Бог, открывающий двери (джен)

#Янус@dom_txt

#Дом_в_котором

#домвкотором

#The_gray_house

id579691131 был ли какой-то самый запоминающийся пациент?

В этом отделении всегда тихо. Спящие спят, и никто их не навещает. Зачем бы? Они же спят…

В первые месяцы вокруг крутились журналисты, но новости должны быть новыми, верно?

Раз или два приезжали их родители…

Янус и не знал в Доме, что у этих ребят они есть. Ральф сказал как-то: «за такими никогда не приезжают…».

Потому-то так и случилось. И так было лучше, чем в те, прошлые разы.

Янус шуршит ручкой по бумаге, когда открывается дверь. Это так необычно, что Янус сразу поднимает взгляд.

Рыжий стоит в дверях, подсвеченный со спины солнечным светом. Для большей эффектности, наверное.

Совершенно случайно, у него так само получилось — как всегда.

Ни дать ни взять: почти Дэвид Боуи в ГУМе. Кислотно-зеленые кроссовки, красные штаны и футболка с много обещающим: «Слишком поздно умирать молодым…».

Рыжему будет… двадцать один. Как и всем здесь, кроме, конечно, Януса.

Рыжий совсем не изменился, разве только волосы отросли. Но Янус помнит его, когда они были еще длиннее, чем сейчас. И стричь себя он не давал.

Только потом, однажды — этот день Янус запомнил очень надолго.

Из-под машинки в руках Рыжей падали клочки волос — она была непривычно собранной и сосредоточенной — а на щеке Смерти собралась распуститься роза…

Ярко-красный, еще тугой бутон, длинный шипастый стебель, рассекающий щеку от скулы к подбородку.

Янус потерял дар речи, а Смерть вовсе не потерял своей красоты несмотря на все, что делал с собой до и после.

Янус кашлянул и позвал его. Смерть качнул обритой почти под ноль рыжей головой. Глаза у него были удивительные.

— Не зови меня так, Ян. Выписка ведь сегодня, как ты обещал?

Он давно уже звал Януса на «ты», и Янус не поправлял. У всех бывают любимчики, как ни стыдно это признавать.

У Януса на секунду пропал голос, он моргнул и ответил:

— Конечно. Это последний осмотр.

— Значит, я больше не Смерть. Знакомься, Ян, я Рыжий, видишь?

— Вижу, — улыбнулся Янус.

Этот мальчик мог очень много, например, смотреть доверчиво и тепло, когда было страшно, или нравиться всем вокруг…

Он сумел даже не умереть, хотя все вело к тому.

Это было вовсе не странно для Смерти — взять и выбрать себе новое имя. Это было правильно.

Самый важный, самый ценный в белом, стерильном, бесконечном царстве он должен был выйти из него совсем другим. Смерти ведь нет места посреди жизни? От этих мыслей в груди щемило.

Смерть, видно, почувствовал что-то — он всегда чувствовал так много — и сказал просто:

— Ты же знаешь, я еще приду.

— Приходи, всегда, как захочешь, приходи… Только не болей, — пошутил Янус.

— Только иногда, недолго, чтобы повидаться с тобой, — пошутил в ответ Рыжий.

И усмехнулся — усмешка его была безбашенной и с вызовом, а на дне глаз — задумчивой и немного горчила.

Перед выходом из Могильника Рыжий попрощался со всеми. А из рентгеновского кабинета вышел в круглых ярко-зеленых очках.

— Это подарок от поклонников, — пояснил он Янусу, смеясь.

Очки словно изменили его лицо. Больше улыбка не казалась ни задумчивой, ни горькой.

Больше ни разу Янус не видел его без очков, хотя их цвета стали меняться.

Рыжий больше не задерживался в Могильнике надолго. И каждый его приход был желанным.

У Януса не было других детей, кроме них. Их Дом был и его домом. Потому он и остался тут, с ними. В этом тихом, полупустом отделении. Капитан покидает свой пост последним.

Рыжий когда-то давно сказал ему:

— Спасибо.

— За что? — уточнил Янус.

— Ты мне жизнь подарил — Рыжий подмигнул ему очками.

Не снял.

Он никогда не снимал их и обижался на просьбы об этом. И Янус не просил.

Зато он мог безнаказанно потрепать Рыжего по отрастающему ежику волос. В конце концов, это был его мальчик.

Сейчас Янус с трудом удерживается, чтобы не сказать:

— Ну, здравствуй, малыш…

Малыш давно вырос, хотя он не стал еще взрослым. И Янус знает, что пришел он не к нему.

Очки все еще с Рыжим, и все еще — табу. Рыжий боится остаться без них. И боится он не за себя.

— Пойдем, — зовет Янус мягко и успокаивающе.

И не слышит, чувствует, как дыхание у Рыжего учащается на подходе к ее койке.

Янус берет Рыжего за руку — пальцы у того ледяные, как в детстве, а кровь вся отливает от лица.

— Она просто спит, малыш. Но она была бы рада.

Кадык у Рыжего на шее дергается.

Он смотрит на нее, не спросясь, садится на край кровати.

— Уйди, пожалуйста, — просит Рыжий.

Янус слушается.

Смерть очень трудно не слушать, его волосы отросли, его голос звучит серьезно и вибрирующее, он берет руку Рыжей в свою, говорит:

— Привет, Рыжик. Прости, что меня не было так долго.

Янус тихо-тихо прикрывает за собой дверь.