Те же и Платон: Крым (гет)

Турбазовский домик, к которому привели Сальникова мальчишки, — деревянный, выкрашенный синей, уже изрядно облупившейся краской, — располагался подальше от пляжа и столовой, так что сейчас вокруг него было тихо и безлюдно. Платон заметил их, видимо, ещё на подходе, потому что сразу вышел, поздоровался. Был он предельно серьёзен и собран, и оттого ещё больше на Якова похож, хотя, казалось бы, куда больше-то? Кивнул мальчишкам, чтобы шли внутрь, а сам остался снаружи, поговорить. Быстро, толково и почти без эмоций пересказал услышанную от подопечного странную историю.

— Что думаешь? — спросил Владимир Сергеевич.

— Ничего хорошего, — сказал парень, дёрнув подбородком. — В пачке сто десятирублёвых купюр. Не новых, бывших в употреблени, но банковской лентой перетянутых. Я одну вынул аккуратно, чтобы рассмотреть. Похожа на настоящую. Водяные знаки в наличии, во всяком случае.

— Восходящие ряды чёрных и белых пятиконечных звёзд?

— Они самые. А Борька говорит, что там под шкафом ещё как минимум пять таких пачек.

Сальников присвистнул:

— Милицию надо вызывать. Участковый на рыбалке. Да и видел ты его, толку немного будет. Так что в Керчь позвоним. Есть здесь таксофон?

— На турбазе нет. На Рубежной стоит телефонная будка, но без трубки. На почту можно сходить.

— Вот пусть Кириленко с Бочкиным и сходят.

— Дядя Володя, а может, сами сначала посмотрим? Я понимаю, что никаких полномочий у вас здесь нет, но...

— Но?

— Вот не нравится мне это всё!

— Я прямо ждал, когда же ты это скажешь, — усмехнулся Сальников. — Сформулировать сможешь, что именно не нравится?

— Да что тут формулировать, — поморщился Платон. — Ну, что Борька в это влез, дурачок влюблённый. Допустим, украсть он ничего не украл, всё мне в клювике принёс, но дверь-то вскрыл. А ведь он и так на учёте в детской комнате милиции состоит. Но гораздо хуже то, что человек этот крайне подозрительный, Натальин ночной гость, по Борькиным словам действительно силуэтом на меня похож, а значит, это именно он по ночам наведывается на участок к Оксане Петровне, а там Марта с Риммой Михайловной...

— Что-нибудь ещё? — задумчиво поинтересовался Владимир Сергеевич.

— Считаете, этого мало?

— Нет, не считаю. Сделаем так: Бочкин с Кириленко пойдут звонить в милицию, а мы с тобой — смотреть поварихин домик, чтобы времени не терять. Дверь-то запер твой Самсонов?

— Нет, не смог. Прикрыл просто. Там сейчас ещё двое мальчишек, Синицын с Хазиным, караулят на всякий случай...

Высокая грудастая девица с мелкой химической завивкой и огромным, в пол-лица, синяком на правой щеке разъярённой кошкой шипела на перегородивших ей дорогу парней. Багровый кровоподтёк и заплывший глаз, несмотря на все предпринятые косметические усилия, выглядели безобразно и почему-то перекликались по цвету с губной помадой девицы.

— Да плевать я хотела, кто и что вам велел караулить. Это мой домик, и если я хочу войти, никакая шпана сопливая меня не остановит! Что пялитесь, синяк мой нравится? Вам щас таких же навешаю от души, молокососы тупые!

Слух привычно отключился, осталась картинка. Женщина орала и напирала, ребята угрюмо отгавкивались. И это Самсоновская Дульсинея? Платон прав, парнишку можно было только пожалеть. Сальников шагнул пострадавшей наперерез и ловко подхватил её под локоток. Поинтересовался деловито:

— Гражданка Власенко? Старший оперуполномоченный УгРо капитан Сальников. Это вы занимаете в настоящее время домик номер 56 турбазы "Залив"?

— Я, — оторопело подтвердила гражданка вполне нормальным голосом. — А в чём дело?

— Поступил сигнал, что в вашем домике хранится крупная сумма денег, приобретённых преступным путем. Что вам об этом известно?

— Н-ничего, — захлопала глазами девица. — Ничего я не знаю ни про какие деньги. Что вы, откуда?

— Откройте дверь, пожалуйста...

Он кивнул мальчишкам, чтобы расступились. Женщина послушно извлекла из кармана ключ, подошла к двери и застыла, обнаружив, что та не заперта.

— Это что же? — испуганно пробормотала она.

— Когда вы уходили, всё было в порядке?

— Да, конечно.

— Сколько вы отсутствовали?

— Со вчерашнего утра. Я работаю поварихой на турбазе, в воскресенье и понедельник у меня выходной.

— Позвольте, — Владимир Сергеевич обогнул женщину, открыл дверь сам и вошёл. Окинул взглядом довольно уютно обставленную неказённой мебелью комнатку и поманил Наталью внутрь. Она вошла с заметной опаской.

— Посмотрите, не пропало ли чего-нибудь.

Пока девица проверяла своё имущество, он следовал за ней по пятам. Рассмотреть следы побоев на лице удалось во всех подробностях.

— Вроде бы всё на месте, — сказала она минут через пять. — Да и не храню я здесь ничего ценного. И денег тут никаких нет, сами видите. Их тут и спрятать-то негде...

— А вот тут, я думаю, вы ошибаетесь. Будьте добры, помогите мне!

Последние слова он адресовал маячившему в дверях Платону. Девица, только тут заметившая парня, его появлению отнюдь не обрадовалась:

— Этот здесь зачем?

— Штольман, Платон Яковлевич, 1955 года рождения, приглашён в качестве понятого, — ответил ей Сальников предельно официальным тоном. — Вы что-то имеете против?

— Н-нет, — стушевалась девица.

Содержимое шкафа они извлекать не стали. Просто аккуратно развернули его и опустили на пол дверцами вверх. Наталья наблюдала за этим в полном изумлении, но возражать больше не пыталась. На дне шкафа вдоль задней стенки оказались приклеены клейкой лентой восемь — чёрт возьми, восемь! — денежных пачек, близнецов той, что четверть часа назад передал ему Платон и что теперь лежала в его нагрудном кармане. И во что это мы с вами ввязались, Платон Яковлевич?

— Наталья... Извините, как ваше отчество?

— Ивановна.

— Наталья Ивановна, подойдите сюда, пожалуйста. Взгляните.

Женщина подошла нерешительно, явно не ожидая увидеть ничего хорошего, а увидев, и вовсе застыла как соляной столб. Поскольку на Сару Бернар Власенко не тянула, то Сальников почти поверил ей, что деньги она видит впервые, и откуда они взялись, не знает.

— Что вы можете на это сказать?

— Я ничего не знаю! — в голосе женщины появились истерические нотки. — Вы же сами видели, что дверь открыта была. Кто угодно мог зайти и...

— Принести деньги? Опыт показывает, что двери взламывают для того, чтобы деньги вынести, а не наоборот.

Гражданка Власенко оценить его юмор была сейчас совершенно не в состоянии. Она напряжённо о чём-то думала, а он своими вопросами мешал ей сосредоточиться.

— Наташа, кто тебя ударил? — вдруг спросил Платон.

Женщина вздрогнула от неожиданности, резко развернулась к парню и... взвилась. Вот только что она выглядела растерянной и где-то даже вызывала сочувствие, а тут во мгновение ока снова превратилась в фурию.

— А тебе какое дело, Штольман? — прошипела она. — Посочувствовать хочешь? Или, может, заступиться?

Платон знакомо дёрнул подбородком и сказал спокойно и серьёзно:

— Женщин бить нельзя.

Почему-то его ответ взбеленил Власенко ещё больше. Что-то явно было у неё к парню личное, не иначе.

— Да? — переспросила она ядовито. И продолжила с торжеством после едва заметной паузы, ткнув пальцем куда-то Платону за плечо: — Сопляку это своему скажи!

Там напротив по-прежнему приоткрытой двери мальчишек теперь было не двое, а трое. Они не заметили, когда подошёл Самсонов.

— Что ты придумываешь?! — возмутился Платон. — Причём тут Борька?

— Не веришь? Думаешь, пригрел шпанёнка, он и перевоспитался? Макаренко ты недоделанный! Личным примером надо воспитывать, а какой ты им пример, если ты девчонку-малолетку тискаешь?!

Вот ведь... тварь. Сказать, что Платон при этих словах переменился в лице — это ничего не сказать. Сальников шагнул было к нему, чтобы не допустить смертоубийства, но тут же понял, что вмешиваться необходимости нет.

— Женщин бить нельзя... — повторил парень, и в этот раз это прозвучало почти как заклинание. — Даже таких.

С этими словами он повернулся и вышел на улицу, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вот давно надо было это сделать, кстати.

Проводив Платона глазами, Сальников повернулся к Власенко. Сейчас он её "приласкает" и за парня, выросшего у него на глазах, и за чудную светлую девчушку-солнышко, и за их отношения, на которые без ностальгической улыбки и смотреть не получалось.

— Давайте продолжим, Наталья Ивановна. Так кто, вы говорите, вас ударил? Я правильно понял, что вы одного из этих ребят обвиняете, Бориса Самсонова?

— А какое это имеет отношение к делу? — Женщина раздумывала, стоит ли и дальше гнуть свою линию. Нет, теперь он увильнуть ей не даст.

— Ну, к большим деньгам под полом вашего шкафа Самсонов никакого отношения, скорее всего, не имеет, а вот к взлому вашей двери — может быть. Так чем же вы так ему не угодили?

— Ох, это долго объяснять.

— А вы торопитесь?

— Ну, он втюрился в меня сразу, как увидел, смотрел телячьими глазами, как-то трогательно даже. А этот Штольман, — Она кивнула в сторону закрытой двери, — попросил меня не отталкивать мальчишку сразу, проявить деликатность, пощадить его чувства. И я была с ним приветлива. Ничего такого, просто по-человечески. Но Самсонов всё понял совершенно неправильно, стал таскаться за мной как тень, навязываться, следить. Вчера вечером я была у археологов, мы там виделись, помните?

— Как не помнить.

— Там Самсонов несколько раз подходил ко мне, мне пришлось отшить его за вечер трижды. Но когда я собралась домой, он всё равно за мной увязался. Всю дорогу я пыталась объяснить ему, что между нами не может быть ничего общего. Я — взрослая женщина, а он — просто малолетка. Он сперва канючил, потом умолял, а когда это не подействовало — вдруг разозлился. Схватил меня за плечи и попытался поцеловать. Я его оттолкнула, тогда он окончательно рассвирипел и ударил меня в лицо. Я упала. Не знаю, что он ещё мог бы со мной сделать, но мы были уже в посёлке: я закричала, залаяли собаки и он убежал.

— Вам, похоже, повезло. Что было дальше?

— Дальше? Я кое-как встала и пошла, почти побежала домой.

— А Самсонов вернулся на турбазу и вломился в ваш домик? Зачем?

— Откуда я знаю? Может, разгромить всё хотел от злости, но кто-то его спугнул.

— Возможно. Вы хотите заявить на него? Тогда вам следует обратиться в медпункт для освидетельствования ваших травм. Это называется "снять побои", а затем написать заявление участковому.

— А вам я не могу написать?

— Хотите написать именно мне?

— Ну, да... Раз уж я вам и так всё рассказала.

— Хорошо. Садитесь и пишите. Время есть у нас до приезда моих коллег.

Власенко провозилась с показаниями где-то с полчаса. Писала, зачёркивала, грызла карандаш. Сочинять ей явно было легче, чем записывать сочинённое. В школе, видимо, плохо училась. Сальников терпеливо ждал и смотрел в окно, отодвинув шторку. За окном Платон что-то горячо обсуждал с Самсоновым, а тот только отчаянно головой мотал. Даже слёзы в глазах стояли, кажется. А потом мальчишка и вовсе сорвался с места и убежал. Платон махнул кому-то рукой, чтоб догнали. Тяжело, когда твоя Дульсинея — вовсе не Дульсинея, а Медуза Горгона.

— Я закончила, — кашлянула Горгона Ивановна у него за спиной.

Сальников обернулся, взял протянутый листок, пробежал его глазами, кивнул, сложил вчетверо и убрал в карман брюк.

— Всё в порядке? — спросила женщина, озадаченная его молчанием.

— Написано толково и грамматических ошибок, на удивление, немного. Теперь бы ещё правды от вас добиться...

— Что вы имеете в виду? — испугалась она.

— Что Самсонов вас и пальцем не тронул. Вас действительно ударили один раз — наотмашь, открытой ладонью, с размаху. И на лице у вас — отпечаток этой самой ладони, которая даже больше моей, не говоря уже о Самсонове. Мальчишка вообще субтильный, ниже вас, а вчера у археологов вы были ещё и на каблуках, так что бить ему пришлось бы снизу вверх, а это было не так. Человек, бивший вас, — физически силён и высокого роста. А ещё он левша, поэтому синяк у вас на правой щеке, а у Бочкина на левой.

— Причём тут Бочкин?

— Просто он подрался на днях с Самсоновым. Вы только что солгали мне, Наталья Ивановна, попытались ввести следствие в заблуждение. Зачем?

— Да я просто... пошутила.

— Пошутили? В письменной форме? Это называется клевета или дача заведомо ложных показаний. За такие шутки можно получить до года тюрьмы или исправительных работ. Впрочем, по сравнению с тем, что вам может грозить в связи с этими деньгами, это и правда — сущие пустяки.

— Я не имею к этим деньгам никакого отношения!

— Трудно поверить, что вы не имеете отношения к деньгам под вашим собственным шкафом. Вы ведь одна здесь живёте? Или... сожительствуете с кем-нибудь?

— Нет.

— Нет? А если ещё раз подумать? Например, о том, что человек, спрятавший деньги у вас в комнате без вашего ведома, серьезно вас подставил. Здесь несколько тысяч рублей, Наталья Ивановна, наверняка преступным путём добытых, иначе бы их не прятали. Мы обязательно выясним, откуда эти деньги, даже не сомневайтесь. И лучше бы вам нам в этом помочь.

— Да не знаю я ничего, говорю же. Почему вы мне не верите?

— Потому что вы мне только что соврали. В письменной форме, — Он похлопал себя по карману. — Причём соврали просто так, бессмысленно, из любви к искусству. Ну, или чтобы насолись Платону Штольману, к которому у вас явная личная неприязнь. А теперь, похоже, изворачиваетесь, чтобы уйти от ответственности... Или покрываете кого-то.

В этот момент вдруг без стука распахнулась дверь. За дверью снова стоял Бочкин, и сразу было видно, как сильно он напуган.

— Владимир Сергеевич, — практически выкрикнул парнишка, — там Римма Михайловна приехала на мотоцикле!

— На мотоцикле?!

— Да, в коляске, её из местных кто-то подвёз. Она говорит, что Марта пропала...

Римма стояла перед Платоном и не падала, кажется, только потому, что парень придерживал её за оба запястья. Лицо было не белым даже, а серым, и глаза — как угли.

— ...Когда она ушла, Римма Михайловна?!

— Часа полтора уже. Но что-то почувствовала я только минут сорок назад и почти сразу сознание потеряла...

При этих её словах парень почему-то резко изменился в лице:

— Почувствовали? Потеряли сознание?

— Нет-нет-нет! Слышишь, НЕТ! — Женщина отчаянно затрясла головой. — Она жива, это совершенно точно. Может быть, в обмороке, я не поняла, но... Я не знаю, как это объяснить.

— Просто скажите.

— Я... видела, где она. Это как будто подвал или погреб: земляной пол, каменные стены, прямоугольный вход, откуда льётся свет.

— Свет электрический?

— Нет, дневной. Свод потолка — неровный, выщербленный, замшелый. Две ступеньки... на уровне её лица. Она на полу лежит, наверное, — Женщина резко всхлипнула и закусила губу.

Сальников не понимал ровным счётом ничего, но кажется, понимал Платон, и пока этого было достаточно. Прервать этих двоих сейчас было просто невозможно.

— Что-нибудь ещё, Римма Михайловна?

— Да, картинки над входом. Странные, примитивные, выпуклые. Посередине как будто женщина с ребёнком, слева — мужчина в рогатой шапке, на татарина похож, справа — лысый бородатый старик. Господи, может быть, это вообще бред?!

— Будем надеятся, что нет. Что это поможет нам её найти. Римма Михайловна, зачем Марта вообще ко мне пошла? Вы сказали, хотела что-то передать.

— Да, да. Мы же, кажется, поняли, кто приходил к Трезору. Это может быть его бывший хозяин.

— У Трезора раньше был другой хозяин?

— Да. Оксана Петровна рассказала, что они раньше жили где-то под Бахчисараем, там и взяли Шарика, а их соседи — Трезора. А несколько лет спустя этот сосед — Илья Цекало — бросил всё и всех и уехал, а его жена подарила собаку мужу Оксаны Петровны. Но Трезор новых хозяев так и не признал.

— Это вполне возможно. Кавказцы — классические "собаки одного хозяина".

— А ещё Оксана Петровна сказала, что этот Цекало — твоего роста и телосложения, и волосы мог бы так же отпустить.

— Всё понятно, годная версия. Только безобидная: вряд ли может объяснить, что случилось с Мартой. Тут наша история с деньгами куда опасней выглядит.

— Подожди, Платон, — вмешался, наконец, Сальников. — Мы же с самого начала думали, что всё связано, что Мартусин "пришелец" и "ночной гость" Натальи Власенко — одно и то же лицо.

— Да, кстати, — Женщина повернулась к нему. — Я и про поклонников Натальи у Оксаны Петровны спросила. По её словам, в прошлом году Наталья встречалась с каким-то археологом с Нимфея...

— Археологом? — Платон произнёс это таким странным тоном, что и Римма, и сам Сальников немедленно к нему повернулись. — Это место, где Марта... Вы сказали, подвал или погреб. И картинки на стенах. А может быть тогда — склеп? "Аллея склепов", которую мы не стали вчера смотреть, помните?

Римма прижала ладонь ко рту и не упала просто потому, что они подхватили её с обеих сторон. А глаза её просто... полыхнули! Сальников сколько жил, такого не видел никогда.

— Да, конечно, да, — прошептала она. — Какой же ты молодец! Конечно это склеп, катакомба... — И добавила уже громче: — Поехали туда, пожалуйста. Я этого парня с мотоциклом подождать попросила.

— Сейчас поедем, — сказал капитан. — Две минуты дайте мне.

Он буквально ворвался в домик, так что Наталья вздрогнула и съёжилась на стуле. Схватил лежащую на столе чёрную дерматиновую женскую сумочку и тут же вытряхнул её содержимое на кровать. Шагнул к шкафу, одну за другой отделил ото дна пачки денег и закинул их в сумочку. Делать так было неправильно, но не оставишь же деньги на несовершеннолетних мальчишек. И ждать было нельзя, так что придётся взять с собой. Потом он вернулся к столу и, нависнув над женщиной, выдохнул:

— Как твоего археолога с Нимфея зовут? Имя, ну?!

— Илья Уваков, — пролепетала она.

Мотоцикл капитан просто отобрал, показав удостоверение. Сам сел за руль, Платон сзади, Римма в коляску. Сказал подбежавшему Бочкину, чтобы Наталью не отпускали, сторожили, потому что она причастна может быть, и когда приедет милиция, немедленно направили её прямо на Нимфей. Чтобы имя и звание назвали и его, и Штольмана-старшего, его-то в керченской милиции наверняка должны помнить. И они поехали, до Нимфея от турбазы было-то всего ничего. Влетели в лагерь археологов с шумом и пылью, всех переполошив, но зато и Нонна Леонидовна сразу обнаружилась. А вот никого, похожего на Платона сзади или спереди, не было и в помине. Услышав, что пропала Марта, Нонна Леонидовна разволновалась так, что толку от неё добиться удалось не сразу. Сальников уже плюнуть хотел, ехать на место и все склепы на аллее подряд обыскивать, даже если их там пятьдесят. Но не пришлось, женщины разобрались-таки.

— ... Нонна Леонидовна, в каких склепах есть рельефные картины на стенах?

— В четвертом, седьмом и одиннадцатом...

— Там их должно быть три, прямо над входом.

— О, тогда это та самая, "ростовцевская катакомба", об открытии которой я вам вчера рассказывала. Там три рельефных изображения над порталом — протомы Афины, Пана и Силена, все анфас.

— Пан с рогами, а Афина — с ребёнком?

— Пан обязательно с рогами, а Афина — в шлеме, с коротким мечом и щитом, а на шее у неё — горгонейон, изображение Медузы Горгоны, которое на первый взгляд действительно можно принять за детское.

— Отведите нас туда, там моя девочка...

И девочка действительно оказалась там. Сальников понятия не имел пока, как всё это понимать, но и черт с ним, главное, они нашли Марту и нашли быстро. "Аллея склепов" оказалась страшноватым местом, как и обещало название: два ряда катакомб длиной метров двести, зияющие дыры в земле. Разверстые могилы, чего уж там, не стать ему всё-таки любителем археологии. В указанную Нонной Леонидовной седьмую катакомбу они спустились на всякий случай с Платоном вдвоём, оставив женщин наверху. Но никого там больше не было, кроме Марты. Девочка полусидела у стены, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами. Была в сознании, когда узнала их, потянулась навстречу. Раскашлялась, когда Платон первым делом вынул тряпку у неё изо рта, потом хрипло прошептала: "Хорошо, что вы так скоро", после чего парень молча сгреб её в охапку и понёс на свет. Запястья и щиколотки у девочки оказались спутаны клейкой лентой, которую капитан сам перерезал перочинным ножом. Потом отошёл, чтобы не мешать, пока Римма осматривала-ощупывала племянницу прямо у Платона на руках. На лбу у Марты красовалась огромная шишка самого устрашающего вида, но кроме этой шишки, нескольких ссадин и следов треклятой ленты на руках и ногах Римма ничего у неё не обнаружила и немного успокоилась.

— Чем тебя ударили? — вдруг спросил Платон.

— Кажется, термосом, — отозвалась Мартуся, наморщив лоб, и тут же прикрыла глаза от боли.

— Не надо её сейчас допрашивать, — отрезала Римма не терпящим возражений тоном. — Ребёнок, помолчи, пожалуйста. Тебе надо попить, поставить примочку и немедленно ехать в больницу. И лучше бы не на мотоцикле. Есть у вас машина, Нонна Леонидовна? Мы вроде вчера у вас грузовик с цистерной видели.

— К сожалению, на нашей машине не получится, — развела руками та. — На ней Илья сегодня утром за продуктами уехал, и почему-то до сих пор не вернулся. Ума не приложу, где он может быть.

— Илья Уваков? — переспросил Сальников резко.

— Да, — Нонна Леонидовна растерянно заморгала.

— Высокий, широкоплечий, кудрявый? — перечислил Платон.

— Бородатый, с маленьким белым шрамом на верхней губе, — тихонько добавила Мартуся.

— Думаю, он не вернётся, — произнёс Платон очень выразительно. Впрочем, Сальников его чувства вполне разделял.

— Где ты вообще его встретила? — с болью спросила Римма, нарушая своё собственно распоряжение.

— Почти сразу, как на улицу вышла, — вздохнула девочка. — Он как раз из машины выбрался и искал что-то в кабине, стоя ко мне спиной. Я как только его увидела, сразу поняла, что это тот человек, которого я видела вчера утром с Трезором.

— Но зачем же ты к нему подошла? — простонал Платон.

— Глупо, конечно, — покаялась Мартуся. — Но я как раз подумала, что всё выяснилось и ничего страшного нет. Подошла сказать, что мы догадались и Оксана Петровна готова отдать ему собаку. Он был, кажется, поражён, но не отрицал, что собака его. Сказал, что страшно рад был найти Трезора. И видно было, что и правда, рад. Извинился, когда я сказала, что он нас напугал и мы его искали. Я предложила пойти к хозяйке прямо сейчас. Он отказался, сказал, что ему сперва нужно продукты и воду на Нимфей отвезти, что его ждут и зайдёт он вечером. Потом спросил, куда я направляюсь. Я объяснила, что к тебе на турбазу. Он рассмеялся, сказал, что видел уже нас в посёлке и что мы красивая пара. Предложил меня подбросить, потому что это по дороге и даже сходить со мной к тебе познакомиться и извиниться за беспокойство. Я решила, что это хорошая идея. Дурочка, да? Когда мы выехали из посёлка, он вдруг спросил, не хочу ли я пить. Я отказалась, но он притормозил и полез за термосом для себя самого...

— А дальше?

— Я не помню... — Мартуся покачала головой и вновь страдальчески поморщилась.

— Всё-всё-всё, — зашептала Римма. — Отдыхай, моя хорошая.

— Да я нормально себя чувствую, Риммочка, — попыталась успокоить её Мартуся, прикрыв, впрочем, глаза. — Мы вполне можем и на мотоцикле ехать.

— Не уж. Даже если у тебя нет сотрясения мозга, на мотоцикле тебя непременно растрясёт.

Примечания:

Интересный фильм об открытии и исследовании "ростовцевской" катакомбы некрополя Нимфея, в котором в том числе можно увидеть барельефы Афины, Пана и Силена, которые видели Марта и Римма:

https://m.youtube.com/watch?v=QZ59bVWQJiM