Шепот ветров прошлого (гет)

Яков вез едва начавших согреваться пассажиров. Он сам был напряженный, злой, то и дело сверяясь с картой, и очень сердясь при этом, лихом вспоминая Бургень и все близлежащие окрестности, пока осмелевший водитель не начал подсказывать, где свернуть.

Аня смотрела на жениха с сочувствием. Он тоже переволновался. Девушка положила руку к нему на предплечье.

— Успокойся, Яша, все нормально, — смущенно и с сожалением сказала она.

— Нормально? Да они тебя чуть не угробили. Никто не собирался ехать на помощь. Ни один человек, кроме меня, вас не хватился. Взаимовыручка в этой дыре на грани фантастики. И это в мороз, в районе не полностью покрытой сотовой связью! Работать здесь — геройство на грани самоубийства.

— А никто и не горит желанием, — флегматично сказал Николай Палыч, — так, мы свой век доживаем.

Яков промолчал.

Аня нащупала пальцы жениха и сжала.

— Согрелась? — уже мягче спросил он.

— Да, все хорошо, — сказала девушка.

Яков с сомнением посмотрел на нее, но промолчал.

— Дома ничего нет, — коротко предупредил он. Я вас в больнице ждал, прием вел, затем машину искал.. Гречкой и грудинкой, разваренной до состояния тушенки ужинать будем.

— Что ты, гречка — это же пища богов, ее на морозе лесорубы едят и не мерзнут! — примиряюще улыбнулась Аня, пытаясь расшевелить мрачного Якова.

— На печке два ведра горячей воды стоят, ноги тебе распаривать будем, — поиграл желваками жених, не думая улыбаться. Настроения не было.

— Ножные ванны? Может и горчичный порошок есть? — спросила Анна.

— Горчицы нет, — покачал головой Яков.

— Горчичный порошок я дам, — пообещал Николай Палыч. — Вот высадите меня, я дома посмотрю.

— Спасибо, — кивнул Яков.

— А завтра... я дома, у нас выходной, все будет по-другому! И печь вместе натопим, и обед сделаем, — сказала девушка.

Яков с сомнением посмотрел на Аню.

-Надо доделывать дела и возвращаться домой в Приозёрск, — тихо сказал он. — У меня есть новости по нашему делу.

— И у меня! — обрадовалась Аня. — Говори же скорее.

— Не здесь же, поговорим, когда доедем, — покачал головой Яков.

Он видел, что Анна буквально не сидит на месте от нетерпения, так ей хочется услышать новости, но не делиться же информацией при возможных свидетелях!

Едва они высадили согревшегося водителя у дома, получили свою горчицу вместе с рекомендациями о ножных ваннах, как Аня потребовала:

— Ну же, Яша, что ты узнал?!

Яков покосился на отца, но решил говорить при нем.

— Была у меня на приеме одна дама с рожистым воспалением, так вот, она оказалась соседкой Зубовых.

Вероника купила дом в Бургени всего два месяца назад, переехав из соседнего села, где жила недалеко от матери...

О причинах переезда Зубовы не распространялись. Так вот соседка мальчика Сахрата никогда не видела и сильно удивилась, когда узнала, что он вообще существовал и тем более пропал. Других детей видела, а потеряшку — нет.

Аня сжала виски, пробуя сосредоточиться.

— О чем это может говорить? — задумчиво спросила она обоих мужчин.

— Либо Сахрата не привозили в новый дом вовсе, либо держали взаперти и не показывали, либо... — начал строить версии Яков.

— Либо соседка просто не обратила внимание на ребенка или перепутала. У Вероники сын такого же возраста, — возмутился Платон. — Вы пользуетесь ситуацией, чтобы свести счеты и собираете ненужные сплетни.

— Мы расследуем! — воинственно подняла пальчик Анна. — Пропажу и возможную гибель маленького мальчика. Дело по какой статье возбудили? Убийство малолетнего. Вот так-то!

— Ладно Яков, он на них всю жизнь зуб точит, но ты за что так Веронику ненавидишь?

— Никого я не ненавижу, я за правду... — возмущенно начала оправдываться Аня, но Яков решительно перебил ее. Мужчина покровительственно сказал:

— Так, Аня, мы молчим и НЕ оправдываемся, не трать энергию.

Аня подавила протест.

Платон попробовал рассуждать логически и достучаться до сознания упрямого сына и его молоденькой девушки:

— Многие, с кем я говорил, не верят, что мальчика найдут живым, логично, что дело возбудили по статье "Убийство". Вы безо всякого на то основания думаете, что семья или лично опекун с ним что-то сделали.

Отбросьте эмоции и порассуждайте здраво: очень много факторов и вне версии о виновности приемной семьи, тем более, что Веронику дважды проверяли на полиграфе. Вокруг несколько поселков, лес. Дикие звери, алкаши, наркоманы, бомжи, другие люди нестабильные, сидевшие. Посмотрите даже, какой контингент в больницу идет, сколько маргиналов. Ребенку вообще опасно на улице без внимания взрослых быть в утреннее, ночное, вечернее время суток.

— С этим я согласен, — раздраженно кивнул Яков.

Платон продолжал:

— Это время особо уязвимое, вся "нечисть" вылазит. То есть, вполне вероятно, что Вероника не доглядела, и мальчишка сбежал из дома, на улице тоже могло многое случится: украли, авария, инцидент на железной дороге и так далее. Много факторов, если взять во внимание то, что есть вероятная, но неподтвержденная психиатрическая болезнь, то вообще не ясно, куда ребенка могло занести. Если там реальный дебют шизофрении, то это тяжелейшее заболевание. У взрослого человека может быть дезориентация, не говоря о ребенке.

— Ты меня не убедил. Выглядит все логично, но факты говорят против этой семьи, — твердо заявил Яков. — Неоднократные эпизоды физического и психического насилия в прошлом, постоянные жалобы на ребенка и попытки "продавить" ему заочно психиатрический диагноз, попутно обеляя свою репутацию.

— Ну, Яшка, ты и циник злопамятный! — развел руками Платон. — О Веронике все, кроме тебя, отзываются исключительно хорошо. Многодетная мать, жена военного, учительница географии в школе. Плохо говоришь о ней и о ее матери пока ты один!

— Может, и у меня шизофрения? — с издевкой предположил Яков.

Ужин прошел в тягостном молчании. Аня буквально кожей чувствовала, как сидящие за одним столом мужчины за столом словно кипят от злости.

Она старалась поухаживать за обоими, но сначала Яков отверг ее помощь, отобрав нож для резки хлеба и усадив ее парить ноги, а после ужина и Платон Михайлович отобрал тазик для посуды, заявив, что сам все вымоет, а женщинам и детям, после таких приключений пора в постель.

Яков помалкивал. Он сидел у жарко натопленной печки и сердито, даже упрямо, подкидывал туда поленья.

Аня оглядела "семейную идиллию" и вздохнула. Делать нечего. Покосившись на непримиримых спорщиков, она решила готовиться ко сну. Девушка взбила обе постели и ушла спать.

Иногда ей казалось, что Яков сердится и на нее тоже, за все сразу, особенно за то, что она невольно становится свидетелем чего-то совсем сокровенного.

Однако этой ночью ее жених, как всегда очень крепко обнимал ее, целуя куда придется — в щеки, волосы, лоб, а она, в ответ, целовала и замирала о нежности. Вынужденное воздержание затягивалось, но сегодня оно не тяготило их, каждый думал о событиях дня и вечернем разговоре что-то свое.

— Ты не думал, Яша, что твоему отцу так проще — не верить? — тихо спросила Аня. — Представь, что с ним будет, когда откроется вся правда, а она откроется, я уверена.

— Мой отец — мужчина, а не баба беременная, и нечего с ним миндальничать. Он обязан принять все как есть, — категорично сказал Яков, привлекая невесту еще ближе. — И мне плевать, насколько больно ему будет. Все это заслуженно. По грехам будет и расплата.

— Значит, ты согласен с тем, что ему будет больно? — спросила Аня.

Яков не ответил, лишь сердито выдохнул.

На другой день анестезиолог Иван, заручившись согласием главного врача, ушел проверять в тайгу свои силки и капканы. Доктор очень надеялся, что пока бегает на лыжах, ничего серьезного не произойдет. Все-таки он — единственный специалист на всю округу, и ему иногда нужен выходной! Тем более оказалось, что один из хирургов, тот что постарше, был еще старой школы. Платон Михайлович по собственным утверждениям, обладал великолепными навыками операций под местным обезболиванием, ежели что экстренное, такое, на что санавиацию не вызовешь. Таких острых патологий не так много. Ущемление грыжи, аппендицит...

Яков, когда услышал, что единственного анестезиолога отпустили, очень удивился такому положению вещей.

Как специалист Иван ему нравился. Замечательный парень, тем более, первую категорию недавно получил.

Вот только охотой не на шутку балуется!

— Капканы? — удивилась Анна, услышав, как Платон Михайлович нахваливает парня.

— Можно сказать, родился с ружьем в руках. Они тут все понемногу охотники, тайга  же рядом. В общем, он капканы и пошел проверять. Сейчас его нет! — объявил Штольман-старший. — А что такое, почему паника?

- Да нет, ничего... а когда он придет? — изумилась Аня.

- Когда, когда, - начал почему-то раздражаться Платон. - Как обычно!

- Извините, - стесняясь своего явного невежества, задала Анна следующий вопрос: 

— А обычно - это когда? Я же охотничьих порядков не знаю…

Штольман-старший с удивлением посмотрел на нее, словно на ребенка, не понимающего самых элементарных вещей:

- Как обычно - это от двух дней до пяти. У Ивана там зимовье есть, не бойся, не замерзнет!

- Так, а что тогда делать, если, не  дай Бог, что-то серьезное произойдет? Ну, не знаю, прободная язва там, ножевое ранение в живот, да хоть что. Как  без анестезиолога?! — изумилась начитанная, но неопытная Анечка.

- Сплюнь! Здесь же охотники все, если кого ножом саданут или с ружьишка пальнут - то все, амба! Медицина не нужна! Профессионалы! По мелочи, типа недавнего харакири, сами справимся. Аппендициты есть, грыжи ущемленные, панариции, раны, переломы, вывихи, но все под новокаином можно сделать. Я местной анестезией хорошо владею. Была на таких операциях?

— Нет, — с волнением студентки ответила Аня.

— А мне приходилось оперировать, и не раз. Без анестезиолога все равно, конечно, как-то тоскливо. Но если уж совсем невмоготу будет - санавиацию вызовем, — заверил Платон.

* * *

При ежедневном обходе пациентов стационара выздоравливающий Антон Севостьянов, отводя глаза, потребовал у Якова Платоновича срочно вызвать полицейских.

— Тебе зачем? — изумился Штольман. Они вчера тебя подробнейшим образом опросили, полдня провели тут, грязи натащили. Здесь палата чистой хирургии, зима, опять же, инфекции, а ты хочешь устроить проходной двор. "Гостинцы" тебе передавать не разрешу, хочешь-не хочешь, а "сухой закон" соблюдать придётся. В твоем состоянии от алкоголя острый психоз может случиться.

— Да не, вы не на те рельсы, доктор... Я хочу кое-что рассказать про пропавшего мальчика, — отвел глаза Антон. — У меня, как дом сгорел у родителей, я полтора года жил с этими ведьмами, пока не сбежал. Мальчишке тогда четыре было.

— Аня, — кивнул Яков, — на моем столе контакты местного отдела, звони, проси приехать. — Антон Иванович у нас вроде бы в ясном сознании, врать или бредить не должен.

— Может, ты позвонишь? — спросила Аня.

Ей было нехорошо. Дух маленького Сахрата вдруг пришел к больному и сел у изголовья.

— Там скорая приехала, — озадаченно посмотрев на невесту, сказал Яков.- С тобой все в порядке?

— Да, да, — встрепенулась Аня. — Я тогда сама немедленно позвоню в отдел. Не беспокойся.

Штольман критически посмотрел на девушку и вздохнул: не до сантиментов, обоим нужно было работать.

— Яков Платонович, там бабушку привезли, — заглянула в палату постовая медсестра.

Оставив Севостьянова, Штольман пошел осматривать только что доставленную больную. В маленькой больнице смотровая была прямо возле входа, на одной-единственной кушетке.

Пациентка, бабушка 70 лет, больше суток страдала болями в животе. Женщина обратилась в больницу еще утром, но ей сделали только анализы и велели ждать хирурга, то есть самого Якова.

Исследовав пациентку и ознакомившись с результатами ее анализов, Штольман вынес вердикт - "острый аппендицит" и обратился к подоспевшей Анне:

- Анна Викторовна! Готовьте операционную, у нас аппендицит! Платону Михайловичу звоните, потребуется его помощь!

Аня кивнула и побежала исполнять распоряжения. Отец Якова, к счастью, не вредничал, он сразу же согласился помочь с местным обезболиванием.

В кабинете ее настиг озадаченный Яков:

— Ну ты как, милая? Слабость есть? Операцию выдержишь на ногах или замену искать тебе?

— Все в порядке. Дух мальчика приходит к Антону, видимо тоже хочет послушать, что тот расскажет. Я звонила в отдел, полиция обещала прибыть в течение пары часов. Кстати, Платон Михайлович сразу сказал, что придет помочь с обезболиванием.

— Вообще, я аппендициты под местным наркозом оперировал, но если что пойдёт не по плану, нужен более опытный в таких делах человек, — вздохнул Яков.

Яков Платонович как в воду глядел. Операция вышла не по стандарту.

Через сорок минут после разговора с Анной, он уже стоял возле операционного стола, а в качестве ассистента выступал его отец. Основательно обезболив бабушку, Яков сделал первый разрез и увидел… неизмененный червеобразный отросток.

- "Что за черт!" - выругались Штольманы, оба, и старший, и младший. Про себя, разумеется.

- Не волнуйся, - спокойно и даже ласково проговорил Платон. - Добавь новокаина, сюда и сюда, расширь рану вверх и сделай тщательную ревизию брюшной полости.

Аня завороженно наблюдала за ходом операции, без звука подавая требуемое. Они с Яковом настолько наловчились и так быстро сработались, что он только вскидывал руку вверх, и в руках у него тут же появлялся нужный инструмент.

Спустя несколько минут ревизии хирургам открылась истинная причина болезни: гангренозно измененный желчный пузырь, огромный и черный. Он располагался совсем рядом с аппендиксом - это и сбило поначалу докторов с толку. Но если Якову раньше доводилось удалять аппендикс под анестезией новокаином, то желчный пузырь без общего наркоза - еще не приходилось, хотя он теоретически имел представление о таких операциях.

- Ну что, Анна Викторовна, прежде перед вами холецистэктомию не выполняли? - словно читая панические мысли девушки, коварно спросил Платон.

— Я вообще не знала, что это возможно, под местной анастезией, — покачала головой Анна.

— Это старая школа, сейчас так почти не делают, — сказал Платон. — Яков Платонович, обезбольте эту связку и введите в эти точки раствор новокаина.

Через двадцать минут Штольман-младший успешно удалил желчный пузырь под местной анестезией! Честно говоря, Яков не знал, чем бы закончилось дело, если  бы не отец. - Бабушка, вам не больно? Как себя чувствуете? - поинтересовался Яков у пациентки, зашивая операционную рану.

- Все хорошо, милок! Не больно! — заверила храбрая старушка.

Выйдя из операционной, Яков и Аня увидели в коридоре толпу. Это были взволнованные родственники больной.

— Ну как, жить будет? — заголосили они. — Устроили военно-полевой госпиталь!

— Должна поправиться, — сдержанно сказал Яков, прикрывая собой Анну.

— Что вы тут устроили, Пахомыч? — сердито выговаривала толпе подоспевшая санитарка. Жива Ниловна, все в порядке, доктор молодец! А теперь давайте на улицу, здесь хирургия!

— Спасибо, завтра придем! — просияли обрадованные родственники.

В ординаторской Яков сдержанно поблагодарил отца за помощь.

— А вы на службе научились так широко использовать местную анестезию? — благоговейно спросила Анна у Платона Михайловича.

— Конечно. Там в Африке иногда вообще медикаментов практически никаких не было, а народ идет и идет, не только военных же брали, вообще всех, кто обратится. Местную анестезию очень широко применяли, даже кесарево делали.

— И как? — охнула Анна.

— Нормально, зато детишки рождались не отравленные наркозом. Молодые врачи не хотят, отходят, а школа нужная, не всегда анестезиолог под рукой! — убежденно сказал Платон.

— Яков Платонович, там полиция к Севостьянову приехала. Вас просят, — заглянула в ординаторскую постовая сестра.

— Аня, пойдем, — коротко сказал Яков.

В палате чистой хирургии на незанятых койках уже сидели оперативники. Антон, побледневший от тяжелых воспоминаний, рассказывал, что знал:

— В семью к Веронике Зубовой я попал после того, как дом моей семьи сгорел...

Аня слушала пациента и ушам своим не верила: по словам парня, опекунша очень жестоко относилась к пропавшему мальчику, настолько жестоко, что казалось, что им рассказывают страшную сказку.

— Всё это время Вероника обращалась с ним так, как фашисты не обращались, постоянно срывалась на него. Она била Костика, запирала в подполе, била электрошокером, держала в холодной воде, ставила в угол и заставляла приседать.

Оперативники мирно записывали слова Севостьянова в протокол. В палату нерешительно зашел Платон Михайлович и остановился у порога.

Оперативники и бровью не повели, что в палате так много медиков. Все-таки человек после операции, может помощь понадобится!

"Пусть послушает" — злорадно подумал Яков.

— В первое время после приюта Костик воровал продукты из холодильника, потому что раньше недоедал. И его так наказывали за это! — закатил глаза Антон. — Вообще он ее раздражал всем.

— Значит, вы утверждаете, что мальчик не мог уйти из дома сам? — уточнил один из полицейских.

— Костя во всем слушался опекуншу и очень боялся, — заявил Севостьянов.

— Надо повторно опрашивать детей, — заявил другой полицейский.

— Никто из опекаемых не скажет, что на самом деле происходит дома, потому что им тоже страшно. Другие ребята тоже шпыняли Костика, и Вероника их за это поощряла, — сказал парень.

Платон не верил ни единому слову этого парня. У этого молодого алкаша был повод оговорить Веронику — личные обиды. Мужчины себя так не ведут!

Аня с ужасом слушала показания пациента о том, что детей Вероника заставляла записывать видео с приступами у мальчика.

— Она поднимала Костю за шею и душила. После этого наступали моменты потери сознания, тремор, как будто у Костика припадок. Вероника заставляла это записывать на видео, чтобы также показать психиатрам. Кадры эти нас потом заставляли с телефонов удалять.

— Но в полицию почему не заявили? — скептически спросил оперативник. — Мы боялись сообщить, потому что нас запугивали. Наше дело было следить за младшими и отводить их в садик, — объяснил Антон.

Аня вновь увидела призрак маленького Сахратика. Он сидел "в ногах" у свидетеля и делал вид, что с аппетитом ест виноград.

Тут ей стало совсем плохо, она покачнулась, после чего Яков моментально усадил ее на стул.

— Завтра надо обыски по месту жительства проводить. Если они убили, будут следы крови, — коротко сказал один из оперативников.

— Не знаю, — задумчиво сказал другой. — То, что описали мы тут, дублирует какой-то знакомый фильм ужасов. Весь набор пыток, еще и с подвалом. И все об этом молчали, в том числе и сам Севостьянов, который "сбежал" и сказочник он еще тот!

* * *

После того, как сотрудники полиции покинули больницу, на прием к Платону заявилась и сама Вероника Зубова.

Взбешенный Яков чуть не выставил ее за порог, но сдержался. Оперативники еще должны были раскрутить эту историю и собрать доказательства, поэтому он не стал связываться.

Вероника вела себя вежливо, улыбаясь несколько недоуменно, словно не понимая, отчего от нее шарахаются. Аня вообще прошла мимо нее "по стеночке".

Яков с Анной отправились домой обсуждать услышанное.

— Надо вызвать духа, — убеждала жениха девушка. — Он контактный, может расскажет о своей смерти.

— Не раньше, чем выпьешь сладкого чая и немного полежишь, — не согласился Яков. — На тебе лица нет!

* * *

Платон задумчиво слушал версию Вероники. Опекунша пришла за поддержкой родственника. Он налил трясущейся от возбуждения родственнице немного успокаивающих капель.

— Этот Антоша жил у моего мужа вместе с братиком без доверенности... У матери супруга тоже были опекаемые... Антон с биологическими родителями после пожара совсем не общался. Они пили, гуляли и "подарили" нам своего сына. Мы также одевали, обували Антона! Платили за репетитора. Я устроила его в техникум...

Сегодня мой муж, наконец, вышел на связь. Он сам разберется со своим племянником. Я считаю, это личные разборки! Какая-то бабская истерика, что сейчас этот Антон на каждом углу будет меня поливать грязью, — расстроенно всхлипывала Вероника. — Я психиатрам ни разу не показывала никакие видео!

Старый хирург очень хотел ей верить, что мальчик сбежал сам, но верилось уже с трудом.

— Я собирала документы, чтобы определить Костика в спец. учреждение, должна прийти опека... Вот он и сбежал. Может, другие дети ему сказали, что его увезти могут... — каялась Вероника

* * *

Яков отпаивал Анну сладким чаем. Он ясно видел, как это ей нужно.

Несмотря на слабость, девушка рассуждала:

— Если даже треть от того, что Севостьянов озвучил, правда, значит мы имеем дело с женщиной — садистом, которая отрывается на слабых, или подсознательно тянется к жестокости.

— И вполне может на детях и зарабатывает, — кивнул Яков. — Все это надо проверять. Пусть следственный комитет и занимается, и проверит не единожды.

Он достал планшет и открыл сайт областных новостей.

— Вот тут последний релиз, — сказал Яков.

Штольман бегло начал читать:

"Отрабатываются основные версии пропажи мальчика. Первая — самовольный уход, так как ребенок состоит на учете и ранее покидал место проживания, но был найден родителями. Также отрабатывается версия совершения противоправных действий иными лицами, проживающими в районе места жительства семьи. Отрабатывается версия совершения преступления родственниками либо опекунами. Местонахождение ребенка до сих пор не обнаружено".

Аня внимательно слушала.

— Ты больше не дрожишь? — спросил Яков, нежно прижимая девушку к себе. — Тебе лучше?

— Да, — согласилась Аня. — Все в порядке!

— Я вот думаю, в порядке версии, а мог ли мальчик давно пропасть? Была же информация, что он прямо перед визитом опеки пропал? — вдруг резонно спросил Яков.

— Главное бы узнать, когда его видели последний раз соседи или другие посторонние , а не члены семьи! — подхватила Аня. — Могло быть и так.

— Не забывай, что опекун получает ежемесячные выплаты от государства на опекаемого. Я смотрел ее интервью, на протяжении всей речи у опекунши руки спрятаны за тело. Вероника сцепила их сзади — намертво. Это — один из признаков хорошо продуманной и заготовленной лжи. Она очень уверена в себе, эмоций мало... если бы Вероника переживала — она бы показывала руки, махала бы ими ... здесь нет — строгий рассказ без эмоций. Есть все — таки что ей скрывать.

Слишком спокойна, — горячился Яков.

— Детсад! — вдруг вспомнила Анна. — В моих видениях мальчик показывал детсад. Нужно поговорить с воспитателем.

Сегодня Якову и Анне, наконец, удалось уединиться без риска быть застигнутыми. Посовещавшись, они решили запереться изнутри.

После этого влюбленные спрятались под одеяло, словно подростки.

Жаркие жадные поцелуи Анны лечили его, смиряли подавленный гнев и ненужные воспоминания.

— Люблю тебя, — шептал Яков и мир после этих слов исчезал в огне.

Их дыхание смешалось, образуя невидимый кокон из тепла и нежности. Каждый миг, казалось, растягивался в вечность, и время теряло свое значение внутри этой скорлупы уединения. Яков чувствовал, как напряжение медленно покидает его тело, изливаясь и оставляя только легкость и спокойствие. Ее губы, мягкие и полные, будто обещали защиту от всех бурь внешнего мира. Он, позволяя себе забыть обо всем на свете, погружался в это искреннее тепло, которое редкий человек способен дарить другому.

Внутри их кокона не было ни хода времени, ни нужды в словах — лишь интенсивная близость, соединяющая их мысли и чувства.

* * *

Спустя два часа в квартиру вернулся Платон. Яков открыл ему. Они с Анной, вдоволь намиловавшись, уже давно спали. От короткого стука в дверь девушка даже не проснулась.

Зайдя в квартиру, непривычно тихий и мрачный Платон бесцветно сослался на усталость, и отказавшись от ужина, быстро лег спать.