Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Молот Перуна», после 11 главы, когда закончился матч со Сборной Вечности.

Музыкальная тема: Kodaline — All I want

В кабинете стоял едкий запах мяты. Медузия поймала себя на мысли, что мята почти всегда несла с собой какие-то потери и чувство вины. По крайней мере, для неё. Она ненавидела запах мяты. Что бы ни случилось, когда она была взволнована или убита горем, Сарданапал раз за разом отпаивал её чаем с мятой, поэтому за столько столетий для неё этот запах стал ассоциироваться исключительно с чем-то плохим.

Сегодняшний вечер не стал исключением. Кабинет академика насквозь пропитался запахом мяты. Разве что мятным чаем отпаивал он не Медузию, а Таню.

После окончания матча со Сборной Вечности Таня впала в истерику, поняв, что больше не увидит отца. Она захлёбывалась рыданиями и рвалась вслед за Леопольдом, пока Сарданапал пытался удержать её и объяснить, что Леопольд больше не вернётся в их мир. Да и не было его здесь. Проклятая чёрная магия заставляла лишь на время материализоваться души умерших игроков. Только и всего.

Но Таня его не слышала или же слышать не хотела. К чёрту доводы рассудка! Она видела его! Она чувствовала его прикосновение, она летела с ним бок о бок, и он помог ей забить мяч. Он был здесь… Живой и материальный.

И она не могла так просто смириться с его исчезновением.

Сарданапал мягко потянул девочку в сторону выхода с поля, но она, словно обезумев, начала рваться к тому месту, где исчез Лео. Сарданапал поймал её за руку в последнюю секунду, тотчас прижал к себе и что-то зашептал в попытке успокоить. Первые несколько минут Таня вырывалась, а потом, словно обессилев, обмякла в его руках и больше не шевелилась, продолжая лишь тихо глотать слёзы.

Вокруг все ликовали, считая победой заброшенный мяч и радуясь предстоящей возможности обыграть сборную Невидимок. Весь стадион ревел не умолкая, утопая в радостных криках поздравлений. И никто не видел, как мир Тани Гроттер, забросившей решающий мяч, рассыпа́лся на части. Никто даже не обернулся на них. Никто не посмотрел.

Медузия подоспела к тому моменту, когда Таня немного успокоилась и отстранилась от академика, растирая и без того покрасневшие глаза. Сарданапал что-то сказал ей о том, что им лучше уйти с поля, пока о Тане не вспомнили журналисты и фанаты, и мягко подтолкнул её к выходу. Как именно они оказались в кабинете академика, девочка уже не помнила. Она пришла в себя, когда уже выпила половину чашки горячего мятного чая. Медузия сидела рядом и гладила её по спине, в то время как академик стоял напротив и обеспокоенно наблюдал, переводя взгляд с Тани на Медузию и обратно.

— Это несправедливо… — тихо, с надрывом в голосе сказала Таня.

Она подавила в себе очередной всхлип и сделала новый глоток чая. Глаза, сильно покрасневшие от слёз, ужасно болели, из-за чего она часто моргала. Но сейчас, когда осознание произошедшего накрывало с головой, хотелось найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы вернуть Леопольда сюда. Но лазейка, к огромному несчастью, так и не находилась, и это было… Несправедливо.

Сарданапал пристально вгляделся в её глаза и почувствовал, как сердце пропустило удар. Она с такой надеждой смотрела на него, как будто ждала, что он что-то придумает и скажет ей, что ещё не всё потеряно. Но он не мог… При всём желании не мог.

Академик подошёл ближе к дивану и присел на корточки напротив Тани. Он не знал, что сказать, чтобы её утешить, что сделать… И поэтому сказал то, что чувствовал в данную минуту.

— Ты права, девочка моя, это ужасно несправедливо. И мне очень жаль…

Ему правда было жаль. И он чувствовал себя ужасно виноватым перед ней. Он до последнего надеялся, что Леопольд не появится в Сборной Вечности. Не хотел понапрасну обнадёживать Таню или бередить старые раны. А в итоге пошёл на поводу у Соловья и этим сделал только хуже. Если бы он поговорил с ней и сказал о возможных рисках, возможно, она была бы хоть немного подготовлена морально. Если бы…

— И действительно нет никакой?.. Мы больше никогда?..

Она так и не закончила ни один свой вопрос, очевидно боясь произнести это вслух, но по её глазам и без того всё было понятно. Она всё ещё продолжала надеяться. Даже сейчас, в эту секунду, ожидая его ответа, она продолжала верить. И тем больнее было произносить:

— Прости меня. Мне правда очень жаль, но больше вы с ним никогда не увидитесь.

Таня часто закивала, показывая, что всё поняла, громко шмыгнула носом и вновь припала к чашке. К глазам снова подступали слёзы, и она не в силах была их сдерживать. Она попыталась успокоиться, выпивая чай залпом, но слёзы вновь побежали разгорячёнными дорожками по щекам.

Когда чай в чашке закончился, Таня отставила её на кофейный столик и попыталась взять себя в руки. Но ничего не выходило… Это было выше её сил. Стоило мыслям лишь коснуться недавних воспоминаний, как глаза застилала пелена, а к горлу подкатывал ком. Вот и сейчас, стоило Тане отставить чашку, и она тотчас почувствовала, как в ушах зазвенело и горло сковало от накатывающей истерики. Она поднесла ладони к лицу и зарылась в них носом, издавая приглушённый всхлип, и снова затряслась от рыданий.

Медузия мягко притянула её к себе и крепко обняла. Таня тут же обвила руками преподавательницу за талию и прижалась к ней, продолжая плакать. Ей даже в голову не пришло устыдиться своего поступка. Было ли дело в том, что эта ситуация стала для неё самым большим испытанием, или в том, что они уже дважды оказывались в таком положении и градус доверия нарастал, Таня не знала. Но даже потом, вспоминая, она на удивление не почувствует ни тени стыда или неловкости.

Как будто всё так и должно было быть…

Медузия прикрыла глаза и закусила губу. Видеть слёзы своей дочери было выше её сил. Каждая слезинка отзывалась ноющим порезом на сердце. Ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы уменьшить страдания Тани, но здесь она была бессильна. Даже божественное начало разбивалось в столкновении с реальностью, не в силах справиться с обычной человеческой тоской.

Если бы Таня знала правду… Если бы только знала…

Когда же наступит конец этому чёртовому пророчеству? Когда они смогут просто сесть и поговорить? Рассказать ей всё, чтобы она не мучилась от незнания, насколько она важна?

«…Лишь только найдя в своём сердце покой,

Ребёнок отыщет дорогу домой».

Когда же наступит этот момент покоя? Ей всего лишь пятнадцать… Слишком много тягот свалилось на её плечи. Слишком тяжёлая ноша.

Таня, словно сняв с себя предохранитель, плакала в голос, изо всех сил сжимая в ладонях ткань мантии Медузии. Как будто только это могло удержать её на краю. Как будто это могло её спасти. Как сказала Медузия почти три года назад? «Даже простое объятие может спасти от падения в пропасть». Кажется, именно это она сейчас и делала. Спасала от падения. И где-то в глубине души Таня ясно понимала, насколько сильно благодарна ей за это.

Сейчас она была не доцентом Горгоновой. Сейчас она была той женщиной, которая была Тане ближе всех вокруг. Женщиной, которая помогала ей раз за разом справиться со всеми трудностями. Женщиной, которая, сама того не замечая, стала в её жизни реальной живой материнской фигурой.

Медузия крепко прижимала Таню к себе, успокаивающе гладила её по спине, уже зная наверняка, что лишь этот жест способен был её утешить. Она что-то шептала ей на ухо настолько тихо, что никто, кроме Тани, не смог бы разобрать ни слова, но девочка, очевидно, понимала всё сказанное и с каждым словом становилась чуточку спокойнее.

Сарданапал тихо наблюдал за тем, как Медузия обнимала Таню, и думал о том, что именно так и должно было быть с того самого дня, когда девочка появилась на свет. Каждую проблему, каждую неурядицу, каждую обиду они должны были решать так… Втроём…

Всегда…

Но у судьбы, к несчастью, были на них другие планы.

* * *

Прошло не меньше часа, прежде чем Таня перестала плакать. Она плакала в голос, успокаивалась, затем начинала плакать безмолвно и снова скатывалась в громкие рыдания. И так по кругу… Сейчас же слёзы закончились, а сил на рыдания больше не осталось. Казалось, Таня выплакала всё, что можно было. Она оплакивала всё, что не могла оплакать прежде: смерть родителей, свою нелёгкую жизнь у Дурневых, кучу обид, которые глотала год за годом, свои неудачи и поступки, которыми подвела других… И час, проведённый с отцом на драконбольном поле… С отцом, который ещё даже о ней не знал, но доверился лишь одной догадке.

Она плакала так сильно, как никогда прежде себе не позволяла. Вместе со слезами из неё уходила и боль, накопленная годами молчания. И сейчас внутри не осталось ничего, лишь пустота. Как будто из неё выкачали все эмоции разом. О былых рыданиях напоминали лишь редкие всхлипы, но и они становились всё реже.

Таня чувствовала, как тёплые пальцы Медузии гладят её волосы, и от этого ей становилось спокойно. Именно эта поддержка была ей нужна. Она бы не смогла справиться с этим в одиночку, и она была благодарна, что академик с Медузией забрали её раньше, чем о ней вспомнили друзья.

Размеренные движения Медузии убаюкивали. Таня понимала, что её глаза начинают слипаться, но сил, чтобы разорвать объятия, встать и уйти, так в себе и не нашла. И потому продолжала расслабленно лежать в её руках. Она больше не сжимала в ладонях мантию Медузии, но продолжала обнимать женщину, как будто если бы отпустила её, то ей тотчас пришлось бы окунуться в суровый и жестокий мир. А она была к этому не готова.

Академик ходил по кабинету, раскладывая что-то мелкое на полки, и Таня только сейчас обратила внимание, что весь кабинет был насквозь пропитан запахом не только мяты, как раньше, но ещё и кедра, лаванды и… если сильно прислушаться, то совсем немного вишни. И только сейчас она ясно осознала, что всё это время, что она не замечала академика, он расставлял колбочки со слабым водным раствором и смоченные эфирными маслами кусочки ткани по всему кабинету, чтобы напитать воздух вокруг успокаивающим запахом.

Тётя Нинель часто делала так, когда Пипа начинала истерить. Она разбрызгивала в комнате Пипы масла мелиссы, изредка добавляя розу. Когда Таню переселяли на лоджию, она в такие моменты предпочитала закрываться там от этого изобилия запахов. Она и по сей день ненавидела мелиссу и розы и никогда не пользовалась эфирными маслами. Но сейчас запах в кабинете не был навязчивым и действительно успокаивал. Тане понравилось это сочетание ароматов. Когда она наберётся сил и придёт в себя окончательно, она обязательно выразит своё восхищение и поблагодарит его за эти хлопоты.

А пока она всего лишь прикрыла глаза, вдыхая приятный аромат поглубже, чтобы отпечатать на подкорке своей памяти этот момент… Момент, когда она поняла окончательно и бесповоротно, что не одна в этом мире, и несмотря на то, какими бы тяжёлыми не были испытания, у неё всегда будет кто-то, кто подставит своё плечо.

Медузия продолжала мягко перебирать пальцами волосы Тани, чувствуя, что судорожных вздохов стало заметно меньше.

Она сейчас узнавала в Тане себя. Когда-то давным-давно, когда Сарданапал только привёз её в Тибидохс, она не могла найти общий язык ни с кем. Особенно её донимала Эфра, преподававшая у них тогда арифметику. Та тоже была гречанкой, и отношения у них сразу не заладились. Эфра не упускала возможности напомнить всем, каким даром и вспыльчивостью нрава обладала Медузия и сколько статуй благодаря ей появилось в Греции. Медузия же, не терпящая к себе неподобающего отношения, не упускала возможности разбить какую-нибудь особо любимую Эфрой статуэтку. И так каждый раз. Каждую неделю, что им приходилось встречаться.

Медузия каждый раз сбегала с урока раньше времени, выслушивая сожалеющие оханья в адрес разбитой статуэтки и запиралась в своей комнате, не в силах сдержать слёзы. Она до сих пор не знала, по какой привилегии к ней никогда не подселяли соседей, но её комната так и осталась навсегда только лишь её владениями.

После таких выходок она всегда долго плакала, а потом маскировала магией раскрасневшиеся и опухшие глаза. Тогда она считала, что все так и будут видеть в ней лишь чудовище из Греции. Тогда ей и в голову не могло прийти, что когда-то, спустя три с небольшим тысячи лет, она станет доцентом кафедры нежитеведения, правой рукой академика Черноморова и просто глубоко почитаемым и уважаемым преподавателем. Тогда это казалось недосягаемой мечтой.

И тогда её некому было утешить. С Сарданапалом у них были далеко не такие близкие отношения, как сейчас. Да и не знал он и половины происходящего. Не знал, как Эфра язвила и стремилась уколоть побольнее на уроках. Не знал, как девочки со старших курсов дразнили. Не знал, как донимал её своими приставаниями и ухмылочками прибывший через пару лет Рамзес. А она пыталась в одиночку справиться, считая, что помогать ей никто не станет.

Позже она сдружилась с совсем ещё молодой Ягге, и стало чуть легче от мысли, что есть кто-то, способный тебя понять. Эфра как-то внезапно исчезла из Тибидохса спустя год пребывания Медузии в школе. По слухам, ей предложили преподавать арифметику в Греции, и она согласилась. Тогда Медузия не знала, но сейчас отчётливо понимала, что без помощи Сарданапала дело не обошлось.

Он долго не знал. Ловил её в коридорах, чтобы вызвать очередную улыбку своими рассказами, а потом заметил какую-то закономерность, что Медузия пребывает в плохом настроении строго в определённые дни недели, и прямо спросил об этом. Она тогда долго отнекивалась и бросила лишь короткое: «Я просто не фанат арифметики, только и всего». Сарданапал больше не задал ни одного вопроса, но через несколько дней школа стала нуждаться в новом преподавателе арифметики, и Сарданапал сам взялся давать уроки, пока не найдётся новый педагог.

Он задержался на этой должности на долгие пять лет, а Медузия внезапно заинтересовалась этой наукой. Потом появился новый преподаватель, но из-за возраста учеников и высокого уровня их образованности постепенно отпала необходимость в изучении предметов, которые не имели отношения к магии. Когда в Тибидохс начали набирать на обучение детей, эта потребность вернулась, но все эти лопухоидные науки стали входить в курсы магических предметов.

Медузия этих изменений уже не застала. Последним её учителем арифметики был Сарданапал, который заставил её полюбить эту науку настолько, насколько она ненавидела её при Эфре.

Слёз с тех пор стало меньше, хотя она и не разучилась плакать окончательно. Она долго воспитывала в себе железную выдержку и стойкость к чужим колким словечкам. А пока она только училась справляться, слёзы были её частым гостем. Правда, таким, которого она ото всех скрывала.

Помня то состояние абсолютной ненужности и одиночества, она хотела сделать всё, чтобы её дочь этого не чувствовала. Она видела, как истерика Тани сходит на нет, а дыхание её становится ровным с каждой минутой, и радовалась тому, что в эту минуту та была не одна. Она надеялась, что это хоть как-то смягчит её боль от исчезновения Леопольда.

Медузия почувствовала, как плечи девочки начали слегка подрагивать, и повернулась в сторону, взглядом зацепившись за приоткрытое окно. Она посмотрела на Сарданапала и, дождавшись, когда он плотно заткнёт пробкой флакончики с эфирными маслами, которыми смачивал ткань, тихо прошептала:

— Прикрой, пожалуйста, окно.

Он молча кивнул и вмиг оказался у окна, плотно закрывая створку. В тот же момент загорелся камин напротив дивана. Если бы Таня наблюдала за этим, она бы поразилась тонкости этой магии, поскольку кольцо Сарданапала даже не выпустило искру, а камин в миг наполнил комнату теплом.

Но Таня уже спала и даже не заметила произошедшего. Её хоть и не сразу, но всё отпустило, и она смогла забыться пока ещё неглубоким сном. Сарданапал остановился рядом с диваном и, пристально всмотревшись в Танино лицо, тихо прошептал:

— Кажется, она уснула.

Медузия посмотрела на него, и он тут же поднял на неё взгляд. Она слабо кивнула, соглашаясь с его словами, но взгляд отвести уже не смогла. Она редко заостряла внимание на таких мелочах. Это была больше его прерогатива. Но сейчас она вдруг вспомнила, как точно так же всматривалась в его глаза около двух с половиной тысяч лет назад. В вечер, когда они победили Чуму-дель-Торт. Об истории со сфинксом ещё никто, кроме Древнира, не знал, и ничто не могло омрачить радость победы. Они тогда сидели в кабинете академика на диване, и она, счастливая не только от победы, но и от любви, переполняющей её сердце в тот день, пристально всматривалась в его лицо и улыбалась каким-то своим мыслям.

У него были глаза цвета аквамарина… Такие же чистые и прозрачные. Ей казалось, что если долго смотреть в его глаза, то можно утонуть в этом аквамариновом море.

Она любила этот камень. Её кольцо было с аквамарином, и она всегда считала, что этот камень приносит счастье. Ей он приносил счастье. Это кольцо стало символом её любви. Сарданапал потратил год на его поиски, считая, что никакое другое кольцо ей не подойдёт. И он был прав. Когда он отдал ей кольцо, оно сразу приветливо потеплело на её пальце и послушно исполняло все заклинания. И всегда тонко чувствовало её настроение.

Она только в тот вечер поняла, что всё это время кольцо тянуло её к Сарданапалу не просто так. Значило ли это, что она любила его с самого начала, просто не понимала этого или всё это было простым совпадением? Сталкиваясь каждый день с магией и волшебством ей хотелось верить в чудо. И она верила по сей день.

Прошло столько лет… Веков… Тысячелетий… А она любила его ещё больше, чем в тот день, когда впервые поцеловала. Сидя сейчас в его кабинете, прижимая к груди их дочь, смотря в его глаза… Такие же, как и в тот день… Смотрящие на неё с такой же нежностью и любовью, как и тогда… Она вдруг мягко улыбнулась ему.

— Что? — тихо спросил Сарданапал, мягко улыбаясь в ответ.

Он не мог игнорировать её улыбки. Он так долго добивался каждой из них в прошлом, что сейчас любая внезапная улыбка заставляла его сердце биться чаще. Она редко демонстрировала такие эмоции, и оттого каждое такое проявление нежности было особенно ценным.

— Ничего, — после минутного молчания прошептала она, слегка покачав головой. — Просто… Вспомнила тот день, когда мы праздновали победу над Чумой в первый раз.

Сарданапал присел в подбежавшее тотчас кресло. Совсем близко к Медузии… И мягкая улыбка коснулась его губ. Как будто он тоже отчётливо вспомнил тот день… И тот вечер… И всё, что было после…

— Я помню его… Так, словно это было вчера.

Медузия нежно провела ладонью по спине Тани. Дыхание её было ровным, а дрожь исчезла совсем. Она уснула в её объятиях точно так же, как и в ту ночь после истории с Исчезающим Этажом. Тогда она тоже долго плакала, а потом заснула. Медузии не хотелось её сейчас отпускать. Ей так не хотелось… У них так мало возможности выпадало побыть рядом с дочерью, поэтому каждую лишнюю минуту хотелось отвоёвывать с боем.

— Тебе не обязательно отпускать её сейчас, — словно услышав её мысли, мягко сказал Сарданапал.

Медузия кивнула, понимая, что несколько минут у судьбы она могла отвоевать, но не могла отвоевать больше. Таню следовало отпустить до того, как она проснётся. Она и так будет чувствовать себя неловко, когда вспомнит прошедший вечер. Заставлять её чувствовать ещё большую неловкость было не лучшим решением.

Но хотя бы несколько минут…

— Тот день запомнился мне не только победой над Чумой. Тот день подарил мне всё, о чём я мог только мечтать. Не было только её.

Сарданапал перевёл взгляд на спящую Таню и нежно улыбнулся кончиками губ. Девочка спокойно спала в объятиях матери, даже не подозревая об этом. Так, словно не было прошедшего дня. Не было тяжелейшего испытания. И Сарданапал лишь на мгновение… Одно блестящее мгновение представил, что они были обычной семьёй, и их дочь заснула на руках матери от обычной усталости, а не от долгих слёз.

Сарданапал был прав. В тот день окончания войны они получили всё, о чём могли мечтать. Медузия не раз об этом думала. Эта война отняла у них многое, но если бы не она, они бы так и не поняли, насколько были важны друг другу. Она бы не поняла… Наверняка ещё очень-очень долго…

Сейчас, по прошествии времени, она знала, что любила его ещё задолго до того дня… Задолго до начала войны. Но тогда она этого не осознавала в полной мере. После Персея она вообще считала, что больше никогда никого не сможет полюбить. Она была уверена, что никогда больше не сможет никому довериться… Но она смогла. Она поняла это в тот день, когда случайно прикоснулась к нему и не вздрогнула. И в этом была его заслуга. Целиком и полностью. Он долгие века выстраивал по крупицам её доверие. Склеивал осколки хрусталя, на которые она рассыпалась после предательства Персея. Долго и кропотливо. Раня руки в кровь. Но он склеил её настолько бережно и аккуратно, что сейчас даже трещинок на её когда-то разбитом сердце не осталось.

Он всегда был таким. Вечно оберегающий и переживающий за неё академик. Как будто она была всем для него. Самым ценным сокровищем в его жизни. И рядом с ним она постепенно расцвела. И далеко не сразу заметила, насколько сильно прикипела к нему. Позже Медузия сравнивала их отношения с одним из лопухоидных открытий. Ей нравился пример со сплавами металлов. Если два бруска разных металлов скрепить вместе и оставить на несколько десятков лет, то частицы обоих проникнут друг в друга, образуя единый сплав. Ничто и никогда не сможет их разделить.

Так было и с ними. Медузия уже давно не могла представить их порознь. В ней было так много его, так же, как и многое от неё жило в нём. Они были тесно спаяны, и разъединить их уже было невозможно. Они давно уже были чем-то единым.

В тот день, когда закончилась война, она впервые поняла это. В тот миг, когда искала его по всему замку и молилась всем Богам… Только бы выжил… Тогда она впервые осознала в полной мере, что боится его потерять. И когда она увидела его у главного входа в замок… Оглядывающегося по сторонам… Ищущего кого-то, словно слепой котёнок. Тогда она поняла, что не может и не хочет больше терять время, которое может провести с ним. Поэтому тот поцелуй был таким спонтанным и резким.

Он был далёк от романтики и нежности. Не было никаких бабочек внутри или какого-то волнения и трепыхания сердца. Они просто были нужны друг другу. И тот поцелуй был тому доказательством. Она чувствовала в нём этот страх. Страх потерять её… Страх, что война отнимет их друг у друга. Она чувствовала… Потому что испытывала то же самое.

— Ты прав. Войны отняли у нас слишком много… Но вопреки всему они же дали нам самое ценное. Друг друга и… её.

Когда они узнали о том, что ждут ребёнка, война ещё даже не началась. Тогда лишь все опасались, но никто не говорил о надвигающейся войне. Нежить начинала кучковаться в подвалах, и в магзеты просочилось имя Чумы-дель-Торт. Никто не знал, кто это и насколько она опасна. Все надеялись, что всё затихнет так же спокойно, как и разгоралось.

Но время шло, нежить собиралась в большие стаи, а Чума нападала. Чета Гроттеров укрылась в глубине тайги, в маленьком обветшалом домике. Леопольд хотел изобрести что-то, что поможет в этой войне. Что-то, что сможет защитить. Он был гениальным учёным, но плохим воином. А ещё он хотел помогать людям.

История повторялась. Когда о могуществе Чумы-дель-Торт стали говорить откровенно, Сарданапал сразу же отправил учеников в лопухоидный мир. Самых младших — принудительно и без исключений. Тех, кто был постарше — путём долгих разговоров и обещаний, что им разрешат вернуться, но не позволят воевать. Остались только магспиранты, которые на любые попытки выслать их из школы принудительно упрямо говорили: «Я уже совершеннолетний, и вы не можете мне указывать».

Лео как раз-таки был из числа последних, но с ним Сарданапалу хотя бы удалось договориться. Он на самом деле был гениальным учёным и мог помочь им своими изобретениями. На этом Сарданапал и сыграл, попросив его уехать подальше, скрыться от Чумы и вплотную заняться научными изысканиями.

Медузию он попытался отправить следом, но она не поддалась на его уговоры. Она помогала Ягге в магпунгте, с тех самых пор выучившись основам магической медицины и научившись профессионально накладывать заживляющие чары и выращивать костеросток. Ягге до сих пор говорила, что в то время многие выжили благодаря их слаженной работе. В одиночку поставить всех на ноги было невозможно, а вдвоём они отвоевали у войны на несколько десятков жизней больше.

Лишь на пятом месяце беременности Медузия пошла на поводу у Сарданапала и уехала к Гроттерам. Он долго её об этом просил, но она боялась оставить его одного. Лишь когда Таня начала шевелиться, её запал слегка поугас и она согласилась. Он отправил письмо Гроттерам и на следующий же день получил в ответ:

«Мы с Софьей с радостью встретим у себя Медузию Зевсовну. И сделаем всё возможное, чтобы защитить её и вашего ребёнка. Можете быть уверены.

Искренне уважающий вас,

Леопольд Гроттер».

В тот же день она отправилась к ним в тайгу. Софья и Леопольд были единственными, кроме Ягге, кто знал о них с Сарданапалом и о её беременности. Так уж вышло. Четыре месяца она прожила у них в полном спокойствии. Война до тех мест так и не дошла. А тем временем в Тибидохсе продолжались бесконечные сражения. Сарданапал писал ей так часто, как только мог. Обычно это были короткие послания, в которых он говорил, что с ним всё было хорошо и они надеются на скорейшую победу. Иногда — гораздо реже — когда Чума отступала и у них появлялось несколько дней передышки, он писал ей большие письма. Она до сих пор хранила их в своей шкатулке.

А потом в Тибидохсе наступили долгие недели затишья. Чумиха собиралась с силами, чтобы ударить с ещё большей яростью. Именно в один из таких дней ему пришло короткое письмо от Леопольда… Даже не письмо, а какой-то клочок бумаги, исписанный корявым почерком:

«У вас скоро родится ребёнок. С Медузией Зевсовной всё хорошо, но она грозится превратить меня в сороконожку, если я не отправлю вам это письмо.

С наилучшими пожеланиями,

Леопольд Гроттер».

День рождения Тани стал самым счастливым днём для них обоих. Они смотрели на новорожденного младенца и не могли поверить в собственное счастье. За окном снег шёл большими хлопьями. Был разгар зимы. И никакой войны. Они позволили себе так думать ровно сутки. А потом Сарданапал вынужден был вернуться в Тибидохс, а Медузия с Таней остались у Гроттеров. Софья постоянно просила подержать Таню на руках и помогала Медузии с малышкой. Даже Леопольд любил от случая к случаю с ней нянчиться.

Однажды, когда у Тани начали резаться зубы, она плакала днями и ночами, и Медузия, укачивающая её и готовящая сутками разные отвары, способные снять боль, уже валилась с ног, и Леопольд предложил ей поспать несколько часов, пока он посидит с малышкой. Он забрал малютку к себе в лабораторию и показывал различные фокусы с зельями.

Она всегда будет бесконечно благодарна Софье и Леопольду за их помощь.

Так они и прожили около года. Сарданапал приезжал несколько раз, но не мог оставаться надолго. В магическом мире кипела война и угасать не собиралась. У Гроттеров было безопасно, и он цеплялся за это, как за спасительную соломинку.

Когда от него месяц не было вестей, а Медузия изводила себя догадками, Софья предложила ей слетать в Тибидохс, пока Таня побудет с Гроттерами. Это было самым тяжёлым решением. Она не хотела оставлять дочь, не хотела подводить Гроттеров… Но неизвестность, съедающая заживо, не давала покоя. Медузия отправилась в Тибидохс, не зная, что Чумиха, прознавшая про новое изобретение Леопольда, способное открыть Жуткие Ворота, готовится напасть на домик в тайге.

В тот день закончилась война… В тот день погибли Гроттеры… В тот день Таня одолела Чуму…

Медузия долго потом думала о том, что было бы, если бы она осталась. Были бы живы Гроттеры?

Она всегда будет им благодарна… Ещё и за то, что они спасли её дочь.

Драконья кожа имеет безграничную память. Когда Сарданапал вернул Таню в Тибидохс, он привёз её в футляре от контрабаса Феофила Гроттера. Медузия знала, что, стоит ей прикоснуться к футляру, он покажет то, что произошло накануне. Она знала, что это будет больно, но не смогла сдержать своего желания увидеть бывших учеников, ставших за последний год ей семьёй. Хотя бы в последний раз…

Когда она прикоснулась к тёплому футляру, перед глазами тут же мелькнула лаборатория Леопольда и испуганное лицо Софьи. Картинки в голове побежали словно на быстрой перемотке. Вот Софья стоит перед Леопольдом с плачущей Таней на руках. В голове отозвался строгий и решительный голос Лео:

— Забирай ребёнка, уходите отсюда. Я задержу их.

Напуганный, но в то же время упрямый взгляд Софьи. Лёгкое покачивание головой, словно говорящее: «Нет». И последовавшее за этим:

— Мы не успеем уйти, они уже на подходе.

Медузия никогда не сможет забыть этот обречённый взгляд Леопольда, понимающего, что не сможет спасти всех.

— У меня только один талисман. — Слова были произнесены надломленным голосом. — И я даже не знаю, работает ли он так, как должен. Было бы хотя бы пару часов, я бы попытался по образу и подобию сделать ещё один такой же, но у нас... Я не…

Он всегда начинал глотать окончания фраз, когда сильно волновался или нервничал, и сейчас в итоге замолк, пытаясь найти хоть какую-то возможность, чтобы спасти всех. Он всегда был идеалистом, но именно это и отличало его от сотни и тысяч других.

Софья прикоснулась ладонью к его щеке, заставляя посмотреть ей в глаза, а затем оставила лёгкий поцелуй на губах и прошептала:

— Т-ш-ш... Всё будет в порядке. — Ещё один поцелуй и громкий приговор. — Мы должны защитить ребёнка. А я буду с тобой. Как и всегда. Что бы ни случилось.

Тихое «Я люблю тебя» было последним, что услышала Медузия, когда резко отдёрнула ладонь, словно обжёгшись.⁽¹⁾ Именно тогда она поняла, что футляр не просто сделан из драконьей кожи… Это был сам заколдованный дракон. Только живой дракон, хоть и заколдованный, мог передавать воспоминания в такой поразительной детальности.

Она ещё долго не могла оправиться от увиденного. Они пожертвовали собой, чтобы спасти их с Сарданапалом дочь… И это навсегда отпечаталось глубоким порезом на сердце. Она была благодарна ровно настолько, насколько скорбела по ним.

— Она — то, что мы выиграли в той войне. Ты — то, что я выиграл в первой. За вас обеих стоило сражаться, — тихо прошептал Сарданапал, заставив её вынырнуть из своих воспоминаний.

Медузия мягко улыбнулась его словам, посмотрела на Таню, которая спала сладким сном, и подняла взгляд на Сарданапала.

Чистый, как небо, аквамарин встретился с блестящим на солнце изумрудом.

Смотря в его глаза, Медузия подумала, что за их семью определённо стоило бороться. За Таню стоило бороться. И они будут. Сколько бы времени не потребовалось, сколько бы лет не прошло, пока это чёртово пророчество не свершится полностью, они будут бороться за то, чтобы в конце концов стать одной семьёй.

1) Иллюстрация к сцене: https://drive.google.com/file/d/1nB9jFlvwEhrF8iRVhd0ifk6XEIeHZJFr/view?usp=drive_link

Вернуться к тексту