Сильви Агрест (гет)

Дата написания финальной версии: 27 октября 2021

Эпилог для любителей послесловий, желающих узнать немного больше про мир младших Агрестов и просто тех, кто хотел бы увидеть этот самый эпилог❤

Париж ликовал. День, когда Ледибаг и Кот Нуар появились на Эйфелевой башне с новостью о том, что Бражник побежден и нападения акум жители города могут больше не бояться, объявили праздником. В тот вечер резко вырос спрос на различные безделушки с изображением супергероев, салюты и сладкую вату… Никто не стал спрашивать, что же случилось с Бражником, как его победили, кто им был, что будет дальше. Потому что понимали — не нужно. Потому что глаза слезились от счастья. Потому что от эйфории дрожало что-то в душе. Потому что последний раз главные герои Франции стукнулись кулачками, с улыбками крикнув своё: «Отличная работа!»

Когда-то здесь, на главной достопримечательности Франции, всё началось. А сегодня закончилось. Здесь же…

Дуэт дал слово не оставлять Париж на произвол судьбы невзирая на победу. Пообещал оказывать помощь полиции, если она будет нужна. Поклялся, что не бросит людей, которых так долго защищал… И ни у кого не возникло сомнений, что данную клятву эти двое исполнят во что бы то ни стало.

Сказать, что в жизни за масками тоже всё изменилось, это ничего не сказать.

У Адриана Агреста, мальчика-ангела и черта-Нуара по совместительству, сбылось сразу две мечты. Его Леди согласилась встречаться с ним и к тому же под маской оказалась одной из лучших девушек, да и вообще людей, которых он только знал. А отец… Отец в попытке загладить вину сам попытался выйти на контакт с сыном.

Они проговорили полночи после того, как Нуар вернулся домой. Впервые Адриан увидел ледяного Габриэля Агреста таким искренним. Впервые заметил, как сверкнули слезы за стеклами очков. Впервые сам позволил себе подобную слабость при нем. И впервые уснул у отца на плече. Впервые за эти долгие три года…

Душа Маринетт-Ледибаг тоже относительно успокоилась. Бражник оказался повержен самым безобидным образом. Ей не пришлось совсем уж грубо отшивать Кота — который, если уж совсем честно, на тот момент даже начал немножко нравиться — и пробиваться сквозь френдзону Адриана. Всё закончилось относительно хорошо, да? Ну, за исключением того, что Нуар — это Адриан. И он в нее влюблен. Адриан-акума-его-побери-Агрест. Сын Бражника. Её глупый Кот — это Агрест! А Адриан — Нуар.

Да девочка в шоке, друзья, и пребывать в нем будет ещё о-о-очень долго!

И ладно бы причины шока ограничивались лишь одним Котом…

Девушка ещё очень давно хотела рассказать о своей тайне родителям. Теперь, когда Бражник был побежден (и с учётом того, что мелкие грабители и хулиганы особой опасности для Ледибаг не представляли), Маринетт поняла, что отговорки у нее закончились. Тем же вечером собрала волю в кулак, выдохнула для решительности, резковато и громко из-за нервов выпалила: «Мама, папа, это я — Ледибаг!» и в следующий же миг закрыла лицо ладошками.

Готова была ко всему. Даже к тому, что ночевать ей пару дней придется на крыше. Или у Альи. Или у Нуара. Но совершенно не ожидала, что Сабин и Том недоуменно переглянутся и на улыбках протянут: «Э-э… Милая, мы в курсе».

Нино был доволен. Настолько доволен, что даже не протестовал против работы успокоительным для разгневанной Альи, удерживая её от свирепых разборок с героиней. Никакие достаточно суровые (ибо нефиг от мамочки-Сезер утаивать самую ошеломляющую правду жизни!) и при этом щадящие (потому что ей ещё гулять на их с Адрианом свадьбе и нянчить Агрестов-младших) наказания придуманы не были. В итоге Дюпен-Чен просто игнорировали. Целых десять минут. По истечении этого времени девушки вместе скакали по комнате, восторженно вереща от красочности развернувшихся перспектив.

Хлоя же…

Дюпен-Чен не знала, что будет, когда они встретятся в школе. В голове всплывали не самые приятные картинки или массового раскрытия и, как следствие, всеобщего разочарования, или длительного шантажа. В какой-то момент, не выдержав, рассказала обо всем Коту — хоть эта хвостатая зараза и посмела оказаться любовью всей её жизни, безграничного доверия к нему это нисколько не умаляло. Наглый Кошак, впрочем, долго молчать не стал — узнавшая обо всём Алья пришла с утра пораньше и буквально вытолкнула струсившую подругу из постели, дабы та не убежала в самый ответственный момент.

Честно, входя в кабинет и встречаясь взглядом с как всегда чуть высокомерными голубыми глазами, Мари не знала, кому гроб будет нужнее — ей, заранее сгорающей со стыда, Алье, которая не позволила подруге малодушно прогулять, или Адриану-Нуару, трезво оценившему, что приволочь любимую Леди в школу насильно он не сможет и потому натравившему на неё Сезер.

Весь день прошел как на иголках — Буржуа и Дюпен-Чен друг другу ни слова не сказали.

Чудо произошло в конце. Хлоя дождалась, когда в кабинете они останутся одни, и высказала героине… всё. О том, как ненавидела её-Маринетт и как обожала её-Ледибаг. Как узнала о том, что эти две девушки всё это время были одним человеком. О том, что на следующий же день её основным желанием стало не унизить или сфоткаться, а… помочь. Действительно помочь. В любви, в жизни… Самой стать достойной этой дружбы, черт возьми.

В какой-то момент, увидев ошеломленный взгляд Мари, блондинка вздохнула, отвернулась и высокомерно дернула плечиком, бросила что-то про то, что это был всего лишь розыгрыш, а глупая Дюпен-Чен как всегда повелась… Оттого лишь ярче сыграл контраст того, с какой искренней добротой брюнетка положила ей на плечо руку. Того, как ободряюще сказала, что героем может стать каждый. Что маска для этого совершенно не нужна…

До этого Хлое казалось, что Ледибаг — это Маринетт. И лишь теперь понимала, что не Леди в красном была первой. Мари всегда была такой. Героиней… В маске и без неё.

Натали и Габриэль стоически держали дистанцию, делая вид, что не было у них никакого поцелуя. Но в конце концов бывшей Маюре это надоело, и она взялась за охмурение игнорирующего начальника со всей присущей ей основательностью. С непроницаемо каменным лицом войти в кабинет. Подойти. Поцеловать. Уйти, оставив френдзонщика автоматически касаться губ будто в проверке, остались ли они целы после столь бессовестных махинаций. Повторять алгоритм до тех пор, пока однажды тебя из этого кабинета просто не выпустят. Хэппи энд.

Вот вы смеетесь, а реально же сработало.

И пусть она, возможно, даже не пыталась заменить Эмили. Не стремилась стать женой для старшего Агреста и матерью младшего… Быть может.

Но ей удалось. И Адриан против не был.

Ну а в остальном всё шло как по маслу. Хотя Нуар за свои невинные шуточки про котят неоднократно получал йо-йо по голове от своей смущающейся Леди. Что абсолютно не мешало им ходить под ручку, давать милые и робкие интервью касательно своих отношений, отмахиваться от друзей-шипперов и невинно целоваться в закатных лучах на верхушке Эйфелевой башни.

Алья и Нино утирали скупые слезы гордости, когда смотрели на них.

Позже произошло столкновение Хлои с Натаниэлем с последующим наездом на бедного парня от Буржуа. На ехидные замечания новой подруги-мулатки про симпатию к этому рыжему бедолаге блондинка категорически подобную теорию опровергла. Ещё и ходила обиженная, делая вид, что ей совершенно безразлично это «рыжее недоразумение».

Да уж… Услышал бы тебя, Хлоя, Рик Буржуа-Куртцберг, очень долго смеялся бы.

Через семь лет они благополучно поженились, закатив одну из самых шумных свадеб Франции. Та же участь постигла Адриана и Мари. Нино и Алья торжество провели чуть скромнее, если можно так выразиться с учетом того, что собрались все родственники и родственники родственников… Натали и Габриэль управились с поставленной задачей даже раньше детей.

Одним словом, по эту сторону портала всё было хорошо…

…но что осталось по ту?

* * *

Серебристая гладь портала растаяла сразу же, как Сильви ступила на родную землю. К её радости, девушка оказалась в том же районе города, в котором была до своего исчезновения — как из этого, так и из того времени. Идти отсюда до дома было минут двадцать прогулочным шагом. Единственной яркой разницей в окружившей картинке стала лишь смена фона: розово-золотистый свет заменил темный, насыщенно-синий полумрак.

За эти несколько лет Париж практически не изменился. Вдалеке переливалась тысячью огоньков Эйфелева башня на фоне вечернего неба, слышались восторженные и счастливые крики людей. Блондинка как-то ласково улыбнулась своим мыслям, облегчённо вздохнула и направилась к семье, любуясь городом и обдумывая все, что случилось за день.

Окна особняка Агрестов встретили теплым рыжим светом. А ещё — короткой, но очень внезапной вспышкой фонарика на распознавателе лиц; бывшая Солейр от неожиданности машинально вскинула руку, прикрывая глаза, хлопнула ресницами и засмеялась.

Технический прогресс, да…

Программе хватило этой секунды, чтобы понять, кто пришел. Изящные ворота автоматически распахнулись с мягким голосом помощника:

— Добро пожаловать, Сильви Агрест.

…нет, дворец семьи Агрест тоже практически не изменился. Все те же высокие белые потолки, изящные эстетичные узоры, едва ощутимое благородство оттенков… Исключением стали только голоса. Шутки, вскрики, разговоры и смех, доносящиеся из столовой. Силь улыбнулась и шагнула в сторону источника звука.

В холодные когда-то стены вернулась душа.

Как выяснилось, домой блондинка пришла на редкость вовремя. В честь праздника Победы героев за столом собралась почти вся семья. Почти — потому что бывшие злодеи сейчас пребывали в Лондоне и уже третью неделю праздновали там годовщину, видимо, решив устроить себе очередной медовый месяц. Не считая Силь, которая только что осторожно вошла в комнату, в столовой было пятеро. Непосредственно виновники торжества — герои Парижа в своих гражданских обликах, старшая дочь, младший сын и…

— Тише, тише! — этот самый «и» со смехом поднялся из-за стола. — Семья, внимание! Я хотел бы сказать пару слов.

Эмма повернулась к сидящему рядом с ней гостю и на усмешке саркастично уточнила:

— А если в пару не уложишься, что, можно будет продолжать шуметь?

— Я уложусь в три, Эмма Агрест, — с довольной улыбкой отпарировал голубоглазый лис и медленно, неосознанно останавливая время и реальность этим своим действием, опустился перед ней на одно колено. Взял замершую девушку за руку, мягко и тепло поцеловал похолодевшие пальцы, поднял взгляд и очень серьезно произнес: — Выходи за меня.

Когда проходишь сквозь портал, время замирает. Всего на долю мгновения, на какую-то ничтожную секунду, но ты оказываешься в странной, гулкой тишине. Там, где биение сердца замедляется из почтения к моменту, даже часы остановили бы свой ход.

И сейчас произошло то же самое.

Сильви прислонилась спиной к дверному косяку, отчасти просто чтобы не упасть. Сама не поняла, почему от накатившего внезапного счастья заслезились глаза.

Кто бы мог подумать… Рыжий, милый, чуточку стервозный художник двадцати трёх лет стоял сейчас перед любимой девушкой и вот так спокойно, просто и серьезно просил ее руки. Здесь и сейчас, при всех шутливо угрожал, что в противном случае девушку утащат в неведомы леса, где никакой Кот Нуар её не найдет. Сам Кот Нуар в лице отца семейства светился от счастья ярче лампочки, умиляясь тому, какая из Эммы и Рика идеальная пара, и наставляя будущего зятя, чтобы тот берег их принцессу. Мама сквозь улыбку и всхлипы вытирала слезы с щек, Льюис с теплым смехом обнимал ее за плечи. А сама Эмма…

Никогда еще у брюнетки глаза не сверкали так ярко.

Композицию идеального предложения завершило многократное: «Да» — видимо, на случай, если новоиспеченный жених не поймет с первого раза.

А со стороны входа в столовую наконец послышалось светлое и безмерно счастливое:

— Похоже, я как всегда вовремя… Да?

* * *

Больше этим вечером никаких внезапностей не было. Одурманенная неожиданным (пусть и весьма ожидаемым) счастьем семейка, казалось, была готова до глубокой ночи обсуждать как последние новости, так и то, что случилось только что. Рик Буржуа-Куртцберг и Эмма Агрест поженятся! Наконец-то! И века не прошло, как съязвил бы Плагг, если бы не был сейчас так растроган и не заедал восторг сыром где-то под столом.

Обручённые мило, довольно и смущённо улыбались, что-то ворковали и переглядывались с многозначительностью пятилеток, которые уже успели задумать какую-то проказу. Маринетт наконец успокоилась и теперь на пару с мужем смотрела на старшую дочь и почти-сына с плохо скрываемым умилением. С учётом того, что Рик вырос, по сути дела, у них на глазах, этого парня они знали хорошо и доверяли ему всецело. Ему не нужно было становится частью семьи. Он уже давно ей был.

Разговоры продолжились. Сильви оповестили о грядущей фотосессии для какого-то модного журнала на столь ненавистных ей каблуках, из-за чего девушка взвыла и помрачнела, уткнувшись носом в тарелку — долго дуться она не умела, но поизображать оскорбленную невинность всё-таки стоило. Эмма объявила, что хочет поехать с бабушкой и дедушкой в Китай ненадолго, чтобы попрактиковать язык. Всё ещё раздосадованная Силь обозвала любимую сестрёнку заносчивым полиглотом. В ответ на это заявление брюнетка кинула в младшую салатным листом. «Идиллия», — насмешливо прокомментировал Адриан, с тихой любовью наблюдая за семьёй.

У Льюиса тоже было, чем похвастать. Мишель Ляйф, какое счастье, наконец согласилась пойти с ним на свидание! С учётом его наследственной неуклюжести, это действительно можно было считать чудом.

Уютный семейный разговор легко и ненавязчиво скользил с темы на тему. Затронул новую коллекцию Маринетт, семьи Ляйфов и Буржуа-Куртцбергов, планы на будущее, воспоминания прошлого…

Позже все уже начали расползаться по домам и комнатам. Мари поймала момент, когда Сильви поднималась по лестнице в одиночестве, подошла к ней и негромко позвала:

— Солнце?

— Ась?

— Ты была в прошлом, ведь так?

Девушка невольно расплылась в улыбке, остановилась и хихикнула. Кивнула.

— Да. Мамуль, ты знаешь, я очень тебя люблю, но вы с папой были такими… Эм… Тормозили, короче, очень сильно.

— Мы были слепыми дураками, не щади меня. — Маринетт тихо засмеялась, машинально и неосознанно поймала руку дочери. Такие похожие тонкие пальцы сжались в крепкий теплый замочек. — Но ты, к слову, не лучше…

Силь хлопнула ресницами, максимально неестественно улыбнулась и увела взгляд куда-то в сторону, будто надеясь сделать вид, что не имеет ни малейшего понятия, о чем говорит мама. Бывшая Дюпен-Чен усмехнулась. Вот уж истинная дочь Кота Нуара. Адриан всегда так делал, если его на чем-то ловили. Игрался. Ещё с юности…

— Малышка, послушай. — Её взгляд мягко посерьёзнел. Здесь она уже не была подростком. Здесь она была взрослой, сильной, чертовски мудрой, доброй и сообразительной женщиной. И перед Сильви стояла не Маринетт Дюпен-Чен, но Маринетт Агрест. — Я два года отшивала своего напарника и хвостиком бегала за одноклассником. Который, в свою очередь, был одним и тем же человеком, любил одну мою личность и упорно не замечал вторую. И наверняка эта путаница продолжалась бы ещё столько же. Но нам помогла ты. Ты распутала ситуацию, просто всё нам объяснив. И это с учётом того, что в разговоре не обошлось без ошибок, согласись.

— И не говори, — Силь хмыкнула. — «Да что б ему камамбером пахнуть до конца его дней!», «Я его его же бабочками обклею!»… И откуда у папы только на такое нашлась фантазия? Я тоже хочу…

— Я подобные проклятья слышу каждый раз, когда твой папа на патрулях врезается в фонарные столбы. Но не сбивай меня с мысли! — Мари усмехнулась и кратко шикнула, уже серьезнее продолжив: — Котенок, я же все вижу… Если ты помогла нам, почему же не можешь помочь себе? В конце концов, это не так сложно. Достаточно просто…

— …сесть и поговорить?

* * *

Комната бывшей Солейр встретила хозяйку уютной темнотой и тишиной. За окном окончательно стемнело. Только забытый утром браслет, лежащий на тумбочке рядом с кроватью, мягко переливался спокойным сиянием.

Девушка чувствовала себя сомнамбулой. Подошла к своей постели, рухнула на нее сверху, вздохнула и отсутствующим взглядом посмотрела в потолок. Пролежала так несколько минут, борясь с собственными мыслями и сомнениями… Но в конце концов резко села, взяла браслет, закрепила его на руке и легко пробежалась пальцами по крошечному экрану, выискивая знакомый номер.

Мама права. Пора ему признаться, наконец. Когда есть шанс найти взаимность, глупо прятаться за дружбой…

Браслет коротко вспыхнул, оповещая, что собеседник снял трубку. Послышалось спокойно-участливое низким мелодичным мужским голосом: «Слушаю».

Сильви слабо улыбнулась своим мыслям и на выдохе откинулась спиной обратно на покрывало.

«Вот ты всегда такой… Звоню почти ночью, а ты без тени недовольства берешь трубку. Попрошу поговорить со мной, поддержать, успокоить — будешь рядом, попрошу приехать — приедешь без вопросов. Вечно светлый, вечно добрый, вечно рядом… Как в тебя вообще можно было не влюбиться?»

С губ сорвался едва различимый шелест:

— Привет, гитарист… Я тебя не разбудила? Все хорошо?

— Здравствуй, солнце. Нет, все в порядке. К нам как раз тетя с бабушкой пришли, так что до сих пор не спим. Даже дедушка явился, представляешь? Устроил нам небольшой концерт в честь Победы героев… Как ты, Силь? Ты будто расстроена, что-то случилось?

— Нет… Нет, все в порядке, правда. Не беспокойся, я просто устала… Насыщенный был день.

— Хорошо. Но, Сильви, если что — говори. Ты же знаешь, я всегда выслушаю.

— Знаю… — Девушка чуть нервно, нерешительно облизнула отчего-то пересохшие губы. Уже тише спросила: — А… Можно уже сейчас рассказать?

Почти сразу послышалось мягкое, но решительное:

— Говори, конечно.

Блондинка закрыла глаза. Почувствовала, как сердце сбилось с привычного ритма. Кончики пальцев похолодели…

— Знаешь, Арис, я люблю тебя.

…слова сорвались куда легче, чем она ожидала. Простая правда, такая спокойная, тихая, нежная, согревающая сердце уже не первый год… Агрест была уверена, что хлопнется в обморок раньше, чем сможет признаться. Но нет. Страха не было. Волнение, лёгкая тревога — быть может… Что угодно, только не страх.

Они стали слишком родными за время дружбы. Каждая фраза, каждое движение, каждая черта характера и внешности… Образ рисовался перед глазами сам собой, даже сейчас. Честно, иногда Солейр жалела, что не умела рисовать.

Глаза яркие, темно-аметистовые. Понимающее, пронзительное, спокойное выражение… Темные волосы, извечно располагающая и успокаивающая улыбка. Как пазлы в общей до боли знакомой картине.

Аристид Куффен…

— И я тебя. Очень, — послышался ошарашенно-приглушенный, но неожиданно теплый и честный ответ.

Ещё несколько секунд тишины, ещё более неловкой, ещё более родной… Неуверенная улыбка девушки: «Спокойной ночи?», согласное эхо: «Спокойной ночи…», дрожащий женский пальчик мимолётно скользнул по гладкой поверхности экрана. Браслет коротко пискнул — разговор был завершён.

Силь судорожно выдохнула, закрыла лицо руками и… засмеялась. Тихо, немного нервно, но так искренне, ощущая, каким бесконечным счастьем наполняется сердце.

За окном послышались восторженные крики, голоса, хлопки салютов. Разноцветные пятна света танцевали на стенах и подоконнике. А Солейр улыбалась.

День и правда был очень насыщенным…

Примечания:

Мораль сей басни: люди, учитесь разговаривать. Авось, недопониманий в жизни будет хоть чуть-чуть поменьше)

Что ж, вот и закончилась история о девочке с васильковыми глазами. С замиранием сердца ставлю статус "завершен" на первом своем миди, да и вообще на первой работе, состоящей больше чем из одной части) Это мое детище многому меня научило...

На случай, если кто-то не понял, кто кому чего и что: Эмма, Лью и Силь — дети Мари и Адриана. Рик, жених Эммы, сын Хлои и Натаниэля. Мишель, подруга Льюиса, дочь Альи и Нино. Арис, возможный парень Сильви, сын Луки Куффена (слишком люблю этого лапочку, чтобы оставить его в покое XD)

Если ребята кого-то зацепили, буду рада однажды написать по ним что-то еще) Идеи есть, осталось найти время

А пока...

Спасибо тем, кому понравилась работа. Спасибо тем, кто оставлял отзывы. Спасибо тем, кто дошел до конца вместе со мной. Спасибо за поддержку, спасибо за тепло, спасибо за тот восторг, который я испытывала, читая ваши отзывы и сквозь слезы любуясь количеством просмотров. Спасибо за такое жизненно важное ощущение, что то, что я делаю, — не зря.

Люблю вас бесконечно. Спасибо, что вы со мной❤❤❤

© Katrin Night