Золотые цепи (гет)

Руки Андрианны дрожали от волнения — сегодня ей предстояла беседа с прелатом, в результате которой станет ясно, благословляет ли церковь Элара союз короля с девицей Андрианной Казицини, что родом из провинции Шелярта. И с каждым последующим мгновением Андрианне всё сильнее казалось, что она упадёт замертво от стыда и отчаяния прямо в соборе, если прелат не одобрит её кандидатуру.

Сеньора Маргрете считала — и говорила, пусть и не вполне прямо, — что благословлять Андрианну на роль королевы определённо не следовало. Дяденька Сержиус, улыбаясь и подмигивая, уверял, что прелат во всём Эларе не сумеет сыскать девицы более достойной для этой роли. Сеньора Каталина по сто раз проверяла у Андрианны знание молитв (и каждый раз находила его вполне удовлетворительным, пусть и не столь безупречным, как хотелось бы) и сама возносила мольбы к небу, чтобы Андрианна вышла замуж за короля. А Марийка — дорогая верная Марийка — пылко пообещала, что, если беседа с прелатом пойдёт не по плану, немедленно отвезёт Андрианну в Шелярту, к пану и пани Казицини.

От волнения, от сжимающего сердце ужаса хотелось расплакаться. Только вот плакать было нельзя (показываться на глаза прелату с красными и опухшими от слёз глазами, кажется, не стоило), топать ногами, срываясь на служанок, было нельзя (в конце концов, служанки не были хоть в чём-то виноваты, и Андрианна чувствовала бы себя последней мерзавкой, если бы позволила себе срываться на окружавших её девушек просто из-за плохого настроения), да и просить сеньору Маргрете перенести встречу с прелатом хотя бы на день-два было нельзя (сеньора Маргрете попросту сочла бы Андрианну не подходящей для столь прекрасной партии). И Андрианна старалась улыбаться, старалась сдерживать просившиеся наружу слёзы, старалась выглядеть безмятежной и очаровательной ровно настолько, чтобы не показаться холодной или вульгарной.

Всего этого словно бы было недостаточно для сеньоры Маргрете. Сеньора Маргрете считала, что Андрианна прикладывает слишком мало усилий, чтобы быть похожей на тот идеал знатной сеньориты, что существовал в Элленгорне. Сеньора Маргрете считала реверансы Андрианны слишком неуклюжими, манеры — слишком провинциальными, голос — слишком тихим, а речь — слишком невнятной, а саму Андрианну, казалось — слишком глупой и слишком чувствительной.

Только вот об этом всём не следовало сейчас даже думать, чтобы не разрыдаться ненароком.

Сегодня утром Андрианне помогли одеться в персиковое с золотом платье — похожее на то, что было на ней в день вручения брачных даров от короля, и всё же другое, — но теперь поверх платья Андрианны наброшена была ещё узорчатая синяя накидка с капюшоном — чтобы прикрыть волосы, когда нужно будет переступить порог храма. Обута же Андрианна почти по-домашнему — так, чтобы легко было снять с себя туфли (ещё один элленгорнский обычай, которого Андрианна никак не могла понять), прежде чем пересечён окажется порог капеллы...

В Шелярте никогда не приходилось снимать обувь в церкви, почему-то подумала Андрианна несколько смущённо. Но, впрочем, и порог капеллы — в Шелярте ею обычно, даже в соборе, служила небольшая комнатка, в которой бывало лишь духовенство, — Андрианна никогда прежде не переступала. Но здесь, в Элленгорне, традиции (даже те, что касались церковных обрядов), казалось, были иными.

Андрианне становилось всё боязнее, всё волнительнее с каждой минутой. Каким ксанин окажется прелат? Добрым и улыбчивым как каплан Франчишек или суровым и неразговорчивым как каплан Рафал?.. Согласится ли элленгорнский прелат принять в королевы девчонку из глухой провинции, когда наверняка среди столичных знатных красавиц достаточно желающих заполучить короля в мужья да сей титул? Хотелось искусать губы или хотя бы приняться теребить завязки накидки, но Андрианна, если ей хотелось выйти замуж за короля, не могла себе позволить и этой малости. Оставалось только изо всех сил стараться не расплакаться да тайком теребить запястную ленту.

О, щёки Андрианны до сих пор пылали от стыда всякий раз, стоило вспомнить день принесения брачных даров! Тогда Андрианне пришлось на пару секунд, стоя на парадном крыльце дяденькиного дома, обнажить своё правое запястье перед всеми: дяденькой, дуэньями, королевскими посланниками... И почему нельзя было обойтись без этого унижения, которое теперь не давало Андрианне спокойно спать по ночам?

В Шелярте же обходились без этого! Супруг Людмиты, Борис, просто пришёл с поклонами к папеньке и маменьке, попросил руки и сердца Людмиты и смиренно выждал положенных три недели, в которые родители невесты могли определиться с ответом. Почему в случае Андрианны всё не могло совершиться так же просто?.. Почему Андрианна обязана была проходить через смущающие элленгорнские традиции?..

Произносить это вслух, пожалуй, не следовало — сеньора Маргрете непременно напустилась бы на неё, не преминув напомнить, что женихом Людмиты был простой шеляртский пан, тогда как Андрианна собирается выйти замуж за короля самого Элара. И Андрианна молчала. Только пальцы её с каждым мгновеньем, что приближало столь пугающую беседу с прелатом, дрожали всё сильнее и сильнее.

Карета была уже подана. Ещё пару минут, и нужно будет сделать ещё один шаг к своему замужеству. Дуэньи и служанки хлопотали где-то рядом, но Андрианне отчего-то казалось, что вся эта суета вдали от неё. Или же — это она далеко-далеко. В родной Шелярте, подле маменьки и папеньки, а не рядом с неприятной сеньорой Маргрете, которую беспокоили лишь Андрианнины манеры, но не движения её сердца.

Сопровождать Андрианну должна была сеньора Маргрете — об этом стало известно ещё намедни, и известие это, надо заметить, не слишком-то Андрианну обрадовало. Опять ей придётся находиться рядом с нелюбимой дуэньей и терпеть её придирки! Опять у Андрианны не будет возможности расслабиться хотя бы на минуточку! Стоило ли говорить, что всё это не добавляло Андрианне уверенности в себе и хорошего настроения?

И почему, спрашивается, Андрианну не могла сопровождать сеньора Каталина?.. Сеньора Каталина, может, и переживала не меньше воспитанницы, но хотя бы не изводила каждую минуту замечаниями по поводу и без повода.

Андрианна тихонько вздохнула — постаралась сделать это незаметно, неслышно, — и вновь попыталась унять дрожь в руках. Прелат вряд ли оценит, если Андрианна от переизбытка чувств потеряет сознание. Только как же трудно оказалось приводить мысли и чувства в порядок, когда на душе было так неспокойно!..

— Перестаньте так трястись, панна Андрианна! Просто будьте собой! — шепнула рассудительная Марийка на ухо Андрианне, когда сеньора Маргрете отвлеклась, чтобы переговорить о чём-то с дяденькой Сержиусом. — Коль уж король вам действительно суженый — понравитесь прелату, и станете замечательной королевой. Ну, а коль не ваш он суженый — так и замуж идти не стоит.

Андрианна слабо улыбнулась и робко кивнула Марийке. Да, наверное, она была права... Если суждено Андрианне оказаться подле короля и принести ему брачные клятвы — всё сладится само.

И всё же — какое это будет унижение, если прелат не согласится благословить Андрианну на брак с королём!.. Как тогда Андрианне смотреть в глаза дяденьке, папеньке с маменькой и сёстрам?.. Тогда ей останется сбежать тогда только, разве что, с верной Марийкой куда-нибудь далеко-далеко, где сердце изноется от тоски по близким... Нет! Думать об этом не хотелось. Андрианна вздохнула тихонько вновь. На этот раз чуда не произошло — сеньора Маргрете, кончившая говорить с дяденькой, услышала вздох, и губы её едва заметно дёрнулись от недовольства.

Зашуршали жёлтые юбки, и сеньора Маргрете оказалась подле Андрианны. От сеньоры Маргрете пахло душными элленгорнскими благовониями. От женщин Шелярты так не пахло, с грустью подумала Андрианна, вспоминая маменьку и многочисленных знакомых пани. От женщин Шелярты пахло молоком, хлебом, иногда — свечным воском... Уютом. И запахи эти были едва слышные, робкие... Элленгорнские же благовония сеньоры Маргрете на Андрианну производили тяжёлое, гнетущее впечатление...

— Нам уже пора, Андрианна! — поправляя жёлтую кружевную накидку на голове, напомнила сеньора Маргрете, и равнодушный её тон приводил Андрианну едва ли не в отчаяние. — Для королевы нет ничего хуже недостаточной пунктуальности. И вам следует это учитывать, если вы хотите понравиться прелату, а после — придворным.

Андрианна забралась в карету (не без помощи верной Марийки). Сеньора Маргрете села в карету следом. Должно быть, не коснувшись руки Марийки даже кончиком пальца — как и каждый раз прежде. Это всегда казалось Андрианне странным — то, как ксанин в дяденькином доме шарахались от Марийки, словно она была повинна в чём-то страшном.

В карете благовония сеньоры Маргрете ощущались ещё более удушающими, нежели прежде. Странно... В Шелярте Андрианне нравился запах элленгорнских масел, но здесь, в столице от того же запаха болела голова. Может быть, всё это происходило оттого, что Андрианна тосковала по дому сильнее с каждым новым днём, тем более, что писать письма по-простому, как раньше, теперь не дозволялось...

— Желаю благоволения небес вам обеим, — с улыбкой произнёс дяденька Сержиус, прежде чем захлопнуть дверцу кареты.

И Андрианна успела лишь слабо ему улыбнуться, прежде чем карета тронулась. Невесёлые мысли вновь завладели вниманием девушки.

Андрианна и сеньора Маргрете ехали в собор. В главный собор Элленгорна — у Андрианны, как назло, совсем вылетело из головы, как тот назывался. Впрочем, это, кажется, было не важно. Важным являлось только то, что Андрианне необходимо было понравиться прелату — показать себя скромной, набожной (впрочем, не чрезмерно — сеньора Маргрете за вчерашний день подчеркнула не единожды, что даже в таком аспекте как религиозность будущей королеве стоило знать меру), почтительной, трудолюбивой и добронравной. Марийка намедни пошутила, что во всём Эларе не найдётся ни единой девушки, что могла бы соответствовать всем требованиям одновременно и быть при этом ещё жизнерадостной, ласковой и живой.

А ещё важно было не забыть, когда снять обувь, куда её поставить, как поклониться, как сесть перед прелатом, как обращаться к нему, что и как отвечать (и ни в коем случае не начинать говорить прежде, чем заговорит прелат, за исключением первого титулования при поклоне и целовании рукава одеяния), как встать после завершения беседы, как вновь поклониться прелату... Всевозможных нюансов было так много, что Андрианна не могла почувствовать себя в достаточной мере уверенной и спокойной.

— Возьмите мой платок, раз уж вам так надо что-то теребить, — сказала сеньора Маргрете, и Андрианна только тогда увидела, что сминала пальцами ткань своей юбки. — Вернёте, когда войдём в собор.

Тон сеньоры Маргрете был привычно холодным, и всё же Андрианна почувствовала к дуэнье благодарность.

— Да, сеньора Маргрете, — ответила Андрианна, приняв из рук дуэньи носовой платок. — Спасибо.

Сеньора Маргрете лишь молча кивнула.

Элленгорнский кафедральный собор производил впечатление. Он был совсем не похож не только на приходскую церковь рядом с имением семьи Казицини, но и даже на собор в самом центре Шелярты. Подумать только — когда-то шеляртский собор казался Андрианне таким огромным и величественным, что просто дух захватывало!.. Но по сравнению с элленгорнским он был крохотной скромной церквушкой.

Он был огромный, высокий, словно ажурный на вид, с множеством заострённых кверху арок, самых разных скульптур и барельефов (худощавых людей в каменных одеждах, причудливых зверей, каких, наверное, во всём Эларе не сыскать, цветов) всех форм и размеров... Посреди фасада красовалось огромное круглое окно, отдалённо напоминающее цветок.

Внутри собор оказался не менее роскошен. И каким же воздушным, лёгким он казался, несмотря на свои размеры!.. Андрианна не могла удержаться, чтобы не начать разглядывать причудливые своды, каких не бывало в шеляртских храмах, барельефы и чудесные витражи в высоких узких окнах, и словно плетёные каменные колонны... А пол? Какой чудесный здесь был пол! Андрианна шагала по чудесным узорам, почти картинам, и пыталась разглядеть и запомнить каждый образ, каждый узор, каждую линию...

— Умоляю вас, Андрианна, идите быстрее и ступайте легче, а не словно табун лошадей, — едва слышно одёрнула её сеньора Маргрете, когда Андрианна замешкалась, засмотревшись на выложенный разноцветными камнями узор в виде лабиринта.

— Да, сеньора Маргрете, — привычно произнесла Андрианна заученные слова и постаралась шагать быстрее.

Шли они быстро. Сеньора Маргрете — почти бесшумно, только юбки её платья шуршали. У Андрианны шагать бесшумно не получалось, как она ни пыталась, и в какой-то момент Андрианна решила сдаться, вспомнив марийкины слова. Если уж Андрианне действительно суждено стать королевой, стук каблуков едва ли способен помешать ей в этом. Не стоит слишком сильно волноваться об этом сейчас — когда Андрианна всё равно не сможет ничего сделать. Только разволнуется больше, чем следует, и тогда точно не сумеет понравиться прелату.

Андрианна и сеньора Маргрете прошли через весь собор (не считая, разве что, алтарной части), свернули в крытую галерею, витражи в которой смотрелись особенно чудесно, и остановились около резных дверей. Рядом находилась очень низенькая — чуть выше андрианниных лодыжек — каменная скамеечка.

— Оставьте обувь здесь и ступайте, — скомандовала сеньора Маргрете шёпотом, кивнув на скамеечку, и Андрианна покорно разулась, оставшись босиком. — Я буду ожидать вас здесь.

На каменном полу стоять босиком было зябко. Андрианна неловко толкнула одну из резных дверей, и та отворилась, пропуская её в капеллу. Тут было ещё более холодно. И почему-то — душно. В центре капеллы стояли три золотых саркофага, их Андрианна увидела сразу, как только вошла. Кто покоился здесь?.. Андрианна, припомнив смутно уроки сеньоры Маргрете, поняла, что здесь были упокоены королева Иденна, король Илдвайн и король Аелл. Находиться рядом с мертвецами — пусть и умерли они давным-давно, когда Андрианны и на свете-то не было, — было не по себе, и Андрианна постаралась не смотреть больше на пугавшие её саркофаги.

Она шагнула дальше, стараясь идти неспешно, и в то же время — не слишком медлить.

В капелле сидел прелат в расшитых золотом белых одеждах. За ним, за резной конторкой, стоял высокий белокурый мужчина в красном. Перед мужчиной в красном лежала раскрытая книга с пустыми пока листами и стояла золотая чернильница, а в руках он держал перо. Писарь, должно быть, сообразила Андрианна, и больше в сторону мужчины в красном старалась не смотреть.

— Ваше преосвященство, — дрожащим голосом обратилась Андрианна к прелату и наклонилась, чтобы поцеловать край его длинного рукава.

Прелат жестом показал Андрианне, что она может сесть на небольшой ковёр, располагавшийся у ног прелата. Андрианна послушно села, стараясь сделать это столь же изящно, как получалось у сеньоры Маргрете во время тех утомительных тренировок, которым Андрианну подвергли в последние несколько дней. Достичь того же уровня изящности и изысканности у Андрианны никак не получалось, впрочем, она лелеяла робкую надежду, что выходило всё же не столь дурно, как порой твердила нелюбимая дуэнья.

— Как ваше имя, дитя, и сколько вам лет? — поинтересовался прелат приятным поставленным голосом, и Андрианна, из шеляртских представлений о скромности стараясь смотреть лишь на подол одеяний прелата, тут же назвала и своё имя (и род — сеньора Маргрете подчеркнула, что следует обязательно сказать, из какой она семьи), и то, что ей недавно исполнилось сорок пять.

Писарь заскрипел пером. От этого скрипа хотелось съёжиться, высказать недовольство или хотя бы нахмуриться, но Андрианна молчала, стараясь сохранять при этом самое доброжелательное выражение лица, на которое только могла, учитывая противный звук, издаваемый пером и без того расшатанные нервы.

— Позвольте мне на вас взглянуть, дитя, — попросил прелат, и Андрианна покорно подняла на него взгляд, не решаясь, впрочем, заглянуть его преосвященству в глаза.

Прелат чуть наклонился к ней, осмотрел долгим оценивающим взглядом, под которым Андрианне стало несколько неуютно. Её осматривали внимательно, долго, так, будто бы искали малейшие изъяны и недостатки в её лице, глазах, волосах... Словно недостаточно было сеньоры Маргрете с её придирчивым взглядом, что, казалось, следовал за Андрианной по пятам, куда бы Андрианна ни пошла.

Сердце забилось чаще. А вдруг прелату не понравятся рыжие волосы Андрианны? Андрианна не видела здесь, в Элленгорне, рыжеволосых. Или, возможно, прелат сочтёт черты лица Андрианны слишком простыми?..

— В облике видимых изъянов нет, — сказал прелат, и писарь тут же вновь противно заскрипел пером. — Вы единственный ребёнок ваших родителей, дитя?

— Нет, ваше преосвященство, — ответила Андрианна, стараясь не обращать внимания на раздражающий скрип пера, — я вторая из пяти дочерей па... сеньора Анжея и сеньоры Лижбетты Казицини.

Подумать только — Андрианна едва всё не испортила!.. С языка едва не сорвались привычные для шеляртской девочки «пан» и «пани» вместо элленгорнских «сеньора» и «сеньоры»! Как стыдно было бы, если бы шеляртские обращения всё же прозвучали!.. Андрианна, должно быть, тут же провалилась бы под землю, не сумев справиться со смущением! Впрочем, прелат и писарь, кажется, не заметили небольшой заминки.

— Хорошо, очень хорошо — ваша мать достаточно плодовита, — одобрительно кивнул прелат. — Назовёте ваши стихии, дитя?

— Вода и воздух, ваше преосвященство.

Подобное сочетание стихий считалось вполне хорошим для барышни — пусть, быть может, и чуть хуже сочетания воды и земли. Сеньора Маргрете ещё в первые дни пребывания Андрианны в столице заставила её ещё раз пройти с десяток магических тестов на принадлежность к стихиям (будто бы те, что когда-то проводились в школе, были недостаточно хороши) и, на пару с сеньорой Каталиной, заключила, что набор стихий Андрианны не должен вызвать ни у кого беспокойства.

— Как часто вы посещаете церковь, дитя? — поинтересовался прелат. — И какие знаете молитвы?

— В Шелярте я посещала церковь раз в десять дней, ваше преосвященство, — ответила Андрианна, а затем смутилась. — Но последний месяц я не ходила в храм — две недели мы с дяденькой добирались в столицу из Шелярты, и останавливались только на ночлег, а с момента прибытия в столицу я молилась только в домовой церкви своего дяди. Мне сказали, что я буду ходить в храм, когда дуэньи убедятся в достаточном соответствии моих манер элленгорнским обычаям.

Прелат молча кивнул. Перо писаря опять заскрипело.

Андрианна принялась перечислять молитвы, которые она знала — к счастью, бесконечные уроки сеньоры Каталины не пропали даром. Теперь Андрианна и сама была рада её урокам. В Шелярте сёстры Казицини, если маменька не видела, нередко молились по детскому молитвослову, не содержавшему, должно быть, и трети молитв!.. И здесь, в столице, если бы за Андрианну не взялась сеньора Каталина, это могло всерьёз испортить ей жизнь, перечеркнув судьбу в одночасье.

Прелат попросил вознести некоторые из названных Андрианной молитв, и та тотчас сделала это. Слова лились так легко и свободно, будто бы Андрианна всё свободное время только и делала, что молилась.

— Напиши — воспитана в вере и благочестии, — подвёл итог прелат, кивнув писарю. Тот записал.

Всё шло, кажется, вполне хорошо, подумала Андрианна. Прелат вроде бы выглядел вполне довольным увиденным и услышанным. Если всё и дальше пойдёт хорошо — Андрианна, вероятно, получит желанное благословение, и тогда можно будет с чистой совестью готовиться к свадьбе.

— Занимаетесь ли вы рукоделием, дитя? — спросил прелат, и Андрианна, чуть помедлив, решила честно признаться в том, что пусть вышивание и вязание даются ей легко и приносят радость, кройка и шитьё не всегда приносят столь безупречные результаты, как хотелось бы маменьке и дуэньям.

— Не слишком ли сеньорита невинна, юна и скромна для королевского двора? — поинтересовался вдруг писарь с чуть заметной насмешкой. — Ещё испугается наших диких нравов да решит сбежать обратно в... Откуда вы, сеньорита?

Андрианна смутилась. Тон писаря показался ей почти оскорбительным, и в то же время Андрианна не могла точно сообразить, что именно так её задело. Насмешка?.. Но Стефания порой отзывалась о некоторых качествах Андрианны в сто раз насмешливее! Или же влияло то обстоятельство, что здесь, в соборе, перед прелатом, Андрианна не имела права как-либо ответить, кроме как спрятать глаза, устремив взгляд вниз?..

— Мирткор, помолчите в кои-то веки, скверный вы мальчишка! — тон прелата был столь ледяным, что, будь Андрианна на месте писаря, точно испугалась бы. — Кто дозволил вам говорить в подобном тоне?

— Как вы не устаёте мне повторять с моих семи лет, ваше преосвященство: я — скверный мальчишка, — рассмеялся писарь, кажется, ни чуточки не испугавшись холода в голосе прелата, — а значит, и дозволение мне не требуется.

Прелат обернулся к Андрианне, вновь оглядел её оценивающе, задумчиво. Андрианна едва могла дышать от волнения. Что скажет ей прелат? Не решит ли, что нелюбовь Андрианны к шитью одежды является непреодолимым препятствием на пути к браку с королём? Не стоило ли Андрианне соврать? Впрочем, можно ли вообще было лгать рукоположённому лицу в стенах капеллы?

— Я благословляю вас, дитя, исполнить свой долг перед королевством и вашим будущим супругом, — наконец, после довольно-таки долгой паузы сказал прелат, и его слова заставили сердце Андрианны трепетать от облегчения и всепоглощающего счастья. — Будьте стойкой и терпеливой на том пути, что предначертана вам судьбой.

Она едва не забыла о том, как следует действовать дальше. Насилу удержалась от того, чтобы вскочить и по давней привычке — как нередко действовала в случае, если папенька или дяденька Сержиус что-то дарили ей — кинуться своему собеседнику на шею. Слава небесам, что удержали Андрианну от столь опрометчивого поступка!

Вместо этого она поднялась неторопливо, поклонилась (не по-шеляртски, а отчасти похоже на реверанс, что следовало делать в элленгорнском светском обществе), поблагодарила и пообещала (теми словами, что заставила заучить сеньора Маргрете) исполнить свой долг перед Эларом, затем подошла поцеловать край рукава прелата, после чего неторопливо (пусть холодный пол почти заставлял пальцы на ногах подгибаться) пошла к выходу из капеллы.

На золотые саркофаги, во время беседы находившиеся слева от Андрианны, она старалась не смотреть. Шаг, другой — и вот Андрианна вновь оказалась перед резными деревянными дверями, за которыми её уже ждала сеньора Маргрете. Открыть дверь, шагнуть за пределы капеллы, затворить дверь и только после этого выдохнуть под пристальным вопросительным взглядом дуэньи.

— Благословил!.. — прошептала Андрианна одними губами, и сеньора Маргрете улыбнулась и принялась помогать воспитаннице обуться.