Вкус Сахары. 2. Вторжение (джен)

13 сентября 1950 г.

Белла проснулась рано утром с ощущением, что жизнь наконец-то повернулась к ней лицом. Всё время, что она прожила в этом столетии, её не оставляло одно поганое чувство: что она, как изящно выражаются люди двадцать первого века, «отстой». Причём полный. И никуда не годный. Может, и не для окружающих, но для себя уж точно. Возможно, оттого, что, когда любишь кого-то, а сама для него интереса не представляешь от слова совсем, иногда самооценка плавно понижается до той самой пресловутой отметки, как бы ты ни противилась этому. И тогда приходится принимать решение: терпеть это и дальше в надежде, что со временем что-нибудь да изменится, либо повернуться к прошлому спиной и начать двигаться в каком-то другом направлении.

Но сегодня что-то изменилось. То ли потому что Белле отстоем себя ощущать надоело, то ли оттого, что с утренними лучами солнца в её комнату проникла улыбка бога. А может, просто слёзы кончились.

Белла умылась, оделась (да, в ту же юбку и блузку — другой-то нет!), выпила чашечку кофе с госпожой Мирт и её супругом, господином Хаммади. И неожиданно для себя решила сходить на тот самый рыночек под окном. Ну, хотя бы персик купить, что ли. Или цветок в горшке.

Вернувшись к себе на минуту, она полезла в рюкзак за деньгами и пальцами нащупала жёсткий конверт с красной сургучной печатью. Минута размышлений понадобилась волчице, чтобы вспомнить наставление господина Фариса вскрыть его по возвращении в Каир. И как это забылась такая важная деталь!

Белла нетерпеливо вскрыла послание. Из конверта выскользнула небольшая карточка, исписанная чётким, ровным, почти каллиграфическим почерком. «Мелвин Данн. Эль-Гиза. Адрес… Номер телефона…». Просто буквы. А за ними, если вдуматься, судьбы.

У отца Беллы и Алекса когда-то был младший брат Мелвин, переехавший в Штаты ещё прежде Джозефа. Белла видела его всего раз — молодого, смешливого, задорного, острого парня. Такие идут по жизни с посвистом, ничего не боясь, но сторожко оглядываясь. А потом он пропал. Просто пропал, и всё тут. Отец, уже работавший в Секретной службе, пытался выяснить хоть что-нибудь о брате. Но тот как будто исчез с лица земли. По неведомой причине все данные были засекречены, а розыски запрещены на федеральном уровне.

И вот — Мелвин Данн. Эль-Гиза. Можно расценить это как дурную шутку, если не знать, что Регенты не шутят никогда. Если это правда, значит, дядя Мелвин попал сюда тем же путём и по той же причине, что и его племянники. Знали ли Регенты, что ей понадобится здешнее родство? Вполне возможно. Знали ли они, что Алекс сгинет в Запечатанном городе? Должно быть. Иначе чем объяснить наставление вскрыть письмо только по возвращении в Каир? Но почему они молчат? Неужто им плевать, что Алекс погиб? Его отправили сюда, чтобы уберечь от смерти в 2009-м, а он всё-таки погиб — в 1950-м. Что ж, даже Регенты не всесильны. У него, по крайней мере, было ещё десять лет жизни. А сколько есть у неё?

Белла вышла в холл гостиницы, подошла к столу рессепшиниста (которого в отеле, конечно же, не было) и набрала номер, сверяясь с карточкой.

Ей ответил некий мужской голос.

— Доброе утро, — сказала она по-английски. — Могу я услышать мистера Мелвина Данна?

— Чем могу помочь?

— Дядя Мелвин?..

— Белла?..

* * *

Интересно, думала Белла, засовывая своё ничтожное имущество обратно в рюкзак, какой он теперь, дядя Мелвин? Как живёт? Есть ли у него семья? Когда она позвонила, в его голосе прозвучали одновременно и тревога за неё, и облегчение. Регенты сообщили ему о прибытии племянников. Это избавляло от всякого рода сомнений при идентификации их личности, говоря языком бюрократов.

В дверь постучали — три удара с коротким интервалом. Так стучит тот, кто пришёл по конкретному делу. И поскольку горничная обычно стучала по-другому, а новая постоялица заселилась лишь сегодня утром, Белла открыла сама. И замерла.

— Орхан…

— Белла.

Она сделала приглашающий жест. На этот раз пауза вышла недолгой, но его визит всё равно стал неожиданностью, потому что, в принципе, не имел предпосылок.

Орхан остановился почти на середине комнаты и, закрыв за ним дверь, Белла подошла тоже. И тогда, за одно мгновение, догадка как вспышка света осенила её: он здесь ради неё.

Она не успела осознать, в какую долю секунды исчезла в его руках. Орхан обнял её так крепко, почти рывком прижав к себе, что Белле показалось, будто она вся погрузилась в его тело. Она только обхватила обеими руками всё, что сумела обхватить. Как в сказках говорится: твоё всё, что сможешь унести за один раз.

При росте в почти метр девяносто, крепком сложении и широком развороте плеч Орхан вовсе не производил впечатление «шкафа». Напротив, движения его были аккуратными и даже исполненными мужественной грации. Он был красив во всём, а запах его кожи казался волчице самым сладким, что бывает на свете. Орхан был одет в привычный тёмный наряд, но без чалмы, свободным концом которой, как и его люди, в песках закрывал лицо по самые глаза. Чистые кудри рассыпались по плечам. Это всё она заметила единым взглядом, пока отвороты халата из египетского хлопка не заслонили от неё всё остальное.

— Наша любовь невозможна, — она услышала голос Орхана где-то над собой. — Но я люблю тебя с первого дня и всегда буду любить.

— Истинная любовь сильнее любых препятствий и условностей, — ответила Белла, запрокидывая голову, чтобы посмотреть в дорогие глаза, — карие, не слишком тёмные и не слишком светлые, а такие — в самый раз. В нём всё было таким — в самый раз.

Их губы впервые встретились. Поцелуй был медленным, нежным, сладким и приправленным чуть заметной горчинкой неопределенности.

— Любимый…

Он погладил её по волосам и мягко заметил:

— Тебе нельзя жить одной — это тебя скомпрометирует.

— Я не одна, — Белла нехотя высвободилась из его объятий и показала карточку. — Через час приедет мой дядя. Он хочет, чтобы я переехала к нему.

Орхан взял листок, внимательно прочитал и кивнул.

— Ты знаешь его? — сама не зная зачем, спросила Белла. Смешной вопрос: разве все каирцы обязательно должны быть знакомы?

— Да.

Вспомнив о чем-то, Орхан вытащил из-за пазухи похожий лист бумаги и протянул Белле. Ей не хотелось отвлекаться от гораздо более важного разговора, но она решила на секунду отвести взгляд от любимого человека. На листке было написано: «Вылетаем завтра. Луис».

— Мы в последний раз говорим наедине, — произнёс Орхан, поцеловав её в лоб. — Иначе твоё имя будет ославлено.

От этих слов у Беллы слёзы чуть не брызнули и даже голос слегка дрогнул:

— Это значит, что мы больше не увидимся?

— Увидимся. Но только при свидетелях.

— Когда?

— Скоро. Я обещаю. Да сбережет тебя Аллах, жизнь моя.

Орхан исчез в дверном проеме, не обернувшись, точно его здесь и не было. «Я не перестану любить тебя даже после смерти!» — прошептала оборотница, улыбаясь сквозь слёзы.

* * *

Полчаса спустя

Слушая в трубке всхлипывания Лайми, Белла горько усмехнулась:

— Я не защищаю её. Единственное, что можно сказать в оправдание Лори, — она находилась под действием сразу двух артефактов. Это тяжкое испытание, и она его провалила. Я не знаю, хватит ли у неё духу сказать тебе всю правду. И достанет ли у тебя сил отпустить её невредимой. Поступай, как сочтёшь нужным.

— А ты? — Лайми шумно высморкалась. — Простила?

— Бог простит.

— Когда ты вернешься домой?

— Я пока не готова. У меня ещё есть тут дела.

— Хорошо. Не пропадай, и… Беллз!

— М?

— С Днём Рождения!