных существ? Да, и чем питались вы? Там же нет солнца и ничего не растет.

— Да, солнца нет. Но тьма вокруг нас светилась магией и светом мхов, да и глаза наши хорошо видят тепло без света. Твой мир для меня ослепителен. Спасибо за ту маску, — уголок губы вверх. — Итак, наш дом, как и все, вёл дела, выращивал мхи, торговал и конкурировал. И я, как старшая дочь, имела лишь такой выбор: или принять бразды правления после матери, или погибнуть. В нашем городе высокая конкуренция за пространство и власть, и каждый дом ведёт жестокое противоборство. Мне не оставалось ничего другого, кроме как держать фавор богини да сражаться за место во тьме. Правда, не с чудовищами извне, хотя и такие иногда встречались, а с представителями моего вида, да всей той фауной, что живёт при нас бок о бок. До выхода этих существ ваши народы тоже воевали, так ведь?

Эйла задумчиво-сосредоточенно кивнула:

— Слышала, что да. Но если подобные вам представляли опасность, не проще ли было уйти в другое место? Подальше от них.

— Хах, как уйти от самих себя? — вскинула голову тёмная леди. — Наши поселения привязаны к горячим водам, которые бьют из толщи камня. Возле них вся жизнь. Далёкие пещеры мертвы, там холодно и ничего не растёт. Поэтому мой народ живёт скученно и бьётся за жизнь. И я возглавила дом, и много лет правила им, защищая его... А теперь меня взяли сюда. Так что, — она усмехнулась, глядя вперёд и вдаль, — я так отвечу на твой вопрос: я уже давно хранитель.

Странная философская улыбка растянула её губы, оформив ямочки в уголках.

— К горячим водам, значит...— Эйла склонила голову. — А зачем вы вообще жили под землей? Не проще ли было выйти наверх?

Она посмотрела на Куэ: с одной стороны понимая, что эта женщина старше и опытнее неё, и чувствуя себя с ней несколько неуверенно; с другой — ощущала, как Куэ ошеломлена новым миром. Вот сама Эйла родилась тут и это было естественно. Она пыталась себе представить, каково это — попадать в мир другой, теряя всё... С одной стороны, тревожить воспоминания Куэ казалось ей жестоким; с другой — немалое любопытство вызывал тот мир, где боролись за право жить у горячих источников и устраивали стремительные танцы с сильным чувством и странной музыкой.

Куэ учуяла в Эйле это противоречие и нашла обольстительным её интерес. Бережное восхищение горело, словно свеча, и Куэ нравилось это. Потянулась к небу, подавила зевоту:

— Ох, это долгая история... Мы живём во власти богини, Паучьей Царицы, которая даёт нам магию и... власть. Наверху тоже живут другие народы, некоторые из них похожи на вас. Но там, наверху, гуляет такой же слепящий шар, как здесь, и там невозможно находиться. Там правят другие боги, и они в состоянии войны с нашей Паучьей Царицей. Они убивают любого из нас или выжигают глаза, стоит только показаться, — Куэ потрогала свой лоб, ощущая, что от слишком яркого дня у неё всё-таки болит голова. Эйла некоторое время молчала.

— Вы, альвы, красивы и не похожи на пауков. Зачем вашей богине пауки?

Куэ помолчала в раздумии.

— А знаешь… Не помню я. Думаю, она сама выбрала себе это грозное обличье.

— Паук — это всего лишь маленькое животное, — глянула на неё Эйла. — Разве пауки грозные? Они живут по углам да среди листвы и ловят мошек. Это вовсе не существа, нее мансер…

— А представь себе паука размером вон с тот дом, — показала Куэ на хижину. А вместо головы у него туловище и голова женщины вроде меня.

Эйла оглянулась на неё:

— Странная какая богиня… Прям сказочное чудовище какое-то… И она даёт вам дар в обмен на поклонение?

— Да, — сказала Куэ, теперь щурясь в звёздное небо. — Почти что дар.

Эйла замолчала. После паузы заговорила вновь:

— Грустно это как-то, — вздохнула Эйла, — что вы вынуждены ради силы взаимодействовать с такими существами…

Куэ поглядела на неё, но говорить ничего не стала.

— И я рада, что ты здесь, — последовало продолжение. — Если ты решилась, с завтрашнего дня ты будешь учиться владеть боевыми техниками земли. А еще, мы с Хаймоном и кое с кем поговорим — у тебя будет детеныш высшего дракона. Дар власти позволит тебе стать его хозяйкой. Драконы быстро растут; скоро будет можно на нём летать. Я ведь командир Огненных Стражей. Ты выучишься и станешь одним из нас. И нам очень не хватает драконьих всадников.

Куэ помолчала, растроганно поморгала и повернулась к Эйле, выпрямилась. Мягко, но по-солдатски чётко поднесла кулак к своей груди:

— Почту за честь.

Немного подумала, глядя вдаль над долиной меж хребтов.

— Огненные стражи? — спросила задумчиво. И вдруг игриво улыбнулась: — А я... — тёмная.

— Ты хорошо видишь в темноте? — встрепенулась Эйла.

— Темнота — мой дом.

Её глаза оправились от всего яркого и теперь тьма ласкала их. Звёздные своды над хребтом понемногу разгорались, предвещая конец этой неге, потом, но не сейчас. И, не желая упускать возможности, тёмная леди настроилась на тепловидение.

— Хочешь взглянуть моими глазами? — мягко-вкрадчивое предложение.

— Конечно! — с интересом встрепенулась Эйла. Она помнила, как люди с даром власти обучали её в школе, да в Тейнуэте хранители этим даром вкладывали техники в головы учеников; а истории, рассказанные даром, казались кусочком жизни, прожитым лично. При взгляде на Куэ во мраке девушка заметила нечеловечески расширенные зрачки, почти во всю радужку — так бывает разве что у кошки. И радужки тоже стали больше, едва помещаясь в разрез глаза. Что-то жутковатое было в этой внешности. Серая рука коснулась её плеча, Эйла напрягла волю, чтобы не вздрогнуть; настойчивые пальцы осторожно пощупали и что-то коснулось её разума. Эйле вспомнились россказни про Куно-Муно, но она отогнала эти мысли прочь.

— Так, смотри на меня и не сопротивляйся, — прозвучал шёпот сероухой особы. И плавное нечто, словно шар воды Вэйна, захватило внутрь себя её воображение.

Золотистую фигуру увидела она перед собой, и узнала в ней... себя. Чуть взъерошенную, с удивлёнными глазами и приоткрытым ртом. Все детали светились янтарным светом, волосы и одежда темнее, впадины вокруг глаз и у рта — ярче.

— О-оу, — только и сказала она. Рот сделался как "о", линии бровей заползли наверх. — Вот это да-а-а...

Картинка поехала вправо, с огненного портрета сменяясь пейзажем посёлка неожиданной яркости и чёткости. Черепичные крыши домов, неровности стен, земли, листва кустов чуть посветлее, и ни одной полной тени. Мрак был подсвечен синим и фиолетовым. Две фигурки: мужчина с женщиной поодаль светились огнём, хорошо заметные даже сквозь листву.

— Я прекрасно вижу теплокровные живые существа, — с оттенком гордости комментировала альв. — А вот хладнокровные мало отличимы от ландшафта: только по форме и движению.

И взгляд был перенесён на небо, всё в звёздах. Как будто их стало больше, ярких, с оттенками. Они мерцали и пульсировали, и мелькали дорожки от быстро летящих. Эйла узнала несколько созвездий, пусть они теперь видятся в новом, неожиданно густом и ярком окружении.

— О-о-оу.

Картинка вдруг потемнела и поблёкла. Эйла увидела перед собой небо и краем глаза белую прическу Куэ. Изгиб белозубой улыбки на её лице.

— Жгучее солнце скоро снова поднимется, — философски проговорила альв. — Сегодняшний день слишком затянулся, — белые ресницы поморгали, тёмные руки потёрли глаза.

— Идём назад, — взяв её под руку, Эйла направилась к лагерю. — У тебя, выходит, глаза, как у существ. Слышала, некоторые из них тоже видят тепло.

Немного прошли в молчании. Нарушила Куэ:

— А скажи-ка, госпожа Анаис — кто она такая?

— Анаис — потомок людей-птиц и одна из немногих, у кого осталась способность сотворять крылья. У неё дар воздуха. И есть мнение, что крылья просто призывают с другого плана бытия, где они есть. Хаймона лучше спроси…

Ещё десяток-другой шагов в тишине; прохладно-мягкий шёпот зазвучал снова:

— Позволь высказать одно пожелание, Эйла. Пусть поменьше ушей слышит о моей службе тебе. Слава — она греет, но тайна уютнее. Среди Огненных действительно не помешает одна тёмная. Я — ночной альв, и этого достаточно людям знать обо мне.

— Да, конечно, — кивнула та с готовностью. — Лишь мои друзья и жители дворца Хозяина. Может тебя выдать за наложницу Хаймона? — глянула на собеседницу.

Усмехаясь в ответ, Куэ заметила на фоне звёзд движение: черную тень, заслонившую некоторые из них.

— Да он же решил быть только с тобой, разве не?

— Ну, увидел тебя и переду… ак… — фраза Эйлы оборвалась сдавленным звуком: Куэ стиснула её поперёк талии и резко потащила в тёмные кусты. С виду лёгкая танцовщица оказалась сильной, словно дикий зверь, и Эйла никак не успела воспротивиться.

— Чего ты, мансер что-ли!.. — воскликнула негодуя,но в её голове возник образ крылатой тени на фоне мерцающей бездны. И словно бы Эйла заслышала шум воздуха на перепонках крыльев — так хорошо знакомый, ровно над собой. Быстрее мысли вытянула руки и пустила верх огромный огненно-воздушный факел. Кусты сирени частично сгорели, осыпаясь искрами, и пламя осветило всё, и морду существа, состоящую из одной зубастой пасти. Вдруг резко взвыл ветер над головами. Пасть с крыльями сбилась с курса, опрокинулась, забила крылами в борьбе с потоком, стремясь настичь жертву. Руки Куэ, которые только что держали Эйлу за талию и грудную клетку, вдруг отпустили — та вынуждена была сделать шаг, потеряв опору. Полощась в воздухе, существо с разгона шмякнулось о землю средь деревенских грядок, в тридцати шагах от укрытия женщин. Удар был таким сильным, что передался через почву, и Куэ точно оценила его силу и массу летучей бестии. Она напряглась и представила себе шип, растущий ровно вверх оттуда, где слой почвы становился чернее — то есть, плотнее. Тело твари подалось вверх и обвисло, как на подпорке. На его спине, покрытой глянцевой кожей, возник бугорок, затем проросла каменная игла, блестящая от чёрной крови. Существо распростёрло крылья размахом в три сажени и мелко затрепыхалось, беспомощно слабо шипя. Это была последняя жизнь, покидающая его. Из под короткого тела торчали две чешуйчатые лапы с длинными, как у хищной птицы, когтями: этакая летучая мышь с пастью живоглота.

— Ух ты, видишь, Куэ, — подала голос Эйла позади, — если бы не твой слух да дар Пушистика, нас бы латать пришлось. Там точно других нет?

Куэ настороженно оглянула небосвод, прислушалась. Подошла к существу, сосредоточенно глядя. Подошёл и Вэйн, в его руке был дротик с наконечником, издающим зеленое свечение. Послышался глуховатый, негромкий, мрачно-торжествующий голос Куэ:

— Подожди, хранитель, наконец-то я рассмотрю эту тварь. Убери огонь…

Эйла погасила пламя, что держала в руке.

— Это чёрная гарпия, — пояснила она, приближаясь следом.

— Или крылозуб, — добавил Вэйн. — У вас в галерее такого нет.

— Хладнокровная тварь, — тихо сказала Куэ. — Похожа на шипохвоста с моей родины. Но шипохвост никогда поодиночке не нападает.

— Эти и поодиночке нападают, и стаей. Вот сейчас была приличная стая. Но сестричка Лейта умеет со стаями слаживать. Эта тварь, видно, отбилась.

Куэ тщательно осматривала тело на пике, словно экспонат на выставке, не забывая прислушиваться навострёнными ушами. Трогала, изучая грубую кожу и жёсткую шерсть наощупь.

— Фу, да как ты можешь его касаться? — поморщилась Эйла. — Такая мерзость.

— Мерзость как мерзость... — задумчиво ответила Куэ. — Обыкновенная…

— Впервые вижу, чтобы кто-то делал такие шипы, — покосилась Эйла на Вэйна. — Куэ, ты знаешь, на кого похожа? На сорокопута. Это птичка такая, которая ловит насекомых и нанизывает их на шипы роз. А потом оттуда снимает и ест. Правильно я сказала, а, Вэйн?

Куэ с ухмылкой оглянулась:

— Есть его не собираюсь.

Эйла захихикала:

— Аха-хах, тогда отойди, я сожгу его. Хочешь — бери кости как трофей.

— В Тейнуэте, — прибавил Вэйн, — из костей делают доспехи. Они лёгкие и крепкие.

Куэ чуть помолчала, занятая рассмотрением рядов загнутых зубов. Затем отошла. Эйла ткнула труп зеленым дротиком и подожгла. Яркая “зелень” неожиданно хорошо разгорелась, понесло вонью горящей плоти и жира. Вэйн отогнал дым прочь.

— Яд мансера превращает воду в горючее вещество, — пояснила Эйла для Куэ. — А в телах довольно много воды. Яд быстро преобразует их. От него нет средства, кроме огня.

Ночная леди щурилась, глядя на огонь погребального костра для существа. От него тоже шло тепло. Когда почти прогорело, и тёмный пепел да кости осыпались, сказала:

— В моём прежнем доме трупы бросали в едкий раствор. Оставались кости. А раствор обогащался и шёл на поливку грибов. Ни клочка не пропадало. Любой труп можно было продать. Я продала труп моей сестры.

— Ну ничего себе традиции, — покривила губы Эйла, глянув на Вэйна. Куэ отвернулась от догорающих остатков и глянула на неё долгим взглядом:

— Ну как, ты сыта опасностью и сражениями? Хоть чуть-чуть?

— Да сыта по горло, — поморщилась Эйла. — Идём отсюда. Вэйн? А где Лейта?

— Ушла спать, — ответил он, — устала. Я заверил ее, что справлюсь сам, и тут другие люди ходят.

— Мы шли спать, — альв потёрла свой лоб, — но как тут?.. Не беспечно ли одному ходить, а, хранитель? — искоса посмотрела на него. — Кстати, у вас воды не найдётся? Выпить хочу.

— Всегда найдется, — он чуть усмехнулся. Перед Куэ в воздухе вырос немного колышущийся шар прозрачной воды.

— Да, в этих чудесных местах, в Долине Солнца, легко становишься беспечным, — сказал Вэйн.

Догорело. Эйла зажгла над рукой небольшой факел.

— Извини, Куэ, я тоже хочу что-то видеть.

Та разглядывала висящий шар с интересом. Затем протянула руку, дотронулась. По шару пошли волны, обегая его. Альв улыбнулась в свете пламени, вытянула губы, как бы немного сомневаясь, словно девушка на первом свидании, и коснулась шара, высасывая часть.

"Кого же она себе воображает?” — подумала Эйла с полуулыбкой.

Альв глянула на неё искоса самодовольно, затем снова повернулась к шару, сделав ещё более упоительный “поцелуй”.

— Благодарю вас, хранитель Вэйн. — Какой интересный у вас способ питья.

“Это у вас интересный,” — подумала Эйла и сказала:

— Пойдём?

Куэ оглянулась на Вэйна. — А хранитель спать не хочет?

— Нет, — сказал он. — Не спать по ночам он привык.

— А когда же он спит?

— Днем.

— Хм...

— После такой ночи, — покивала Эйла, — мы все будем спать днем.

Череда маленьких домиков простой угловатой формы обрамляла край площади. На фасадах были двери.

— Хм, этого здесь не было, — сказала Куэ, разглядывая каменную стену необычной, гранулистой фактуры.

— Это для нас создано даром земли, — Эйла открыла дверь четвёртого справа. — Вот, тут твоя постель. С госпожой Нарвен.

Внутри было темно. Минимум места. Голые стены, пристроенные к ним полки-постели и столики. Рыжеволосая Нарвен спала на левой койке, прикрытая белым плащом. На правой лежала мягкая накидка из белого меха. И бархатная подушка в изголовии.

— Ух ты, — изумилась Куэ, как только вошла. — У кого-то дар меха?

— Секрет, — улыбнулась Эйла. — Считай, тебе подарок. Ну, я пойду. Я же могу Хаймона как подушку использовать, как думаешь? Около него всегда тепло…

И она ушла, плавно прикрыв дверь.

Куэ послала ей вслед:

“Смотри, чтобы по дороге не утащили…”

— Спи уж наконец, — донеслось назидательным шёпотом, — рассвет уже скоро.

Куэ'ятрин села на кровать, погладила мех, послушала размеренное дыхание Нарвен. Поразглялывала рельеф её лица. Затем расшнуровала босоножки и в блаженстве зарылась в мех. Тревожное слово "рассвет" теперь мало беспокоило её. Сегодня она будет спать днём. Как, наверное, и всегда хотела бы на поверхности. Нет, бояться жаркого шара она больше не будет: теперь это казалось ей смешным. Мех ласкал кожу лица, уткнутого в эту нежность. Куэ вспомнила серокожую женщину с белыми волосами, хорошо знакомую ей. Нежная красавица, Мать Дома, верующая волшебница, её соседка — увлекалась чарами на уровне дела всей жизни. Она обожала вот такие меха, всегда ходила, кутаясь в них, и от этого казалась другим слабой неженкой. Над ней насмехались презрительно, но для Куэ она была союзницей, и нечёткие воспоминания о ней искрились чем-то весёлым. Куэ с наслаждением вздохнула сквозь мех, вытянула ноги и растворилась во тьме.

Яркое солнце пронизывало веки. Свежий воздух с запахами роз

и винограда холодил ноздри. Глаза приоткрылись, чтоб увидеть: на кровати напротив сидит Эйла и расчесывает своё лёгкое золото тем самым стеклянным гребнем. Рядом с ней сидит Ферн, не старый, но седой, с задумчивым видом. На столике — блюдо с фруктами, графин.

— Присоединяйтесь к нам, — сказал он, поймав взгляд Куэ своими чёрными глазами.

Тяжесть истомы прижимала, звала спрятаться в мех, растечься по постели, прикинуться спящей. Запахи бередили чувства так упоительно. Её веки чуть дрогнули — это заметил Ферн.

“Никуда не денешься от этого цепкого…” — нарочно посетовала она “громкой мыслью”.

Шелест волос Эйлы как будто бы уже давно знакомый. Улыбка неудержимо поползла по её губам, сдавая альва "с потрохами". Тень улыбки появилась и на лице “цепкого”.

— Присоединяйтесь к нам, — сказал он, пододвигая к Куэ виноград. Та села и запустила руки в волосы, чувствуя себя словно бы наполненной "летучей водой" хранителя Вэйна.

— А как там… Пушистик, м? Не утащили?..

— Утащишь его… — вздохнула Эйла, придирчиво разглядывая свою длинную волнистую прядь. — Да, Лейта его утащила. И мой тоже с ними зацепился. И все прочие — следом. Мы тут втроем, — она потянулась, сцепив в замок свои тонкие, золотистые от загара руки с изящно обозначенными мышцами.

Сдержанный, серьёзный Ферн, одетый в черное, казался полной противоположностью золотой девушке. Куэ, довольно щурясь, потянулась вверх во всю длину своих гладко-жилистых рук, прогнула спину, демонстрируя рёбра и аккуратную, крепкую грудь под верхней частью платьица танцовщицы.

— Мммх, а что мы тут собрались делать?.. Да, и сколько проспали? Скоро ли новая ночь?

— Ночь не скоро, но надо возвращаться, — отрешенно сказал Ферн.

— Да, — кивнула Эйла, — поешь и вылетаем. Здесь мы все зачистили.

— Прекрасно, — сказала Куэ, — давно ждала этой фразы.

По запаху поняла, что в графине вино.

— Кстати... Хранитель Вэйн нам водички не оставил? Пьянящее мы бы оставили на попозже, а?

Ферн кивнул и достал серебряную фляжку:

— Вот. У меня нет дара воды, потому я ношу её с собой.

— О, благодарю... — Ополовинив фляжку, Куэ “поклевала" виноградин. Её-таки мутило от вчерашнего перебора во всех отношениях. — А ты как, госпожа Эйла, себя чувствуешь?

Утащила ещё веточку, затем, затянув ремешки на ногах, изготовилась встать:

— Если все мы ждём меня — то незачем ждать. Поесть я сумею и дома.

— …Да, — улыбнулась Эйла, — в такой чудесный день я чувствую себя замечательно.

— Солнечный свет очень вреден для вашей кожи, — задумчиво произнёс Ферн. — Надо бы найти, чем вам накрыться…

Он глянул на Эйлу, на которой была простая белая туника.

— Вот это, — Куэ взяла росяную накидку, и... вот это?

Указала на белый меховой плащ, устилающий кровать. Совершенно роскошная штука с рукавами. — Где вы такую красоту взяли? У вас же везде тепло...

— О, думаю, от солнца тоже защитит, — кивнул Ферн.

Она с выражением блаженства на лице взяла в руки белый мех.

"Да, сейчас я догнала мою подругу с родины... что ж, кто мешает мне быть такой же здесь?"

На площади селения, залитой солнцем и рябыми тенями листвы по краям, ожидал уже осёдланный дракон. Куэ дали шлем и чёрный платок. Она закуталась в меха по самый нос, и её выпущенная назад причёска оказалась темнее по цвету. Было жарковато и приятно до мурашек. Свежий воздух нравился ей. Здесь дышалось намного легче, чем... в той жизни. И вышла она из домика как пленница — с завязанными глазами; но это позволяло лучше видеть вокруг. Селяне отвлекались от дел, наблюдая за последними из хранителей Златоверхого и самой загадочной из их числа. Она залезла в седло, её пристегнули.

"Так это они меня ждали... — поняла она. — Чтобы не будить?.. А не то — улетели бы раньше. Ох, они так ценят меня..."

Она вспомнила, что на её родине была светлокожая девушка, рабыня, привезённая для сакральных жертвоприношений. Блаженная и явно ненормальная, она твердила, что рождена исцелять. Феноменально, магически исцеляла любые травмы самой себе, и всё время апатично ждала новых травм. Надсмотрщики работорговцев исправно доставляли ей их.

Отец Куэ, глава хозяйства её дома, отстегнул кругленькую сумму, купив рабыню для своей дочери. Дом как раз нуждался в милости Богини, оправляясь от последствий отравленной воды. Мать дома, то есть Куэ, с интересом наблюдала, как эта светлая самка наземника одним движением руки загладила порез на своей коже. Затем царапнула себя по руке и подставила ей. Как это было приятно... Белая девушка вылечила всех, кто страдал проблемами с животом, и покалеченного на тренировках новобранца. Куэ поняла, что это божественная проверка её ума.

Целительнице выделили тайную комнату за покоями для слуг. Приставили личный эскорт. Терять раненых — не для нас. А свидания с Богиней хочет множество других проходимцев."

Мощное усилие по взлёту вырвало Куэ из мыслей, напоминая о вчерашнем испуге. Но ничего особенного… Быстро и легко. Зелёная курчавая земля, плывущая внизу, была весьма интересным зрелищем. А вон и эта белая россыпь, ослепительно сияет здание Дома...

"Моего нового Дома… Но к чему я вспомнила про блаженную? Я что ли тут такая же? Она умела хорошо лечить. А я что? Танцевать?"

Куэ засмеялась сама про себя и уловила, что Ферн подглядывает её мысли. И молча окутала разум бархатной тьмой.

Прилетели. Рядом, довольная и беззаботная, шла Эйла, ветерок играл её лёгкими прядями. Вошли под сень коридоров дворца, где не слепит глаза и хорошо слышно шаги. Поднялись на верхний этаж. У дверей Эйла сказала:

— Сейчас все отдыхают, отдохни и ты тоже. Вечером тебя жду на первой тренировке.

И, распахнув дверь, зашла в своё жилище.

Куэ'ятрин заглянула в проём и увидела, что там всё примерно также, как и у неё, но посветлее, всё лучится солнцем, как и сама владелица покоев.

"Ослепительно".

И, приоткрыв свою дверь, нырнула в прекрасный полумрак занавешенных окон. Жемчужные цветы на черных занавесях пропускали нужный минимум света. На столике нашла чашу с фруктами. Меха снимать не хотелось, но и не хотелось испачкать. Распахнула их и приступила к методичному и сладкому уничтожению наполнения чаши. Оставив в ней косточки и прикрыв листком с законами, с щиплющим чувством во рту ушла в ванную, где напилась чистой воды прямо из-под крана. В спальне ждала опробования желанная кровать. Прямо в меху упала на неё ничком. Потянулась во всю длину ног. И как капля ртути влилась в желанную бархатную тьму.