Гарри Поттер и старуха-процентщица (гет)

Когда Гарри вернулся в свою комнату-каморку, неслышно, как мышь, пробравшись по лестнице, его сморил тяжёлый беспокойный сон. Он упал на кровать, даже не снимая пиджака, и зарылся в своё тонкое одеяло. Сон его был тревожным, как сон лихорадочного больного, у которого начинался бред. И такой яркий, реальный, ощутимый, что можно было разглядеть каждую мельчайшую деталь окружения. Такие сны Гарри снились и прежде, когда сам Волдеморт проникал ему в голову и насылал чудовищные видения. Теперь же Волдеморта нет, а вот сон откуда-то взялся.

Поттеру снилось, будто он идёт по коридорам Министерства с палочкой наготове, идёт-идёт, медленно, в темноте, чуть ли ни на ощупь пробираясь вглубь помещения, и боится зажечь люмос на палочке, чтобы не стать приметным. В конце коридора мерцает какой-то огонёк, и Гарри уверенно движется туда, шаг за шагом, шаг за шагом. Ещё шаг и Поттер оказывается на Астрономической башне Хогвартса.

— Сделай это, Гарри, убей меня, — слышит он знакомый голос Альбуса Дамблдора. — Убей меня, Гарри! — повторяет старик, улыбаясь своими лучезарными глазами. — Тебе будет легче. Я обещаю.

Гарри поднимает палочку и кричит: "Авада Кедавра". Зелёный луч летит Дамблдору прямо в грудь, и тот падает с башни. Поттер застывает в ужасе и, спустя несколько секунд оцепенения, бежит вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Бежит-бежит, пока не понимает, что он сейчас находится в запретном коридоре на третьем этаже. Из-за двери показывается Квиринус Квирелл, без тюрбана, держащий на своих руках что-то напоминающее младенца, завёрнутого в ткань, которая, по-видимому, и была его тюрбаном. Квирелл смотрит на Гарри, и в глазах профессора вспыхивает красный злой огонёк.

— Убей меня Поттер, убей! — шипит на парселтанге Квирелл. — Убей меня, и тебе станет легче!

"Авада Кедавра!" — неистово кричит Гарри, и Квирелл с младенцем на руках проваливаются в арку, из ниоткуда возникшую позади них.

Декорации сменяются. Теперь это больше не запретный коридор, а кабинет профессора Амбридж. Гарри сидит в её кабинете и пишет на пергаменте своей кровью, Кровавое перо скрипит по бумаге, и этот скрип раздаётся в голове юноши, складываясь в слова "Убей её! Убей её!". Кровь из порезов на руке заливает пергамент и стол, и тягучая жидкость начинает капать на пол. "У-бей, у-бей" слышит Поттер с каждой каплей, падающей на каменную плитку. Самодовольная Амбридж ходит кругами и ухмыляется, на лице её хищно сверкает звериный оскал. Гарри не выдерживает, резко встаёт из-за стола и вонзает Кровавое перо прямо в глаз Амбридж, женщина страшно кричит и хватается за повреждённый глаз, из которого хлещут струи воспоминаний. Гарри ударяет пером ещё, ещё и ещё раз, пока не превращает голову профессора в бесформенное кровавое месиво. Но женщина в розовом ещё дышит, Поттер достаёт палочку. "Авада Кедавра!" — и тело Амбридж превращается в чёрный пепел, который уносит дуновением ветра.

Гарри проснулся весь в поту, одежда неприятно прилипла к телу, постельное бельё всё сбилось. Юношу так трясло, что койка противно поскрипывала под ним. Наконец, он сел и отдышался. "Мерлин, это только сон! Всего лишь сон! Очередной кошмар. Уж не болен ли я? Так душно. Душно! И в груди давит. Надо бы форточку открыть. Неужели я в самом деле способен взять и забить насмерть эту ненавистную мне женщину? Да кого угодно? Неужели я способен на убийство, раз мой мозг выдаёт такую картину. Хотя о чём я спрашиваю? Разве не убивал я уже? Разве нет крови на моих руках? Я убил Квирелла, и не во сне, а в реальности. Я убил василиска. Я косвенно, пусть не своими руками, убил многих. Но то другое. То время было другое, обстоятельства были другие, вопросы жизни и смерти стояли другие. А вот сейчас? Сейчас разве я способен убить? Способен я опуститься до уровня Питера Петтигрю и упиваться кровью? Почему я вообще об этом думаю? Почему эти гадкие, мерзкие, низкие мысли посещают меня? Надо избавляться от сих пагубных мыслей, разъедающих моё сознание, мой ум, мою душу! Моя душа!", — на Гарри начала накатывать истерика.

Поттер встал, стянул с себя промокшую одежду, переодевшись в свежую, приоткрыл форточку, вдохнув полной грудью холодный ночной воздух, расчесал волосы старой щербатой расчёской и плеснул себе в лицо воды из кувшина. "Фух, вроде полегчало! Вроде отпустило!". Оставаться дома не хотелось, надо было прогуляться и освежить голову. Не смотря на поздний час, Гарри накинул пальто и осторожно выскользнул за дверь. Весь дом спал беспробудным сном. То там, то тут слышались храп и сопение постояльцев, чуть подальше покашливала во сне хозяйка. Юноша медленно спустился по лестнице, стараясь не наступать на те ступеньки, которые особенно скрипели, неслышно приоткрыл дверь и вышел в промозглую ночь. Улица была пустынна и темна, ни в одном доме не горело ни единого огонька — всё погрузилось в сон.

Поттер прошёл до дома Дурслей и долго ходил по улице Тисовой, прокручивая в своей голове диалог сам с собой. "Почему Дурсли отреклись от меня? Я им никто и пользы от меня никакой. Испытываю ли я к ним ненависть? Хотел бы я их смерти? Хотел бы я, чтобы они страдали? Нет, скорее нет. Я им никто, меня им навязали. Они всегда были честны ко мне и всегда прямо говорили мне, что я лишний в их семье. Их я не ненавижу", — объяснял он сам себе.

Гарри отошёл от дома Дурслей и аппарировал в Лютный переулок. Ночью здесь, как и в магловских районах, никого не было. Юноша остановился перед ломбардом Долорес Амбридж. Он, разумеется, был закрыт, а окна были плотно задёрнуты с обратной стороны. Поттер долго осматривал дверь, крыльцо и лестницу и вдруг заметил какой-то листок бумаги, воткнутый между дверью и косяком. Гарри подцепил его ногтями за кончик и выудил наружу. Это была записка, адресованная Амбридж:

"Уважаемая миссис Амбридж, сегодня я не смогу присутствовать на работе по личным обстоятельствам. Отработаю в другой день в счёт своего официального выходного или отпуска".

Внизу стояло имя "Пэнси Паркинсон", подпись и дата. По спине у Поттера пробежался мороз: он вдруг осознал, что завтра, то есть, уже сегодня утром и есть тот самый нужный день, то самое удачное и самое подходящее время. Что нужно решаться именно сейчас или не решаться никогда — другой такой возможности может и не быть. Он придёт сюда ближе к обеду, как раз когда Амбридж будет закрывать магазин на перерыв. И она останется внутри одна, потому что Пэнси завтра не будет. И других покупателей тоже не будет в обед. "Всё решено! Назад пути нет! Нет пути назад!!! Осталось утром решить вопрос с волшебной палочкой. И я уже знаю, что я буду делать. Это не будет слишком сложно".

Гарри вернулся обратно к себе на квартиру, в его голове крутилась мысль, что как всё так удачно складывается, не сложись оно так, неизвестно, сколько бы недель, месяцев, а, может, и лет, пришлось бы ждать удобного случая, вычисляя и узнавая, когда там у Пэнси выходной, и есть ли у неё какой-то особый график выходных дней. А тут сама судьба, само провидение направляет его, Поттера, указывая и день, и время. "Это не случайность!", — думал Гарри. — "Это знак! Знак, который свыше мне послан! Амбридж, жаба Амбридж. Я отплачу тебе за всё, за каждую каплю моей пролитой крови, за каждое твоё гадкое слово в мой адрес, за каждый выпущенный тобой указ в моём школьном прошлом. И за то, что тебя освободили из тюрьмы, хотя ты заслуживаешь вечно гнить на нарах. Сука! Я ничего не забыл. Я не простил. Месть моя будет праведной".

Поттер повернул к свету руку со шрамом, где некогда были собственной кровью написаны слова "Я не должен лгать". Теперь же некоторые буквы посветлели, стали незаметными, но всё ещё отчётливо можно было прочитать обрывки фразы: "Я ... должен ...". "Я должен! Я должен! Вот он ответ на мой вопрос! Теперь нет сомнений в том, что я должен". С этими словами Гарри уснул.